Сказ про злобного некроманта, Масечку и не очень умного рыцаря

Поначалу жизнь в городе Ариману не понравилась категорически. Ворчал он не переставая. И дом ему не такой, и отшиб, на котором дом стоял, недостаточно отшибистый, и подвал в доме не такой просторный, и ромашки во дворе растут — где это видано? И людей много. И лошадей. И вообще. Ронан только посмеивался, зная, что ворчит некромант только для порядка и из вредности. Потому что на самом деле дела у них в городе сразу пошли на лад. У Ронана появилось общение, которого ему раньше здорово не доставало, всё-таки привык он среди людей жить, в толпе, и как бы ни любил он некроманта, иногда начинал скучать по прежней жизни. В городе было даже лучше: здесь его никто не знал, и друзей он себе завел очень быстро. Односельчане-то, прознав, что Ронан у некроманта обосновался по своей воле, и более того, дела у него с этим пакостником любовные, официально от Ронана отреклись и прокляли, хода ему в родное село больше не было. Ронан тогда целую неделю не разговаривал, в комнате отсиживался — так горько ему было непринятым да не понятым быть. Ариман кровожадно предлагал село сжечь или напустить на него упырей да зомби, или хворь какую наслать — чтобы неповадно было, но рыцарь только головой покачал отрицательно, старательно игнорируя разочарованные воздыхания некроманта, у которого уже наготове были и бутыли с зажигательной смесью, и капсулы с хворью, и упыри в подвале. Аримана в городе знали. В городе и травников, и магов, и знахарей было предостаточно, но видно, за некромантом водилась определенная слава, ибо народ повалил с заказами практически сразу. Поначалу пара-тройка в день, а потом потоком в течение всего дня, даже пристройку к дому пришлось сделать, чтобы там клиентов принимать. Ариман, конечно же, недовольно ворчал, что, мол, и присесть некогда, и от каждодневного внимания устал, и с собственной семьей ему якобы побыть некогда, но сам был втайне доволен сверх меры, уж Ронан-то это отчетливо видел. Масечке в городе тоже явно нравилось. Раньше гулять с ней приходилось во дворе или в лесу, где больно не разгуляешься, а в городе было раздолье — одна городская площадь с ее фонтанами чего стоила. Да и общения с другими детьми у Масечки прибавилось, тоже плюс. Но Ариман и здесь был недоволен: Масечке сравнялось полтора года, а она все ещё нетвердо держалась на ногах. Ползала она вполне шустро, а когда в зону ее видимости попадало что-то интересное, особенно если это было нельзя, маленькую поганку и вовсе было не догнать. Стояла она вполне уверенно, а вот ходила, только держа кого-нибудь из отцов за руки — сама боялась, и это, естественно, очень беспокоило Аримана, который без беспокойства по какому-либо поводу не мог существовать. Благо, что теперь в его жизни был спокойный, как удав, Ронан, который всегда был готов умерить некромантов пыл, где словами, где поцелуями, где чем повзрослее. Ариман это, кажется, очень ценил. Иначе стал бы он Ронану обручальное кольцо дарить… *** — Ну давай, Масечка, — некромант с надеждой глядел на дочь. — Встань и иди! — Мама! — мстительно заявила Масечка. Несмотря на юный возраст, она была очень смышленым ребенком и прекрасно умела манипулировать обоими родителями и давить им на больные места. Некромант втайне от Ронана, которому это не очень нравилось, неописуемо этим гордился. Ронан втайне от Аримана — тоже. — Па-па! — терпеливо поправил Ариман. — Давай, Масечка, не бойся, папа тебя держит. Во-о-т, шажочек, ещё шажочек, папа держит-держит. Держит, а сейчас он незаметненько отпустит — и Масечка сама своими ножками пойде… Ронан! Рыцарь ловко изловил падающую дочь, подхватил ее на руки. — Может, просто ещё не время? — предположил он. — Пойдет сама, когда настанет ее время. — И когда оно будет, то время? — возмутился некромант. — Между прочим, у кузнеца сын уже два месяца как ходит! Ронан хмыкнул. Кузнецов сын не давал Ариману покоя, ибо проклятый пацан умудрялся всё делать раньше Масечки, а, по мнению некроманта, быть лучше его драгоценной Масечки — страшный грех. Он даже пробовал не пускать жену кузнеца себе в лавку, но упрямая баба все равно приходила и хвасталась успехами сына. Она-то вроде женщиной была вполне приятной и рассказывала о сыне без злого умысла, но Ариман уверял Ронана, что это просто рыцарь не видит, как коварная женщина злорадно ухмыляется и насмехается над неудачниками, которые дочь ничему толком научить не могут. — Ну и пусть себе ходит! — фыркнул Ронан. — И Масечка пойдет. Только попозже. — Когда этот гаденыш бегать начнет? — возмутился Ариман. — Ну, Масечка, давай ручки. Шажочек, ещё шажочек… А ходить Масечка начала ровно через две недели, когда к ним во двор забежала чья-то злобно скалящаяся и рычащая собака, размерами и окрасом здорово походящая на волка. Ползти до собаки было неудобно, поэтому Масечке пришлось идти. Некромант сначала радостно заорал: «Пошла!», потом осознал, куда именно, и наперегонки с запинающимся от волнения и страха Ронаном помчался к дочери, но было уже поздно. Масечка уже сжимала в стальных объятиях ошалевшую собаку и счастливо улыбалась. — Папа! — закричала она, глядя на Ронана и ещё раз добавила, глядя уже на некроманта: — Папа! — и, продемонстрировав отцам собаку, гордо заявила: — Буся! Бусю пришлось оставить.