Всё ему - цветочки

       С каждым годом леса становится всё меньше. Густая зелень редеет, умирает; затихает шёпот древних ветвей и трав. Дикость и необузданность лесной стихии сменяется пыльной серостью производственных строений и жилых домов.        Несколько похоже чувствовал себя Йорвет, ощущая затухание жизни и прячась в магазине и собственной квартире - островках растительности, создающей впечатление хоть какого-то контроля над своей жизнью. Хотя бывает, воспоминания заявляют о себе - ночью, во снах или нарушая тихое спокойствие повседневной рутины, отдаваясь звоном клинков в ушах и потускневшими картинами перед глазами.        Аккуратно поливает герберу - вспоминает о нескончаемом голоде, преследовавшем его уж сколько лет к ряду; выискивает шальной сорняк - перед глазами стоят образы топких болот и непроходимых для большинства живых существ лесов. Обрезает у клубники усы, как сейчас чувствуя на руках кровь и слыша голоса, множество голосов: испуганные крики, мольбы о пощаде, грязные ругательства как сражающихся, так и умирающих солдат, но больше всего - стоны раненных, умирающих, оголодавших и обессиленных.        Он уже давно не чувствует боль, вину за происходившее когда-то, и даже не чувствует ту смертельную усталость от нескончаемых кошмаров и столь реальных видений прошлого. Порой Йорвет действительно просыпается от шёпота навязчивых голосов и собственных сдавленных криков, но сейчас он не сидит до рассвета с загнанным дыханием, оттягивая отросшие волосы за корни, в попытках унять панику (злость, на самом деле - на себя, на свои ошибки, на чёртовых d'hoine, которые после долгой войны предложили в качестве перемирия эльфам лишь жилища и наблюдение в течение нескольких лет; и снова на себя за то, что в числе немногих эти условия принял, чем подвёл упёршийся отряд). Вместо этого, он лишь заваривает себе чай со зверобоем и ромашкой, и после одной-двух кружек идёт обратно в кровать. Не всегда засыпает, но определённо не истязает себя мыслями и воспоминаниями почём зря.        Бывают в повседневной жизни случаи, заедающие в голове и заставляющие себя так или иначе обдумывать. Вроде грубого заказчика или хулиганов, которые так и рвутся подпортить внешний вид магазина. Но в последнее время ничто не волновало Йорвета, не заставляло кровь кипеть, а мысли путаться. Время и события просто скользят мимо, не откладываясь в памяти, как пейзаж за окном быстро движущегося автомобиля. Порой эльф даже скучал по старым недобрым временам, когда ему приходилось днями и ночами бежать без остановки, сражаться за каждый вдох и, в самые худшие дни, гадать: наступила ли ночь или это темнеет в глазах от болезни и голода. Он бы пошутил с друзьями за кружкой пива о том, что нарастил бока на пенсии и скоро загнётся как самый обычный старик-дхойне... Вот только смеяться не хочется.        Со столь невесёлыми мыслями на кладбище путь заказан, но сейчас у Йорвета заказан только огромный и дорогой свадебный букет, закончить который он планирует уже сегодня, не желая иметь дело с заказчиком, при упоминании которого на ум приходят лишь нецензурные выражения. Нецензурных выражений было гораздо больше, если Йорвет не высыпался, подскочив за пару часов до будильника из-за очередного невнятного сна и не смог больше заснуть, то есть - сейчас.        Понимая, что больше не заснёт, он сел на кровати и раздражённо почесал край шрама - тот всегда давал о себе знать, когда его носитель испытывал отрицательные эмоции. И, если раньше этого не было заметно в виду других, более серьёзных неудобств, то с выходом на своеобразную пенсию, проходящую в комфортных условиях, подобные мелкие раздражения выявлялись и знатно портили остаток жизни, который измотанный безумными событиями долгого существования эльф хотел провести в апатичном спокойствии. Но, как известно, жизнь переворачивает планы с ног на голову, и с этим приходится смириться.        Устало плетясь на балкон, Йорвет достаёт из футляра старую, но сохранившую некое изящество деревянную трубку. На флейте, увы, поиграть не представляется возможным - в доме столь тонкие стены, что слышно, как и куда падает пыль в соседской квартире. А курение качественного табака под тихие перешёптывания деревьев и трав, находящихся недалеко от дома, тоже расслабляет вполне неплохо.

***

       Роше был отвратительно радостен. Спустя почти полгода непрерывной работы их отдел-таки сумел чего-то добиться путём раздачи внеочередных воодушевляющих поджопников экспертам-компьютерщикам, благодаря чему одну "белку" словили и с чувством допросили. Разумеется, это был не член самой группировки, зато оказался неким посредником с очень развитым инстинктом самосохранения и кучей информации. Вскоре намечалась облава на важное сомнительного рода мероприятие с важными сомнительными личностями. Капитан давно не чувствовал такого предвкушения, идя к главе и ожидая распоряжения на участие в непосредственной операции.        И чувство его не подвело. Совсем скоро предстояло вломиться в подполье неподалёку от уже известного клуба и просто схватить уродов тёпленькими. Это было очень опасно - как залезать в муравейник чтобы поймать лишь несколько определённых особей - но также необходимо. Он уже представлял, как произнесёт заветное "Всё, что вы скажете, может быть использовано против вас в суде" и, несмотря на понимание серьёзности ситуации, уже чувствовал вкус победы на губах. Осталось только готовиться и ждать...        Йорвет чуял неладное. Эта способность была с ним всю жизнь и не раз выручала и даже спасала жизнь. Будь то внезапное ощущение чужой неприязни, когда он в детстве ещё выходил в деревню за чем-то, инстинктивное уклонение от вражеского клинка в пылу боя, или даже своевременный уход на обед, не позволивший очередному умнику зайти в магазин и придраться к хозяйскому подозрительно-ушастому виду - всё благодаря этому чутью. И сейчас, когда вроде бы ничто не нарушало спокойного уклада его жизни, он буквально чувствовал проблемы, оседающие в лёгких и на губах тонким слоем пепла. Он всем своим естеством ощущал, что грядёт что-то неладное.        И в какой-то момент в ночи раздался взрыв.

***

       Было больно. И странно прохладно. Последнее, что удаётся вспомнить - группа оперов ворвалась в плохо освещённое помещение, вспышки неестественного света, крики, какой-то запах... а после этого - ничего. Двигаться не представлялось возможным, да и не хотелось. У истощённого организма не хватило сил даже на осознание ситуации - всё снова поглотила тьма.        Спустя какое-то время, воспалённому сознанию показавшееся бесконечно длящейся секундой, прохлада стала вновь ощутимой, равно как и боль. Но на этот раз было как-то странно светло, словно источник света чем-то оградили. Внезапно пришло осознание, и Роше распахнул глаза, пытаясь подняться. Сделать это помешала острая боль в рёбрах и голове, заставившая его сдавленно застонать. В сознании проносились воспоминания, и оставалось только их перебирать, беспрерывно задавая вопросы "Почему?", "Кто-нибудь выжил?", "Как отсюда выбраться?", оставаясь без ответов. Даже не заметив, что находится в больничной палате, Вернон вновь попытался подняться.        В этот момент послышался стук двери и взволнованный крик: - Позовите доктора! Он очнулся!        Всё ещё не понимая, что происходит, Роше лихорадочно пытался найти способ побега. Заметив стерильно-белое окружение и капельницу рядом, он впал в небольшой ступор. Когда он пришёл в себя, к кровати уже подбегала женщина в белом одеянии.        Оказалось, что, несмотря на все приготовления, у преступников была пара тузов в рукаве, и в итоге им, несмотря на существенные потери от взрыва, удалось скрыться. Экипировка Роше приняла на себя основной удар, но ребра и одна нога всё же пострадали. Также, теперь, в опасной близости к левому глазу, красовался шрам, протянувшийся от верхней части скулы к виску на чуть больше четырёх сантиметров. Не опасно, но ощутимо. Врачи достаточно быстро смогли поработать над всеми ранами, так что теперь ничего не угрожало здоровью, хотя до сих пор каждое движение отдавалось слабой ноющей болью.        Вернон был отправлен в отпуск под предлогом "это не твоя работа" и угрозой этот отпуск продлить до месяца в случае неповиновения. Так что пока полиция рыскала по городу и выставляла посты на всех дорогах, ведущих из Вызимы, неуёмный решил провести эту неделю с пользой. Он тратил практически весь день на то чтобы перерыть все дела, касающиеся "белок" и им подобных группировках. Под конец третьих суток, уставший и посланный ведьмаками, занятыми сейчас по всему городу и вне его, к деволу, он всё же нашёл что-то интересное.        Это были словно куски иголки в куче тролльего дерьма, но он был как магнит для них. И вот у него на руках были две вещи: вырезка из газеты почти десятилетней давности и закрытое уже дело по подозрению в убийстве ещё старше. Их объединяло одно: участие одного знакомого одноглазого владельца цветочного магазина.        В этот день напряжение достигло пика, и в любой момент в него будто могла ударить молния. Казалось бы, это могло случиться, когда он тем вечером обнаружил в подсобке своего магазина раненых бывших союзников. Или когда у них состоялся крайне неприятный разговор. Или когда он указал заведомо опасное место для укрытия. Или когда к нему на следующий день нагрянула полиция с обыском и ничего не нашла. Казалось бы - столько шансов. Но всё это время заряд будто лишь набирал силу, чтобы поразить его в его же собственном магазине, но уже без полиции. Вернее, без ордера и кучки криминалистов, а в виде одного побитого офицера.

***

       - Могу чем-то помочь? - деловито спросил Йорвет, разглядывая мужчину перед собой.        - Определённо, - несмотря на напряжение, Роше смог выдавить подобие дружелюбной улыбки. - Я бы хотел составить букет, небольшой, насколько это, конечно, будет возможно... - он показал желаемую высоту - такой, чтобы, знаете, можно было спрятать в куртке...        - Хорошо. Какие-нибудь пожелания по цветам? - по нему не скажешь, но он чувствовал неладное        - Да, это самое главное. Надо, чтобы там был... - Вернон на секунду запнулся - Львиный зев, - эльф заинтересованно глянул на него - и... бегония.        Йорвет с подозрением слушал, что говорил капитан, и на последних его словах совсем изменился в лице. Это же прямая угроза! В его собственном магазине!        - Ну, и сделайте так, чтобы не выглядело слишком вычурно. То есть, полагаю, без украшений никак, но пусть они не отвлекают. Хотелось бы, чтобы было видно именно цветы. Чтобы меня поняли... - Роше продолжал самозабвенно распинаться, и не смог не отметить настроя продавца.        Тот вперил в него свой единственный глаз так, будто перед ним не человек, а канализационная крыса. Опасная крыса.        - Если хотите что-то сказать, то говорите.        - О, так значит отсутствие глаза не мешает видеть правду? - с ухмылкой произнёс Вернон, довольный, что его правильно поняли. - Думаю, вы знаете, кто я.        - Знаю. А ещё знаю, что у тебя нет ордера - меня уже проверяли, и нет никаких оснований для повторного обыска, - с уверенностью проговорил Йорвет, только прищурившись в ответ на колкость.        - Ну какой же обыск! Это не моя работа. К тому же, я тут неофициально и хочу просто поговорить.        - Значит я не обязан ничего отвечать.        - Не обязан, конечно. Но в таком случае я уйду сейчас и вскоре вернусь, но уже с ордером и людьми. Выбор за тобой.        Эльф посмотрел на человека. Тот говорил серьёзно, несмотря на (bloede, как не вовремя!) привлекательный в своей искренности весёлый блеск в темных, как топлёный шоколад, глазах. Незаметно вздохнул.        - Ладно.        Йорвет нехотя ответил на вопросы Роше. Некоторые просто проигнорировал, но капитан не стал придираться. Эльф мастерски избегал вопросов о помощи и не выдал места, лишь туманно упомянул трущобы. Вернону этого было достаточно. Собираясь уже уходить, он обернулся и сказал:        - А за букетом зайду завтра. Только добавь туда герберу... и веточку акации.        После этого он ушёл и уже не увидел, как покраснели кончики острых ушей.