Смерть невинного

На следующий день на окне спальни Гарри красовались решетки. Еду Петунья просовывала ему в маленькую кошачью дверцу, а из комнаты его выпускали только в туалет. Условия для мести были просто идеальными. Пока мать отвлеклась, Дадли быстро высыпал все содержимое пакетика в тарелку и быстро размешал. Упаковку он выкинул в ведро и закопал ее поглубже, откинув на время брезгливость. Петунья ничего не заметила. Заботы о семье и доме отнимали у нее все время, и, когда она вспомнила о супе, который так и не донесла до племянника, он уже остыл. Петунья засомневалась: Гарри, конечно, заслуживал наказания, но вряд ли из-за этого стоило плохо его кормить. Она вспомнила о жаренной картошке, которую готовила сегодня утром, и уже потянулась за другой тарелкой, как вдруг передумала. Пусть племянник сегодня поголодает, а завтра она, тайком от Вернона, положит ему чего-нибудь повкуснее. Она поднялась по лестнице и просунула тарелку за дверь. Шагов она не услышала, был только звук, который бывает, когда скребешь чем-нибудь по деревянному полу. Затем все стихло. Петунья вздохнула и, покачав головой, спустилась вниз. У нее еще было много дел. Гарри дождался, пока она уйдет, а затем залпом выпил бульон. Слегка поморщился и только потом посмотрел на Буклю. Сова сидела, нахохлившись, в клетке и делала вид, что жутко обижена. Гарри верил ей. Он подошел к ней и попытался погладить. Букля щелкнула клювом и отвернулась, стараясь не смотреть на то, как он вываливает перед ней остатки своего скромного обеда. - Не привередничай, - буркнул Гарри и зевнул. - Это все, что у нас есть. Букля склонила голову набок и в упор посмотрела на него. Гарри не обратил на нее внимания и, захватив учебник по трансфигурации, улегся на кровати. Сидеть взаперти было безумно скучно, но отчасти он радовался. Тут, по крайней мере, на него никто не будет косо смотреть. Его, правда, тревожило то, что его не пустят в Хогвартс. Но, подумав об этом, он решил, что Дамблдор этого не допустит. Вечером тетя Петунья принесла ему очередную порцию. Гарри, проголодавшийся за день, внезапно для себя ощутил, что ему ничего не хочется. Более того, вместо того, чтобы забрать миску, он завернулся в одеяло, подобрал под себя ноги и попытался согреться. Однажды он простудился, и тогда ему тоже было холодно. И сейчас, кажется, так же. Вот только... Разве можно простудиться в середине июля? В комнате было темно, и Гарри закрыл глаза. Уснуть ему так и не удалось: вскоре заболел живот, и Гарри свернулся в клубочек, стремясь уменьшить неприятные ощущения. Букля тоскливо ухнула, а Гарри, словно ей в ответ, зашелся кашлем. На подставленной ко рту руке остались мокрые пятна. Он не мог встать, не мог позвать на помощь. Когда он понял, что это не обычная болезнь, ноги уже не подчинялись ему. Он в очередной раз закашлялся, к горлу подступила тошнота и его вырвало. Он отстранено подумал о том, что почти ничего не ел сегодня. Откуда? Букля крикнула, отчаянно захлопав крыльями по прутьям клетки, но Гарри уже не слышал этого. В гостиной, всего на этаж ниже, увлеченно смотрели телевизор Дурсли, и им было невдомек, что сейчас в их доме умирает маленький мальчик. Его еще можно было спасти. Еще можно было успеть. Но Дурсли смотрели телевизор, и только Дадли то и дело поглядывал на лестницу, думая о том, насколько несладко приходится сейчас кузену. Он помучается и не будет больше путаться под ногами. Он получил свой урок. Вот только Дадли было невдомек, что урок получит он сам.