***
Никто не решался прервать эту тяжелую, действительно душераздирающую сцену, где никто не может понять, играет актёр или нет, что он сейчас испытывает и как вообще играет эту сцену. Дыхание сперло у всех, а гонорар удвоили, как только этап монтажа остался позади. Хёнджин пару часов приходил в себя, он сорвал голос, горло саднило, но он был жив будто впервые, он жил, дышал теперь полной грудью и открыл глаза, подобно новорождённому котёнку. Этот новый мир для него прост, как его ладонь на первый взгляд, и все, что ему нужно — начать жить. Хвана отпаивают горячим чаем, обрабатывают кровавые полосы на груди, которые он сам себе и оставил. Не сказать, что он успокоился сразу. Ещё минут десять его трясло, а по щекам катились слезы, но справиться с истерикой он смог. Режиссёр подходил и спрашивал, как такое вообще возможно, что чувствовал Хёнджин, когда находился в кадре, кто научил его так глубоко входить в образ. А ещё он ненавязчиво поинтересовался, не нужна ли ему помощь психолога. Оказавшись дома, Хёнджин просто упал на кровать и уснул так крепко, что выпал на целые сутки из жизни, проснувшись лишь через день. Такой скачок его не мало напугал, но зато он выспался и проснулся с ясной головой. И в этой ясной, лёгкой голове сразу возникает мысль, что с ним ничего бы не случилось, если бы Минхо был рядом. Он бы, возможно, даже не согласился на съёмки, если бы рядом был альфа. Поэтому Хёнджин подрывается с кровати, несётся в ванную комнату, приводит себя в порядок, наказывает самого себя за идиотизм максимально контрастным душем, выпивает йогурт, одевается потеплее, скрывает лицо под маской, а на голову надевает черную кепку. Он предпочитает пользоваться общественным транспортом, и что скрывать, наслаждается тем, что он обычный человек, хотя у него миллионы фанатов. Его зачастую не замечают, но некоторые, особо преданные, даже по глазам замечают его и чуть ли не кричат, но он лишь подмигивает им, мотает головой отрицательно и палец к губам под маской прикладывает. И, как правило, ему подыгрывают, а потом всю жизнь помнят, и он правда благодарен таким адекватным фанатам. Сейчас все проходит гладко, он спокойно доезжает до дома Феликса и Чанбина, но в автобусе замечает, что двое омег, на вид школьников, фотографируют его тихонько. Феликс долго не открывает. Заспанный весь, лохматый, щурится так сильно, что глаз вовсе не видно, его явно разбудили. Теперь они поменялись ролями, и Хёнджин ехидно смеется, проскальзывая в квартиру. — Если у тебя нет уважительной причины… — Я поссать, — ржет Хван вдруг, а Ли наконец раскрывает глаза. — А, ну это уважительно, — качает головой Ёнбок все еще сонно, а вихры на его голове забавно колышутся в такт движениям. — Стоп… Ты издеваешься надо мной что ли?.. Хёнджин снова смеется заливисто, а Феликс хмурится. — Чё те надо-то вдруг а, звезда? — тянет парень, зевая и заражая этим Хвана, который сразу становится серьезным. — Мне нужно… — Хёнджин неуверенно закусывает губу. — Где сейчас Минхо? — Ты решил с ним помириться? — пораженно приземляется на кухонный стул Феликс, пока Хёнджин запускает от нечего делать посудомойку. — Я решил любить его. Очень сильно и очень долго, желательно до конца жизни, но, на самом деле, как пойдет. — Я не знаю, где он. Втяни глаза обратно! — ворчит Ли. — Я серьезно ничего не знаю. Сейчас позвоним Чанбину и спросим. Но я его не видел после того приема. Прошло три недели, Хёнджин-а, но, возможно, он еще в Сеуле. — Набирай, — вздыхает Хёнджин и садится за обеденный стол, подпирая голову руками. Феликс же уходит в соседнюю комнату за телефоном. — Да, Ёнбок-а, говори быстрее, я занят! — нервно отвечает после долгих гудков Чанбин. — Прости, любимый, к нам пришел Хёнджин, и, кажется, у нас тут переворот жизни с ног на голову, так что скажи срочно местоположение Минхо. — Даже так, — вздыхает в трубке гнусавый голос Чанбина. — Спросите у Тэмина. Я не знаю, где он. Мы встретились на следующий вечер после того банкета. Помнишь, я тогда выпивший был. Мы пропустили несколько шотов. Тэмин точно должен быть в курсе, где он. — Спасибо, хён, — подаёт голос Хёнджин в динамик и нервно дёргает ногами. — Ну, ладно, мы тогда позвоним папе, пока, — хочет уже завершить вызов Феликс. — Подожди! — вдруг просит Чанбин. — Хёнджин, ты это… Удачи тебе. — Спасибо, хён. Тэмин на контакт идти не хочет, да и на телефонные звонки не отвечает. Феликс лишь плечами пожимает, но отцу звонить отказывается, и Хёнджин его понимает. Папу Минхо он найти так и не смог, зато сразу поехал в офис отца, витая в надеждах встретить там, в идеале, Тэмина, а если уж не повезёт, то может переговорить и с Чанёлем, что поделать. Хотя теперь его бояться не надо, он ему никто и сделать ничего не сможет. Всё же чудесно, что теперь, даже если он выйдет за Минхо, то не породнится с семейством Ли. А с Феликсом он и без того родня из-за Чанбина. В огромном здании он встречает своего собственного отца, который едва на него взглянул, а приветствием не удостоил. Ну и ладно, Хёнджину же и легче. Чанёля он нигде не нашёл, хотел было звонить снова Феликсу, но очень неожиданно врезался в своего прошлого жениха. — О, Джинни! — Так, руки убери, иначе в нос дам, — предупреждает Хёнджин, увидя то, как дёрнулся Чжухон. Тот сразу отходит на пару шагов назад и прищуривается. — Значит, прошлого своего жениха ищешь? — спрашивает он. — Нет, как можно, — качает головой омега. — я ищу позапрошлого, прошлый же ты. — А, ну да, ну да, — рассеянно откликается Чжухон. — Откуда ты знаешь, что я ищу Минхо? — мгновенно снимает вежливость Хёнджин. — Слухи очень быстро разлетаются, знаешь… — Феликс! Собака такая, убью гада!.. Чжухон смеётся заливисто, как и всегда, а потом становится серьёзным. — Пошли, выпьем кофе, на первом этаже кафе. И Хёнджин пошёл. Это глупо, возможно, но он пошёл с ним. Во-первых, он его уважает, а во-вторых, видно, что альфа до сих пор его любит и Хёнджину немного стыдно. Он играл не только свою любовь к нему, как актёр, но и играл с его чувствами. Для Хёнджина это был способ выжить, а вот Ли наверняка было больно. — Скажи, — даже не притронувшись к кофе, Чжухон смотрит почти отсутствующим взглядом на длинные тонкие пальцы Хёнджина, которые очерчивают ободок чашки. — Ты все это время привторялся, пока мы с тобой общались? Или в тебе была хоть раз, хоть капля искренности? Или я тебе все такой же чужой и отвратительный? — Я… Я не любил и не люблю тебя, — решает честно ответить Хван. — Но я хорошо к тебе отношусь, ты мне очень нравишься, ты классный парень, но просто не мой. Пройдёт ещё немного времени, и тебе станет легче, а когда ты встретишь своего омегу, того, кто принадлежит тебе, ты забудешь меня, и более того, не будешь понимать, как мог желать меня. — Мне легче, честно, — ответил альфа. — Ты хотя бы не лжешь теперь. — Извини меня, что так получилось, я бы никогда по своей воле такого не сделал. Отвратительно чувствовать себя не принадлежащим самому себе… Так ты знаешь, где Минхо сейчас? — Я хочу попросить прощения, — поджимает губы Ли. — Тогда, у меня был выбор. Я выбирал из пяти омег, которые могли бы стать моими супругами, — начинает медленно Чжухон, пока Хёнджин отставляет кофе подальше, внимательно слушая. — Мин, Чон, Сон, Хан и Хван. Мне приглянулся Хан, тоже очень милый, но я знал, что ты истинный Минхо, я знал, что вы обжимались вместе, я все про вас узнал, и выбрал тебя. — Что? — Хёнджин тупо переспрашивает и таким же невидящим взглядом смотрит в лицо Чжухона, чувствуя при этом скапливающиеся слезы в глазах. — Я сделал больно Минхо, потому что завидовал тому, что он свободен в выборе, мечтах и желаниях, я хотел сделать ему плохо, чтобы он чувствовал себя ограниченным и невольным, таким же, как и я… Но в итоге я обманулся, когда сам в тебя влюбился, хотя изначально не хотел. Я сделал больно всем, даже себе, и если бы я мог это исправить, я бы это сделал без промедления, но… Мне жаль, действительно жаль, и я хочу попросить за это прощения… Скажи что-нибудь, пожалуйста. — Ты его не заслуживаешь, — по щекам у омеги текут слезы. Всё могло быть иначе. — Я знаю. Хёнджин встаёт, пошатываясь, ошеломленный новостью. Но ему пришлось снова сесть в следующее мгновение, когда ему в спину прилетели слова Чжухона. — Я знаю, где он. США, штат Иллинойс, Чикаго, центр города, около километра на восток от здания правительства. Ты не пропустишь небоскрёб. А дальше легко. — Я тебя прощаю. Но и видеть больше не хочу.***
— А потом у меня был долгий ночной перелет, мой чемодан потерялся и улетел в Монголию, поэтому я без него. Но, вообще, все хорошо. Только я очень хочу спать, а так все в норме. Вот так я и здесь. — Тогда спи, Джинни, — альфа мягко укладывает его на свои бедра и волосы мягкие перебирает, которые уже давно успели высохнуть. А Хёнджин и вправду спокойно засыпает.***
— В Сеуле роднее, правда? — А? — Хёнджин отрывается от панорамного окна и спускает рукава рубашки на ладони, озябнув. После душа его кожа все еще горячая, но она очень быстро теряет приобретенное тепло. — Да, тут гораздо лучше. Хёнджин опирается на плечо альфы, который сел рядом, с так же пока влажной кожей. Пол теплый, система обогрева в квартире Минхо классная, да и вообще тут хорошо. Окна огромные, а сейчас так темно, из света только луна и звезды, которые приветливо заглядывают в окно и ласкают лица серебристым светом. — Мне не нравилось в Чикаго. Хороший город, классный, но не для меня. Он слишком грубый. Люди слишком невежливые и развратные. Проститутки в темных углах сами пытаются на тебя прыгнуть, — вдруг рассказывает Минхо, устремляя внимательный взгляд карих глаз куда-то вперед. — Проститутки, говоришь? — заинтересованно поднимает брови Хёнджин и отнимает голову от чужого плеча. — Не поделишься? Кто это там на тебя вешался? — Ревнуешь что ли? — хихикает гадко Минхо, а затем получает несильный тычок в ребра. — И что там за секретарь у тебя был? Не слишком ли молодой? У тебя с ним что-то было? — зло начинает выспрашивать Хёнджин. — Нет, — снова смеется Минхо. — Секретарь тупица, каких еще поискать надо, не чета тебе. Ты у меня самый умный и самый лучший, так что не говори глупостей. У меня был лишь целибат, зубрежка материала и унылая дрочка по вечерам, — Хёнджин поджимает довольно губы, а Минхо хмыкает. — Иди ко мне. Альфа раскрывает объятия, а Хёнджин падает в них, спиной опираясь на грудь Минхо. Ли подтягивает к себе омегу вплотную, прижимает к себе и руками обхватывает его торс, утыкаясь при этом лицом в изгиб шеи и вдыхая нежный аромат, исходящий от омеги. Дыхание учащается, а ноздри трепещут. Хёнджин оторваться от окна не может, но альфа его отвлекает усердно, поэтому Хван откидывает голову на плечо альфы, обнажая кадык. — Так значит, ты меня хочешь? — Я тебя очень хочу, малыш, — почти стоном выговаривает альфа. — Но я понимаю тебя и останусь верным своим словам. Я обещал тебе, что буду ждать столько, сколько нужно. Это в силе, Джинни, я буду ждать тебя. — Меня не надо ждать, — тихо шепчет Хёнджин. — Я готов стать твоим. Я давно готов. Правда, нас отвлекли немного, около трех лет назад… Но теперь… Я готов назвать тебя своим альфой. — Ты понимаешь, что это почти свадьба? — спрашивает серьезно Минхо после недолгой паузы. — Что назад пути уже не будет, и мы дальше только вместе. Иначе никак. — Только этого и хочу. Минхо расплетает ноги, поднимается, легко подхватывает на руки своего омегу и, прижимая плотнее к своему сердцу, уверенным шагом идет к спальне. Он даже свет не включает, потому что незачем. Сначала с мягкой кроватью встречается Хёнджин, которого Минхо спиной аккуратно уложил, а потом и он сам нависает над омегой, улыбаясь, как последний дурак. — У тебя лицо не треснет? — гладит по щеке его омега, задевая большим пальцем клык. — Нет, — улыбается ещё сильнее Минхо. — Я просто рад, что теперь мы снова вместе. — И уже вряд ли расстанемся. Они целуются медленно и нежно. Три недели, которые они провели вместе в Чикаго, готовясь окончательно остаться в Сеуле, они только и делали, что обнимались и целовались, но до сих пор для них это как в первый раз. Так ново и приятно прикасаться друг к другу. Это просто очень хорошо, и других описаний почти не надо. Минхо садится на колени посреди кровати, а Хёнджин так же перед ним садится и они раздевают друг друга, медленно и так, как должно быть. Всё правильно, кричит в голове Хёнджина омега, которому не давали тепла и ласки такое длительное время. В комнате темно, но луна все так же светит в окно, подглядывая беззастенчиво. Хёнджин ложится перед Минхо, и он готов так, как никогда не был и не будет, именно в этот момент. Альфа гладит его, целует почти везде, куда только сможет дотянуться, возбуждает постепенно, самые чувствительные точки затрагивает и вырывает первые стоны. Его длинные пальцы придерживают лицо, пока целует, переплетая языки, он забирается ими в чёрные как смоль волосы омеги, слегка оттягивая и заставляя предоставить доступ к чувствительной шее, острым ключицам. Он языком исследует почти все тело, обводит точеные ключицы, оставляет свои отметины всюду, где останавливался, покрывает мокрыми смазанными поцелуями грудь. Альфа не может надышаться своим омегой, такой он вкусный и сладкий. — Хочу тебя сожрать, — игриво кусает Хёнджина в плечо Минхо. Тот лишь ближе за шею к себе Ли притягивает и целует снова и снова. Он сам ноги на пояснице истинного скрещивает, пятками на ягодицы давит и приглашает, торопит события. Минхо бы не хотелось делать все так быстро, но и самому держаться уже очень проблематично, поэтому он сдается под напором омеги крайне быстро. Минхо пытается отстраниться, но Хёнджин его держит крепко, и без того пухлые розовые губы недовольно дует и смотрит очень осуждающе. — Куда это ты собрался? — За смазкой, солнышко, — Минхо спускает руку к паху омеги и проводит легко по промежности, затрагивая узкое кольцо мышц, из которого уже немного течет, но этого не достаточно. Альфа снова предпринимает попытку встать, но Хёнджин все еще не дает. — Ты не такой мокрый, как в течку, и нам обоим будет очень больно, так что дай мне достать тюбик, и я сразу вернусь. Даже из комнаты не выйду, да и от кровати не отойду. — Точно не уйдешь? — как маленький спрашивает Хёнджин, с явным нежеланием выпуская альфу. — Клянусь, — улыбается Минхо, легко чмокает омегу в губы и встает с кровати. Он копается в тумбочке недолго, выуживает почти со дна ящика тюбик с бесцветной скользкой субстанцией. Не проходит и пяти минут, как альфа вновь возвращается в кровать, накрывая своим телом Хёнджина. — Теперь не прижимай меня, ладно? — шепчет ласково на ухо альфа, прикусывая его после. — Просто закрой глаза, расслабься и попробуй получить удовольствие, ладно? Хёнджин кивает часто, откидывает голову на подушки, зажмуривает глаза и расслабляет каждую клеточку своего тела. Он ожидает прикосновений, но не знает где. С закрытыми глазами, в темноте (в принципе они и так в темноте, но глаза быстро привыкают) все совсем по-другому. Все ощущения обостряются, тело становится таким чувствительным и отзывчивым, каким никогда ещё не было. Хван чувствует тёплые пальцы на своих ногах, улыбается, когда влажные губы целуют коленку. Сильные руки разводят ноги в стороны, оглаживают внутреннюю сторону бёдер, проходятся легко по давно вставшему миниатюрному члену. Минхо ласкает головку, наслаждается стонами, которые теперь совершенно бесстыдно вылетают из приоткрытого рта. Губы влажные, красные от поцелуев, такие вкусные, похожие на сладкие ягоды, с той же тонкой кожицей, такие же сочные. Минхо еле себя сдерживает, чтобы не потерять самообладание, поэтому предпочитает заняться смазкой. Он открывает с тихим щелчком тюбик, выдавливает немного прозрачной смазки на пальцы, растирает между пальцев, греет немного, а потом смазывает узкую дырочку круговыми движениями. Хёнджин тихо ахает и комкает одеяло в руках. — Расслабься, — мурлычет Минхо. — Я постараюсь сделать тебе хорошо. Омегу хватает лишь на судорожные кивки. Ещё некоторое время Минхо сосредоточенно массирует колечко мышц, а почувствовав, что он расслаблен достаточно, вводит один палец сразу до конца. Отрицательной реакции не видит, лишь прерывистые вздохи, которые он никак идентифицировать не может. Да, он смотрел много порно, но очень переживал из-за отсутствия практики. Больше всего он переживал, что сможет навредить Хёнджину, сделать ему больно, но пока омега лишь просит ещё, а Минхо с готовностью добавляет пальцы. Уже три вертятся внутри, Минхо растягивает тщательно и скрупулёзно, разрабатывает девственный проход, чтобы доставить меньше дискомфорта. Он все чаще двигает рукой, меняя углы проникновения и, как странно, Хёнджину очень хорошо, он весь покрылся испариной, у него новые ощущения, такие приятные, немного пугающие, но приятные. Ему с альфой хорошо. У него это впервые, он боится реакции своего тела, это так странно, немного страшно, но интересно. Хёнджин совсем не понимает, что с ним происходит, кажется, что даже голова у него по-другому теперь работает. — Минхо… Минхо-я, я готов. Я уже очень-очень готов! — вдруг стонет высоко Хёнджин, переворачиваясь на живот и выставляя призывно зад. — Пожалуйста, альфа… И все, больше терпеть Минхо бы не смог. Он лишь вылил на свой член большое количество смазки, еще раз смазал Хёнджина и приставил головку ко входу. — Все, малыш, я вхожу, не сжимайся, иначе обоим больно будет. Минхо кладет руки удобно на влажные от пота бока Хёнджина. Смуглая кожа такая приятная, гладкая, мягкая и беспредельно ароматная. Вся комната пропахла ими. Альфа буквально слышит быстрое биение сердца своего омеги, всем существом чувствует его дыхание. Вот оно какое, единение истинных, растерянно думает Ли, тем временем проникая лишь головкой внутрь растянутого анального отверстия. Он делает все максимально медленно и плавно, почти миллиметр за миллиметром внедряясь в чужое тело. Оказавшись внутри полностью, Минхо чуть ли не улетел на седьмое небо, даже дышать сложнее стало. Он впервые чувствует такое. Его сжимает со всех сторон, так горячо, узко и влажно, так прекрасно, это именно то, что предназначено для него. Ни с одним другим не было бы такой гармонии души и тела, потому что под ним сейчас его мальчик, его омега, тот, кто был его с рождения, с первой встречи, всю жизнь его был, ждал его все это время. Это тот, кто любит его, и тот, кого любит он. Это папа его будущих детей… Минхо бы заплакал в этот момент, если бы Хёнджин не завозился и сам не попытался насадиться еще глубже. — Ты как? — гладит слегка дрожащую спину альфа. — Ну… — неожиданно хрипло отвечает омега, облизывая мгновенно пересохшие губы. — Небо в алмазах, пока что только немного больно. Давай еще. Только медленно и нежно, иначе я достану шокер… — Тихо, мой воинственный, — целует в поясницу Хёнджина Минхо. — С шокером пока повременим. И Минхо начинает двигаться. Медленно, осторожно, постепенно раскачиваясь. У него искры из глаз чуть ли не сыплются, как хочется сорваться, но он держится стойко. Только минут через семь медленных размеренных движений Хёнджин даёт добро на более серьёзный темп. И ему вроде как уже начинает нравиться, но дискомфорт от инородного тела все же сильнее, так что Хёнджин просто слушает тяжелое дыхание альфы за своей спиной и покрывается мурашками, потому что Минхо нравится. Минхо нравится заниматься с ним сексом и этот факт омеге очень льстит. Альфа кончает с тихим стоном сквозь зубы, он глаза зажмуривает и боится сознание потерять, до чего ему хорошо внутри Хенджина. Минхо выскальзывает из все еще напряженного тела, осматривает внимательно пульсирующее отверстие, свой член, не находит крови и почти орет от радости, но… — Ты не кончил, — разочарованно констатирует Минхо, пока Хёнджин не без его помощи разворачивается на спину. — Нет, — согласился он. — В первый раз это… Сложно. Я сам захотел этого, чтобы не в течку, так что сам виноват. — Ни в чем ты не виноват. А теперь помолчи. У Хёнджина член болезненно стоит, зад весь мокрый и болит сильно, а поясница завтра грозит и вовсе сдать все боевые позиции. Омега может сказать, что он устал, вымотан, не удовлетворен, но уже счастлив. Наконец перестал быть девственником. Так себе достижение, но он так долго к этому шел, так что он рад. И он совсем не ожидал почувствовать на своем члене горячие губы своего альфы. Он обсасывает головку сочно, долго, щекочет языком и вся усталость отходит на второй план. Минхо гладит его тело, дразнит соски, а омегу чуть ли не подкидывает на кровати. Он заглатывает больше, почти до самого конца, а Хёнджина еще разве что инфаркт не разбивает. Когда альфа берет в руку яички, Хёнджин закатывает глаза и кончает прямо в горло Минхо. Тот не давится, к своей же чести. — Охренеть, — пораженно выдыхает Хёнджин стоит только Минхо лечь рядом с ним и накрыть обоих пледом. Омега разворачивается лицом к альфе и прижимается, попадая в объятия. — Минхо… А можно нескромный вопрос?.. — М? — Ты где так научился?.. — На бананах, Джинни. Спи.***
Омега гладит указательным пальцем простое золотое кольцо на безымянном пальце. Он сам не захотел пафосные обручальные кольца. Красота в простоте. Оно такое родное, такое его, и он вновь и вновь проводит по нему пальцем. Ветер такой теплый, ерошит ласково розовые волосы. Это был каприз мужа, чтобы он покрасил волосы в такой милый оттенок. Океан тихо шумит, лижет мягко берег, а он все сидит на набережной скамейке, которая успела нагреться на солнце. Он чувствует себя таким счастливым и умиротворенным, что жмурится довольно и вдыхает полной грудью запах морской воды. Маленькая ножка толкает больно изнутри и отвлекает его. Он лишь улыбается счастливо и почти не замечает, как муж садится рядом. Он протягивает ему вафлю с ананасами в стаканчике, а омега принимает с благодарностью. — Ты не устал есть? — весело спрашивает супруг. — Нет, это моя компенсация! — ворчит добродушно он. — Твой сын снова меня избивает изнутри. Только что мне чуть почку не отбил! — Немного осталось, — вздыхает альфа, устраивая свою правую ладонь на объемном животе супруга. — Я буду скучать по такому красивому беременному тебе, — говорит грустно. — Я собираюсь еще минимум два раза быть таким, — щурится от солнца, бьющего в глаза молодой человек. — Сам еще будешь умолять меня остановиться. — Не буду, — смеется. — Минхо… — после непродолжительного молчания вдруг зовет омега. — Спасибо тебе. — Да ладно, ты каждый день эти вафли ешь… — Да я не про то! — возмущенно фырчит омега, накрывая руку мужа на животе своей. — А что такое? — Спасибо тебе за нас, — смущенно опускает голову и розовеет. — Серьезно, если бы не ты, я не знаю, что с нами стало бы. Мы через многое прошли вместе и в одиночку, а сейчас… Сейчас я так счастлив, но понимаю, что сам бы я никогда… Ну, понимаешь, никогда бы не смог сделать то, что сделал ты. — Джинни, спасибо тебе за то, что ты меня дождался, ты не менее сильный, чем я, — отвечает серьезно Минхо. Он берет нежно за шею своего мужа, гладит большим пальцем аккуратную метку на шее и притягивает ближе к себе, чтобы нежно поцеловать того, за кого он так долго сражался, и это того стоило. — А я ни о чем не жалею, — вдруг передергивает плечами Хёнджин, отрываясь от губ мужа. — Я бы повторил эту историю сотню и тысячу раз. Хэппи энды — это классно. — Они не у всех бывают, конечно, но нашу я бы тоже повторил, — хихикает Минхо. — Тем более, это ведь еще не конец. У нас вся жизнь с тобой впереди… — Я люблю тебя. — И я тебя, родной мой. — А теперь нам надо домой, — поднимается Хёнджин, немного кряхтя и опираясь руками о скамейку. — Нас сегодня ждет кое-что опасное, страшное и невероятное. — Ты о чем? — хмурится Минхо, послушно поднимаясь за омегой, который тянет его за руки. — Феликс приведет к нам на ночь Хонджуна, — жмет плечами Хван. — Знаешь, он еще гиперактивнее, чем его папочка. — И ест столько же!.. - они рассмеялись и направились домой, держась за руки. Все было хорошо, и обещает так быть, как минимум, всю жизнь.But I won't hesitate no more
It cannot wait, I'm yours