Леночка

На самом деле, я солгала Олегу на счет собственных умений боксировать. Мой папа никогда не занимался боксом. Он работал врачом логопедом, исправлял детям дефекты дикции и не отличался спортивностью. Старших братьев у меня тоже не имелось, была единственная младшая сестра. Ну, солгала и солгала — курортные романы мимолетны. Сегодня я в Сочи, а через пять дней вернусь в город Н, и мы с Олегом больше никогда не встретимся. Покаянно вздохнув, я взяла с подноса бутерброд с сыром и с жадностью впилась в него зубами. Откусила чуть ли не треть единым махом и зажевала, мучимая совестью. «Нехорошо обманывать людей без веских на то причин, — шептала эта совесть в моей бедовой, склонной к пустым фантазиям голове. — Непорядочно». Ф-ф-ф, я и сама, без умных прекрасно понимала — поступила с Олегом весьма подло. Зачем-то наболтала ему с три короба о боксерах, окружила себя в глазах мужчины красивой легендой и не существующими родственниками. Если у нас вдруг срастется нечто большее, чем курортный роман, как выкручиваться в будущем собираюсь? «Не срастется, — подсказывал мой жизненный опыт. — Даже не мечтай. Я и он — из разных миров». От подобных мыслей мне стало грустно-грустно и захотелось плакать. Я загнала готовые прорваться слезы поглубже в горло, продолжала механически уничтожать внезапно почти утративший вкус бутерброд. Аппетит пропал, до стона захотелось под крылышко к родителям. О ноги затерлась уже знакомая кошка, то ли выпрашивая кусочек сыра, то ли требуя ласки. — Мурка, — едва присевший Олег наклонился и почесал зверушку за ушком, — тебя твоя хозяйка обыскалась. Вроде, не март на улице, что ты опять гуляешь… Кошка довольно прижмурилась на источник света над моей макушкой — запрятанную в матовый стеклянный шар лампу, и громко, успокаивающе замурлыкала, труся гордо поднятым хвостом. Вся серо-полосатая, распушила роскошные усы. Я погладила ее по короткой, шелковистой шерстке на выгнутой спинке и отложила остатки бутерброда на край подноса.  — Объясните, — выговорила, смущаясь, и потянулась за предназначенной для меня кружкой кофе, — чем я вам, вообще, привлекла с такой побитой мордой? Интересно узнать. Олег потер ладонью кончик носа. — Кофе горячий, осторожно, — мужчина сморщил лоб. Я взяла кружку за ручку и поднесла к губам. Неуверенно отхлебнула и едва не скривилась, ощутив на языке сладость. Забыла, забыла предупредить Олега, что пью без сахара… Сама и дура. А, ладно, на безрыбье и рак — рыба. Другого в любом случае нет. — Леночка, не обожгитесь! — герой моего курортного романа подпрыгнул, пугая кошку. Я изучающе уставилась на мужчину поверх кружки — некоторые реакции Олега удивляли. Щеки приятно согревал источаемый напитком ароматный пар. — Спасибо за заботу, промолвила и невольно улыбнулась. — Не обожгусь, не беспокойтесь, — решительно сделала еще глоток и, подавившись, закашлялась. Из наклонившейся кружки щедро плеснуло прямо мне на колени, и я, взвыв от боли, вскочила, отряхивая стремительно пропитывающуюся коричневой влагой юбку. Ох, как неловко! Не только ошпарилась — еще и загубила красивую шмотку. Ну, елки-палки! Основной гардероб — дома, в городе Н. Здесь, в гостинице — три платья, бриджи и пара блузок. Продолжающий сидеть Олег смотрел очень странно, шевелил темно-русыми густыми бровями, словно гусеницами. — Теперь не отстирается, — мужчина, кажется, огорчился искренне. — Выбросить придется. Жалко, мне нравится ваша юбка… Цветы, оборочка по подолу… Я прикрыла рот ладонью и застыла перед ним статуей, с вздетой к черному, усыпанному мерцающими точечками звезд небу второй рукой: просто хватай резец и ваяй статую «Отчаяние» — модель готова, приняла необходимую позу и вот-вот разревется. Не разревелась — напряжением воли справилась с готовыми брызнуть слезами и, проглотив застрявший в горле колючий ком потери, уронила обе руки вдоль тела плетьми. — Жалко юбку, ага, — подтвердила неверным голоском несправедливо обиженной маленькой девочки. — Но… Юбку можно пошить и новую. Тряпка — не жизнь. Олег по-прежнему не двигался с места и шевелил бровями. — Леночка, — мужчина сцепил на животе пальцы в замок, — позволите мне принести вам что-нибудь сухое? Есть удобные спортивные шорты на резинке… Я представила, как буду выглядеть в этих спортивных шортах и той шелковой, вышитой бисером розовой кофточке без рукавов, которая сейчас на мне, и расслабилась, хихикнула. Нормальное получится сочетание, особенно если шорты — с лампасами. Верх безвкусицы. — Нести или не нести? — не понимающий утонченной девичьей души Олег часто-часто заморгал, и я кивком разрешила шорты. В мокрой, липнущей к бедрам юбке неприятно, а вокруг — ночь. Ладно, не ночь — поздний вечер. На улицах пустынно, авось, никто меня, безвкусно одетую, не засмеет. *** Спустя примерно четверть часа я, переодевшаяся в алые шорты с желтыми, яркими лампасами, опять уселась на скамью и благосклонно приняла от Олега на треть полную кружку с кофе. Напиток уже успел изрядно остыть, зато, если вдруг обольюсь им повторно — гарантированно не обожгусь. По левую сторону от меня расположилась Мурка — кошка не спешила домой, к хозяйке, по правую — Олег. Мужчина перестал казаться чужим и белозубо улыбался, умастил на колени поднос. — Виноград, — он озабоченно потыкал пальцем в мисочку с виноградом. — Леночка, вы почему совсем не кушаете? А говорили — голодная… Обманули? Я не хотела расстраивать безусловно нравящегося мне человека, да и аппетит вернулся. Потому — взяла предложенную гроздь и принялась отрывать от нее ягоду за ягодой и неспешно кидать их по одной в рот. Действительно кисло-сладкие, как Олег и обещал. Вкусно, сочно, замечательно. — Объедение, — говорить, жуя, оказалось затруднительно, и я отправила очередную, то ли пятую, то ли шестую раскушенную пополам виноградину за щеку, — но вы так и не ответили на мой вопрос: что вас во мне привлекает, кроме синяков? Олег с отрешенным видом разглядывал бутерброды на тарелке, молчал. — Леночка, — вымолвил он наконец после показавшейся чрезвычайно длинной паузы. — Ваши синяки очаровательны, клянусь. Не знаю, как для кого, но для меня — очаровательны точно. Это на уровне ощущений, внятно объяснить не получится. К тому же, к вашим синякам прилагается все остальное — грудь, талия, ноги, мой любимый цвет волос и очки. Еще — характер. Вы боевая, веселая и простая в общении… В общем, — мужчина в явной растерянности покусал губы, — на мою маму сильно похожи. Я едва не выронила кружку с кофе. Так вот, где собака-то порылась… Сейчас Олег добавит: покойницу, и можно со спокойной совестью топать в ЗАГС, расписываться… Не добавил. Морщил в задумчивости выпуклый, загорелый лоб и упрямо разглядывал бутерброды, будто не имел другого объекта для созерцания, посимпатичнее. Считает дырочки в кусочках сыра, что ли? Отличный способ медитации, между прочим — счет. Помогает отрешиться от мира и упорядочить мысли. Я смотрела на Олега, не скрываясь, и вдруг представила его не с челкой — с залихватски зачесанным чуть набок пышным чубом. И пусть из чуба обязательно выбивается, падая на левую бровь, слегка завивающаяся русая прядка. Будет задорно, по-хулигански и в то же время чрезвычайно мило. Эх, глупые розовые девичьи мечты. А дальше случилось, словно во сне. Я бросила частично объеденную виноградную гроздь на поднос, неуверенно подняла освободившуюся руку к лицу мужчины и сделала то, о чем возмечтала — легким касанием пальцев превратила челку в некое подобие чуба. Олег крупно вздрогнул от неожиданности, но не отстранился — быстро наклонив голову, чмокнул меня в ладонь и откинулся спиной назад, на спинку скамьи. Миг, и он музыкально рассмеялся. — Леночка, — проговорил сквозь смех, — вы бесподобны. Я в вас непременно влюблюсь по уши. Я вспыхнула щеками и потупилась, смущенная. Импульсивные поступки — моя беда. Пока не поздно, нужно бежать от Олега быстро-быстро, сверкая пятками, но… Наверно, уже поздно. Проклятые курортные романы — ни встать, ни уйти — словно скамейку намазали клеем, и я к ней прилипла намертво. Попалась, ой, попалась муха в паутину чувств — не вырваться. Тело онемело и наотрез отказывалось подчиняться командам, посылаемым забившим тревогу мозгом. Пока я моргала, соображая, на каком свете нахожусь и как спастись от неизбежного курортного романа, Олег аккуратно поставил поднос на землю, выпрямился, и наши взгляды встретились. — Пора отвести вас в гостиницу, Леночка, — мужчина хмурился. — Скоро полночь. А? Я икнула и отмерла, опомнилась. В гостиницу, так в гостиницу. Утро вечера мудренее. С рассветом связанный с Олегом морок рассеется туманной дымкой — обязан рассеяться. Иначе в перспективе — разбитое на осколки сердце, неизбежное скорое расставание и море слез.