10 причин моей депрессии

      4 часа утра, а я так и не смог уснуть. Сказать, что вся эта ураганная тема неплохо так напрягает меня, значит не сказать ничего. Кстати, буря утихла ближе к двум часам ночи, но оставила жителей нашего тихого городка потрясенными — здесь даже дожди редко идут, я уже не говорю про грозы и прочую мерзкую непогоду, а тут… буря. Все местные новости враз заговорили об этом, невозможно было включить телевизор и не услышать по какому-то из каналов «мнения экспертов по поводу бури в Намимори» или «интервью с синоптиками: что они думают о буре?». Насколько же омерзительно быстро наши СМИ распространяют бесполезную информацию и насколько долго замалчивают действительно важную. Кто знает, сколько за последний учебный год в нашей школе произошло изнасилований? А в нашем районе? Не знают даже те, кто этим занимался.       Все социальные сети вмиг заговорили о нас, особенно обеспокоены жители близлежащих городов. А ведь нужна была лишь одна буря, чтобы о нас вспомнили другие. Но ранее никого не интересовало, что происходит в стенах этого города. Даже если происходило что-то поистине ужасное, это крайне редко выходило за пределы города. Маленький и тихий городок на самом деле только кажется таким, и самая элитная школа этого городка — моя, конечно же, — только внешне не напоминает маленький филиал ада, где властвуют демоны, озлобленные на всё человечество.       Кстати, о социальных сетях. Прости мою глупость, дорогой дневник, и дорогой (дорогие) человек (люди), который (ые) будут это читать после моей смерти, но… Я не смог избавиться от мыслей о новенькой девочке. Она не выглядит здешней, в Японии не бывает девушек с таким цветом волос. Я бы списал всё на то, что она крашеная, но ее акцент напоминает западный, а ее черты лица уж точно имеют мало общего со стандартными чертами лица обычной японки. Я искал любую информацию о ней, к которой только мог иметь доступ, проще говоря — если загуглить ее имя, не найдешь ничего, кроме пары аккаунтов в социальных сетях. Я нашел ее инстаграм — hayato_goku, и ее первый и последний пост — фотография руки с сигаретой, датируется пятым октября две тысячи пятнадцатого года. Она ни на кого не подписана, ни на одной фотографии не стоит ее отметка «мне нравится», то есть… она просто неактивна. Скажи, я схожу с ума? Или по какой еще адекватной причине я могу нуждаться в этой информации?       Я нашел ее страницу в Фейсбуке. Одна фотография на аватаре, один пост на стене. Написано что-то по-испански или по-итальянски. К черту перевод этой херни, меня не особо волнует, что она хотела этим сказать, суть здесь в том, что эта страница такая же неактивная. Последний раз была в сети четырнадцатого февраля две тысячи шестнадцатого. А теперь скажи, дорогой дневник, какой обычный современный человек в двадцать первом веке не сидит в Фейсбуке и Инстаграме? Я, кстати, и не заметил у нее привычку, свойственную всем моим одноклассникам и одноклассницам, — привычку смотреть в экран телефона каждые пару секунд, бесконечно обновлять ленту и писать сообщения в сети. Да, если честно, я вообще не припомню, чтобы видел у нее в руках телефон. Какой обычный современный человек в двадцать первом веке живет без телефона? С ней определенно что-то не так. Не то чтобы меня пугало отсутствие у нее зависимости от социальных сетей, но… кому я вру, меня это пугает. Может, она даже еще не видела мое видео? Хотя, разве это имеет значение, если она уже при всем классе окрестила меня полным неудачником? Но всё же. Кто она вообще такая?       — Тсу-кун! — слышится снизу.       «Только что же было около пяти утра…» — Тсунаеши встает из-за стола и смотрит на часы, висящие на стене прямо над дверью (как банально). Те показывают половину восьмого, а это значит, что уже через пятнадцать минут нужно выйти в школу.       «Черт, черт, черт, как я мог сидеть так долго и не заметить… Неудачник, неудачник, глупый неудачник…» — мысленно ругает себя парень, поспешно спускаясь вниз по лестнице. — Тсу-кун, завтрак уже готов! — встречает его внизу Нана. — Мам, не сейчас, — отмахивается парень, наспех засовывая книжки в портфель. Свой коричневый блокнот он кладет сбоку, отдельно от других. — Возьми его с собой тогда! — мама начинает укладывать яйца и бекон в маленькую коробочку. Тсунаеши закатывает глаза, но все-таки берет эту коробочку и кидает ее в портфель. — Удачного дня, Тсу-кун! — машет она рукой в спину сыну.       Гокудера восседала на краю крыши, как царица на троне. Выпрямила спину, задрала голову кверху, положила одну ногу на другую и… протянула вперед руку с тлеющей сигаретой. Тсунаеши сразу заметил ее: трудно было оставить девушку, выбравшую для своего отдыха такое место, без внимания. Парню даже показалось странным, что остальные ученики не столпились под крышей, пытаясь выведать, как же пробраться наверх и составить компанию девушке, или же, может быть, наоборот, угрожая ей жалобами директору. Завидев Тсуну, Гокудера помахала свободной рукой. Парень не был уверен, что это адресовано ему, но, посмотрев по сторонам, понял, что все остальные девушку просто не замечают, так что других вариантов не оставалось. Он на время застыл на месте, думая, насколько странным казалось ему ее поведение, а затем просто пошел дальше, решив проигнорировать ее. «Это против правил школы!» — все-таки выкрикнул кто-то, кто увидел Гокудеру в одно время с Тсунаеши. В ответ пепельноволосая вытянула вперед вторую руку с оттопыренным средним пальцем. Она докурила свою сигарету и потушила ее о крышу, а затем скинула вниз, на проходящих мимо школьников, и поспешила удалиться, чтобы не стать объектом обсуждения снова.       Мне со вчера казалось, что она хочет быть объектом обсуждения. Она хочет быть в центре всего, но при этом стоять на окраине. Хочет, чтобы о ней говорили, чтобы ее знали, чтобы ее уважали, но при этом собирается вести себя так, чтобы оттолкнуть всех от себя. Хочет быть в стороне и в то же время быть причастной к тому, что происходит вокруг нее. Мое мнение? Она запуталась в себе, и все ее поведение — лишь показуха, чтобы скрыть то, насколько она на самом деле растеряна. Но люди слишком тупые: они судят других только по внешнему виду. А ее вид открыто говорит о том, что она сильная, независимая, смелая бунтарка. Кстати, мне все же стал интересен перевод фразы на ее стене в Фейсбуке. Nessun rimprianto, nessun rimorso. «Никаких сожалений». Или «ни о чем не сожалею». Смысл понятен. Еще больше стал верить в то, что внутри она просто пустышка. Внешняя составляющая — всё, о чем она заботится.       Тсунаеши откладывает дневник в сторону, как только звенит звонок на урок. Поворачивая голову в сторону, он видит ее. Конечно, дурень, кого ты еще ожидал увидеть? Странно, что она не пересела на другое место, когда поняла, с каким неудачником находится рядом. Она помахала ему рукой еще раз. Он снова проигнорировал и отвернулся. Учитель опаздывал на урок, и Тсунаеши вновь развернул свой дневник.       Скажи мне, пожалуйста, дорогой дневник, как перестать строить глупые надежды? Парень перевел взгляд на Киоко, что сидела на одной из первых парт. Она тихо посмеивалась, как и девочки в ее компании. Хару, Ханна… У них не было пары на выпускной, но они все равно не сказали бы «да» Тсуне. Он был уверен в этом настолько, насколько был уверен в том, что убьет себя уже через девять дней. В итоге он снова опускает свой взгляд в блокнот и продолжает криво калякать черной ручкой.       Со вчерашнего дня у меня появилась надежда, что эта новенькая не такая, как все остальные. Что она не станет высмеивать меня, не будет питаться сплетнями, которыми буквально наполнен каждый кубический миллиметр этого воздуха. Но, после вчерашнего? Будет глупо с моей стороны в очередной раз сделать первый шаг, подойти к ней, заговорить, а потом… Еще одно видео? Осуждающие посты во всех социальных сетях? Снова десятки тысяч тонн унижений и насмешек? Тому видео уже несколько месяцев, а многие каждый день смеются с него, как в первый раз. Я хочу сказать ей, чтобы она отсела от меня. Пересела куда подальше. Не хочу видеть ее. Она напоминает мне о том, что нельзя верить людям. Напоминает, как обманчив внешний вид. На самом деле, мне просто тяжело осознавать, что очередная моя надежда почти что разбита. Тяжело думать о том, как бы было классно выйти из своего образа неудачника, но знать, что этого никогда не произойдет. Смерть — единственный вариант избавиться от этого клейма. Стать чистым, смыть с себя весь позор. Это и есть правильное решение.       Урок проходит как обычно. Настолько скучно, что Тсунаеши ни разу не отрывает взгляд от окна. Со звоном звонка парень подрывается со своего места и бежит в уборную. Он становится перед зеркалом и смотрит на себя.       Неужели я действительно настолько уродлив? Эти растрепанные волосы, эти глаза непонятно какого цвета, этот кривой нос, слишком тонкие губы, а руки… что это за руки? Они слишком худые, почти что костлявые, пальцы короткие… Что с моим ростом: почему я такой низкий? Даже та новенькая, даже она будет повыше меня на пару сантиметров… И почему я только о ней и думаю…       Тсунаеши закрывает блокнот после того, как оставляет в нем еще одну до невыносимости криво написанную запись, и кидает его на дно портфеля. Через мгновение в руке парня появляется лезвие. Деньги, которые мама давала ему на обед в школе, были потрачены на упаковку лезвий для бритья, которые Тсунаеши ни разу не использовал по назначению. Он задирает рукав рубашки и заносит лезвие над рукой. — Ненавижу, ненавижу, ненавижу! — он, даже не задумываясь, оставляет на руке пару средних по размеру порезов. По щеке парня скатывается слеза. Еще один, еще один, еще и еще. Меньше, но больше. Тонкие красные полоски начинают кровоточить и неприятно отдавать жгучей болью. — Прикинь, а вчера я был на вечеринке, и там была она… — именно с такой репликой в уборную заходит компания парней, которые до этого момента были увлечены обсуждением девушек — банально для парней такого возраста. Их взгляды встретились с перепуганным взглядом Тсунаеши, который тут же бросил лезвие в портфель и спустил рукав рубашки обратно. Растолкав парней, он принялся бежать. Неважно, куда. Подальше отсюда. — Ну-ну, стой! — за край рубашки его схватила сильная мужская рука. Одному из тех парней, которых Савада неожиданно встретил в туалете, явно не понравилось такое «прощание», с каким он ушел. Практически сразу подошла и вся компания того парня. — Не расскажешь, чем это таким интересным ты занимался в туалете? — включился один из членов компании. — Да, Савада, расскажи, нам очень интересно, — тот, что держал его за шкирку, теперь занят слишком выгодное положение: он стоял почти что прижав Тсуну к стене. У парня не было ни малейшей возможности пошевелиться, не говоря уже про побег. — Покажешь нам свои красивые ручки? — поддержал друга еще один из компании. — Мы хотим, чтобы все видели, как мы заботимся о тебе, Савада. — Не трогайте меня! — истерично завопил Тсунаеши, зажмурив глаза. — О-оу, наша маленькая девочка плачет, вы видели? — парень, что стоит ближе всего, крепко хватает Тсуну за руку и задирает рубашку. Тсуна отворачивается в сторону и зажмуривает глаза еще сильнее. Он не может видеть еще больше взглядов других учеников на себе, чувствовать еще больше презрения и ненависти.       — Эй, ты, похоже, забыл о существовании термина «честная драка», — слышится громкий и уверенный женский голос. И Тсунаеши понимает, что знает этот голос. Он чувствует, как хватка хулигана ослабевает, и раскрывает глаза, чтобы убедиться в том, что слышал. И — да. Перед ними — Хаято Гокудера. Она демонстративно закатывает рукава своей белой блузы и собирает свои густые пепельные волосы в хвостик. Незаметно кивает Тсуне, когда ловит его взгляд на себе, заверяя: все будет хорошо. — Девочка, это ты забыла, — смеется хулиган, окончательно отпуская Тсуну. Теперь он повернут в сторону незваной гостьи, которая, скрестив руки на груди, одним своим видом заявляет о том, что явилась сюда вершить правосудие. — Да, две девчонки на трех пацанов — это действительно нечестно, но, раз ты такая самоуверенная, что хочешь принять эту драку… — смеется второй хулиган. — Я изначально предупредила, что это будет нечестно, — разводит руками Гокудера, и задиры непонимающе переглядываются между собой. — Вот именно! — вступается третий их товарищ. — Тебе лучше не лезть сюда, глупая девчонка! Мы не думаем, что бить девушек неправильно, особенно если это поможет чуть-чуть опустить их завышенную самооценку, как в твоем случае! Гокудера мотает головой из стороны в сторону и показательно надувает губки. У Тсунаеши появляется ощущение, что она не просто так полезла на рожон. Ощущение, что она прекрасно осознает свое несоизмеримое преимущество над этими тремя. — Эх, бедные мальчики, я ведь не сказала… — с очевидно наигранным сожалением вздыхает она. — Это будет нечестно для вас. — Ты нарываешься, ебаная сука! — срывается один из хулиганов и задирает кулак. Гокудера останавливает его поднятым указательным пальцем на руке. — Я лишь предупрежу тебя, — легонько улыбается она, — начни эту драку — и ты пожалеешь так сильно, как ни о чем и никогда не жалел. Проще говоря, я предлагаю вам выбор: принести свои глубочайшие извинения Саваде Тсунаеши на камеру, вы же, ребята, любите все снимать на видео; или принять эту драку и по своему же осознанному решению нарушить целостность своих костей. Как вы думаете, насколько удобно играть в футбол за титул школы, если, например, твоя нога…       Ей не дают закончить. Один из задир все же сходит с ума и предпринимает попытку ударить девушку по лицу кулаком. Она вмиг приседает и ловким движением ноги сбивает парня с ног, а когда встает, продолжает говорить с еще более широкой улыбкой: — Вы точно хотите этого? — всё, что она успевает спросить. Два товарища лежащего яро рвутся в драку, размахивая кулаками. Вокруг этого уже начинает собираться толпа школьников, жаждущих хлеба и зрелищ. «Давай, мочи ее!», «Ударь его!», — кричат они. И самое главное — почти все камеры телефонов включены, видеозапись идет. Это ей и нужно. Она уворачивается от ударов и наносит в ответ удар локтем одному из хулиганов по спине. Второй отлетает в сторону от мощного удара ее ноги прямо по животу. Тот, что изначально лежал, решает встать и взять реванш. Он поднимает оба кулака на уровень лица и стоит прямо перед Гокудерой, прожигая ту своим озлобленным взглядом. — Ты еще не понял, что лучше не делать этого? — вздыхает она, закатывая глаза. Тут же поднимаются другие два хулигана, и теперь они стоят перед девушкой втроем. — Директор идет! — кричит кто-то из толпы, и часть зрителей тут же разбегается. Но ни хулиганов, ни девушку это не волнует. Первый резко пытается нанести удар кулаком, но Гокудера умело уворачивается и хватает того за руку. Парень вмиг бледнеет: она держит его настолько крепко, что он начинает осознавать буквальный смысл выражения «мертвая хватка». — Сколько костей у тебя в руке? — спрашивает она, ухмыляясь. — Д-две… — наугад отвечает хулиган. — Пусти… — Ты дал неправильный ответ, увы, — пожимает плечами девушка, и уже через долю секунды Тсунаеши и рядом стоящие хулиганы слышат звонкий хруст костей. Парень со сломанной рукой падает на пол, издавая истошные вопли, а его два друга тут же отступают назад. — Куда делась ваша смелость, мальчики? — удивленно вскидывает брови Гокудера. Отряхивая руки, она подходит к одной из камер и продолжает говорить, громко и уверенно: — Так будет с каждым, кто подумает, что он может обижать слабых. «О боже, она же героиня!» — послышался чей-то писклявый голос из толпы. Но девушка не успела получить все лавры: в коридоре появился директор школы, высокий, пожилой мужчина, чьего осуждающего взгляда избегали все ученики. Толпа практически сразу разбежалась, а Гокудера и Тсунаеши остались стоять возле лежащего на полу хулигана. — О боже, — тяжело вздыхает он. — Вызовите скорую! А вы, Савада и Хаято, — он переводит свой суровый взгляд на девушку и парня, — бегом ко мне в кабинет. Приду, как только его заберут в реанимацию. — Но, стойте, я же ничего… — начинает мямлить Тсунаеши, за что получает легкий удар локтем в бок от Гокудеры. — Ни слова! — прикрикивает директор. — Не хватало мне еще подпортить свою репутацию из-за неудачника и новенькой… В кабинет, и точка.       Гокудера, закидывая руки на затылок, спокойно движется вперед по коридору, а Тсунаеши, даже не осознав до конца, что только что произошло, пытается не отставать. — Зачем ты ведешь себя как тряпка? — спрашивает она, когда он все-таки догоняет ее. — Что? Что ты имеешь в виду… — Тсуна уже хочет поспорить, а потом вспоминает, как она называла его неудачником вчера, и у него возникает ответный вопрос. — Зачем ты помогла мне, если знала, что возникнут проблемы с директором? Зачем защитила, если считаешь меня полным неудачником, как и все остальные? — Я не для тебя это сделала, а скорее для того, чтобы дать задирам понять, где их место, — спокойно отвечает она. — То есть, ты не отрицаешь, что… — О боже, твоя рубашка! — прикрывает рот от удивления девушка. Она расстегивает пуговицы на своей и мгновенно снимает ее, оставаясь в одной белой майке. — Держи, переоденься скорее, — протягивает она рубашку Тсуне. Парень опускает взгляд на свою руку и понимает, что так сильно напугало ее: рукав рубашки стал полностью красным от порезов. — Не хочу я переодеваться, — прячет он взгляд. — Я не спрашивала тебя. Сними эту рубашку и надень чистую. Или ты хочешь, чтобы директор задался вопросами, откуда у тебя кровь на… — девушка резко осекается и застывает на месте. — Подожди. Откуда у тебя кровь на руках? Они же, вроде как, не успели навредить тебе… Нет, я точно не видела. Я подошла слишком поздно… — Нет! Неважно! — обиженно восклицает Тсунаеши. Он сдается и берет рубашку Гокудеры, все еще пытаясь прятать взгляд, но в этот раз для того, чтобы ей не казалось, что он пялится на ее грудь, очертания которой было слишком хорошо видно в этой майке. Он снимает свою рубашку, и девушка краем глаза успевает заметить изрезанную руку, до того, как Тсунаеши прячет ее за спину. Своей грязной рубашкой парень вытирает остатки крови с руки и после уже надевает чистую, которая приходится ему как раз по размеру. Гокудера решает не говорить ничего, пройти остаток пути в полной тишине.        Они занимают пару мест в абсолютно пустом кабинете директора и… молчат. Так же, как молчали половину дороги сюда. Тсунаеши избегает даже зрительного контакта с Гокудерой, боится, что она начнет осуждать его и бросаться заезженными фразами вроде «Не делай этого», «Подумай о своих родителях», «Жизнь ведь такая прекрасная». Жизнь не прекрасна. И мне кажется, я понял это вовремя. В последнее время я осознаю это всё чаще и чаще, и, знаешь, дорогой дневник, это больно. С каждым разом все больнее понимать, в каком уродском мире мы на самом деле живем. Знаешь, я даже иногда начинаю подумывать, что… — Что ты там вечно пишешь в этом блокноте? — наконец прерывает тишину Гокудера. Тон ее голоса говорит о том, что она злится, и Савада, понимая это, быстро прячет блокнот в портфель и поднимает голову на собеседницу. — Да так, всякие… бесполезные штуки, — пожимает плечами Тсунаеши. — Ничего интересного. — Ну, если ты так считаешь, — пожимает плечами в ответ девушка. — Здесь скучновато. — Я и не думал, что в кабинете директора должно быть весело, — вздыхает парень. — Особенно когда сидишь здесь в ожидании своего приговора. — Приговора, — прыскает от смеха пепельноволосая. — Странно вы это называете. Скучно… Я не это имела в виду. Она подходит к широкому темному столу, за которым, по идее, обычно восседает директор школы, и начинает аккуратно перебирать бумаги, лежащие там. — Что ты делаешь? — подрывается с места Тсунаеши. — Нельзя копаться в чужих вещах! Это незаконно! Нас могут исключить, могут даже завести судебное дело… — Это если нас спалят, — усмехается Гокудера. — Если. А даже если спалят, то… и что с того? Что с нами случится, Савада? — Нас исключат из школы, Хаято! — истерически выпаливает парень. Он явно боится. Боится даже находиться рядом с ней. От нее веет опасностью издалека, а он не любит опасность. Он любит тишину, спокойствие и стабильность. Никаких рисков, тем более неоправданных. — Не смей называть меня так, — сцепив зубы, произносит она. — Извини, — мнется Тсунаеши. — Ну, может, ты уже прекратишь нарушать законы? — Ну, может, не прекращу. Ну, может, нас исключат. И что? — абсолютно не удивленно спрашивает девушка. — Как будто на этом закончится твоя жалкая жизнь. Тсунаеши замирает. Она ведь права, какая-то часть его понимает это.       Тем временем, Гокудера начинает открывать ящики и вытаскивать их содержимое, один за другим, быстро и оперативно, и вот она доходит до последнего и выворачивает бумаги из него. — Вау, — с восхищением в глазах выдает она. — Смотри, Савада. Она поднимает вверх руку с пачкой денег, к которой скотчем приклеено несколько писем. — Мы нашли золотую жилу, — легко улыбаясь, она ждет реакции замершего на месте Тсуны. — Ты что! — он подходит ближе и тянется за деньгами. — Нельзя их брать, нужно вернуть на место. — Для начала, нужно понять, откуда они. Для этого нужно прочитать эти письма, — она аккуратно отклеивает скотч и разворачивает бумаги. — На, вот тебе, — один из листов она протягивает парню. — Я не буду это читать! — отворачивается Тсунаеши. — Не хочу быть исключен из школы из-за тебя! — Из-за меня, из-за кого-то еще, из-за себя, какая разница? — не отрывая глаз от бумаги, спрашивает она. Он нервно сглатывает. Ее умение убеждать поражает, хотя она даже не прикладывает особых усилий. — А директор-то ваш неплохо так промышляет коррупцией… — загадочно протягивает пепельноволосая. — Тот хулиган, которому я сломала руку, вот же он… Его приняли сюда только благодаря его родителям, которые отвалили нихуевую кучу бабла этому старому мошеннику. И вот еще… — она вытягивает еще одну бумагу из стола, — часть его переписки с теми, кого принимали не за достижения в учебе, не за хорошую успеваемость и высокую активность, а просто за… пару тысяч евро. — Евро? Мы же в Японии, — настораживается Тсунаеши. — Ах, да, — она легонько хлопает себя по лбу. — Примерно двести пятьдесят тысяч йен, извини.       — Кто ты вообще такая? — заглядывая девушке прямо в глаза, интересуется парень. — Я? — она откладывает бумаги обратно и смотрит в глаза парню. — Ответ тебя поразит, думаю, ты к нему не готов. Тсунаеши настораживается еще сильнее, но всё же кивает и произносит: — Рассказывай уже. — Я самая что ни на есть обычная девушка, — усмехается Гокудера. — Я не это хотел услышать! Ты побила трех огромных верзил, которых боится вся школа, и при этом на тебе ни царапины. Ты нашла вещи, что компрометируют нашего директора, которые могут повлиять на его потерю этой должности, которую он занимает уже несколько десятков лет, и его репутация всегда была чиста, я не понимаю… — Спокойно, — смеется девушка. — Дыши глубже, говори медленнее. Не волнуйся, — по ее расслабленному выражению лица парню становится ясно, что она не воспринимает всерьез его заинтересованность в заданном вопросе. Она вновь хочет уйти от ответа, и она сделает это так, что у него не будет возможности придраться к ее словам. — Нет, ты не понимаешь! — чуть-чуть разозлившись, прикрикивает он. — Я не верю ни единому твоему слову! Ты… твое поведение, твои действия — всё противоречит тому, что ты говоришь. Ты не вызываешь доверия, особенно учитывая то, что твое появление здесь — сплошная загадка. Ты не сидишь ни в каких социальных сетях, не пишешь смс-сообщения, подожди, где вообще твой мобильный телефон? Ты просто переезжаешь посреди года, причем, я бы не удивился, если бы мы были в Токио, Лос-Анджелесе или Париже, — все хотят в эти города — но мы же, черт возьми, в Намимори! В конченой заднице, о которой никто не знает! Даже в СМИ иногда пишут название нашего городка неправильно, а тут ты — умная, смелая, умеешь драться, красивая, — на последнем слове Тсунаеши чуть-чуть краснеет и опускает голову, ведь Гокудера всё еще стоит перед ним в одной майке, которая, к тому же, слегка просвечивается, — в общем… Не подумай, что я хочу поссориться с тобой, я просто… не понимаю, кто ты такая и что здесь забыла. Девушка тихонько посмеивается в ответ. Она складывает все бумаги обратно в ящик и кладет пачку денег себе в носок, заправляя штанину таким образом, чтобы не было видно выглядывающих купюр. Парень видит это, но решает не говорить ничего. Всё-таки, она в любом случае сделает по-своему. — Ты так и не ответишь мне? — Тсунаеши не удивлен: он и не ожидал, что все карты будут раскрыты в мгновение, он просто хотел выговорить всё, что накопилось касательно нее за эти неполные два дня. — Почему ты здесь? — парень напоследок задает вопрос, скорее риторический, поскольку после он сразу принимается помогать убирать бумаги. На удивление, она решает поднять голову и ответить на этот вопрос. — Я выбрала свободу. Тсунаеши закатывает глаза и не отвечает ничего. Снова эти ее абстрактные красивые фразы, которые не дают конкретного ответа, даже близко.        Девушка успевает слезть со стола и вернуться на прежнее свое место, прежде чем дверь открывается и в кабинет заходит директор. — Надеюсь, вы уже придумали, что будете говорить в свое оправдание, — произносит он, присаживаясь в свое кресло. Он оборачивается по сторонам, понимая, что что-то здесь не так, переводит взгляд на Гокудеру, а после — на свой стол, на расположение бумаг. Но, к счастью обоих учеников, он откидывает предположение о том, что его обокрали, и переходит непосредственно к разговору о произошедшем инциденте.

***

      — Поверить не могу, что попал в такую передрягу из-за тебя! — возмущается Тсунаеши. Гокудера идет впереди достаточно быстрым и уверенным шагом, словно очень спешит куда-то. — Понимаешь, если мои родители узнают… — Который час? — поворачивает голову девушка. — В смысле? — останавливается парень. — Ты вообще слышала, что я говорил всё это время? Они уже вышли за территорию школы и теперь двигались по направлению к лесу, через который можно было выйти к жилому сектору. Всё это время Гокудера игнорировала навязчивое нытье парня, пыталась делать вид, что не слушает, но его это не останавливало. — К сожалению, да, — вздыхает она. — Так вот, я еще не закончил… — И не надо, — она резко прерывает его. — Просто скажи мне, который час. — Ты совсем… — Савада. — Я понял, понял. Сейчас без пятнадцати восемь. — Вот черт, — девушка ускоряет шаг. — Поспеши. Или пойдешь домой один, ждать тебя не буду. — Как будто я всё это время не ходил один, — надувшись, говорит он. — Как будто одолжение мне делаешь. — Как скажешь, — она ускоряется до бега, и Саваде ничего не остается, кроме как побежать за ней. Все-таки, он не был настроен блуждать по лесу в одиночестве, особенно в таком расстроенном состоянии.        Они оказываются на развилке, и Гокудера позволяет себе остановиться на полминуты. — Тебе туда, — она указывает рукой налево. — Да, — кивает парень. — До завтра. — Пока, — бросает она, и сама поворачивает в другую сторону.        Тсунаеши идет в сторону дома спокойным, размеренным шагом, и на уме у него лишь одно: как бы объяснить маме, почему он задержался в школе на лишние пару часов? Почему ей, возможно, в скором времени будет назначена аудиенция у директора? Парень присаживается на поляну и раскрывает блокнот. Как бы я хотел, чтобы в качестве отмазки можно было бы лишь назвать одно имя. Хаято Гокудера. «Почему ты подрался в школе?» «Хаято Гокудера». «Почему задержался на два с лишним часа?» «Хаято Гокудера». Она из тех, кто вызывает проблемы с первого своего появления в школе.       Черт, как я сразу не подумал! Тсунаеши вскакивает с места и бежит в ту сторону, в которую ушла Гокудера. В той стороне ничего нет, вспоминает он. Люди там не живут. Там произошел ряд инцидентов на заброшенной стройке, после чего, она, собственно и стала заброшенной. Там боятся ошиваться даже школьные задиры-старшеклассники, которые обычно любят подобные места. Эта стройка — место сбора местных психов, которые любят разгуливать по ночным улицам с ножами и выбирать себе жертв прямо на месте. В том районе вообще нет жилых домов. Куда тогда она пошла? На стройку? Нет, исключено. Такую девочку, как она, там бы сразу прибили. Тсунаеши ускоряется настолько, насколько может. Страх и любопытство столкнулись друг с другом и полученная смесь разлилась по венам парня. Она-то и двигала им сейчас, заставляла лететь вперед сломя голову и не думать о последствиях.        Один лишь вид этой заброшенной стройки вызывает у парня вопиющую дрожь. Его коленки поджимаются, ладони потеют, а внутренний голос, он же инстинкт самосохранения, кричит: «Беги отсюда!» Но он делает шаг вперед. Заволновался ли он за жизнь Гокудеры или просто позволил любопытству управлять им — он не понимал. По полуразрушенной лестнице Тсунаеши зашел в здание. Вид постройки был хуже, чем в фильмах ужасов. Дыры в полу, разрисованные пентаграммами стены, то и дело обваливающиеся с потолка куски кирпичей… Как тут вообще могли тусоваться даже маньяки? Это место одним своим видом просит убраться подальше и не заходить внутрь. Но, тем не менее, он внутри. Он проходит через этаж, выглядывает на улицу через окна — если так можно назвать дыры в стенах без стекла — и боится это признать, но наслаждается видом отсюда. Кажется, если забраться на крышу, можно на время забыть про всю жуть, что внушает это место, и понаблюдать на местные пейзажи свысока. Тсунаеши быстро находит лестницу, ведущую на следующий этаж. Ступеньки трещат под ногами, и парень поднимается быстрее, надеясь таким образом избежать обвала этажа под собой.       Следующий коридор ведет на второй этаж, и Тсунаеши уже хочет повернуть в него, но останавливается, услышав знакомый голос. Он осторожно выглядывает из-за стены и наблюдает свою новую знакомую, которая спокойно ходит вдоль и поперек этажа, одной рукой держа возле уха… телефон? Савада затаивается. Нужно подобраться ближе и послушать, что она говорит, но он рискует оказаться замеченным. Через мгновение эта надобность уже пропадает, ведь Гокудера с телефоном начинает медленно шагать в сторону лестницы. — Да, Винс, я точно в порядке, — она посмеивается. — Я не устраивала эту драку. Этот уебок серьезно позвонил тебе? В Италию? Да, забыла предупредить, что оставила твой номер в качестве моего родителя… Да-да, прости, но ты представь, сколько денег за этот бесполезный звонок отвалил этот коррумпированный ублюдок, — она снова смеется. — Нет, пока не чувствуется. Ага. Она закашливается, и человек по ту сторону провода начинает громко кричать в трубку. Тсунаеши не может разобрать, что именно. Он выглядывает и видит, как Гокудера присаживается возле «окна». — Винс, ну прости… Я не могу ничего с этим сделать, ты же знаешь. Мужчина на той стороне провода снова кричит. — Да, я не выходила на связь, знаю… — она глубоко вздыхает. — Мне вообще следовало бы уничтожить этот телефон еще пару дней назад, но… Я, кажется, нашла себя здесь, Винс. Чувствую себя явно лучше, чем… На этом моменте Тсунаеши пытается высунуться сильнее, чтобы понаблюдать за Гокудерой, но поскальзывается на какой-то клеенке, (откуда она вообще здесь?) и та издает тихий, но характерно неприятный звук. Девушка резко оборачивается и замирает. — Винс, извини. Выйду на связь позже, — шепчет она в трубку перед тем, как с размаху выкинуть ее в окно. Тсунаеши осмеливается снова выглянуть из-за стены, но… не видит ничего. Абсолютно пустой этаж. Девушки нет. И не успевает адреналин выброситься в кровь парня, как он чувствует холодный острый металл на своей шее. — Только шевельнись, и мы проверим, насколько твоя кожа умеет сопротивляться заостренному железу. Голос Гокудеры звучит абсолютно по-другому: холодно, звонко, опасно. Парень замирает только с одной мыслью в голове: Как? — Я… — Тсунаеши пытается приподнять руки вверх, изобразить жест «я сдаюсь», но Хаято прижимает лезвие сильнее. — Я предупредила: не двигаться. Я задам вопросы, а ты ответишь, иначе будешь прирезанным на месте. Твое тело не найдут, даже если будут искать. Не советую испытывать меня. Осторожно кивни, если понял. Парень легонько кивает. Он зажмуривает глаза, и по его щекам начинают течь слезы. — Зачем ты следил за мной? — задает первый вопрос Гокудера. — Я… боялся. Ты пошла в сторону, где никто не живет… — испуганно лепечет Савада. — Нахуй мне твои сопли! — Гокудера ударяет кулаком по стене так сильно, что с потолка осыпается штукатурка. — Не ври мне, иначе будешь умирать долго и больно. — Я не вру… — всхлипывает парень. — Отпусти, пожалуйста, я отвечу и без этой штуки на моем горле… — Я тебе не верю! — озлобленно прикрикивает девушка. — Назови мне настоящую причину, почему ты пришел сюда. — Я… не… — запинается он. Гокудера прижимает лезвие еще сильнее, и он сдается: — Я хотел узнать, куда ты пойдешь. Хотел понять, кто ты такая, потому что ты кажешься мне ужасно подозрительной. И еще… я правда боялся за тебя. — После того, что ты сегодня видел в коридоре школы, не ври, что ты все еще сомневаешься в моей способности постоять за себя. — Не сомневаюсь… — ему становится тяжело дышать из-за слез. — Просто… тут опасно… я… волновался… — Ох, боже, — она убирает лезвие и толкает Саваду вперед. — Иди присядь, бедный мальчик, — с саркастичной интонацией она показывает на диван, поцарапанный, побитый и в целом выглядящий просто ужасно. Он поначалу мнется, но она настойчиво не отводит от него взгляд, и ему не остается ничего, кроме как упасть на твердое сиденье и сделать вид, что он чувствует себя абсолютно нормально. — Скажи мне правду, — Гокудера присаживается рядом, ловко прокручивая лезвие в руках. — Тебя послал мой отец, но ты слишком застрял в своем прикрытии, в своем образе школьника-неудачника, и поэтому с треском провалился? Что, он совсем отчаялся, что стал нанимать малолетних сопляков? — она посмеивается. — Что? — на лице Савады отображается полнейшее удивление: он совсем не понимает, о чем идет речь. — Ладно, перестань дрожать, — Хаято кладет руку ему на плечо, будто она действительно сожалеет о сказанном. — Я не хотела испугать тебя. Теперь я уверена, что ты хотя бы не шестерка отца, — она смеется, заливисто, искренне, но недолго. Серьезное выражение лица возвращается к ней очень быстро. — Ладно, пойдем, проведу тебя, — она встает с дивана и движется к лестнице. Тсунаеши остается сидеть. — Ты так и не ответила на мои вопросы, — вздыхает он. — Ты тоже видишь во мне всего лишь неудачника, да? Такого позорного, что даже не хочешь со мной говорить… — он встает рывком, в один момент, и тут же бежит к лестнице, опустив голову. Он задевает стоящую на лестничной площадке Гокудеру своим массивным рюкзаком с кучей книг, но не собирается извиняться: ему буквально только что стало абсолютно все равно. Он выбегает со стройки и пулей летит домой. Зачем я туда пошел? Зачем навязался к ней? Зачем? Зачем? Зачем? Неудачник. Глупый неудачник.        Тсунаеши заходит домой и бросает рюкзак в коридоре, а затем спешит пройти в ванную. — Тсу-кун, ты уже дома? — слышится голос с кухни. — Да, мам, — отвечает он. — Сейчас приду, подожди. Он закрывает дверь на защелку и достает из кармана лезвие. Полоску за еще одну девушку, которую я разочаровал. Он оставляет на предплечье еще один глубокий порез. — Тсу-кун, нужно поговорить! — кричит Нана с кухни. — Да, мам, — кричит в ответ он. Пришло время объяснять, что я делал так долго в школе. И, возможно, почему ей сегодня звонил директор.       Парень выходит из ванной и уныло плетется на кухню, где садится за стол и принимается ковыряться в тарелке, пока окончательно не осознает, что после всего пережитого сегодня ему уже не захочется есть. — Тсу-кун! — на кухню заходит Нана, и на ее лице парень читает явное недовольство, смешанное с обеспокоенностью. — Нам нужно поговорить, — она садится напротив него за столом. — Да, мам, я где-то это уже слышал, — закатывает глаза он. — Я не устраивал эту драку, честно! Они сами на меня напали. — Драка? Что? Тсу-кун, ты подрался? — мама встает с места и подходит ближе к сыну. Она не находит никаких следов драки на его теле, а соответственно, у нее возникают вопросы. — Ты не знаешь? — удивленно поднимает глаза Тсунаеши. — Нет, — она мотает головой. — Я вообще-то хотела поговорить о том, что, раз у тебя есть телефон, ты мог бы звонить мне и предупреждать о том, что задерживаешься. — А… Извини. — Так какая драка, Тсу-кун? — Да нет, — парень встает из-за стола и уходит. — Неважно, забудь. — Ладно, — пожимает плечами Нана.        Парень поднимается наверх с пустым желудком и необъятно огромной кучей мыслей на уме. Все они, как ни странно, связаны с ней. Ему нужно попытаться структурировать эти мысли, сгруппировать и посмотреть на то, что у него получается в итоге. Сегодня он оказался как-никак ближе к разгадке. По крайней мере, так ему казалось. Тсунаеши сел за стол и потянулся к рюкзаку за блокнотом. Он высыпал все книги на пол и начал рыться в них в поисках своего излюбленного дневника, где можно было спокойно выложить всё, что накопилось на уме, и уйти с ощущением, что тебя выслушали и поняли. А разве не к этому стремится каждый из нас? — А? — парень раскладывает все книги по полкам, но так и не обнаруживает коричневого блокнота. Он начинает рыться в своих книгах, все больше паникуя с каждой секундой. После того, как комната погружается в сплошной хаос, он делает вывод, что дневника здесь нет. — Мам, — Тсунаеши быстро спускается вниз по лестнице. — Ты случайно не находила где-нибудь здесь коричневого блокнота? — он ходит взад-вперед по прихожей, но полы идеально чисты: это неудивительно, если вспомнить неподдельную любовь Наны к уборке. — Нет, — мама поднимается с дивана и выходит в прихожую. — А что это за блокнот? — Там… кое-что очень важное… — мнется Тсунаеши. — Мои конспекты по физике, без которых я не сдам завтрашний тест… — О боже! — всплескивает руками Нана. — Как ты умудрился его потерять? — Понятия не имею, — прячет взгляд парень. На самом деле, имеет. Только одна идея сейчас заполняет всю его голову. — Мне нужно сходить за ним. — Сейчас почти одиннадцать часов, — посмотрев на часы, уведомляет Нана. — Как? — от удивления у парня глаза чуть не вылезли на лоб. Неужели я шатался так долго? — Увы, Тсу-кун, из дома ты сегодня больше не выйдешь, — покачивает головой мама. — Попробуй подготовиться по учебникам, попроси своих друзей поделиться конспектами, используй интернет, в конце-то концов, вы, дети, ведь любите эту штуку… — Мам! — Нет, Тсунаеши, я сказала: нет! — Нана впервые за последние пару недель не на шутку повысила голос. Тсуна замер. Последний раз она кричала на хозяйку собаки, которая пометила территорию на любимой лужайке женщины, за которой та ухаживала на протяжении долгих лет. Тсуна запомнил тот день. Он был уверен, что такое повторится нескоро. И теперь он же и стал причиной, что заставила эту спокойную и милую женщину кричать. Он лишь вздохнул и молча поплелся наверх, а Нана ушла в свою комнату, тоже не сказав больше ни слова.        Парень лег в свою кровать и отвернулся к стене. Сможет ли он вообще заснуть сегодня? Два варианта. Первый — она украла его, пока держала нож у моего горла. Я ведь не следил — увы, никак не мог следить — за своим рюкзаком тогда. Второй — я выронил его где-то по дороге и смогу найти завтра утром, если встану и выйду пораньше. Первый, к сожалению, более реалистичный. Тогда вероятность того, что она всё прочитает, или, еще хуже, обнародует всю информацию завтра в школе… Близка к ста процентам. Тсунаеши съеживается и зажмуривает глаза. Сможет ли он вообще выдерживать еще больше унижений? Пусть даже он осознавал, что оставалось совсем недолго. Стук в окно. Настойчивый, достаточно громкий стук. Тсунаеши сжался сильнее. Должно быть, он уже заснул и это ему просто кажется. Стук повторился, на этот раз намного сильнее и отчетливее. Тсунаеши поднялся с кровати и подошел к окну. На ветке прямо за окном сидела Хаято Гокудера. — Тебе там удобно? — спросил Тсунаеши. Она покрутила пальцем у виска и что-то проговорила, и только тогда парень догадался открыть окно, чтобы хоть что-то услышать. — Наконец-то! — саркастично произносит она. Ловко и быстро она перемещается на подоконник и садится, свесив ноги вниз. — Ты… что ты здесь забыла? Как ты вообще меня нашла?! — Тсунаеши сразу же отходит к двери, вспоминая, как девушка встретила его сегодня днем на стройке. — Знаешь, мне не пришлось пользоваться ни одним из приобретенных в процессе обучения навыков, — приподняв брови, улыбнулась она. — Только логикой, Савада. Я понимаю, конечно, ты о такой вряд ли слышал… Тсунаеши громко прокашлялся, чтобы намекнуть Гокудере, что она начинает переходить границы. — Ладно, — прыснула от смеха пепельноволосая. — У вас на почтовом ящике написано «Нана Савада». Это было трудно, да, Савада? Особенно если учесть, что я знаю, какой дорогой ты идешь домой со школы, и как тебя зовут. Парень обиженно скрестил руки на груди. Действительно нетрудно, никаких особых навыков не понадобилось. — Зачем пришла? — стараясь не смотреть на нее, проворчал он. — Ого, не надо так грубо, — с наигранной обидой в голосе произнесла девушка. — Я ведь всего лишь пришла загладить свою вину. Я не была достаточно гостеприимна сегодня днем. Он подозрительно сощурился, посмотрев на нее. Это было бы очень странно с ее стороны: приходить вот так просто ради извинений. — А еще, я пришла сделать тебе деловое предложение, от которого ты вряд ли сможешь отказаться, — заявила она, задрав нос. — Пффф, — фыркнул Тсунаеши. — Что же такого ты можешь мне предложить? — Ты же сам догадываешься. Ты что-то потерял, верно? Блокнотик, без которого не можешь провести ни минуты в школе. Да и, думаю, не только в школе, — девушка достает тот самый коричневый блокнот из-за пазухи. — Так что, выслушаешь мои условия обмена? — А что если откажусь? Что если мне абсолютно плевать на этот блокнот? Кому вообще нужны эти тупые конспекты по физике? — Тсунаеши пытается блефовать, даже натягивает на лицо гордую улыбку, но по одному взгляду Хаято видно: ее таким не купишь. — Ну, тогда… — вздыхает она. — Я изучу его содержимое, а потом на большой перемене в главном холле проведу чтение вслух, и тогда… тогда мы со школьными ребятами решим, кому вообще нужны эти тупые конспекты по физике. Она усмехается, а он поджимает губы и сжимает пальцы в кулак. «Ты омерзительна», — хочется сказать ему. — Я слушаю твои условия, — говорит он. — Я отдам тебе этот блокнот в обмен на… твое слово. — Мое слово? — Да. Твое обещание, которое ты ни за что не посмеешь нарушить. — Ну, во-первых, — Тсунаеши поднимает руку и загибает указательный палец. — Ты не можешь просить чего-то невыполнимого или унизительного, зная мою репутацию в школе. Во-вторых, — он загибает следующий палец, — где гарантия того, что ты уже не прочитала всё, что было написано там, и что весь твой обмен — сплошная ложь и блеф? Ну, а в-третьих, я не понимаю, зачем тебе это всё нужно, и почему ты здесь сейчас, и вообще… — он забывает про загнутые пальцы и закрывает лицо руками, — вообще, я не понимаю ничего. — Ого, — сдавленно произносит Гокудера. — Если слушать тебя, то можно подумать, что я одна из тех хулиганов, что чуть было не заставили тебя есть свое же дерьмо на глазах у всех школы сегодня. А еще можно забыть о том, что я стала той, кто спасла тебя от позора и надрала задницы уродам. И, кстати, я всё еще помню, как ты отблагодарил меня: ныл в кабинете у директора, что ты не виноват, пытался оскорбить меня по дороге, а потом и вовсе проследил за мной и полез на стройку, чтобы выведать какую-то информацию обо мне просто потому, что ты не веришь мне! Скажи, кто из нас еще не должен ничего понимать? — У нас с тобой равные позиции, я считаю, — твердо отвечает Тсунаеши. — Я бы так не сказала, — горько усмехается она. — Наши позиции несравнимо разные, но я не стану спорить об этом сейчас. Я не блефую и не вру тебе, Савада. Верить мне или нет — решать тебе. Так же как и я собираюсь сейчас взять с тебя слово и держаться за него, попробуй удержаться за мое: я не читала этот блокнот, понятия не имею, что там внутри. Ты выронил его, когда убегал от меня, а я подняла и решила вернуть. Но, Савада, ты же понимаешь, что с моей стороны будет глупо не воспользоваться правом обмена. — Хорошо. Выдвигай свои условия, — соглашается парень. — Только не вздумай требовать чего-то оскорбительного. — Да и не думала я! — недовольно восклицает Гокудера. — Даже сказать, блять, не даешь нормально. Парень устремляет взгляд в пол: он понимает, что и правда ведет себя сейчас не лучшим образом, но подавить неуместную, глупую злость на девушку у него не получается. — Я буду приходить к тебе каждый вечер, примерно в такое время, как сейчас, может, чуть позже, может, чуть раньше — не знаю. Я буду… красть тебя из дома, если говорить по факту, но потом, может, через пару часов, ты обязательно вернешься в свою кровать и успеешь поспать перед школой. — Зачем? — пораженно спрашивает парень. — Мне не с кем гулять, — разводит руками девушка. — Я новенькая, забыл? Тем более, ты не выглядишь как человек, который занят чем-то важным по вечерам. Скорее, как человек, который хотел бы делать по вечерам что-то, кроме сидения в одиночестве и размышления над тем, как ужасна его жизнь. — Моя мама… — начинает Тсунаеши. — Она не узнает, — прерывает его Гокудера. — Не бойся. Ты можешь поверить мне. — А что получаю я? — Эту штуку, — девушка крутит в руке коричневый блокнот. — И около шести, может, семи веселых вечеров со мной. — Где гарантия, что они будут веселыми? — сдавленно улыбается парень. — А ты умеешь подшутить, — улыбается в ответ девушка. — Ну, ты согласен? — Сваливать из дома каждый день около двенадцати ночи с девушкой, о которой я абсолютно ничего не знаю, не говорить ничего маме, возвращаться домой ужасно поздно, может, даже не высыпаться перед школой и не успевать доделать домашку… — Только не ври мне, что ты когда-либо чувствовал себя выспавшимся перед школой или полностью доделывал домашнее, а не просто забивал на него и шел смотреть порнуху или читать мангу. — Ладно… — краснея, отворачивается парень. — Допустим, эта часть моей отговорки неактуальна… — Как и все остальные ее части, — вновь прерывает девушка. — Но я все равно не понимаю, что ты получишь с этого… — Я же сказала. Веселые вечера. Разве нужно что-то большее? — она открывает окно, давая теплому ветру проникнуть в комнату. Ее волосы тут же запутываются и лезут ей в лицо, и она аккуратно убирает их за уши, становясь похожей на эльфа из-за своих вытянутых ушей и соответствующего необычного цвета волос. Тсунаеши засматривается и замирает, и вместе с очарованием приходит абсолютная безмятежность, тихое и блаженное спокойствие. Она выглядит прекрасно сейчас. Так, что я хочу пойти за ней туда, куда она поведет. — Эй! — она звонко щелкает пальцами прямо перед его лицом, и он вынужден очнуться и вернуться в реальный мир. А ведь фантазии о Хаято Гокудере оказались достаточно приятными. Парень мог бы даже поставить их на один уровень с фантазиями о Сасагаве Киоко, наверное. — А, да, извини, я задумался, — Тсунаеши неловко потирает затылок ладонью. — О чем мы говорили? — Так… ты согласен? — повторяет вопрос Гокудера. — Да, ладно, пусть будет да. — Хорошо, — она протягивает руку. — Пожми. — Зачем? — ее настойчивость заставляет парня сделать неуверенный шаг назад и упереться в дверь. — Мой отец, хоть я и терпеть его не могу, всегда считал, что это лучший жест доверия. Ну, он всегда пожимал руки, когда заключал сделки. И еще… я не помню, чтобы он пожимал руки не тем людям. Хотя, не могу сказать, что он сам является «тем» человеком… В общем, неважно. Просто, я считаю, что это знак, что наш с тобой договор отныне неразрывен. — А… Ладно, — парень легонько пожимает руку девушке. — Молодец, — подмигивает она и тут же отрывает руку. — Держи, — она протягивает блокнот парню. — Целый и невредимый.       Она не ждет ответа. Она ставит одну ногу на стол, вторую — на подоконник, а затем спрыгивает вниз. Савада никак не ожидал такой прыткости от нее. Он высунулся в окно, чтобы посмотреть, как она спокойно удаляется от дома, следуя блеклому свету луны, что совсем слабо освещает лесную тропинку в такое темное и навевающее страх время суток. Может, ему кажется, но она оборачивается. Буквально на секунду, даже меньше. Абсолютно незначительное время, такое маленькое, но в то же время глубокое и долгое мгновение — он видит блеск её зелёных глаз при лунном свете. И он понимает, что готов следовать за блеском этих глаз.