***
Солнечный свет падал на землю, которую укрыла листва, уже превращающаяся в обычную грязь. Купальница невольно обратила внимание на то, что единственная, кто хоть немного оделся, это Айхёнхен, она накинула чёрный плащ. Остальные фамильяры покинули поместье в своей обычной одежды. — Почему вы не оделись теплее? — Панголин почти не ощущает холода, Дункель покрыт шерстью, а моя одежда достаточно греет в нынешнюю погоду, — ответил Байзек. — А когда вы жили сами, Айхёнхен как одевалась? — Она просто куталась в свой хвост, — ответил Дункель. — Он у неё не только очень пушистый, но и тёплый. — Бррр, — Айхёнхен тряхнула головой и чуть дёрнула одним ухом. — А вот и место. Это было поле на холме. Сейчас это было незаметно, но оно было маковым. Айхёнхен быстро накинула скатерть на землю и упала сверху и завиляла своим огромным хвостом, из-за чего плащ с него съехал. Панголин поставил корзину с едой на траву рядом со скатертью и сел прямо на землю. Купальница решила помочь доставать еду. Ветра сегодня не было, так что погода была не такой уж и холодной. Купальница достала из корзины пирожки со свининой из заварного теста и протянула каждому из фамильяров по одному и только после этого укусила пирожок сама. Приятный вкус упругого лёгкого студня с жареным луком резко пробудил воспоминания о тех временах, когда ещё ничего не началось, каким был счастливый дом фон Крад. Купальница укусила пирожок ещё раз, ощущая ком в горле, но не способная заплакать сейчас. Панголин тем временем уже съел свой пирожок и достал из корзины супницу с грибной кашей и курицей в майонезе и карри. — Чёртовы повара! — Айхёнхен посмотрела в супницу. — Они смешали еду для меня и Байзека! — Ничего страшного, я не против, — Байзек не очень понимал волнение Айхёнхен. — Ты ведь тоже любишь курицу. — Да, но... Ты не поймёшь! Байзек снова погладил Айхёнхен по голове, чтобы успокоить. — Ты так просто... — Купальница смутилась. — А вас это не смущает? — Они всегда так делают, — максимально спокойно ответил Дункель. — С момента, как мы только познакомились, Айхёнхен стала очень привязана к Байзеку, она называла его своим старшим братом, при чём так уверенно, будто они реально родственники. И она сказала, что её брат должен гладить её по голове, чтобы успокоить. — А как вы познакомились? — Купальница оживилась. — Мы с Байзеком братья, — спокойно ответил Дункель, а вот Айхёнхен и Панголина мы встретили намного позже. Мы все умерли. — Умерли? — Купальница была ошарашена. — Да. А потом наши тела пустили на опыты наши с Байзеком родители. Когда эксперимент окончился, наша мама забрала нас всех из того места, привела куда-то в город и велела жить самим. — Почему? — Мы не знаем, — Айхёнхен пожала плечами. — Мы провели в том странном месте всего пять дней, на протяжении которых мы просто делали то, что нам говорили, то есть отвечали на вопросы и двигали разными частями тела. — На какие вопросы? — Что-то простое вроде "Ты меня слышишь?". — А что было до вашей смерти? — Это знаем только мы с Дункелем, — ответил Байзек. — Мы совершенно ничего не знаем о Айхёнхен и Панголине, но я и Дункель помним практически всё, что пережили, что это было примерно сто лет назад. — Вы умерли так давно, но ваши тела сохранились? — Да, родители сделали с ними нечто странное, — Байзек напрягся, пытаясь вспомнить больше подробностей. — А, вспомнил. Отец был магом холода. Он попросту заморозил тело Дункеля и моё, скорее всего, тоже. — Но если вы умерли сто лет назад, почему ваши родители живы? — Мы дампиры, — Дункель улыбнулся, стараясь как можно сильнее оголить зубы. — В этом странном эксперименте наши тела изменили и переделали к нам части животных, но клыки у меня и Байзека были всегда. — Дампиры? То есть вы хотите сказать, что вампиры существуют? — Да, — Байзек мрачно отвёл взгляд. — Наша мама была вампиршей. А отец... мы не особо знаем, кем был он, но в момент, когда мы снова стали живы, он был там, иногда. — Айхён? — Ничего не знаю! — пропела она, беря в рот ещё ложку каши. — Я помню лишь две вещи. Одна из них: у меня был старший брат с алыми волосами, и я, кажется, должна была стать его женой. И каждый раз, когда я смотрю на Байзека, я невольно вспоминаю моего брата. — Ну у его волос другой оттенок, — Купальница присмотрелась, но в принципе красно-малиновый оттенок волос действительно похож на алый. — Зачем ты поддерживаешь её больные идеи? — возмутился Байзек, покраснев от возмущения. — Я просто соглашаюсь, что у вас схожий цвет волос. — Не соглашусь, — Дункель скривился. — Алый похож скорее на твои волосы, чем на волосы на волосы Байзека. — Хм, ну да, но всё же... — Без "всё же"! — Дункель, пожалуйста, не хами госпоже, — одёрнул брата Байзек. — Не указывай старшему, что делать! — Я пережил тебя на 20 лет, думаю, нам стоит пересмотреть старшинство. — Опять, — произнёс Панголин и достал из корзины биероксы, которые протянул Купальнице и Айхёнхен. — Ты такой глупый! Я ведь всегда тебя защищал! — свирепел Дункель. — И умер от собственной неуклюжести! — Байзек встал. — Ну всё! — Дункель вскочил и набросился на брата с целью укусить его. Айхёнхен подскочила от шока, Купальница подавилась биероксом, Дункель укусил Байзека в плечо, после чего они оба покатились вниз с холма, обзывая друг друга, а Панголин продолжал есть, пока Айхёнхен издала звук скрипа с присвистом и отбежала от скатерти, чтоб посмотреть, как Дункель и Байзек орут друг на друга, обвиняя во всех грехах. Байзек не мог укусить брата, поскольку его сделали ядовитым, но это не мешало ему просто бить Дункеля кулаками, пока тот не мог так сделать, поскольку теперь вместо обычных рук у него были огромные когти, которыми он скорее отмахивался, нежели оборонялся.***
Ещё одна деревня. Сиэль и Вольфганг уже привыкли, что родители переезжают каждый год. Это было связано с двумя вещами: Сиэль и Вольфганг росли медленнее обычных детей примерно в пять лет, а так же мама попросту не хотела из-за своего голода уничтожать целые деревни, так как ей было достаточно одного целого человека в неделю, это могло спасти деревню хотя бы немного. Люди верили в вампиров всё меньше, как бы странно это не было. В принципе, вампиров не могли толком найти даже в том мире, где правила одна лишь магия, так что после слияния миров не удивительно, что уверенности в вампирах не укрепилась. Волшебные существа Мариозии были практически истреблены или же ушли за холмы, остались только вампиры, которые никогда не были любимы людьми, а потому они попросту уже приспособились. Хотя страшилки о вампирах всё ещё продолжали существовать, а магические обличия в обязательном порядке имели что-то закрывающее шею, поскольку люди считали, что именно туда кусают вампиры. Конечно, это глупости. Переезд был вновь ночным. Отец заселился в этой деревне днём, взяв с собой Вольфганга, Сиэля же он оставил с матерью в одной из лесных пещер. Вампиры очень чувствительны в запаху крови своих родственников, так что ночью мама просто находила дом по запаху и тоже заселялась. Сиэль остался с ней лишь чтобы защищать, поскольку в отличии от матери он был дампиром, потому ему не грозил солнечный свет. Отец и Вольфганг сразу принялись забивать окна дома досками, которые купили ещё в городе, который проезжали по дороге. — Папа? — Вольфганг решил начать разговор, продолжая таскать доски. — Сколь долго ты уже прожил? — Не помню, — спокойно ответил тот. — Я не считал толком, не вижу в этом смысла. — Совсем не считал? — Ну первые двести лет ещё считал, а потом как-то забыл. Помню лишь, что когда я был человеком, в моей стране правил король Конрад I Мазовецкий. — А... кто это? — Это был король, который отдал город, где я жил, одному рыцарскому Ордену, что повлекло серию бунтов и воин. — Папа, а у тебя были друзья? — Да, до встречи с мамой были. — А потом? — А потом я ощутил, что мне не нужно ничего кроме твоей мамы и её счастья. — А я? — Вольфганг сжал доску, полный испуга. — Ты — её счастье, поэтому ты мне тоже очень нужен, — его тёплая рука чуть взъерошила вьющиеся волосы Вольфганга. — Папа, а почему ты так сильно любишь маму? — Просто потому что люблю. — А разве так бывает? — Только так и любят. — А как вы впервые встретились? — Вольфганг чуть повеселел. — Ну... кажется, да, я тогда отправился в путешествие во Франкоссию, где однажды я встретил одного человека в железной маске, который сказал, что впервые видит такого как я. После чего мы вместе отправились в Пройсен, где я встретил вашу маму и влюбился в неё почти с первого взгляда. — А как человек в маске связан с мамой? — Они брат и сестра, — отец явно то-то умалчивал, но по резкому тону Вольфганг понял, что лучше не спрашивать больше. В лесной пещере сейчас была абсолютная тьма, где видеть могли только сверхсущества вроде дампиров и вампиров, и то всё было серым. Лето было в разгаре, так что прохладный ручей звенел недалеко от Сиэля и мамы. — Может, уже спросишь меня о чём-нибудь? — мама скучала. — Почему бы тебе не ответить сейчас, если ты читаешь мысли? — Сиэль улыбнулся. — Разве не ты постоянно жалуешься, что я читаю мысли без разрешения? — Хорошо, тогда... скажи, зачем мы родились? — Мне ответить правду или так, как бы ответила человеческая мать? — В начале как человеческая мама. — Потому что я очень люблю вашего папу, в результате чего на свет появились ты и Вольфганг. — А правда? — Знаешь, за время моего существования, что длилось несколько миллионов лет, я заметила, что все животные стараются измениться. Они приобретают более совершенные тела, благодаря чему могут лучше справляться с выживанием. Но вампиры, коем я не так давно стала, не меняются. Они остаются такими, какими их создал дьявол, уже несколько тысячелетий. К тому же они не способны к деторождению, поэтому не могут позаботиться о следующем поколении. — Но если вампиры не способны к деторождению, почему у тебя есть мы? — Я не обычный вампир, — мама улыбнулась. — Вампиры появились многим позже меня. Знаешь, вампир может залечить любое ранение кроме одного, следа укуса. Но подобного нет на моём теле. Меня никто не обращал. Просто триста лет назад я вдруг стала чем-то похожим на вампира. Я не люблю придумывать новые слова, так что решила зваться так. Среди моих отличий от вампиров есть такие мои способности как деторождение. Потому я решила, что раз я способна рожать, я должна родить то, что унаследует силу вампира, но получит и защиту от таких напастей как боязнь солнечного света. — То есть мы нужны тебе только для продолжения рода как нечто более совершенное? — Верно. И я считаю, что вы — самые совершенные существа в мире. Ну разве что всякие демоны да ангелы с Богом, но для этого мне просто не хватит сил. Хотя порой я думаю о том, что очень бы хотелось сделать ребёнка вместе с Дитём Мира, но вот беда, она не покидает N-измерение, так что я попросту не смогу. — Дитя Мира? — Да, милая девочка, что несёт в себе все орудия Божие. И от того, что у неё есть человеческий облик, я вновь и вновь думаю, что желал бы сделать с ней детей, но я не могу. Если бы только однажды я смог найти хотя бы потомка Бога... Ну ладно, милый, я увлеклась мечтами. Эта была маленькая деревня всего из пятидесяти человек. Мама просто спала весь день в подвале, а ночью уходила в лес на охоту. Отец же чаще всего был в городе, где работал, но кем — братья не знали. Все люди по своей природе трусливы, но в самом начале, когда они ещё не замечают отличий, они очень дружелюбны. Только вот заколоченные окна были огромным отличием. Мама не покидала дом, а люди начали пропадать. Это всё было слишком большим отличием. И всё же Вольфганг мечтал о друзьях. Он постоянно ходил гулять, надеясь подружиться с кем-то из детей, но дети попросту били его, даже девочки, если считали, что он слишком близко подошёл. Из этой печальной ситуации спасало только две вещи: Сиэль всегда прибегал на помощь брату, вооружённый своим осиновым колом, который просто вырезал в качестве шутки, и игрушечный заяц, который разговаривал. Откуда он вообще появился? Этого никто в семье не знал, просто Вольфганг в какой-то момент начал носить его с собой. Просто заяц из чёрной грубой ткани с глазами в виде красных пуговиц. Вольфганга гораздо больше пугал не облик зайца, а то, что он говорил. Но из-за того, что более "Друзей" у Вольфганга не было, пришлось терпеть зайца. Заяц говорил о страшных вещах: он рассказывал, что где-то живёт замкнутая семья, которой он даровал свою силу взамен на души дочерей основной ветви, но однажды его заточили в этом теле, из которого он не сможет выбраться, если не впитает в себя всю магию той семьи, а для этого ему нужно их всех убить. Вольфгангу не нравились эти рассказы, но заяц никогда не замолкал, если они оставались наедине. Так что каждую ночь Вольфганг шёл спать к Сиэлю, чтобы заяц попросту не нарушал его покой. И на самом деле страшным было не то, что заяц говорил, а то, что никто более его не слышал и не верил в слова Вольфганга. — Сиэль, — Вольфганг смотрел в синее небо над головой. — Всё такое странное, верно? — Что именно? — Сиэль сидел рядом с ним, держа свой кол, которым только что избил нескольких слишком агрессивных детей. — Папа слишком отстранён, мама толком не уделяет нам время, а ещё этот заяц говорит такие страшные вещи. — Послушай, Вольф, — Сиэль был максимально серьёзен. — Зайцы не разговаривают. — Но он говорил! Он рассказывал мне о семье, которая... — Прекрати! Это просто твои страшные сны. — Почему ты мне никогда не веришь? — Вольфганг вскочил и, заплакав, побежал как можно дальше от брата. — Дурак! — Сиэль встал и хотел идти следом за братом, но тот вдруг сам остановился и обернулся: — Знаешь, мы ведь никогда не сможем найти друзей, верно? — Не думаю. Хотя мама говорила, что есть и другие вампиры. Думаю, если однажды мы встретим их, всё будет легче. — Сиэль, я хочу друзей прямо сейчас. Я хочу, чтобы я мог дружить с кем-то кроме тебя и этого зайца. — Почему же ты носишь его с собой, если он тебе так противен? — Потому что иначе я останусь совсем без кого-то кроме тебя... — Ну и дурак, — Сиэль потрепал брата по голове. — Знаешь, люди далеки от нас. Мы с тобой не просто дампиры, хотя мы и смертны, наша жизнь намного дольше человеческой. Когда тебе исполнится всего лишь сорок, твой человеческий друг уже умрает. Поэтому давай будет просто ждать встречи с вампирами. — Но разве для вампиров мы не будем такими же бессмысленными, как для нас люди? — Не знаю, — Сиэль улыбнулся. — Знаешь, мне всего лишь семьдесят, у меня ещё всяаа жизнь впереди, так что какой-нибудь вампир да подружится и со мной, и с тобой. Ну ладно, я проголодался, пойдём домой. В тот день солнце палило так сильно, что даже загорелая кожа юных дампирчиков испытывала дискомфорт, но в тоже время там тогда дул нежный ласковый ветер. Мама в тот день вновь спала в подвале рядом со свежими трупами двух похищенных ею в лесу мужчин.***
Байзек и Дункель смотрели на лысые деревья. За время своего существования с крыльями летучей мыши Дункель почти разучился сидеть, а потому просто лежал, хотя земля была холодной. Байзек же сидел рядом с братом, ткань его пиджака была продырявлена клыками и когтями братца, но боль уже прошла. Ветер начал постепенно подниматься, хотя он был таким слабым, что даже приятно ласкал свежие следы от побоев. Дункель обвёл взглядом своих серых глаз всё, что его окружало. Он умер, когда ему было всего лишь семьдесят лет, но в итоге может снова наслаждаться жизнью, даже если теперь его тело такое. Дункель завидовал своему младшему братишке, который и прожил дольше, и не получил настолько изменённое тело. Дункель посмотрел на маки, которые уже закрылись. — Тебе нравится жить? — Дункель посмотрел на обернувшегося Байзека. — Да, — тот кивнул. — Я не знаю почему, но нравится. — А что нравится больше всего? — Ругаться, мечтать и просто проводить время с тобой. — Я смотрю, ты всё ещё мною дорожишь? — Да, хотя порой ты и очень глупый. — Я много упустил после смерти? — задумчиво спросил Дункель. — Не то чтобы, — Байзек легонько поднял уголки губ. — На самом деле, без тебя даже скучнее было. Но тогда я заметил, что папа и мама какие-то странные. Папа будто был не с нами, совершенно пустые глаза. Знаешь, между нашими смертями всего двадцать лет разницы. За это время же ничего толком даже произойти не может. Но я вырос за это время. Наверное, это потому что я понял, что у меня больше нет такого заботливого старшего брата, который защитит меня от всего. А вот от игрушки не смог! — Да что было такого в этом кролике? — Дункель разозлился. — Он был живым! — Байзек тоже начал злиться. — Это просто твоё детское воображение. — Да нет же! Я правду говорю! Я до самой смерти слышал его голос! — Чушь! Никогда не слышал о живых игрушках. — Но я же тебе сейчас о ней..! — Опять они ругаются, — Айхёнхен подбежала к братьям. — Ну почему так трудно быть хоть немного добрее друг к другу? Купальница и Панголин смотрели на это сверху холма. Айхёнхен попросту дала обоим парням по голове кулаками и надула щёки, всем своим видом показывая возмущение. Кто угрожает Купальнице и угрожает ли? Это неизвестно. Неизвестно и когда наступит последний час хотя бы кого-то из них, но сейчас это место вновь наполнилось любовью. — Знаете, маки расцветают только на один день, давайте дождёмся этот день и вновь придём на это поле? — крикнула Купальница, чтобы привлечь внимание троицы внизу. — Конечно! — Айхёнхен улыбнулась. — Мы здесь надолго, так что ещё много всего наделаем! Ветер резко усилился и опрокинул одну из оставленных на скатерти тарелок. На самом деле, эта погода совершенно не подходит для пикника. Да и ведут Купальница и фамильяры себя совсем не как на пикнике. Но на самом деле самое главное, чтобы все просто наслаждались происходящим. И даже если сейчас пойдёт дождь, Купальницу это совсем не пугало, хотя никто даже не подумал взять зонтик. Но и на это уже был план: они придут домой, где сядут греться у камина и пить чай, попутно продолжая своё знакомство. Наверное, именно так должно выглядеть счастье, которому даже не нужно никаких надежд. Ну разве что небольшие ожидания. Например, через неделю начинается Адвент. Надо бы заказать календари ещё и для Айхёнхен и Дункеля. Как минимум. Ну а пока что: — Давайте доедать, а то ведь совсем остынет! — крикнул Панголин, немного улыбаясь.