Леночка

И креветки в остром, кисловатом соусе, и греческий салат, и поданный к ним мягкий ржаной хлеб местной выпечки буквально таяли во рту. Мы запили все это великолепие легким белым вином, и Олег, расплатившись по счету кредитной картой, потащил меня из ресторанчика вон. — Лена, — вещал он, на ходу размахивая авоськой. — Нас ждет море! Теплое, ласковое, соленое! Я смотрела на мужчину и невольно улыбалась: утя-путя набил живот вкусняшками, подобрел, просветлел глазами и опять стал милым-милым. Ни тебе насупленных, разделенных вертикальной складочкой бровей, ни губ, поджатых в суровую нитку — красота. — Лена! — Олег буквально фонтанировал силой и энергией. — А у тебя панамка есть? Солнце в зените, напечет макушку — случится тепловой удар! Пожалуй, чрезмерная активность мужчины раздражала, но пока не на столько, чтобы предъявлять претензии. Панамка у меня имелась, осталась в гостиничном номере вместе с купальником и полотенцем. — Значит, в гостиницу! — Олег, продолжая мотать туда-сюда авоську, уже сочащуюся соком, чуть ли не подпрыгнул от радости. Посомневавшись секунду-три, я решительно отобрала у мужчины его ношу и, притормозив в тени, потыкала пальцем в несчастные фрукты: — Персики подавились, видишь? Если срочно не съедим — испортятся, придется выбросить. Сытый Олег незаинтересованно хмыкнул. — Ну и выбросим, — ответил он весьма равнодушным тоном. — Куплю новые — ерунда, мелочи быта. Я осуждающе покачала головой: килограмм свежих, духмяных, зрелых персиков — ерунда и мелочи быта лишь для избалованных щедротами теплого климата южан. В городе Н ни одна хозяйка, брезгливо скривившись, не выкинет на помойку мятые фрукты, а подпортившиеся — аккуратно почистит острым ножичком от гнили и пустит на варенье или в пирог. — В пиро-ог? — Олег очаровательно заморгал выгоревшими на кончиках ресницами. — Ты умеешь печь сладкие пироги, Леночка? Я, глупая, наивная девушка, без задней мысли ответила утвердительно и по изменившемуся выражению лица мужчины мгновенно поняла — кажется, море отменяется на неопределенный срок. Теперь, пока Олег не получит из моих рук кусок горячего фруктового пирога, он не успокоится. Возиться с тестом и духовкой в жару, на чужой кухне… Ох, нет. Вот кто за язык тянул, елки-палки? Расхвасталась, раскудахталась… — Леночка-Леночек, — ворвался в сознание бархатно-завораживающий баритон Олега, — на море сейчас тоже не прохладно, клянусь. — И вообще, путь к сердцу мужчины лежит через желудок… Я приподняла авоську повыше и весьма критически уставилась на говорящего. Прям через желудок, ага, и именно поэтому мужья уходят от своих обрюзгших и неухоженных, погрязших в детях и домашнем хозяйстве, прекрасно готовящих жен к молоденьким, стройным любовницам-кокеткам, обожающим дорогую косметику, приторный парфюм и изящное кружевное бельишко. Верю, потому что Лена Акимова — чрезвычайно доверчивая девушка. Скоро уже тридцатник стукнет, но все равно доверчивая. — Путь к сердцу мужчины, — авоська покачивалась в знойном воздухе нудным маятником, роняя на горячий асфальт прозрачные, желтоватые капли, покачивалась, — куда замысловатей, балабол. Не морочь мой бедный мозг, отстань по-человечески, пожалуйста. Я в Сочи на отдыхе. Отпуск у меня, понимаешь? Олег задумчиво пожевал соблазнительно-припухшую, вишневую губу и закивал китайским болванчиком: понимаю. В суженных зрачках мужчины ворочалось разбуженным в разгар зимней спячки медведем мутное разочарование. — Я на отдыхе! — я упрямо притопнула вьетнамкой. Олег продолжал кивать — отрешенный, закрывшийся и чужой. Принял отказ, смирился и втихушку разобиделся. Случается с мужчинами, не получившими желаемого, увы. Такой… Несчастный, такой… Тьфу, елки-палки, зеленые моталки! Психо-террорист! Гневно рыкнув, я ухватила его под локоть и, воинственно потрясая авоськой, повела вниз по улице. Куда? На кудыкину гору, вестимо, печь пирог с персиками. И пусть попробует не помочь с тестом — двину скалкой по вихрастой русой башке, чтобы впредь не смел давить на жалость. *** Плацдармом для приготовления пирога мы, по молчаливому согласию Олега, выбрали кухню принадлежащего его отцу кафе. Почему? Из-за меня, конечно — я пока не созрела стать гостьей в квартире этого мужчины, пусть даже трижды тихой и уютной, чувствовала — рано. И вот — смутно знакомая неширокая улочка неподалеку от гостиницы, несколько пластиковых стульев-столиков под отбрасывающими тень парусиновыми, яркими зонтиками и настежь распахнутые стеклянные двери. В дверях, опираясь мягким плечом о косяк, стоит полноватый пожилой человек и с любопытством разглядывает мои синяки. — Привет, — он вяло помахал нам обоим с порога рукой, — и рад встретить вас снова, девушка. Только не говорите, что я обознался — такие великолепные, достойные кисти и холста фингалы… Издевался, факт, и, кажется, не одобрял выбор сына. Наверняка считал — тому нужна невеста с идеально чистым личиком. Ну и идиот: синяки — явление временное, полностью рассосутся к концу недели. Я усилием воли подавила всколыхнувшееся смущение и выдавила ответную, кривоватую улыбку. Примирительно вздохнула: — Вряд ли по славному городу Сочи бегают стаи подобных мне девиц. Да, мы уже встречались, я у вас тут примерно позавчера пиццу покупала. Получилось неоправданно резко, и Олег предупреждающе кхекнул горлом. — Пап, ты не в настроении? — спросил негромко. — Мы с Леной не вовремя? Владелец кафе покатал по загорелым, шершавым от проклюнувшейся с утра седоватой щетины скулам твердые желваки и вдруг протянул мне квадратную, привычную к тяжелой работе ладонь: — Юрий Иваныч. Люблю девушек с непростым характером. Лена, простите, что неуважительно, без отчества… Вы уже сегодня обедали?

***

Кухня Юрия Иваныча мне понравилась сразу и безоговорочно: не современной техникой и не размерами — идеальной чистотой. Здесь, бурча что-то о пригорающей к сковороде картошке, хлопотала приятного вида худая женщина под пятьдесят. Сердечная подруга хозяина? Просто наемная работница? Я вежливо поздоровалась с женщиной и замялась в дверном проеме, держа на весу авоську с персиками — дура-дурой. Куда приперлась, зачем? Место чужое, люди чужие… Один Олег, как бы, свой, и тот — с натяжкой, и знакомство наше — практически шапочное. Переспать — не переспали, поцеловались пару раз и дважды разделили пищу. Анекдот. — Ир, это Лена, — Олег напирал со спины, — моя девушка. Мы собираемся печь фруктовый пирог. Потеснишься? Жарящая картошку женщина повернула на голос голову в хлопчатобумажном, сером платке и мягко улыбнулась, демонстрируя золотую фиксу. — О, Олег, — она продолжала мешать на сковородке готовящееся блюдо. — Конечно, потеснюсь — сам видишь, кафе почти пустое, двое калек на улице заказа ждут. Только, чур, муку не рассыпать — убирать будете сами. Я поспешно закивала — конечно, не будем, конечно, сами, не сомневайтесь, и Ирина указала мне на большую мойку. — Кухня в вашем распоряжении, — она сдула со лба выбившийся из-под платка темно-каштановую прядку. — Пеките пирог на здоровье. Я мысленно поклялась стараться не лезть Ирине под руку, выдохнула и направилась к мойке. Перед нарезкой на начинку персики следует сначала тщательно ополоснуть. Потом — найти на этой чужой кухне разделочную доску, нож и необходимые для теста инградиенты, миску подходящего размера и скалку. Вряд ли Олег знает, что тут где лежит, беда. Кран у мойки напоминал душ и имел рычаг смесителя, как в операционных и процедурных кабинетах. Я аккуратно опустила авоську с персиками на ее дно и привычно, не отдавая себе отчета в совершаемых действиях, приподняла выставленный вперед локоть — пустить литься воду, и была вознаграждена смешком в ухо — Олег бесшумно подкрался сзади. — Вот теперь верю — медсестра со стажем! — мужчина беззаботно скалил зубы. — Опыт не пропьешь. Он… он бесил. Обнять бы, прижаться щекой к щеке и никогда не отпускать. Даже на работу, мявк. *** Вытащенный из духовки пирог остывал на подоконнике, источая божественный аромат. — Ух, как пахнет… — Олег сидел рядом с ним на табурете, скрестив в лодыжках длинные голые ноги, типа охранял добро. Выражение лица мужчина имел довольное и предвкушающее. — И выглядит красиво. Такой весь золотистенький, в художественную дырочку… А зачем в пирогах делают вилкой дырочки, Лен? Я открыла рот, собираясь ответить, но не успела произнести ни звука — за меня ответила Ирина. — Элементарно, Ватсон, — едва домывшая за последними отобедавшими туристами посуду женщина, светло улыбаясь, вытирала мокрые руки фартуком, — чтобы закипевшая при высокой температуре начинка не взорвала заготовку. Через эти дырочки выходит пар. Олег почесал подбородок. — Отрежу кусочек, — сказал, сглатывая голодную слюну. — Лен, подай-ка нож. Я молча протянула мужчине требуемое и взялась за губку — решила помочь Ирине с грязными сковородками, хотя та и была против. Нужно же хоть чем-то отплатить хозяевам кафе за гостеприимство! Пока отскребывала первую сковородку, Олег едва не грохнул противень на пол, успел обжечься повторно и опять уселся на табурет, надувшись и сунув в рот указательный палец с намечающимся у ногтя волдырем. — Начинка — натуральная лава, — сообщил мне мужчина невнятно, посасывая вышеозначенный палец. — Градусов триста. Ира и я фыркнули хором. Температура выпекания в духовке — сто пятьдесят, ну, максимум, сто семьдесят градусов. Ладно, до двухсот. Выставишь больше — блюдо обуглится снаружи, оставшись полусырым внутри. — Не триста? — Олег мило сморщил нос. — А сколько? Мне правда интересно, не прикалывайтесь. Ирина, даваясь смехом, махнула на мужчину полотенцем. — Мы не прикалываемся, — она быстрым движением убрала за ухо лезущую в глаза прядь. — Вот честное слово, не прикалываемся. Просто тебе здесь не место, ты не повар. Олег как-то стушевался на своем табурете, смущенно помаргивал. — Прогоняешь не кормленного, — вздохнул с упреком. — Оки, уйду. Злые вы. Опять давил на жалость, кажется. Сердиться на него сейчас у меня не нашлось сил. Нехорошо и опасно дразнить голодного, уже успевшего вдоволь нанюхаться вкуснотищи мужика, психанет — обе получим зубодробительный скандал. Зачем заниматься напрасными провокациями? Похоже, Ирина почувствовала то же, что и я — Олег на грани, и взялась за нож сама. — Где есть будем? — она сделала на пироге пробный, неглубокий надрез — брызнул густой желтый сироп. — На улице? Там ветерочек, свежий воздух… Я бы предпочла на улице, а Олегу было без разницы, лишь бы поскорее. Грохнется от нетерпения в обморок — собирать с пола потом замаешься, высокий, тяжелый.