Леночка

Когда я спустилась из гостиничного номера с пляжной сумкой на плече, Олег уже ждал у мотоцикла. В каждой руке мужчина держал по шлему: в левой — черный, в правой — красный. Завидев меня, он восхищенно округлил глаза: — Вау, новое платье! Красивое! Смешной. Это платье вовсе не было новым, я сшила его два года назад и носила второй летний сезон. Правда, носила аккуратно — пока нигде необратимо не обляпала. — Леночка! — Олег протянул красный шлем. — Вы чего-то очень быстро собрались… Обычно девушки по часу возятся, не меньше… Я предупреждающе приподняла верхнюю губу, обнажая зубы в недобром оскале — ибо не желала слушать про бывших Олеговых девушек. Вообще не желала, чтобы меня с кем-нибудь сравнивали. Леночка Акимова — единственная в природе, неподражаема и неповторима. Только она может умудриться заклеить симпатичного молодого мужика, вся разукрашенная фингалами. Взяв предложенный мужчиной шлем, я помахала полуопущенными ресницами, быстро прокрутилась вокруг собственной оси, взметая пышную, до середины бедра, юбку, и замерла, прижимая груди ладонь. Под жадным, изучающим взглядом Олега вдруг стало невыносимо жарко. — Не смотрите на меня… так, — попросила, слегка задыхаясь. — Мне неловко. Олег хихикнул, в его пальцах словно из ниоткуда появился уже знакомый мне портсигар. Фокусник, елки-палки. — По сигарете, и помчали? — мужчина нажал большим пальцем на что-то на боковушке портсигара, и крышечка вещицы откинулась. — Вы же курите с ментолом, правильно? Я кивнула, подтверждая: ага, с ментолом, и скинула с плеча сумку, достать любимые Слимз. — Мужчина, — выговорила совершенно не свойственным мне ранее, кокетливым тоном, — у вас огоньку не найдется? Олег хмыкнул и поднял шлем. — Найдется, — улыбнулся, — но ее нечем достать — руки заняты. В левом заднем кармане. Справитесь? — и повернулся ко мне полу боком, демонстрируя крепкую, плотно обтянутую голубой джинсовой тканью шорт пятую точку. В левом заднем кармане действительно имелась продолговатая выпуклость, по форме и размеру соответствующая зажигалке. Оки… Я, стараясь не делать лишних, выдающих волнение движений, придвинулась к мужчине вплотную и мурлыкнула кошечкой: — Ах, тогда простите за беспокойство… Не справлюсь — стесняюсь… Разумеется, Олег немедленно воспользовался приглашением, и наши губы пробно, невесомо соприкоснулись. — Дразнитесь? — пахнущее мятной пастой и табачным дымом дыхание мужчины обжигало. Я вобрала его в себя, раздувая ноздри, и вернула спустя миг. — Дразнюсь, — прошептала в начавшийся неглубокий нежный поцелуй, и добавила уже совершенно невнятно: — Ну, так и вы дразнитесь… Вот и покурили, кажется. Говорить внятно, когда твои губы сминают губами, чрезвычайно сложно. Да и нужно ли? Отталкивать Олега не хотелось точно, как и отказываться ради поцелуев от моря. — М-м-м, — беспомощно замычала я, роняя шлем на обутую в открытый резиновый тапок ногу уже успевшего обнять меня мужчины, и Олег охнул, отшатываясь. Ему попало точнехонько по подъему стопы. — Ой-ой-ой, больно! — пострадавший от моей неуклюжести бедняга наклонился, растирая ушибленное место. — Леночка, вы решили сделать меня хромым калекой? — он жалобно вздернул брови. — Это плохая идея, баба Яга против всеми лапками и помелом! Искалеченный, я не смогу управлять мотоциклом… О… Боже… Олег… Он был сейчас таким милым! Невероятно, неописуемо милым. Стоял, согнувшись в три погибели посреди тротуара, пятая точка устремлена в небо, и укоряюще смотрел на меня снизу. Мол, что же вы творите, Леночка — занимаетесь членовредительством, пусть даже и неумышленным. Мужчин в мире и без вас меньше, чем женщин, а молодых и привлекательных — тем более… Я откинула назад голову и громко, заливисто расхохоталась, забыв — полночь давно миновала. Олег, не меняя позы, помедлил секунду-две и с готовностью подхватил. Мы смеялись на пару, искренне и свободно. Смеялись, смеялись, сплетая и расплетая переливы здорового веселья и, наверно, перебудили шумом немало спящих в окрестных домах. Ну и хорошо, ну и ладно — молодость на то и дана, чтобы чудить по ночам. В старости так не посмеешься — то в боку колет, то остеохондроз с радикулитом, то дети-внуки на страже — застыдят за недостойное почтенных седин поведение, затуркают.

***

Мы мчались по практически пустому по ночному времени шоссе, переполненные пузырящимся, искристым счастьем. Я крепко обнимала Олега вокруг торса руками и немножко боялась, но и восторгалась ею, ощущая собственную абсолютную неуловимость. Словно я сейчас — это бьющий мне в закрытое щитком, разгоряченное лицо ветер, а ветер — это я. Временно сроднились и стали единым целым. Думаю, Олег чувствовал нечто похожее. Ехали с четверть часа, не более, потом свернули на уводящую с шоссе влево грунтовую, неухоженную дорогу, и мужчина резко сбросил скорость. Здесь не было фонарей, и путь ему освещала включенная на полную мощность фара на руле. Кочки-ямки, ямки-кочки… Мотоцикл подбрасывало на выбоинах и колдобинах столь нещадно, что я то и дело клацала зубами с риском остаться без языка. Примерно пять минут этой пытки, поворот, и перед нами неожиданно открылась ранее прятавшаяся за цепочкой невысоких холмов черная, загадочно поблескивающая в серебристых лучах огромной оранжевой луны водная гладь. Ну, и сверкающая лунная дорожка, пересекающая ее пополам, конечно. Остро пахнуло гнилыми водорослями и йодом. Олег заглушил мотор, и мы прокатились с десяток метров в полной тишине, которую нарушали лишь двойной стук сердец и шорох шин по гальке. Слушали ропот совсем близкого моря — оно, ворочаясь, ждало пловцов. А может, и не ждало, поглощенное собственной богатой жизнью и слишком огромное, чтобы заметить прибытие двух человеческих пылинок. Едва мотоцикл остановился окончательно, Олег снял шлем и повернулся корпусом ко мне. — Камни, о которых я вам говорил — там, — мужчина махнул куда-то рукой в кожаной перчатке. — Леночка, слезайте. Ключи он оставил в замке зажигания, теперь — стягивал перчатки, неспешно освобождал палец за пальцем. Я послушалась и, избавившись от надоевшего, душного шлема, бочком сползла галька под ногами — как на ладони благодаря Луне. Та столь ярка, что затмевает почти все звезды. Кромка воды белеет пенистыми гребешками прибоя. Волны невысокие, набегают на серый песчаный берег с тихим шипением и откатываются обратно. Красиво — сказочно. Пока я моргала, Олег сунул перчатки в мою сумку и открыл багажник мотоцикла, обустроенный под сиденьем. Извлек полиэтиленовый, чем-то неплотно набитый пакет и… уже знакомую мне авоську, сплетенную из красной бечевы. В авоське лежали бутылка вина и дынька. Я поморгала на эту авоську и спросила, озадачиваясь: — А штопор, а стаканы? Бутылку откупорим зубами и будем по очереди хлебать из горлышка? Олег прищелкнул пальцами и показал глазами на первый пакет. — Тут, — его улыбающееся, довольное лицо было освещено Луной не хуже, чем окрестности. — Я все предусмотрел, не беспокойтесь. Не беспокоиться? Я усилием воли расслабила плечи. Завезли непонятно куда, место явно дикое и не посещаемое толпами туристов. Жутковато. — Пожалуйста, хватит мне выкать, — попросила Олега, беря авоську, нарочито резким тоном, предназначенным скрыть неловкость. Мужчина глянул очень странно и кивнул. — Договор, переходим на «ты», — он прищурился на море. — Не бойся, Лена. Тебе нечего бояться, клянусь — я не маньяк и не насильник. Посидим на камнях, съедим дыню и поплаваем. Ну, еще выпьем по чуть-чуть вина, буквально по полстаканчика. Потом — отвезу тебя в гостиницу. Хватит трястись — идем, — и предложил отставленный локоть, опереться. Я натянуто улыбнулась и сдалась на милость моего похитителя. Сама и дура, случись что — никто, кроме меня, не виноват.