***
Зелёный цвет так и не сошёл. Одноклассники пытались смеяться, но хватило лишь одного грозного взгляда из-под челки Ёнбока и низкого «заткните пасти, шакалы», чтобы все перешли на неловкий кашель, а потом и вовсе перевели тему. Феликс и Хёнджин тоже особо не разговаривали, потому что Ли явно был не в настроении, чего не скажешь о Хване. — Мне, сука, даже сидеть больно, — шепчет Феликс во время урока обществознания, а Хёнджин лишь пристыженно опускает глаза. — Мне жаль, прости! — как можно более убедительно говорит Хван. — Ты мой должник. — Сделаю все, что пожелаешь! — Отлично, я подумаю над этим. Как тебя наказал Минхо? — тут же задевает больную для себя тему Ёнбок. Хёнджин не находит ничего лучше, чем расплыться в довольной улыбке, подергать бровями, а потом вытянуть губы и чмокнуть воздух в направлении Ли. Тот аж чуть не задохнулся от возмущения. Его там ремнем пиздили, а зачинщика целовали? — Ну, охуеть, справедливость, конечно! Пиздец. — Ученик Ли, вы что-то сказали? — учитель-альфа подходит к их парте вплотную и сдвигает очки на кончик носа. — Нет, ничего, простите. Остаток урока они проводят в почти тишине. Феликс злобно и раздосадованно сопит, а потом не выдерживает и двигает к Хёнджину записку.«У нас сегодня изменения в расписании, так что ещё два урока и можем идти по домам. Ты пойдёшь со мной. Я придумал, что хочу сделать с тобой»
«о Господи»
***
— Нет, Феликс, нет! Я не буду это делать! Нет, ну что мои родители скажут? А Минхо? А ты о Чанбине подумал? Он же ржать надо мной всю жизнь будет! Еще и фотографий наделает тупых. — А он когда-то делал тупые фотографии тебя? — изгибает брови вопросительно Ли. — У него где-то была фотография, где я облеплен шариковым пластилином, а в носу у меня кукурузные палочки, — шикает Хёнджин, а Феликс прыскает со смеха. — Обязательно попрошу показать. — Он меня не продаст, — обиженно сопит Хван. — Я ему за это свою новую приставку отдал, так что это навсегда останется в архиве, даже для тебя. — Садись давай, время идет, а запись не бесконечная, — Феликс подталкивает Хёнджина в кресло, а мастер нетерпеливо ногой постукивает. Хёнджин вздыхает горестно, но выполняет, должен же. Кресло мягкое, мастер поднимает его повыше и смотрит вопросительно на Хёнджина через зеркало тот лишь морщится и головой указывает в направлении Феликса. Тот улыбается гадко, по привычке ладони трет, и подхватывает палетку с цветами. — Давайте вот в этот. Розовый, но близкий к сиреневому. — Ёнбок, я же буду похож на старикана, который на седину фиолетовый наносит! — Хёнджин ёрзает в кресле и места себе найти не может. Кошмар и ужас! — Сиди давай, — рыкает омега. — Негоже тебе со мной рядом таким простым ходить! Давно пора менять в себе что-то. Ты омега или нет? Слава богу у тебя хоть уши проколоты! — Брови оставляем или тоже красим в цвет? — парикмахер тем временем уже начал работу, смешивая нужные краски. — Да, конечно, красим! — оживляется Ли. — Обязательно, иначе будет смотреться топорно. Омега-мастер понимающе кивнул и приступил, пока Хёнджин просто закрыл глаза и предпочёл не смотреть вовсе на то, что происходит с ним. Впервые его головы коснутся красители, ужас. Он ведь прекрасно знал, что если начнешь красить волосы, то уже не остановишься, потому что корни постоянно будут отрастать, а тебе будет хотеться чего-то нового, более сложного окрашивания, которое будет сильно повреждать волосы. Они станут похожи на солому и пахнуть иначе. Да, Хёнджин кается, но он подслушивал разговоры папы и его друга, когда они сидели за чашечкой кофе у них дома. Дядя О был почти всегда платиновым блондином и малыш Хёнджин думал, что от природы, но был сильно разочарован позже. Феликс приземлил свою пятую точку на диванчик, листая журналы и растягивая чашку зеленого чая. Он реально надеялся, что Хёнджин станет похожим с таким цветом волос на молодящегося двоюродного дедушку Ёнбока, который закрашивает абсолютно седые волосы ужасной розово-фиолетовой краской, которая ему, разумеется, не идет. Но он чуть слюной не подавился, когда в приемную через почти два часа к нему вышел абсолютно другой Хван Хёнджин. Он в принципе красив, как чертов ангел, упавший с небес, а сейчас и вовсе за рамки дозволенного вышел, потому что цвет ему ну просто отлично подошел. — Пиздец… — только и смог выдохнуть Феликс, так и не закрыв рот обратно. — Плохо? — спросил Хван, готовый расплакаться от отчаяния. — Отвратительно прекрасно, — ответил с плохо скрываемым расстройством и завистью Ли, заставляя Хёнджина улыбнуться. — Я свожу тебя в фастфуд за причиненный моральный ущерб, — улыбается Хёнджин, а глаза Феликса загораются счастьем. — Вперед! Неугомонный омега уносится куда-то вперед, пока Хёнджин прощается с мастером, благодарит его и удостоверяется в том, что Ёнбок уже заплатил. Он покорно идет туда, куда скачет Феликс, ведь у них еще полтора часа в запасе. Хёнджина приводят в обычный Макдоналдс, где Феликс сразу просит доверить заказ ему и исчезает, оставляя друга за столом, но хватая его кошелек. Хван закусывает в неуверенности губу и вертит телефон в руках. Сделать или нет?.. Он в конце концов лезет в портфель, достает листок, выданный в школе, фотографирует и отправляет, затем быстро блокирует телефон, потому что Ёнбок несется к нему, как счастливый спаниель с чеками, длиной примерно с Великую Китайскую стену. У омеги чуть глаза на лоб не полезли от такого, он не смог сдержать возмущенного вопля. — Господи, зачем так много-то?! — Хван руками в свои теперь крашеные волосы зарылся и в ужасе потянул в разные стороны, сбивая повязку, которую его заставил надеть Феликс для завершения образа. — А что? Я голодный… Или тебе жалко? — щурится он подозрительно. — Да не жалко мне, ни капельки, просто это реально много! В нас же и половина не влезет! — Значит, заберёшь с собой для Чанбина, он ест много! — А что сам не отнесешь ему? — Не хочу с ним пересекаться пока, — морщится омега, неуютно ёрзая. От одного упоминания альфы, у него зад неприятно ныть начинает. — Я ему рассказал, как все было, что ты нервничал и сам попросил, правду, короче. Бро, я бы тебя, конечно, не сдал, но тогда своя жопа ценнее была и то, я ее так и не спас, — страдальчески вздыхает тот, а Хван кивает понимающе. Он бы тоже кого угодно сдал, только лишь бы брата не злить. — Он еще покивал, как будто все понял и все нормально, а потом ремень из джинсов вытянул и я понял, что пизда мне. Это больно, конечно, обидно, но немного приятно?.. Я не знаю, не знаю уже, что и думать, слишком много стресса. У Ёнбока глаза влажные, Хёнджин пугается, что придется, не дай Боже, успокаивать сейчас парня, но тот вдруг видит на табло номер их чека и его как ветром сдувает. Хван выдыхает облегченно: если Феликс ест, значит все в порядке.***
Минхо на паре получает сообщение и отвлекается. Ему ничего за это не будет, он точно знает. Ли может вообще на пары не ходить, но зачёты у него будут все сданы, как и экзамены. Он проявил себя как ответственного ученика, так что к нему больше и не лезли. Сообщение было от Хёнджина, с прикреплённым файлом. Альфа открывает и сначала не понимает ничего, а затем, увеличив картинку, забывается и присвистывает. Это лист предварительной сдачи экзаменов, где аккуратной линией было зачёркнуто обществознание, но жирно подчёркнуты физика и информатика. И Минхо бы засомневался, но сверху написаны фамилия и имя его омеги.Second Coffee Life Так, значит, решил идти тернистым путем?
Sad Pineapple Prince Да. Я хочу попробовать себя, посмотреть, смогу ли потянуть этот страшный предмет, а потом и учёбу в твоём вузе.Second Coffee Life Нужна помощь?
Sad Pineapple Prince О, да. Очень сильно.Second Coffee Life Сегодня тогда и начнём. Останешься снова у меня? А Ёнбока отправим к тебе, пусть с Чанбином мирится.
Sad Pineapple Prince Было бы здорово. У меня уроки уже закончились, я сейчас обедаю с Феликсом. Может, приедешь за мной вечером? Я успею взять из дома все, что нужно.Second Coffee Life Ну, давай так. Все, до встречи❤️
Sad Pineapple Prince 😘😘😘 Минхо взрослый альфа, он ведь не омега, но почему ему захотелось из-за этих глупых смайликов замахать хвостом, которого у него нет. Когда Хван Хёнджин сделал из него счастливого ретривера, готового стоять на задних лапах и восторженно скулить? Запах омеги сбивает с ног, осевший на его одежде. Его одногруппники мгновенно учуяли перемену и стоило парню зайти в класс, все подняли головы от своих занятий и устремили свои взгляды на него. Пара омег грустно и обреченно вздохнула, а вот альфы наоборот зашумели. Громче всех был самый старший в группе, Уджин, который имел честь видеть краем глаза омегу в телефоне Линоу. — Наш малыш теперь не малыш! — хрюкнул он смешно, на перерыве склоняясь со своего привычного места прямо позади альфы и попытался носом зацепить запах получше. Все уже в группе успокоились, но только не этот альфа. — Убери от меня свое лицо, — брезгливо скривился альфа, и выставил вперед ладонь. — Ой, — изрёк старший, скашивая глаза и разглядывая чужую руку. — А чё ты зеленый такой? — Не твое дело, — фыркнул он и отвернулся, натягивая тем не менее рукава рубашки посильнее. — Э-э, — тянет возмущенно альфа и стукает младшего ощутимо больно в плечо. — Ты ничего не попутал? — Не твое дело, хён, — делает акцент на последнем слове Ли и разворачивается обратно. Уджин был очень добродушным и отзывчивым, но ровно таким же и навязчивым, и почему-то приставал он именно к нему, Минхо, самому младшему на их потоке. Может, заботу так проявлял, но только выводил альфу из себя. — Какой скрытный, у тебя хоть друзья есть, кроме меня? — надоедливый старший пересаживается на соседнее с Минхо место, чему тот явно не рад, но предпочитает молчать. Друзей у него и вправду больше нет, всему виной характер, но и одиночество его так уж сильно не тяготит. — Нет, хён, ты мой единственный и самый-самый лучший друг на этой планете, и никому, кроме тебя я не нужен. Минхо говорил это явно не от чистого сердца, потому что друг из Уджина искренний, но, скажем так, сильно описуемый, так что и без его скромного присутствия в своей жизни он смог бы спокойно обойтись, но отталкивать безобидного Уджина он все же не будет. Пока не выбесит окончательно, с чем он рискует справиться очень быстро. Бесхитростного альфу такой ответ устроил, поэтому он оставляет в покое Ли, который все еще пялится в долбаные смайлики с поцелуйчиками, которые ему отослал Хёнджин. Да, Минхо сам ему сердечко отправил, но он же отправил всего одно! А поцелуйчика три! Это не давало ему покоя, хотя он и чувствовал, что, скорее всего, загоняется просто так, но продолжает это делать. Может, это намёк? Знак? Галлюцинация? Неужели это правда лёгкий пинок для него, и ему можно действовать смелее? Целовать крепче? Стоит проверить. Минхо улыбается в пустоту, немного пугает вернувшегося со звонком преподавателя, а в голове все тупые смайлики крутятся. На следующем перерыве он отмахивается от налетевших на него альф, которые требовали показать фото счастливчика, который смог очаровать ворчливого сухарика-вундеркинда из их группы. Ли лишь рыкнул, что у него нет фото омеги в телефоне (что являлось правдой на тот момент), а про себя добавил, что у него пока нет фото Хёнджина. Пока нет.***
— О, — выдыхает Минхо, когда видит приближающегося к нему омегу. Хёнджин… Он прекрасен и со своим родным цветом, что мурашки идут, а сейчас он стал похож на волшебного лесного жителя из сказки, так что альфа теряет последние слова. — А, — снова бессвязно тянет Ли, зарываясь в свои черные волосы и чуть оттягивая у корней, чтобы придти в себя, но выдавливает из себя лишь очередной вздох. — Ох. — Не нравится? — спрашивает грустно Хёнджин, которому оказалось очень трудно истолковать выражение лица альфы. — Очень нравится, — со страдальческим лицом стонет Минхо, и тут же тянет руки к Хвану, притягивая ближе к себе и начиная тараторить. — Безумно красивый, тебе очень идет, любой цвет, думаю, подойдет, не волнуйся… — Это ты, похоже, волнуешься, — смеется Хёнджин, но входит в чужие объятия и позволяет альфе обновить запах, чтобы кофейные ноты, успевшие ослабнуть, вновь проявились в полную силу. Минхо носом проводит именно там, где концентрируется запах омеги, совсем рядом с чувствительными железами и метит запахом свое, чтобы все слышали, чей этот прекрасный омега. — Теперь ни капли, — вздыхает альфа, зарываясь носом в красивые мягкие волосы, которые теперь мало пахнут самим омегой, больше краской и шампунем. — Я скоро буду пахнуть как раньше, просто краска должна немного подсмыться. — Я не волнуюсь по этому поводу, — улыбается Ли, опираясь незаметно на свою машину, но не выпуская Хвана из своих рук, пока тот смотрит на него снизу вверх восторженными яркими глазами. — Сейчас должен выйти Феликс, — вдруг говорит Хёнджин, пряча нос в вороте рубашки альфы. — Смущаешься его? — Как я могу смущаться человека, которому отдал свой первый поцелуй? — напоминает специально Хёнджин и наслаждается великолепной реакцией Минхо. Он сначала вздергивает брови вверх и выглядит удивленным, будто впервые такой нонсенс слышит, затем он хмурится и его глаза становятся страшными, далее альфа возмущенно рот приоткрывает и хочет сказать что-то, чтобы выразить степень своей обиды, а потом сдается и вовсе губы начинает дуть, потому что такого ужаса он никогда не забудет, тем более что руки у всех троих участников «вечеринки» до сих пор зеленые, хоть и бледные. Омега не смог подавить свой смех и залился, как колокольчик, заставляя альфу еще сильнее надуться. — Извини, я не удержался, но видел бы ты себя! Минхо ничего не отвечает, намеренно смотрит вверх, сжимая губы в тонкую полоску, явно не довольный тем, что ему сказали, что он не первый у Хёнджина хоть где-то. Омега лишь смеяться прекращает, опирается руками о плечи альфы, на цыпочки встает, чтобы преодолеть разницу в росте и прямо в губы чмокает Минхо, который, как и стоило ожидать, мгновенно поддался. И нежности бы продолжались дольше, и поцелуи бы со временем прямо на улице становились глубже, но борзеть не стоит. Именно так им и заявляет недовольный Феликс, пришедший тихо к машине. — Не злись, — тихонько говорит Хван. — Не помирились с Чанбином? — Нет, — вздыхает омега и садится на заднее сидение. — Отвезите меня домой побыстрее, я есть хочу. — Снова? — Минхо удивлённо брови поднимает и через зеркало смотрит на брата, а тот лишь плечами жмёт и пристегивается. Хёнджин садится рядом с водителем, закрепляет свой ремень и утыкается в телефон. Ёнбок какой-то слишком тихий, что радует, несомненно, Минхо, но нервирует и заставляет нервно ёрзать Хёнджина. И на середине пути случается это, то, что не способно обмануть омежье чутье. Феликс тихонько зовёт Хёнджина, но он не оборачивается, он сразу дёргает Минхо за рукав рубашки. — Разворачивайся! — у омеги глаза огромные, в них паника плещется, а Минхо опять ничего не понимает. — Ты, что… Передумал?.. Я ведь не… — Феликс течёт! — засуетился Хван, а Минхо сматерился тихо сквозь зубы. — Ладно, — сказал он, рыкнув и сжав руль до побеления костяшек. — Но сначала в аптеку. — К Чанби-ину, — тихо проскулил где-то сзади Ёнбок. — В аптеку, — громогласно рыкнул альфа, не оставив сомнений в своих словах. — Феликс, перевернись на бок, лицом к движению, подложи под попу, — Хёнджин помогает омеге отстегнуть ремень, перевернуться так, чтобы живот болел меньше и протягивает свою ветровку, дабы Ли не замарал сидения. — К Чанби-ину…***
Чанбин паниковал совсем немножечко, вот самую капельку, когда ему Хёнджин написал о том, что Феликса везут к нему обратно в весьма интересном состоянии. Они оба этого так долго и сильно ждали, а сейчас альфа почему-то трепещет от беспокойства и немного страха. Он расправляет свою кровать, проверяет холодильник, забитый пакетами из Мака благодаря тому же Феликсу. Он еще долго мечется по квартире, пока не слышит, как к подъезду подъезжает машина. Он выбегает из дома и видит, как его омегу выносит на руках из машины его старший брат. Первый порыв — забрать своего мальчика, прижать к себе, потому что так будет правильнее, но Минхо рыкает на Хёнджина, который мгновенно появляется перед Чанбином и впихивает ему в руки бумажный пакет с логотипом круглосуточной аптеки, располагающейся недалеко от дома. — Тут… Мхм, — мнётся брат и бегает глазами из стороны в сторону, пытаясь найти себе место, чтобы стало менее стыдно. — Противозачаточные и презервативы, — спокойно говорит Минхо, обходя охреневшего снова Чанбина, который будто к месту прирос. — Таблетку он уже выпил, — альфа подбрасывает слегка Феликса, приводя его в чувства, а затем обходит Чанбина, уже начавшего издавать утробные звуки. — Но резинками все равно пользуйтесь. Будь с ним очень аккуратен, иначе сам тебе голову откручу, следи, чтобы он во все дни после еды принимал таблетки, сделаете меня дядей, я, опять же, откручу тебе голову. Втяни свои глаза обратно, Хван, у меня не встанет на своего же брата, дверку открой, — фырчит Минхо, кивая на дверь подъезда. — За Хёнджина не волнуйся, он поживёт недельку у меня. И еще, Хван, будут звонить родители — у вас с Хёнджином все хорошо, живёте душа в душу, братишку не обижаешь, для моих Феликс живёт у меня, взаимно прикрываем друг друга. На звонки будь добр отвечать… — Да-да, я понял, папочка, — тянет Чанбин, у которого член грозится порвать ширинку, потому что течный Феликс ему полностью крышу сносит. — Для тебя я Минхо-хён, — фырчит альфа, находясь уже в квартире и таки передавая омегу в почти бессознательном состоянии в руки Чанбина. — А вот папочкой меня будет называть уже кое-кто другой… Хёнджин отвратительно сильно краснеет не только от сложившейся ситуации, но и от того, что ему тут же захотелось попробовать подобное обращение к старшему. Чанбину казалось, что эти двое счастливых нововстречающихся никогда не свалят из дома и не дадут ему наконец наброситься на своего омегу, который извивался на кровати в комнате Хвана. Когда же дверь за ними хлопнула, Феликс закричал не своим голосом, он звал его, в самом деле звал и нуждался в нем. Его чуть ли узлом на кровати не связывало, рыжая челка намокла и прилипла ко лбу, он беспорядочно руками по худому телу водил, пытаясь хоть как-то унять ужасный зуд, который будто под кожей у него поселился и даже дышать свободно не дает. Запах альфы сводит с ума, он так близко, его всего обволакивает, дышишь, но надышаться все равно не можешь. — Сейчас, маленький, — быстро говорит Чанбин и лихорадочно бегает по комнате не зная, с чего начать и куда кинуться в первую очередь. Его метания прекращает, как ни странно, сам омега. — Блять, просто сними уже чёртовы штаны и вставь в меня свой член! Это послужило для Чанбина толчком для начала действий. Вся нерешительность вдруг куда-то исчезла. Это его омега, который сейчас больше всего нуждается в нем. Альфа вылетает из своей одежды так быстро, как только может, раскидывает её по комнате, совершенно не заботясь о беспорядке. Он налетает на парня, осыпая сразу хаотичными поцелуями тонкую шею и изящные ключицы. Он путешествует губами по лицу омеги, зацеловывает влажно, так, что после прикосновений приятная прохлада по нежной коже гуляет, но заставляет тело сходить с ума лишь быстрее. Чанбин трогает, не может насытиться, он кусаться начинает, потому что Феликс пахнет жвачкой, вкусной и сочной, на которой надо оставить отпечатки своих зубов, её надо жевать долго, вкусно, чтобы вся сладость на языке чувствовалась, не оседала и не меркла, бесконечно тянулась. Альфа кусает легонько ключицы, не метит, но становится просто абсолютно счастливым, обгладывая сладкие косточки под тонкой светлой кожей. Его малыш слишком похудел и вытянулся, надо откормить. Хван языком обводит острый подбородок и упивается стонами, которые омега издаёт, копошась под весом его тела и пытаясь стянуть с себя хоть что-то из одежды. Чанбин ему помогает, он дёргает его рубашку в разные стороны, пуговки легко выскальзывают из петель и освобождают красивый тонкий стан. Его омега такой красивый, что коньки отбросить можно. Феликсу мало, всего мало, мало губ, блуждающих по его телу, мало запаха, мало его альфы, поэтому он продолжает ладонями шарить по своему телу, пытаться расстегнуть ремень на своих брюках и одновременно с этим задеть чувствительные соски. Чанбин эти попытки пресекает сразу, он берет хрупкие запястья, окольцовывает своей рукой и целует нежно тыльные стороны рук. Хван путешествует влажными поцелуями все ниже, начиная с приоткрытых губ, из которых то и дело срываются стоны и рваные вздохи. Он спускается к нежной белой шее, оставляет легкий укус прямо на адамовом яблоке, а затем целует влажно, так, что кожа блестит в этом месте от слюны. Он в этот раз, скрепя сердце, пропускает ключицы и сразу губами сосок накрывает, слегка прикусывает и омегу словно током прошибает, на кровати подкидывает, он маленькими руками в волосы альфы зарывается и чуть ли плакать не начинает от переизбытка возбуждения. Его будто кто-то в крапиву бросил, так ему мучительно больно сейчас, а кожа зудит там, где не касается его альфа. Еще немного и волдыри пойдут от недостатка Чанбина в крови и воздухе. Член болит мучительно, головкой упирается в бедро альфы, который нависает над ним и продолжает нежную кожу на груди терзать, кажется, оставляя засосы, зад зудит нестерпимо, смазка толчками вытекает из тела, источая невыносимо сильный запах, срывающий крышу Чанбину. У Хвана самого уже звезды перед глазами, как сильно хочется войти в его мальчика, почувствовать его как никогда близко, в нем будет невероятно хорошо, это альфа точно знает, но спешить боится, желая сделать первый раз наиболее безболезненным. Все касания только раздразнивают омегу, который сейчас больше жаден не до тягучей ласки, ему нужен его обычный Чанбин, который не очень любит целоваться, да и не фанат объятий, но идет на это ради омеги. Ему нужен его альфа. Так что Феликс с трудом, но отрывает голову альфы от своего тела и заставляет прямо в глаза посмотреть. Они оба обнажены, но никакого стеснения по этому поводу ни один не испытывает. — Хватит, — он лижет свои припухшие искусанные губы, смотрит прямо в дикие глаза Хвана, в которых даже радужки не видно, настолько расширены зрачки. — Засади мне жестко, чтобы я забыл свое имя, прекрати нежничать, просто отдери меня уже! — Как скажешь. Больше они не разговаривали, Ёнбок вполне ясно выразился. Ему слишком больно сейчас, слишком тяжело, даже не страшно уже, омега прекрасно знает, что ему нужно, так что когда его переворачивают на живот, он облегченно стонет и выпячивает ранее пострадавшую задницу, пытаясь максимально прогнуться в пояснице. Но вес альфы с кровати пропадает на мгновение. Чанбин не дурак, он сам понимает, что лишние проблемы им сейчас ни к чему, так что волшебным пакетом он все же воспользовался. Теперь, готовый, он вздыхает сквозь зубы и начинает монотонно растягивать девственного омегу. Два пальца завертелись внутри Ли и у него потемнело в глазах, потому что хорошо до неприличия, прекрасно и великолепно, он жмурится от счастья, пытается расслабиться, но только сильнее в пояснице прогибается, поражая своими возможностями. Феликс думал, что приятнее уже быть просто не может, но альфа добавляет еще один палец, двигает ими быстро, разрабатывает задний проход и смазкой пошло хлюпает, сам в ней пачкается и умоляет себя потерпеть еще две минуты, хотя бы две чертовы минуты, чтобы не навредить. Двух минут он не выдерживает. После минутной долбежки пальцами, он пристраивается. Головка уже давит на колечко мышц, слабо пульсирующее и полностью готовое, когда омега немного отстраняется и гнусавит в подушку «хочу видеть твое лицо». Чанбин просьбу выполняет, помогает омеге перевернуться и прильнуть к нему ближе. Альфа вовсе садится на кровати, а Феликс пристраивается сверху на его коленях и, глядя в глаза, рукой направляет твердую плоть прямо в себя. Он садится медленно, глаза не закрывает, зрительного контакта не прерывает, Чанбин видит в них свое отражение и огромную любовь к себе, преданность Феликса и глубину его чувств. Это не на год и не два, это точно на всю жизнь и дальше они точно либо вместе либо никак. Омега не морщится, принимает своего альфу до конца, сразу медленно раскачиваться начинает, чуть привстает и снова до конца опускается, ощущая всем своим существом свою пару и то, что сейчас они делают все правильно. Никакой ошибки быть не может, это именно то, что должно происходить. Ёнбоку так хорошо, пожар внутри утихает вместе с приходом Чанбина, зуд из-под кожи улетучивается, вместо этого она впитывает целительный терпкий запах альфы. Движения становятся резче, толчки еще глубже и чувственнее, куда уж больше, но истинная пара пытается найти свой предел. Тонкие пальцы Феликса крепко держатся за плечи альфы, он все еще взгляда не отрывает от своего избранного, поцелуй за поцелуем получает, не насыщается, позволяет ведущему партнеру утянуть его на грудь. Чанбин лег полностью на кровать, почувствовав дрожь в ногах омеги. Он теперь сам снизу в податливое мягкое тело вбивается, расцеловывает острое лисье лицо, находящееся прямо над ним, упивается стонами, которые тихо выдает прямо в губы своим низким голосом Феликс. Внутри него так хорошо, горячо и тесно, все для него, все это только для Чанбина, все это было предназначено ему. Хван ускоряется до предела, заставляя Ёнбока высоко повизгивать и бедрами назад навстречу подаваться, чтобы максимально усилить ощущения и дойти до финала. Они кончают ярко, долго. Сначала Чанбин, потом почти сразу за ним Феликс. Омега марает и себя, и альфу, но обоим как-то плевать. Ли обессиленно опускается на грудь Чанбина и почти сразу отключается. Организм омеги в течку до ужаса предсказуем. Только сношения и сон, возможно перерывы на еду. Хван не дает узлу разбухнуть и выходит из Феликса, стаскивает презерватив, завязывает у основания и швыряет наугад в мусорную корзину возле двери своей комнаты. Попадает. Он бы сделал дэб, но беспокоить вымотанного омегу он не может себе позволить. Лишь вытирает аккуратно сперму, размазанную по телам чем придется (это был плед, который подарил на рождество Хёнджин, но брат его наверняка поймёт и обижаться точно не будет), а затем накрывает их одеялом. Течка будет долгой, иногда болезненной, но кто сказал, что от этого нельзя получить удовольствие, проводя ее со своим истинным.***
— Знаешь, у меня такое ощущение, что, когда мы с Феликсом вместе, в итоге проблемы всегда разгребаешь ты, — Хёнджин даже не смеётся, он устал. Завтра праздничный день, а за ним два выходных, так что в школу можно не идти, но и домой он пойти не сможет, потому что там сейчас у Ёнбока течка. — Знаешь, у меня тоже такое ощущение! — с притворным восторгом и удивлением отзывается альфа, вызывая смех у омеги. Впрочем, он становится серьёзным. — Теперь, думаю Ёнбок не девственник, а ты, надеюсь, не попросишь его о помощи, чтобы набраться опыта, как в прошлый раз! Хёнджин краснеет, головой мотает и что-то мямлит нечленораздельно. Минхо смеётся и притягивает омегу к себе. Сегодня у них не будет занятий по физике, это вполне можно отложить на завтра, но сегодняшний вечер принадлежит только им, так что их ждет глупая романтическая комедия и ленивые поцелуи, которых Минхо ждёт до дрожи в коленях. Никогда ему не хотелось ни с кем таких нежностей, как с Хёнджином. У альфы сердце становится мягким и липким, наполненным сахарной ватой, беспредельно сладким и готовым любить до самого конца. Это не могут быть шутки природы, так ведь? Он хочет верить, что нашел бы его даже в миллионной толпе, посмотрел бы именно на него, даже если бы видел только спину. Он понимает, что это, скорее всего, невозможно, но… Почему-то он предпочитает знать, что нашел бы его на краю света, даже никогда не увидев его лица. Это могут быть заблуждения, но Минхо обнимает своего омегу, которому даже не надо говорить, о чувствах, и который не должен отвечать что-то вслух. Это просто что-то, что ты чувствуешь и в чем уверен. Ли успел сфотографировать омегу украдкой и даже насладиться идеальными живыми чертами лица. Хорошее фото, надо распечатать, думает про себя Минхо.Where's my mind
Where's my mind?..