Просыпается Хван Хёнджин не очень приятным образом, ну совсем не так, как хотелось бы. У него впервые за последний месяц настоящий выходной, он выключил со спокойной душой будильник, весь вечер отмокал в своей большой ванной, позволил себе сорваться с диеты — съел конфету -, а затем завалился в кровать и спокойно упал в крепкий здоровый сон. Он намерен совершенно точно проспать до полудня следующего дня, только вот кое-кто другой так точно не считает.
Хвана будят настойчивые звонки в дверь, потом кто-то в неё начал скрестить и долбиться, а пока омега шёл до неё, ещё и выл там же. Хёнджин на себя халат только успел напялить и продрать глаза, как на него тут же выскакивает из открытой двери Феликс. Всё такой же неизменно рыжий и веснушчатый. Он бежит прямо по коридору, даже не удосужившись снять свою обувь, а Хёнджин лишь зевает недовольно и медленно следует за незваным гостем.
— Что же ты так долго-то, Ёнбок-и? — издевательски тянет в след рыжему парень. — Уже полвосьмого утра, ты такой непунктуальный.
— Заткнись, — бурчит тот и скрывается за дверью, откуда почти сразу слышно журчание и облегчённый низкий вздох. — Господи, как же классно поссать, — причитает тот за дверью, пока Хёнджин смеётся добродушно.
— Это, конечно, да, понимаю, — соглашается Хван, все ещё стоя за дверью. — Есть будешь, раз уж разбудил, соловей залетный?
— Мне, между прочим, можно, — важно поднимает нос Ёнбок, выходя из уборной и подпирая не маленькие бока руками.
Омега идёт, показушно виляя бёдрами, на кухню, а Хёнджин смеётся все так же. Даже спустя три года Феликс не утратил своего наглого очарования. Сейчас омега на пятом месяце беременности, он стал ещё более гиперактивным и неугомонным. Чанбин долго ждать с ребёнком не стал, свадьба была всего полгода назад, но никто и не был против пополнения, и Хёнджин рад хотя бы потому, что его собственная свадьба благодаря браку старшего брата откладывается на неопределённый срок.
Свадьба была пышной и, на удивление, прошла очень хорошо. Были журналисты, много приглашённых богатых акционеров и владельцев нужных компаний. Хёнджин должен был чувствовать себя неуютно, но смог получить от процесса удовольствие и радоваться за своего лучшего друга и брата. Он даже смирился с тем, что за руку его держал Чжухон. Он вообще смирился и теперь пытается получать удовольствие от жизни, насколько это вообще возможно.
— Что у тебя тут интересного есть? — Феликс лезет в холодильник, бесцеремонно разгребая продукты и нюхая их.
— Бери что хочешь, — улыбается Хёнджин, краем уха замечая, что входная дверь снова открывается, впуская нового гостя, которого не приглашали. Хёнджин отодвигает Феликса, заставляя сесть на стул, и сам достаёт все нужное, чтобы сделать быстрый вкусный завтрак. В коридоре слышится копошение, и омега, вздохнув еле заметно, отправляет на сковороду шесть яиц, кое-кто явно будет не против присоединиться к ним. Хёнджин стоит, нарезает овощи, дышит через нос спокойно, улавливает знакомый запах, а после чувствует сильные руки, притягивающие его к чужому телу и обвивающие талию. Ему в шею утыкается чужой нос и ведёт по линии челюсти нежно, вдыхая омежий запах.
— Доброе утро, — тихо шепчет Чжухон, обнимая крепче.
— Добрым утро было бы, если бы братья Ли навестили меня на три часа позже, — улыбаясь, так же тихо отвечает Хван и поворачивает голову, отвечая на мягкий лёгкий поцелуй. Целоваться с Чжухоном приятно, Хёнджин не против, ему, если честно, просто все равно. Хочет поцеловать, так пусть целует, это не страшно.
— Извини, я был рядом, хотел зайти тихо, но услышал, что ты уже не спишь. Ёнбок разбудил? — альфа оставляет легкие невесомые поцелуи на омежьей шее. Это приятно, Хёнджин покрывается мурашками, его телу это нравится.
— Да, — жалуется Хёнджин, — мой дом для него теперь как круглосуточный бесплатный туалет, представляешь?
— Это неприятно, — соглашается Чжухон, посмеиваясь, потому что беременный омега надувается, отставляет яблоко, которое грыз и смотрит осуждающе на брата.
— Я в положении, вообще-то! Знаете, как сильно ребенок давит на мочевой пузырь? Я уже думаю о том, чтобы купить себе памперсы!.. И вообще, хватит тут при мне нежности разводить, постеснялись бы ребенка!
— Извини, мы же несерьезно, — улыбается Хёнджин и ставит перед другом тарелку с поджаренными яйцами и овощами. — Кушай Ёнбок-и, если не наешься, скажи, сделаем еще.
— У тебя есть сгущенка? — попробовав, вдруг спрашивает Феликс, заставляя Чжухона вздохнуть тяжело.
— Есть варенье, — тут же кивает Хван и подрывается с места к шкафчику, но альфа его останавливает.
— Я сам достану, ешь спокойно.
Завтракают парни в полной тишине, потому что наблюдать за Феликсом — самое лучшее, что только может быть в мире. Омега и до того, как забеременел кушал много и с аппетитом, а сейчас он и вовсе превратился в бездонную черную дыру, да еще и с самыми разными вкусовыми потребностями. Он набивает свои щеки, забавно сопит и пыхтит во время еды, отдает всего себя процессу наслаждения едой и смакованию. У Ёнбока лицо совершенно открытое для чтения эмоций и Хёнджин с Чжухоном смотрят на это и улыбаются, иначе никак не получается.
— Чего пялитесь? — недовольно поднимает голову от тарелки омега, глядя то на друга, то на брата. — Никогда не видели, как люди едят?
— Не злись, колобок, просто задумались, — треплет его по волосам Чжухон, поднимаясь из-за стола и отправляя тарелку в раковину.
— Ты уже уходишь? — грустно спрашивает Хёнджин, поднимаясь вслед за альфой.
— Да, мне пора, сегодня опять стажируюсь в офисе и смотрю, как все устроено изнутри и кого потом можно прихватить за причинное место, — кивает Чжухон, выходя в коридор. Хёнджин неотступно следует за ним и не забывает дуть губы.
— Мы в последнее время вообще почти не видимся, у нас даже выходные ни разу за три месяца не совпали! — омега облокачивается о стену и складывает руки на груди.
— Знаю, но что поделать, работа, — Чжухон обувается и, выпрямившись, вдруг притягивает омегу в свои объятия. — Это так удивительно, правда?..
— Ваша фамильная наглость? — осведомляется Хёнджин, тем не менее, не сопротивляясь. — Да, согласен, это просто фантастика.
— Я о Ёнбоке. Это так потрясающе… Что он беременный, — вдруг шепчет альфа, прижимая к своей груди омегу, который обнимает в ответ покорно. — Наверно, просто невероятно ждать ребёнка, знать, что он растёт и скоро появится и быть счастливым… Когда мы поженимся, — чуть отстраняется он и заглядывает в тёмные глаза Хвана. — Я бы хотел сделать тебя счастливым.
Рука Ли опускается на живот Хёнджина, чуть ниже пупка. У Хвана по коже мурашки, ему становится неуютно и жутко, но он давит в себе эмоции и лишь нежно улыбается в ответ, накрывая большую руку альфы своей и слегка поглаживая, очерчивая венки на тыльной стороне шершавой ладони. Хёнджин плотнее прижимает к себе чужую руку.
— Я очень хочу, чтобы ты носил моего ребёнка, — зарывается в тёмные волосы Хвана Чжухон. — Хочу семейную жизнь с тобой, ты будешь таким хорошим папой, — почти стоном говорит альфа. — Буду гладить твой живот, когда он станет больше, целовать его, а наш ребёнок будет толкать меня в ладонь…
— Я тоже этого очень хочу, — поглаживает широкие плечи Чжухона Хёнджин, не зная, куда деть глаза. Он обнимает нежно, крепко, не давая сомнений в том, что он любит альфу. — Позже обязательно, ладно? Обязательно.
— Куда ж я денусь, остаётся ждать, — Чжухон целует Хёнджина в щеку и, крикнув Феликсу, вышел из квартиры, захлопнув за собой дверь.
Хёнджин поспешил вернуться обратно на кухню, подавляя изо всех сил в себе желание умыться. Феликс встречает его обеспокоенным взглядом и пустыми тарелками. Ёнбок выглядит обеспокоенно и такое ощущение, что он вот-вот заплачет. Да, гормоны у омеги тоже играют злые шутки, так что у парня часто глаза на мокром месте. То он собачку увидит на улице, то кошечку бездомную, он даже над судьбой каждого встречного бомжика думать стал и рыдать в три ручья.
— Как ты можешь это терпеть?..
Голос у Феликса тихий, но низкий, проникновенный и глубокий, заставляющий задуматься. А правда, как Хёнджин это терпит?
— Я профессионал своего дела, и моя съёмочная площадка всегда со мной, — уведомляет Хёнджин, не утруждая себя ненужной улыбкой.
— Ты не можешь всю свою жизнь играть, — качает головой Ли, спуская маленькую ручку на свой пока не слишком большой живот, поглаживая бережно. — Любовь к детям тоже будешь отыгрывать как в последнем спектакле?
— Ты же знаешь, что это совершенно другое, — тяжело вздыхает Хван, заваривая себе кофе. — Вся моя жизнь — большой сериал, которому нет конца, ну и ладно. Важно знать лишь одно — я хороший актёр, и я буду делать все, чтобы просмотры и рейтинги зашкаливали.
— Ты не любишь Чжухона, — выкидывает свой последний аргумент Феликс и попадает, как всегда, в точку. — Как ты можешь…
— Я делаю жизнь проще. И себе, и ему, и родителям, даже тебе.
— Это не то, что ты хочешь, — смотрит прямо в глаза другу омега. — Зачем ты так издеваешься над собой?
— Я люблю тебя, Ликс, очень сильно, — двигается к Ли Хёнджин, при этом кладя осторожно правую руку ему на живот и поглаживая трепетно. — Но ты не должен лезть в это. Это моя жизнь, мои отношения, мой жених и мои проблемы. Я не хочу, чтобы ты волновался из-за меня, тебе нельзя. Позволь мне жить так, как я считаю нужным.
Омега лишь тяжело вздохнул и опустил глаза на руки Хёнджина. Это не первый и не последний их разговор на эту тему, оба это понимают, но каждый раз один и тот же разговор повторяется с завидной частотой. Феликс ещё немного сидит у Хвана, пьёт чай, уничтожает запас зефирок, купленный специально для него же, а потом, под ворчание Хёнджина о прерванном сне и новых тяжёлых съёмках, покидает квартиру Хвана.
— Что будешь делать? — спрашивает Ёнбок, пока Хёнджин завязывает ему кроссовки.
— Спать! — смеётся Хёнджин, поднимая глаза на веснушчатое личико.
— Ты сильно изменился, — вдруг роняет Ёнбок, практически держась за дверную ручку. — С тех пор, как…
— А ты совсем не изменился за эти три года, — тут же перебивает его Хёнджин, щурясь. — Такой же наглый, беспардонный и любящий совать свой нос в чужие дела. А теперь иди! Иди, иначе мне Чанбин уши оборвет, ты к врачу опаздываешь.
— Точно! — Феликс быстро целует Хёнджина в щеку, почти вылетает из жилища, но снова тормозит. По нему видно, что его терзают сомнения: сказать или не сказать то, что хотел?
— Говори уже, — закатывает глаза Хван. — А то ведь лопнешь и до туалета добежать не успеешь.
— Ты любишь его до сих пор, я прав? — Хёнджин застывает с той же пугающе-дружелюбной улыбкой на лице. — Ты ведь не забыл Минхо, и все твоё напускное равнодушие, то, как ты чуть ли литрами кофе не пьешь… Ты ведь пытаешься доказать себе, что тебе все равно и уже не больно, правда? Но не получается, это видно…
— До свидания, Ёнбок, я был рад тебя видеть, — сухо прощается Хёнджин, оставляя последние реплики друга незамеченными. Дверь хлопает, и Хёнджин давит в себе приступ паники.
На самом деле, Феликс прав, Хёнджин это понимает, но признавать не хочет. Он не забыл, он любит, и он чертовски глупый омега, раз до сих пор что-то чувствует. Он пытался забыть, затоптать чистый светлый образ любимого альфы, хранил его записку, как самое ценное сокровище на свете, потому что даже фотографии альфы у него не осталось. Он носил оставленные им вещи, чаще всего спал в них, пропитываясь запахом, не стирая их, но время неумолимо и вскоре любимая одежда пахла только выпечкой с ананасами, без ярких ноток кофе.
Хёнджин прошёл через множество этапов. Он оплакивал себя, свои чувства, тонул в жалости к самому себе и упивался этим чувством. Затем он надеялся, каждый день ждал, ходил домой к альфе, носил его одежду и рычал на Чанбина и Феликса, которые пытались ему помочь. Потом Хёнджин очень сильно злился, буквально на всех. На себя, из-за того, что он такой глупый и так остро и болезненно реагирует, на Минхо, который по-свински исчез и не дал о себе знать, на родителей, по понятным причинам, на Феликса, который лезет к нему с утешениями, хотя они абсолютно не помогают, только раздражают.
Хёнджин в конце концов так разозлился из-за своей беспомощности, что решил забыть все, что было раньше и попробовать с чистого листа. Он правда пробовал полюбить Чжухона, от всего сердца мечтал в него влюбиться, быть в восторге от его ямочек и умирать от его касаний и запаха, но это оказалось безуспешно. Где-то через год, к окончанию школы, он понял, что гораздо легче вообще ничего не чувствовать.
Хван тогда пришёл к тому самому месту, где они с Минхо встретились и сел на то же самое место, теперь точно уверенный, что его не остановят. Зачем тогда этот альфа его спас? Дать надежду, поиграть, а потом вот так исчезнуть, не неся ответственности?! Хёнджин долго думал, болтая ногами над пропастью с чёрной водой, позволит ли он обстоятельствам и тупым альфам сломить его или он предпримет попытку вырваться из этого идиотского круговорота договорных браков? Он понимал, что слишком мал для этого, и именно в тот момент он принял решение.
Старый Хван Хёнджин должен умереть, склонив голову перед родителями, зато должен взлететь новый, тот, кто не чувствует боли, носящий маску и запирающий свои настоящие чувства. Папа ужаснулся таким переменам, отец же остался доволен. Он обнял омегу и сказал, что дождался этого.
Хёнджин повзрослел. Вот оно какое, взросление, с горечью думал Хван, улыбаясь приторно и отвечая на слова отца лёгкими кивками. Ещё через полгода он признался Чжухону в симпатии, конечно же, получил полную взаимность.
Он ходил с Чжухоном на свидания, принимал от него подарки, чаще всего оказывающиеся дорогими украшениями, которые Хёнджин не любил носить от слова совсем, он отвечал на его поцелуи и позволял держать себя за руку, но не больше. Сколько бы он ни притворялся, его все же сильно тошнило от вынужденного контакта кожа к коже. Он не мог не сравнивать двух братьев, с которыми ему
не повезло посчастливилось состоять в романтических отношениях.
Чжухон пытается купить любовь драгоценностями, дорогими ресторанами и походами в театр на эксклюзивные постановки, а Минхо… Он был простым, таким родным и похожим на Хёнджина, таким же ребёнком в душе, каким был сам Хван, в те времена. Он покупал вкусный кофе или какао, скачивал интересные фильмы и заказывал пиццу с ананасами, от которой Хёнджин всегда был без ума, чего не скажешь о Минхо. Он смеялся и корчился, пока выковыривал желтенькие кусочки и ел только курицу, а ещё назвал Хёнджина извращугой за то, что он имеет такие странные пристрастия. Минхо был теплым, как солнышко, внимательным, хорошо умел слушать и объяснять, а у Чжухона руки холодные, плохая память на лица и говорить он любит о себе, считая проблемы Хёнджина маленькими и незначительными, хотя советы всегда даёт хорошие, если до него удаётся достучаться.
Минхо стал неотъемлемой частью его жизни слишком быстро и за эту фатальную ошибку Хёнджину пришлось платить. Он искренне хотел забыть его, и он бесился, когда не получалось и плакал от тоски и боли, а когда получилось…
Однажды утром, проснувшись, Хёнджин понял, что забыл, как он выглядел. Он забыл лицо Минхо, забыл его глаза, его нос, забыл его губы, как мягко они могут целовать. Он не помнил тембр его голоса, его тёплые руки и его улыбку. И тогда Хёнджин испугался, что может вправду его забыть. Хёнджин плакал долго и громко, содрал руки в кровь, когда бил с размаху шкаф, пытаясь все же вспомнить, но у него не получалось. И тогда он действительно хотел умереть, чувствуя себя, непонятно почему, грязным предателем и шлюхой.
Поборов паническую атаку, Хван позвонил Феликсу и они снова приехали в квартиру альфы, а почувствовав знакомый запах, черно-белые картинки воспоминаний, успевшие помутнеть со временем, вновь ожили и заиграли в сердце омеги, выливаясь наружу слезами. Обняв себя крепко руками, чтобы не рассыпаться на части, омега решил, что больше не будет пытаться вычеркнуть из своей жизни то, что в ней навсегда должно остаться.
Приняв этот факт, Хёнджин нашёл лишь один выход из положения. Он, находясь на грани жизни и смерти, стискивал руками перила моста, с которого в любой момент мог сорваться. Если в его жизни случилось так, что он не может быть счастлив, он сам сделает себя счастливым, но пока придётся подождать, а значит он должен стать актёром, таким актёром, каких ещё нигде и никогда не было. Ни один человек не поймёт, где находится игра, а где его реальные чувства.
Хван ходил на прослушивания в различные агентства, на кастинги, и ему везде везло. Если ты красив, твои шансы повышаются примерно на пятьдесят процентов, так что к концу первого дня у Хёнджина уже семь визиток от агентств, куда его приняли. Выбрав самое большое, популярное и достойное агентство, Хёнджин подписал контракт вместе с остальными юными дарованиями, прошедшими отбор. Омега уже думал, что ему придётся ждать пять лет у моря погоды, играя эпизодические роли и появляясь на экранах на полторы минуты, но ему вновь повезло. Хёнджина за красивые глаза утвердили на роль первого плана в полнометражном фильме. Он получил возможность пообщаться с опытными знаменитыми актёрами, которые пророчили ему большое будущее. За время съёмок он очень сблизился со своим «отцом», роль которого исполнял Гон Ю. Альфа очень добрый и воспитанный, приносил для всего актёрского состава кофе и даже играл с молодыми актёрами в прятки. Он давал полезные советы, которым Хёнджин с готовностью следовал и добивался успеха. Для родителей он учился на врача, а сам участвовал в съёмках. У него было много эфирного времени, правда много. Его по сюжету похитили, а Гон Ю, как любящий и целеустремленный отец-военный спасает своего сына, который сам не сидит на месте и пытается спастись своими силами.
Альфа стал тем, кому Хёнджин доверился и рассказал свою историю, рассказал, зачем он пришёл сюда и чего хочет добиться.
— Поэтому я хочу научиться играть, чтобы не было понятно, что творится у меня в душе. Хочу держать лицо, чтобы ничто не смогло выбить из колеи…
— Такой маленький, а уже пришел к такому, — качает головой альфа, развалившись на диванчике в гримёрке. — Некоторые к этому годами идут, а потом передумывают. Видишь ли, это опасно, ты можешь потерять самого себя, нося маску постоянно. Ты планируешь запереть себя?
— Да, — серьёзно отвечает Хёнджин. — Я достаточно долго об этом думал и готов к последствиям.
И тогда Гон Ю помог ему стать настоящим актёром.
***
— Это…
— Это наш сын, о, да, — шипит Намджун, швыряя газету с постером прямо в лицо своему мужу. — И у меня возникает закономерный вопрос: что он там делает?!
— Я не знаю, я… Я правда не знаю, я думал, он в институте, а на ночь остаётся у Ёнбока… Тэмин тоже ничего не… — Тэхён прикрывает голову руками, съеживаясь в кресле, где сидел.
— Заткнись! — замахивается на мужа Намджун, но не ударяет сжавшегося омегу. — Никакой пользы от вас, пока сам не сделаешь, не проконтролируешь, ничего работать не будет!..
За дебют в киноиндустрии Хёнджину пришлось очень дорого заплатить. Отец навестил его в день выпуска тизеров и рекламы и от души поздравил, сломав при этом три ребра и оставив множество гематом по всему телу. Пришлось отказаться от новой эпизодической роли и взять больничный, чтобы не показываться на глаза людям, пока синяки не сойдут хотя бы на лице. Но Хёнджин не жалел и не плакал, потому что сам понимал, что отец непослушание так просто не оставит и не простит. И ему досталось бы ещё больше, если бы Чанёль не пришёл в восторг от того, что суженый его сына знаменит и будет баснословно богат. Жадность Чанеля его спасла, и это единственное, за что омега благодарен свекру.
Далее жизнь Хёнджина более менее наладилась, ему дали спокойно учиться и работать, снимаясь в совершенно разных проектах. У него в фильмографии две дорамы, в которых он играет главные роли, три фильма с эпизодическими ролями, две картины, где ему отданы роли главных героев. Также он является лицом крупнейшего косметического бренда Кореи, а так же ему повезло стать моделью. Хёнджин потрясающий омега, которого хотят все и которому завидуют все. Он иногда не может спокойно выйти из дома, чтобы не нарваться на армию поклонников или хейтеров, но, в целом, он вполне доволен тем, что имеет. У него своя квартира в центре Сеула, на которую он заработал сам, большой шкаф с хорошей одеждой, много обуви и все, чего только хочет его душа.
А ещё, по мнению всех журналов и телестанций, Хёнджин абсолютно счастлив в личной жизни. Его жених наследник крупной корпорации, действующий начальник полиции центрального района города, да ещё и невыносимый красавчик! Все считают, что он просто выиграл в лотерею ещё при рождении, и Хёнджин бы согласился с ними, не будь он на самом деле так чертовски несчастен. Но раз все думают, что все в порядке, значит он хорошо справляется со своей ролью.
Сейчас Хван Хёнджин снова плюхается на свою большую, отвратительно прекрасную и мягкую кровать, раскидывает ноги и руки и громко кричит в потолок. Он никогда так не делал, а сейчас вот захотелось до ужаса просто поорать в пустоту, потому что ему тяжело, ему ужасно сложно справляться с самим собой, потому что, как и предупреждал старший товарищ, он начинает терять себя. Он уже не различает этой призрачной грани, через которую пытался перейти, чтобы скрыть свои чувства. А сейчас её вообще будто нет, и он не знает, как вернуться обратно.
Хёнджин срывает голос и его не заботят даже завтрашние съёмки в клипе какого-то популярного альфы в качестве дорогого украшения. Ему плевать, много денег он так не потеряет, так что вполне способен взять больничный. Хёнджин
ненавидит свою работу.
***
— Феликс, ну я же просил! — устало ворчит Хёнджин, соскакивая с пола и вытирая новое пятно краски, которая капнула с кисти.
— А-а! Не смотри! — тут же визжит пухлый омега, чуть ли грудью не закрывая мольберт, к которому и тянул кисть.
— Да не смотрю я! Больно надо! — повышает голос Хван. — Ты мне всю квартиру засрешь своими красками, а ведь они не отмываются!
— Я тебя рисую тут вообще-то, так что…
— И это нужно тебе для задания, так что… — в тон другу отвечает Хёнджин, а тот лишь носом шмыгает и начинает ронять крупные слезы. Хван же снова приходит в ужас. Гормональные перепады Ёнбока его когда-нибудь очень скоро убьют.
— Ты меня не любишь!..
— Боги, нет, снова, — взвыл омега и пошёл обнимать беременного, плачущего парня, который скоро зальет Хёнджину всю квартиру.
В то время как Хёнджин думал, как бы выжить и не сойти с ума, у Феликса и Чанбина все было прекрасно. Чанбин пошёл учиться туда, куда ему сказал отец, но особого дискомфорта при этом не испытывал. Главное, что рядом Ёнбок и им ничего не мешает, а остальное совсем не так важно. Феликсу была предоставлена полная свобода выбора высшего образования, но он очень долго колебался и не знал, что делать. Тогда Хёнджин взял и ткнул Феликса носом во все его искусно изрисованные скетчбуки и приказал делать то, что ему по душе.
— А вдруг у меня не выйдет?..
— Если тебе это нравится, то почему ты не можешь хотя бы попробовать? — серьёзно спросил однажды Хёнджин, когда Феликс вновь плакал от безысходности, которую сам себе придумал.
— Я ведь не такой одарённый, не такой талантливый, чтобы…
— Развивайся! Не каждый имеет настоящий талант, так что совершенствуй себя. Если будешь сидеть на жопе ровно, ничего хорошего не будет, ты останешься на прежнем уровне. Предпринимай попытки стать лучше, и все будет так, как хочешь ты. В конце концов, начни мечтать о чем-то…
— Ты мечтал, и что это тебе дало? Ты теперь учишься в университете искусств, хотя хотел сдать физику и строить самолёты… И что из этого вышло?
— У всех по-разному, — тяжело вздохнул омега, приобнимая друга и давя в себе свою боль. — Знаешь, в моем случае мечты доведут до беды, потому что мне больно, — объясняет ему как маленькому Хёнджин. — Я не могу заниматься тем, чем мечтал, потому что это связано с ним. Я ведь ходил в тот университет, пытался подать документы, прошёлся по аудиториям, но не смог… Я не мог не думать о том, что он ходил по этим коридорам, он здесь учился, сидел за одним из этих столов, любил здесь находиться. Все слишком сильно напоминает о нем, поэтому мне пришлось от этого отказаться. А перед тобой открыты все двери и ты можешь делать то, что хочешь без страха и боли. Вперёд, Феликс…
Так Ли Ёнбок стал учиться в одном университете с Хёнджином, только на факультете живописи и искусств. Феликсу там очень нравилось, да и трудностей особых парень не испытывал, так как капелька таланта в нем все же была. Потом, на третьем курсе, он вышел замуж за Чанбина, а уже через месяц смог порадовать семьи известием о том, что скоро разродится первым ребёнком. И вот сейчас он рисовал Хёнджина для отчётной работы в стиле древних азиатских летописей. И, конечно, сейчас он активно капает на белый пол Хёнджина чёрной тушью, которой выполнял мягкие штрихи, рисуя лучшего друга.
— Всё, я возвращаюсь на диван, рисуй, делай, что хочешь, я потом поменяю линолеум или ототру, только не реви, ладно? — Хёнджин бросает тряпку и возвращается в исходное положение, расслабляя мышцы лица и погружаясь в свои мысли.
За эти три года он правда очень сильно изменился, не может об этом не думать, смотря на абсолютно не изменившегося Ёнбока. Иногда он его ненавидит, очень сильно, так сильно, что иногда пугается самого себя. Феликс счастлив по всем параметрам, а Хёнджин так не может, он завидует невероятно сильно, по-черному, так нельзя, но иначе Хёнджин не умеет. Он любит Феликса, но завидует страшно.
— Не вертись!.. — мяучит из-за мольберта Ли, высовывая мордашку.
— Да я и не…
У Ёнбока звонит телефон и по выражению лица он может понять, что звонит Тэмин. Феликс подрывается и убегает в другую комнату, чтобы спокойно поговорить с папой. Хёнджин ненадолго теряется во времени и заглядывается на обычную стену. Так бывает иногда, что просто удобно смотреть в одну точку, и тебе так хорошо, что даже не думаешь ни о чем. Омега мог бы так ещё долго смотреть в стену, если бы в комнату тихо не вернулся Феликс. На нем не было лица, он был бледный, как полотно, на котором сейчас красуется нарисованный Хёнджин. Маленькие ручки омеги подрагивали, сжимая большой смартфон и прижимая его к своей груди. Он даже дышал через раз. Хёнджин начал опасаться, что что-то случилось с ребёнком.
— Феликс, что случилось? Что-то с ребёнком? Ты в порядке? — Хёнджин подбегает, берет ладони Феликса в свои и в глаза заглядывает. Тот лишь мотает головой и смотрит внимательно в глаза Хвана.
— Хёнджин… Минхо… Минхо, он… Он вернулся, Хёнджин. Минхо вернулся!..
У Хвана сердце начинает биться так ускоренно, будто аритмия началась, дыхание сбивается и, несмотря на то, что он дышит часто, ему воздуха все же не хватает. Хёнджин теряет сознание прямо посреди собственной гостиной.
Минхо вернулся!..
You just want attention, you don't want my heart
