Не лечится

Фил полагает, что он, очевидно, болен. Нужно срочно сдать общий анализ крови и сделать МРТ, чтобы выяснить, чем именно, потому что он на 90% уверен, что галлюцинирует, когда слышит: — Все, Филька, на этом мы с тобой прощаемся. С сегодняшнего дня ты проходишь интернатуру в гинекологическом отделении. Письки, сиськи, все дела, тебе понравится, так что вот тебе мое пожалуйста, не благодари. Быков с размаху хлопает Фила по плечу и выходит из ординаторской с таким видом, словно пожелал ему удачного дня, а не сообщил нечто шокирующее. Американцу требуется несколько секунд, чтобы прийти в себя и, обменявшись взглядами с такими же ошарашенными коллегами, вылететь следом. — Ч-что, что? — позорной овечкой блеет он, догоняя Быкова. Тянется схватить мужчину за рукав, но одергивает себя. — Андрей Евгеньевич, почему, за что? — А ты что, не рад? — удивляется мужчина. Он шагает вперед, не оборачиваясь, останавливается у лифта. — Нет! — Странно, я думал, ты от радости прыгать будешь. Неужели интерном ошибся? Надо было Лобанова сослать — вот он бы правильно отреагировал. — Андрей Евгеньевич, серьезно! — обрывает его Фил. У него дрожат руки, и он прячет их за спину. — Вы меня туда насовсем отправляете? — Ага. Считай, за хорошее поведение награждаю. — Но… я же… терапия… Лифт предательски звякает, останавливаясь на этаже. Двери разъезжаются и Быков заходит внутрь, разворачивается и упирается пальцами в грудь Фила, не пуская следом. — Собирай вещи, у тебя полчаса. Фил стоит, пялится на закрывшиеся двери, пытается осознать происходящее. Это шутка? Очередной временный заскок типа того, когда он отправил Фила в приемное в начале обучения? Что это? Почему? Это проверка? Быков ждет его реакции, хочет узнать послушается ли он или станет бороться за свое место? А может быть, Фил сделал что-то не так? Может быть, он выдал себя, и теперь Андрей Евгеньевич не хочет его видеть? Фил на быстрой перемотке вспоминает все, что произошло за последние дни, но ничего более компрометирующего, чем эпизод с чайником три дня назад и в ВИП-палате за месяц до этого, на ум не приходит. Но ведь Быков не мог ничего понять — не так ли? Ведь не мог же? Он бредет в сторону ординаторской, не обращая внимания на оклики Любы, на середине пути разворачивается в сторону кабинета главного врача. Нет уж. Так просто он не уйдет. Анастасия Константиновна выглядит не слишком довольной его приходом — но и не пытается казаться удивленной. — Фил, — начинает она, стоит ему сесть. — Полагаю, ты по поводу перевода? Можешь ни о чем не переживать, мы связались с твоим госпиталем, они дают добро на смену направления… — Анастасия Константиновна, — перебивает ее Фил, потому что Кисегач — тот еще политик, заболтать может любого, — почему меня переводят? Она опускает глаза, неловко улыбается и толкает ему долгую речь о необходимости заполнения учебных мест в разных специальностях, о разделении бюджета больницы, о спонсорах — причем тут вообще спонсоры? Фил смотрит на нее внимательно, потому что танцевать вокруг полуправды Кисегач может и умеет, но откровенно врать — нет. — Скажите честно, это Быков вас попросил, да? Она теряется, качает головой. — Нет, конечно, с чего бы. Да он наоборот, еще и против был… — Я понял, — кивает парень и встает, потому что все уже достаточно очевидно. — Спасибо вам. В отместку, выходя, он чуть сильнее, чем положено, хлопает дверью. ** Фил собирает свои вещи за десять минут, из которых пять уходят на поиск коробки. Варя, Глеб и Лобанов, забив на выданные им личные дела пациентов, осаждают его вопросами, ни на один из которых у него нет ответа. Они прощаются не навсегда — да они и вообще не прощаются, серьезно, гинекология всего двумя этажами выше, у них общая столовая, а с Романенко они и вовсе живут вместе — но Фил чувствует, как к глазам подбираются слезы обиды. Бросив короткое «до вечера», он выходит из ординаторской и направляется к лестнице, опасаясь, что в лифте столкнется с Быковым, но когда бы Мироздание благоволило ему, верно? Они встречаются на лестнице. — Ого, шустро собрался, интурист. Я думал, до обеда рыдать в туалете будешь. Фил бросает на него быстрый взгляд и, обогнув по дуге, молча проходит мимо. О, ему есть что сказать, впервые за долгое время неохота сливаться с окружающей обстановкой. Хочется высказать все, что накипело за все эти месяца, швырнуть Быкову в лицо что он козел и самодур, что он не имеет права решать за Фила где и как ему проходить интернатуру. Что у него была мечта — отучиться в России на терапевта, что если у Быкова с ним какие-то проблемы, то их надо решать прямым разговором, а не вышвыривать его из своего отделения, как какого-то лишайного котенка. Что даже с Лобановым — с Лобановым! — он обходится более человечно, что нельзя, просто нельзя быть such a fucking asshole! Но у Фила горят глаза, а спорить с Быковым — себе дороже. Не оглядываясь, он поднимается на этаж гинекологического отделения. Все четыре лестничных пролета он вытирает рукавом нос, чтобы сдержать всхлипы, и прислушивается — шагов снизу так и не раздается. Гинекология, пожалуй, одно из самых адекватных и одновременно тоскливых отделений в больнице. Если бы Фил выбирал — если бы ему дали право выбора, — гинекология была бы последним местом, куда он пошел учиться по собственному желанию. Зайдя в ближайший к выходу туалет, парень ставит на край раковины свою коробку и долго умывается холодной водой, дожидаясь, пока глаза перестанут быть такими красными. О, сколько восхитительных шуток выплюнул бы из себя Быков, увидь он его сейчас. «Что, Филька, не успел в гинекологию поступить, а уже рыдаешь, как девка?». Голос в голове раздается так четко, что интерн невольно оглядывается через плечо. Разумеется, там никого нет — и зачем бы Быкову подниматься за ним следом после того, как самолично выгнал? ** Отделение пусть и женское, но врачей мужчин тут достаточно, так что появление новичка ни у кого особых вопросов не вызывает. Мария Владиславовна, немолодая, но ухоженная заведующая отделением, выделяет Филу его личный уголок в ординаторской, представляет остальному персоналу. Они дружелюбны до тошноты, но Филу приятно видеть, что не в каждом отделении этой больницы новеньких встречают костедробительным рукопожатием и ядовитым шипением. Болтовня медсестер — включая Фила, врачей здесь всего трое, так что ординаторская и сестринская объединены в одном помещении, — отвлекает от грустных мыслей. Девушки облепляют его со всех сторон, и Фил глупо улыбается, вспоминая, как Варя рассказывала, что он что-то вроде диковинки в этой больнице. «К нам не часто устраиваются симпатичные мальчики из Америки», смеется старшая медсестра Катерина, извиняясь за множество вопросов, на половину из которых Фил физически не успевает отвечать. Ричардс краснеет и натягивает поскорее халат. Симпатичный мальчик. Как было бы здорово назло всему встретить здесь девушку своей мечты, жениться на ней, увезти ее с собой на родину и вспоминать годы в терапии как страшный сон. Быков? Какой Быков? А, это тот нервный психопат, который тиранил меня два года прежде, чем выгнал в другое отделение, где я и встретил вашу маму? Да, помню его, конечно, классный был мужик. Гинекология — это вам не терапия, а Мария Владиславовна — строгая относительно работы, но добродушная во всем остальном женщина, и Фил бы и рад выдохнуть, расслабиться, но годы практики делают свое дело, и он, наоборот, напрягается все сильнее, потому что каждое мгновение ждет удара в спину. Ему не верится, что так бывает — чтобы дежурить строго по расписанию, обедать в обеденный перерыв, в ответ на ошибку получать советы и рекомендации, а не вопли и оскорбления. Вполне возможно, что в детстве он случайно наткнулся на садо-мазо фильм из отцовской коллекции, и теперь имеет подобные склонности — иначе не объяснить тот факт, что в этой спокойной и дружелюбной атмосфере гинекологического отделения он лишь сильнее начинает скучать по терапии. Может быть, все к лучшему. В конце концов Фил уже давно научился доверять Андрею Евгеньевичу — еще в тот момент, когда осознал, что все его выходки ведут, в конце концов, ко вполне положительному результату. Если предположить, что Быков каким-то образом узнал об этих нелепых чувствах Фила, то отослать его в другое отделение — единственный гуманный способ выйти из ситуации с наименьшими потерями. Да и это разве не то, чего парень и сам желал? Out of sight, out of mind, в конце концов. Теперь, когда он мог уделять больше времени интернатуре, чем разглядыванию бицепсов своего босса, дела должны наладиться. Не настолько уж у него сильные чувства, чтобы пережить разом и обиду, и разлуку. И, в целом, так и получается. Постепенно Фил вливается в коллектив, в размеренную жизнь гинекологического отделения. Нагоняет программу в тех сферах, с которыми не сталкивался, обучаясь в терапии, и даже подумывает не сменить ли ему специализацию на акушерство. Фил работает с такой тщательностью, как никогда прежде, по вечерам смотрит сериалы или рубится с Романенко в приставку, на выходных водит Варю по кафешкам, много гуляет и правильно питается, будто надеясь, что если он будет хорошим мальчиком, то Мироздание сжалится над ним. В целом успех уже не за горами, потому что порой он не вспоминает о Быкове почти целый день, но потом они пересекаются где-нибудь в лифте, и все катится в тартарары. Фил позволяет себе лишь вежливо поздороваться и быстро мазнуть взглядом прежде, чем отвернуться. Андрей Евгеньевич манерами не заморачивается — сканирует его взглядом, и парень буквально физически ощущает эти рентген-лучи на своей спине. Он старается выглядеть как можно непринужденнее и счастливее, потому что вполне очевидно, что заведующий терапией выискивает в нем признаки недовольства жизнью, и Фил, разумеется, не собирается ему их демонстрировать. Что бы там Быков себе ни думал, Фил — не цирковая собачка, и не позволит проводить над ним опыты. Он напоминает себе Кисегач, и от этого сравнения становится тошно. Главврач так очевидно влюблена в Быкова, а он настолько тотально к ней равнодушен, и при мысли, что со стороны он выглядит так же, Фил отчаянно мечтает провалиться сквозь пол. А спустя месяц Быков начинает заходить в гинекологию. В первый раз он поднимается буквально на минуту — лично передает Филу в руки историю болезни одной из переведенных из терапии пациенток. Это немного странно, потому что обычно он ради таких мелочей даже интернов не гоняет, но Фил не против, он одновременно рад и в панике, и у него, кажется, вот-вот случится инфаркт, потому что Быков — такой привычный, по-особенному уютный, в халате и с бейджиком, словно ничего и не изменилось, словно сейчас они вместе спустятся в их общую ординаторскую и вместе посмеются над идеальным порядком на посту в гинекологическом. Фил автоматически шагает следом, когда Быков заходит в лифт и обрывает себя на середине движения, сминает в руках папку, спохватившись, разворачивает ее и разглаживает. Во второй раз они видятся в тот же день, когда разозленный интерн возвращает ту же пациентку обратно — пневмония, кажется, теперь ну явно не его профиль. Быков фыркает, рявкает на наслаждающегося их перепалкой с Романенко, закатывает глаза и орет что-то на тему «расслабившихся без крепкого кулака америкашках», но пациентку забирает. И Фил бы забил, забыл этот эпизод, но вот только с этого момента Быков все чаще и чаще мелькает в поле его зрения. Он поднимается в отделение Фила, чтобы перекинуться парой фраз с Марией Владиславовной, хотя прежде парень ни разу не видел их за диалогом длящимся дольше, чем занимают стандартные приветствия. Он по нелепому совпадению через день спускается в столовую в то же время, что и Фил. Он словно караулит интерна у входа, и всякий раз, заходя в больницу, парень натыкается на «о, а я-то думаю, что это иностранным душком запахло» или что-то в этом роде. Этого всего достаточно, чтобы даже наивный Фил начал что-то подозревать. Быков его сталкерит — и это так бросается в глаза, что парень против воли врубает паранойю на максимум. Андрей Евгеньевич хочет… что? Убедиться, что Фил скучает по терапии? Проверить результаты долгосрочного эксперимента? Позвать его обратно? Быков не относится к тем людям, что ходят вокруг да около. Если бы хотел позвать обратно — уже бы позвал, или, вернее, придумал бы извращенный план, включающий в себя пытки, издевательства и Фила, приползающего к нему на коленях с мольбами. Значит, дело в другом — и Фил совершенно не уверен, что хочет знать, в чем именно. Скорее всего, это что-то оскорбительное, унизительное и точно способное вогнать его в депрессию — хотя куда уже глубже то, верно? А может быть, Фил просто выдает желаемое за действительное, и все это — не больше, чем банальные совпадения. Парень чувствует себя мышонком, которого запустили в клетку к змее и ждут что же он будет делать, хотя очевидно, что в конце его точно сожрут. Он не знает, чего хочет Быков, почему выгнал из отделения и зачем теперь преследует. Фил просто мечтает хотя бы на минуту перестать думать обо всем этом. Поэтому он принимает единственно верное в такой ситуации решение. Фил надирается в хлам.