So show me

Чжухон устал, у него глаза закрываются. Он снова проработал в офисе всю ночь, потому что и дома бы работал, сидя во втором кабинете отца, который тот ему выделил. Так что смысла уходить из офиса не было. Всё равно дома он и не успел бы принять душ. Только есть сильно хочется, а так… — Какой, на редкость, изумительно поганый и скучный у меня отпуск, — вздыхает альфа, утыкаясь лбом в рабочий стол. Он дослужился до комиссара полиции, имеет своих подчинённых, раскрывает одни из самых сложных дел, у него высокая раскрываемость, но теперь он должен снять погоны и управлять компанией. Он прикрывает глаза. Вот ужас. Его самооценка сейчас где-то на дне Марианской впадины, потому что его брат, который младше на пять лет, сейчас глава своего собственного дела, да ещё и в разы крупнее того бизнеса, какой достанется Чжухону. Нет, деньги он уже сейчас получает баснословные, но как же тяжело заниматься тем, что тебе не по душе. Будь на то воля Чжухона, он бы не сидел здесь. Он сутками торчал бы в другом своём офисе, раскрывая преступления, да и вообще живя своей жизнью, не под гнетом родителя, а свободным, расправив плечи. Может, ему это так в тягость из-за того, что ему не для кого терпеть все это? Нет того, кто бы ждал его дома, кто бы ценил его труды. Раньше он жил ради Хёнджина, учился, работал, чтобы обеспечить его, быть для него самым лучшим, а теперь он снова вернулся на время в родительский дом, где ему только бесконечно тоскливо и одиноко. Видимо, его любви к Хёнджину было недостаточно, потому что Минхо сделал куда больше, чем он. Добровольно отказался от своей мечты, добился таких высот, какие Чжухону и не снились… Именно поэтому он не стал больше бороться. Он мог бы еще повоевать, оказать сопротивление брату, но вдруг понял, как это было бы бесполезно. Минхо бы легко убил за Хёнджина не только семейный бизнес, но и кого угодно, а на такие жертвы сам Чжухон был просто не способен, так что предпочел отпустить, хотя ему больно. Он успел влюбиться в омегу по-настоящему, так сильно, что сам от себя не ожидал. А теперь он страдает в одиночестве, корпя над кипами бумаги, в которых он, вроде как все понимает, но только вот дело в том, что он не хочет это понимать. Чжухон пропускает момент, когда отключается прямо на своем рабочем столе, уткнувшись лбом в клавиатуру разрядившегося ноутбука. Он ничего не видит во сне, совершенно. Лишь нервно дергается иногда от шума, который создают сотрудники, начинающие занимать свои рабочие места. Чжухон спит совсем не долго, его будят через час, к его превеликому неудовольствию. Над ним стоит отец. Недоволен, сразу понимает альфа, щурясь от утреннего света, проникающего в кабинет. — И это все, что ты сделал? — спрашивает Чанёль, критично осматривая бумаги, которые он вытащил из-под руки сына. — Я работал всю ночь! — возмущается молодой альфа и потягивается. — Плохо работал, — заявляет критично отец. — Мы должны расширяться максимально, насколько это вообще возможно! Надо было все же поставить тогда Минхо на эту должность… — И это ничего бы не изменило, — подавил зевоту Чжухон. — Он был бы на моем месте, Хёнджин был бы его, а его нынешней компании не было бы, вот и все. Мы бы остались на том же уровне. Не было бы цели и причины развития. — Поумничай ещё, — тут же получает подзатыльник от отца он. — Иди домой, выспись и приходи завтра к пяти утра. Будем готовить бумаги о мирном договоре для Минхо. — Правда могу идти? — у младшего глаза на лоб от удивления лезут, потому что отец его никогда раньше не отпускал сам с работы. Он его лишь просил об этом, но вообще, он никогда не разрешал Чжухону уходить раньше, чем уйдёт последний работник. А сейчас его с самого утра отпускают! Упускать такой шанс он не стал, собрал вещички в обычный серый лёгкий рюкзак, перекинул через плечо, схватил пиджак, и поспешил уйти как можно скорее. Свежий воздух бьёт в голову, она начинает кружиться и болеть с непривычки. Брать машину с парковки он даже не думал. Хочется прогуляться, хотя хочется спать. Сейчас он пойдёт через парк, купит себе уличной еды, подышит, придёт домой и отрубится. Студенческий парк цветёт и пахнет, буквально изобилует не только растениями, но и студентами. Сейчас тут их очень много, только первогодок не видно, потому что у них сейчас стресс, новая обстановка, учёба и знакомые, так и то на скамейках тусуются студенты постарше. Чжухон хотел бы прожить этот свой отрезок жизни ещё раз. Когда он был бедным студентом, озабоченным житейскими проблемами. Да, было тяжело учиться в полицейской академии без поддержки родителей, но все же ему бы хотелось снова побыть таким же счастливым. Он не понимал тогда, насколько он на самом деле беззаботный и счастливый, а оглядываясь назад, скучает по этому периоду своей жизни. Но Чжухон предпочитает не думать о том, как бы могла складываться его судьба, потому что так он только сильнее расстроится. Так вот он и шёл по парку, помятый, ленивый и зевающий каждые пять минут. Он жмурился от яркого восходящего солнца, и даже под ноги не смотрел. Так вот он и врезался в паренька лет двадцати, которого не заметил. Омега, сразу понимает Чжухон по запаху. Такой нежный, цветочный и тонкий. Наверняка его запястья пахнут ещё лучше, проскальзывает мысль. Омега худенький, хрупкий, в большой заношенной джинсовке, синих джинсах и с огромным рюкзаком. Он трёт лоб, которым ударился о грудь Чжухона, поправляет свои круглые очки. — Ты на белку похож, — завороженно, будто не своим голосом, говорит он, совершенно бестактно тыкая незнакомца в мягкую, буквально детскую щеку. — А ты… А у тебя глаза маленькие, — вдруг, опешив, выдаёт он. Чжухон запрокидывает голову назад и смеётся. Громко, заливисто и заразительно. Но его смех прекращается, стоит только хрупкому омеге приблизиться к нему вплотную, обнять сильно и уткнуться лицом в грудь. Альфа опешил, да что там, он был просто в шоке! — Эм… — Ли Чжухон, ты такой вредный, — вдруг бурчит тот, а Чжухон еле разбирает и уже мурашками покрывается. Он знаком с ним? Не может быть! Или он с ним когда-то пере… Нет, он бы запомнил! Кто этот парнишка? — Ты меня знаешь? — Конечно, я знаю своего истинного альфу! — обиженно дует губы парень, поднимая голову и обидчиво глядя в глаза Ли, который отчаянно ничего не понимает. Он, конечно, понял, что этот омега не совсем обычный, но что истинный, он осознает только сейчас. — Но как?.. — Я люблю тебя уже очень давно, а ты не замечал. Все альфы такие невнимательные или ты глупый? — Откуда ты меня знаешь? — притягивает красивого парня к себе ближе Чжухон, обвивая талию руками. Удивительно удобно и хорошо лежат его ладони на талии этого парнишки. — Ты забыл, да? — улыбается хитро омега, а немного косые глаза лучатся озорством. — Я тебя и не помнил!.. — Ты сам отказался от меня, — перебивает омега. — Я Хан Джисон. — Хан!.. И тут Чжухон понял. Да, он действительно видел этого омегу раньше, но это было давно. Уже четыре года назад, когда он выбирал себе мужа, он видел этого красивого омегу на фото. Действительно, омега семьи Хан ему очень понравился, он почти остановил свой выбор на нем, но потом увидел фото Хёнджина и загорелся идеей, которая дорого обошлась всем окружающим его людям. Подумать только, это все из-за его одержимости местью более удачливому брату. Он мог быть счастливым все это время сам, сделать всю свою семью счастливой. Он не узнал Джисона, потому что он вырос, так изменился, повзрослел и стал ещё красивее, чем был. Просто потрясающий, невероятный.

***

— Хани-я, — зовёт тихо Чжухон омегу после очередного ленивого поцелуя. — М? — Откуда ты узнал, что мы истинные? Я не помню первую встречу, а ты? Как ты понял? — Ты однажды приходил в офис моей семьи со своим отцом, и там я тебя увидел. Смотрел из-за угла, подглядывал тайком, потому что твой запах… Продолжает меня сводить с ума. Я тебя ещё в лифте почуял, а когда увидел, то понял, что либо ты мой, либо ничей больше. — Ты волшебный, знаешь? — стонет альфа, зарываясь носом в мягкие волосы, которые так тонко и приятно пахнут. — Знаю, — улыбается немного самодовольно Джисон. — Я ведь ждал тебя так долго. — Ещё скажи, что специально меня тогда нашёл и врезался, — хмыкает Чжухон. — Не исключено… — загадочно отводит взгляд Хан, а потом смеётся. — Ты серьёзно, Хан-и? Я люблю тебя! — И я тебя. Хёнджин был чертовски прав. Если ты пытаешься забрать то, что не принадлежит тебе, то жизнь все равно расставит все на свои места. Чжухон забыл Хёнджина, забыл то, что испытывал к нему, потому что то чувство кажется таким незначительным, мелким, что ему становится стыдно и смешно. Он любит того, кого должен любить, а его любят в ответ. Ли Чжухон рассеянно думает о том, что не встречал в своей жизни никого прекраснее своего омеги, хотя чуть не женился на другом. Эти отношения будут жить долго и развиваться, ведь у них все впереди. Это лишь начало. Так ещё один альфа обрёл смысл жизни, счастье и цель существования в одном омеге. Это просто неизбежное будущее, которое таит в себе много загадок, но самое прекрасное то, что оно есть.

***

— Почему, скажи, пожалуйста, мы должны встречаться вот так? — спрашивает Ким Уджин, пригибаясь, чтобы не сосчитать своим лицом количество веток в кустах, где проходит его свидание с его омегой мечты. И он явно его истинный, тут даже вопросов не возникает, но он странный. Встречи назначает в безлюдных уединенных местах, чтобы их никто не видел и не слышал. — Сынмин! Сынмин всегда был тихим омегой, которого запомнили как того, кто пьёт подавители запаха на постоянной основе, замкнутого и милого, а причин никто не знал, да и не интересно это было никому. Каждый беспокоился о себе, как и сейчас, в принципе, но теперь у малыша Мини появился альфа. — Что не так, Минни? — обнимает с размаха и крепко Уджин. — Что тебя волнует, расскажи мне. Ты меня стыдишься? — Что? — округляет испуганно глаза омега и, высвободившись из объятий, начинает махать судорожно руками. — Нет, нет, что ты! Я люблю тебя! Просто… — Просто что, Сынмин? Поговори со мной об этом. — Я стесняюсь себя. Своего запаха, понимаешь… — Что за чушь! — восклицает Уджин и, впрочем, тут же ударяется головой об достаточно толстую и крепкую ветку. Сынмин смеётся. Да, омега действительно необычный, но нет никаких сомнений в том, что он принадлежит Уджину. Даже запах у него уникальный, специально для альфы природой созданный. Однажды, Уджин возвращался домой с работы на метро (старая идиотская привычка давала о себе знать. Попробуй-ка пожить с Минхо и не привыкнуть к правилам жизни этого зануды), он устал, хотел есть и был не в очень хорошем расположении духа, но тут, на одной из станций он почувствовал тонкий запах своей любимой курочки. Это та самая курица, в сладком соусе, который потом становится немного острым, а мясо под ним такое нежное, что глаза закатываются от удовольствия и слюни чуть ли не водопадом льются. Не думая, он вышел из вагона и пошёл на запах. Может, это курьер или кто-то взял курицу на вынос, ему не было важно. Он почему-то посчитал, что самым лучшим будет именно идти по запаху. Курочка (а Уджин больше всего в жизни любил именно её) пахла так восхитительно, что ему на месте умереть хотелось. Уджин точно не знает, сколько он шёл по следу, но уже успело стемнеть, а он все идёт по запаху, толкается в толпе, но источник найти не может. Сколько бы не было рядом куриных ресторанов и всяких забегаловок, но тот сладкий запах продолжает щекотать рецепторы. Преследование Ким Уджина продолжается часов до десяти вечера, пока он не входит за одним парнем в тихий проулочек, где не горят фонари. Он уже в этот момент понимает, что нашёл омегу своей мечты, только не в очень подходящей обстановке. Он напугал его, так что Сынмин, боящийся маньяков, врезал альфе по причинному месту и был таков. Уджин смог убедить омегу в чистоте своих намерений, так что эта история не стала печальной. — Я стыжусь своего запаха, понимаешь? — Нет, вот хоть убей не пойму, — удивляется Уджин. — Ты прекрасен, просто потрясающий. И ты, и твой запах, ты идеален. — Другие так не считают, — опускает голову омега и роняет первые слезы. — Омеги надо мной смеялись, альфы смотрели так странно… Мне было так не по себе… — И поэтому ты стал гробить свое здоровье? Но я ведь сейчас с тобой, я рядом, и зачем тебе пить эту гадость, если ты мне так сильно нравишься, если я люблю тебя так сильно?.. — Ты пахнешь смородиной, очень вкусно, мои знакомые омеги пахнут вкусно, жвачкой, кексами, фруктами, цветами, чем угодно, но это приятно, а я… А я воняю курицей тэрияки. — Ким Сынмин, — качает головой Уджин, сдерживая улыбку. — Я люблю тебя и курицу тэрияки больше всего в мире. Я прячусь с тобой вот уже целый год по кустам, не задавая вопросов, а ты можешь сомневаться в том, что не нравишься мне, и твой запах не прекрасен. Выкинь эти таблетки, Сынмин, и пусть кто-то только попробует что-то сказать тебе по поводу твоего запаха! Сынмин кивает часто и обнимает своего альфу. — Ким Сынмин, — зовет Уджин парня, при этом ища что-то в кармане. А найдя, он опускается на одно колено. У Сынмина дыхание перехватывает. — Ты будешь моим? Я люблю тебя, люблю твой запах, все в тебе люблю, и хочу любить всю жизнь. Ты выйдешь за меня замуж? — Я… Да! Настоящее преподносит много сюрпризов, и они открыты для этого прямо сейчас.

***

Бан Кристофер Чан идет по абсолютно сухому тротуару, вдыхает облака пыли, выхлопов, потому что как последний дурак забыл свою маску дома, хотя телефон с самого утра выл сиреной и призывал не забыть маску. А Чану все равно. Сегодня такой день, что все валится из рук, как и всегда в такое время. Чану грустно, и этим все сказано. Сегодня Чан особенно рассеян, он практически ни о чем не думает, поэтому в своей больнице запирается в архиве и сортирует карты пациентов по алфавиту. Это его успокаивает, и пусть весь мир подождет, да и пациенты тоже. Его никто не донимает, персонал не суётся, все обязанности он сложил на своего заместителя, Ли Тэёна, который справляется со своими обязанностями более, чем хорошо. Ему сейчас тошно, он спотыкается на каждом шагу, почти не разбирает дороги, ноги сами шагают по направлению к дому, а точнее, к маленькому круглосуточному магазину, в котором он привык покупать продукты первой необходимости. Но сейчас он берет лишь пакет сухих галетов и ровно три бутылки соджу. Сегодня он будет пить один. Не как алкоголик, но как человек, которому нужно заглушить боль. Лишь однажды, лишь раз… — Здравствуйте, доктор! — вежливо приветствует его кассир, а владелец магазина, стоящий рядом, просто кивает ему. Они изредка переговариваются о новостях, делятся слухами о финансовых играх богатых семей, но вообще, они просто поддерживают репутацию хороших знакомых. Чан отвечает на вопросы невпопад, не интересуется и плюёт на все нормы вежливости, но ему как-то все равно. Он складывает осторожно бутылки и галлеты в пакет, прощается и уходит домой. — Доктор сегодня какой-то странный, — замечает омега, стоявший за кассой. — Вообще на себя не похож. Что это с ним? — Тоска, понимаешь ли, тоска, — отвечает альфа средних лет. — Хотел бы я её резвеять, — мечтательно тянет Уджи, подпирая миниатюрными ручками голову. — Даже не думай, — Насмешливо тянет Сынчоль, проверяя кассу. — У него тоска по омеге, которого он любит. — Откуда знаете? — щурится любопытный парень. — Пропускал с ним как-то раз по стаканчику. Вот он и поделился… — Расскажите! Ну пожа-а-алуйста! — Не ной! Закрывай магазин, а я пока расскажу, — омега кивает активно и запирает двери. — Рассказывать-то и нечего особенно. Чан тогда только учиться закончил, приехал сюда, наученный новым методикам, прогрессивный весь такой из себя, а практики нет. Так он нашёл своего омегу, прикованного к инвалидной коляске, от него как раз отказался его методист, вот он и… — И он пошёл к нему? — спросил Уджи, перебивая старшего. — Витрины закрывай, — раздражённо закатывает глаза альфа, — и не перебивай меня! Иначе не буду ничего тебе рассказывать, сплетник! — Вы не лучше меня, раз слушали, а теперь передаёте мне. — Вот и не буду тогда рассказывать! Все равно прошлое, вот и толку нет его пересказывать… — Ну расскажите, обещаю, больше не буду перебивать! Что дальше было? — Ладно, да, он пришёл к нему в дом, стал с ним заниматься. Подружился, а тот ещё даже школу не закончил официально. Они общались, Чан пообещал его никогда не оставлять, поставить на ноги… — Но не поставил, так ведь? — Да закроешь ты свой рот сегодня? — Упс, извиняюсь! Все-все, молчу! — Вот и молчи! — фырчит мужчина, складывая руки на груди, пока омега скачет вокруг него, как заводной. — На чем я остановился? А!.. Да, на ноги он его не поставил, потому что не успел. Сначала их целью было вернуть чувствительность ногам, и это у него получилось очень быстро. Может, потому что омега сам того очень сильно хотел. Но у всего есть побочные эффекты. К омеге пришли невыносимые боли в районе бедра. Всех подробностей не знаю, но, короче рак у него нашли. Терапия оказалась бесполезной, потому что боль на последних стадиях вроде приходит. Так что паренек даже пробовать не стал, но и боль терпеть не захотел. Покончил с собой. — Какой кошмар, — прикладывает руку ко рту Уджи. — Я просто в шоке. — Не повезло Чану. Парень был не созревшим до конца, он не может сейчас сказать, чем пах тот омега, но, судя по тому, как он страдает, это был его истинный омега. — Как печально, — морщится парень, при этом ударяясь лбом о плечо хозяина несколько раз подряд. — Господин Сынчо-оль, это просто ужасно! Но вот ещё один вопрос: доктор не всегда такой грустный. — Сегодня двадцать пятое апреля, Уджи, сегодня у него годовщина. Пять лет с того момента, как его омега умер. Чан говорил, что это его дата смерти тоже. — И все же он такой молодец, — вздыхает омега. — Открыл свою клинику, помогает подобным больным, люди ходят, это ведь невероятно! — Без того омеги ничего бы не было, уверяю…

***

Сегодня он снова садится за свой рабочий стол, достаёт из сейфа маленькую смешную флэшку в виде миньона, вставляет её в разъём ноутбука, открывает одно-единственное видео, записанное на ней. Омега с экрана ещё улыбается, он растрепанный, худенький, в домашней одежде, родной. Он ещё дышит тяжело, руки свои мнет и не знает, куда деться. Он рассказывает о своей жизни, говорит как обычно. А Крис все фразы уже наизусть выучил, потому что Чонин, к сожалению, ничего нового не говорит ему.  — Ты хороший врач, Бан Чан, ты хороший человек, Крис. Ты прекрасный. Ты вернул мне чувствительность, у тебя, черт возьми, получилось сделать то, что ни у кого не получалось! Но лучше бы ты этого не делал, потому что мне было больно, так больно. Крис судорожно вздыхает, первую бутылку открывает, пьёт прямо из горлышка, как алкоголик, в одиночестве, даже не морщится. Это его наказание, это его личная казнь, которой он будет подвергаться в течение всей жизни. Он будет смотреть на то, как его смысл жизни говорит с ним с экрана.  — Я бы хотел с тобой встретиться при других обстоятельствах. Омега шмыгает носом, он начинает плакать. И даже уже не сдерживается. — Я мечтал о том, как в другой жизни я врезаюсь в тебя на улице и обливаю горячим кофе. Или как ты попал бы мне по голове снежком зимой, подбежал извиняться, а я бы развредничался и не стал даже слушать странного кудрявого мальчишку из старшей школы. Я бы хотел быть рядом с тобой в других условиях, в параллельной вселенной. Я мечтал об этом, но параллели не пересекаются, и это останавливало ход моих мыслей. Вселенные параллельны, именно поэтому мы с тобой больше никогда не встретимся, но я могу думать о жизни, как о кривой? Ломаной? Или просто прямой?.. Я бы мог ещё долго думать о тебе и математике, если бы не адская боль, которая застилает глаза. Крис даже слезы не сдерживает, он все равно один, плачет навзрыд, как не подобает альфе, и пьёт в одиночестве, так жалок, что самому противно, но сделать ничего не может. Он останавливает омегу временами, нажимая на паузу и приходя в себя. Это тяжело. Это слишком тяжело, и не было и дня, когда он бы не вспоминал о нем, но сейчас его боль вся вырывается наружу, сдерживаемая внутри до этого. — Я не оправдываюсь перед родителями, потому что они понимают мою боль, но хочу объяснить все тебе, потому что ты много для меня значишь, Крис. Твоя терапия действенная, представляешь, я чувствую ноги! Но узнал я об этом не так радужно, как представлял. Я проснулся от своего же крика, потому что правая нога болела, болела так, будто я в аду. Я знаю, врачи бы предложили мне химию, ампутацию… Я был в кабинете у врача, он мне не понравился. Чонин смеётся.  — Такой противный сухой омега, смотрящий на меня так, будто я не человек даже, зверушка или обычный расходный материал. Я бы согласился, если бы у меня был шанс. Маленький шанс, но я не стану этого делать, потому что знаю, что это бесполезно, поэтому не буду изводить себя и родных, им в любом случае будет больно, а смотреть на то, как я умираю, родители не заслужили. Диагноз, поставленный мне, — остеосаркома бедренной кости с многочисленными метастазами в лёгкие и печень. Чана передергивает, он опускает глаза и просто с собой совладать не может, потому что омега напротив такой юный, худенький, но уже обремененный болью. — Именно поэтому я сделал то, что сделал. Омега тупит взгляд. — Я не знаю, поступил ли я правильно, может, ошибся, но это только мой выбор, и, если сможешь, я прошу тебя не осуждать меня. Чонин смотрит прямо в объектив, будто в душу Чана смотрит, читает его, утешает. — Я говорю тебе спасибо, Бан Чан, потому что в своей короткой жизни, к счастью, успел испытать любовь. И я сейчас тебе признаюсь. Мне не стыдно и не страшно, потому что ты не сможешь меня отвергнуть в лицо, потому что меня не будет. Мне не страшно. Повторяет омега вновь и вновь. — С тобой никогда не страшно, но страшно расстаться с тобой. Психолог, который навещал меня когда-то давно, сказал, что мне не хватает общения, что я мало разговариваю. Он порекомендовал вести видео-дневник, где я бы записывал сам себя и рассказывал в веб-камеру о своих чувствах и переживаниях, раз не могу поделиться ими с людьми. Я не мог это делать. мне было неловко смотреть в камеру и знать, что я обращаюсь ни к кому. Но, когда пришел ты, у меня получилось вести записи. Они все сохранены в моем ноутбуке. Было бы эгоистично говорить, что я хочу, чтобы ты его забрал. Это решать только тебе, просто… Я обращался к тебе, когда делал записи. Я говорил именно с тобой и это было так легко. Он смеётся так красиво, с ямочками на щеках… — Я долго копил деньги, хотя не знал зачем, я работал, но бесцельно. Сейчас у меня появилась цель. Мой папа переведет мои сбережения на твой счет. Да, этого мало, но просто обещай не бросать свою идею о реабилитационном центре, потому что у тебя получается! Я бы пошел, честное слово, пошел бы!.. Или, если твоя жизнь сложится по-другому, просто прими их как плату за мое лечение, ведь у родителей ты не взял ни одной воны. Спасибо, что выслушал меня. Удачи, Бан Чан, одевайся хорошо и тепло кушай! Картинка пропадает — омега выключил камеру, но звук все еще идет. На запись попадает недовольный тихий бубнеж. — Снова перезаписывать что ли? Чонин-а, ты дурака кусок, вот ты кто! Что значит «одевайся хорошо и тепло кушай»?! Он что, в детском саду? Учишь взрослого альфу, школьник, блин, ну как так-то вообще? Ещё и перепутал все. Тц, какашка… Может перезаписать? Нет… Господи, звук идет! Надо будет отрезать… Чан смеется снова, снова плачет. Это был Ян Чонин, самый настоящий, который даже брекеты не успел снять. Чонин, который прилежно учился, который хотел жить и ходить, как все люди, который кричал во сне от боли, не утихающей ни на миг. Омега, который вскрыл себе вены в одно прекрасное утро, на рассвете. Это его прошлое, и он будет жить им вечно.

Чонин, омега, который любил альфу Чана до одури.

The smile that you gave me

Even when you felt like dying