ДжоДжо сборник

      Солнце ещё стояло высоко в небе, но уже было в упадке. Скоро, всего через пару часов, его диск утонет в горизонте, и на землю опустится мягкая прохлада летнего вечера. Бруно этого ждал. Он уже немного устал от полевых работ и хотел поддаться слабости: пойти посидеть в тени, глотнуть лимонада, смотреть на Абаккио, срывающего хлопковые головки — как он цепляет их пальцами и отправляет в сумку, цепляет другие. Всё это могло бы выглядеть, как прекрасный зацикленный фильм. Солнце бы палило землю, а воздух постепенно остывал, а Абаккио как-нибудь бросил случайный взгляд в ответ, тут же отводя назад и вниз — на головки хлопка. Он тут же вернулся бы к работе, вечно застенчивый.       Бруно улыбнулся собственным мыслям и продолжил работать. Хлопок так же слетал с его пальцев в сумку, и ему было только печально видеть свои пальцы вместо пальцев Абаккио. Часы шли друг за другом, и вот Бруно уже сидит на веранде вместе с остальными работниками, и денег на стакан лимонада чертовски жаль — разве за этим он работал в поле целый день?       Абаккио подходит к Бруно со спины и приносит то самое — стакан лимонада, как если бы умел читать мысли. Он держит в руке другой стакан для себя и садится рядом, смотрит в закатное небо.       — Не так плохо, — говорит он и медленно глотает. Бруно наслаждается ощущением влаги на ладони — стакан холодный, воздух горячий, и лимонад просто восхитителен после тяжёлого трудового дня. Бруно смакует его вкус и усмехается.       — Пытать людей было проще.       Абаккио бросает на него рассеянный взгляд — он, очевидно, ещё не определился, как воспринимать эту реплику и не решил, как на неё ответить. Он тоже усмехается, но в этом нет ни грамма веселья.       — Делать хуйню всегда проще, попробуй сделать что-то правильно…       Бруно протягивает руку и кладёт поверх кисти Абаккио. Его кожа горячая, пыльная, грязная. Наверное, чувствовать мокрую, холодную руку Бруно приятно, он надеется, что да. Абаккио не подаёт вида и снова глотает лимонад. Он выглядит одинаково в последнее время, как если бы время застыло, забрав Абаккио с собой в ловушку. Не радость, не грусть, но и не равнодушие, только эта глубокая задумчивость. Бруно думает, может, Абаккио размышляет о жизни, о том, что в ней пошло не так, может, он думает об ошибках и считает, что место, в котором они оказались сейчас, — тоже ошибка. Бруно не спрашивает, потому что не хочет знать, если это правда. В сущности, у них нет прямого пути назад, так что, если сделанное было напрасно, Бруно не хочет знать. По крайней мере, пока.       — Знаешь, что удивительно? — говорит Абаккио, и Бруно улыбается в ответ, он уточняет не словами, а только вопросительным звуком. Абаккио заканчивает с лимонадом и поворачивает кисть, чтобы взять Бруно за руку. Медленно, с сомнением, он сплетает их пальцы, Бруно поддерживает. — В целом, мне нравится. Я не думал, что полевые работы — это моя сфера, ты знаешь? Но здесь всё хорошо. Немного муторно, но хорошо. Солнце жаркое, хлопок мягкий, лимонад — как рай после работы, и я ни секунды не думаю, что кто-то нападёт на меня со спины.       — Ты постоянно оглядываешься, — возразил Бруно. Абаккио нервно сжал его руку.       — Я проверяю, рядом ли ты.       Бруно усмехается с тем выражением, какое он использует только для флирта с Абаккио. Абаккио избегает его взгляда.       — Думаешь, я сбегу? — Бруно говорит. Абаккио встречает его взгляд и пожимает плечами.       — Мы уже сбежали.       Это имело смысл. Предавший однажды, предаст вновь. Бруно не видел это возможным сейчас, никакой сценарий не приходил ему в голову, из-за которого он бросил бы Абаккио посреди хлопкового поля — ради чего? Чтобы вернуться в мафию и мучить людей, убивать их, расплачиваться за грехи пятого поколения гангстеров? Бруно сглупил так, когда был совсем юн, но не собирался сделать это снова.       Солнце уже почти совсем скрылось, и на лице Абаккио отражались его последние лучи, последние краски. Солнце угасало, а Абаккио расцветал — его профиль был словно подсвечен оранжевым, глубокие тени легли под скулами и челюстью, мазнули у носа, окрасили губы. Бруно не мог перестать смотреть. Когда он говорил, его голос был мягким, почти даже чистым — Бруно не уверен, что когда-то слышал его таким. Бруно не помнил, когда у него была возможность так говорить: честно, без притворства, без опасений. Бруно начал:       — Сегодня я думал об этом… Знаешь, чего я хочу? Сидеть на веранде дома, пить лимонад в тени, смотреть на тебя, пока ты занимаешься растениями. Знаешь, может, цветочный сад… С розами и какими-нибудь светлыми, простыми цветами. Я представил, как ты ходишь вдоль рядов растений, подрезаешь увядшие листья, поливаешь у корней, проверяешь, всё ли у них в порядке. Потом мы бы встретились глазами, всего на секунду, и ты вернулся бы к работе. Это такая простая фантазия, в ней нет ничего из прошлого, но это очень похоже на то, чем мы занимаемся сейчас? — Бруно выдержал долгую паузу перед тем, как спросить. — Думаешь, мы сможем купить дом?       Абаккио серьёзно раздумал — он сделал сосредоточенное лицо и повёл взгляд вверх, он всегда так делал, когда принимал сложные решения.       — Не сразу, — он ответил. — Ещё нужно придумать, как выйти из нашего положения нелегальных иммигрантов до того, где мы можем купить дом.       Бруно прикрыл глаза. Всё правда.       — В мафии действительно было проще, но это честный труд, моя совесть никогда не была так легка…       — Тебе подходит честный труд, — Абаккио был ещё очень серьёзен, и Бруно улыбнулся в ответ. Он знал, как это работает: совесть Абаккио ещё не была легка, и, может, никогда не станет чистой, так что он не мог сказать себе таких слов, пусть хоть Бруно. Бруно думал, что Абаккио заслуживает обычной жизни — спокойной и честной, у Абаккио такое сильное чувство справедливости, такого не бывает у плохих людей. Но он не мог сказать это прямо — Абаккио не принимает такие вещи прямо. Так что Бруно просто рисует картинку:       — Могли бы открыть свой цветочный магазин. Ты бы занимался цветами, а я продажами. Дарили бы цветы сельским девушкам и радовали всяких людей на свадьбах и юбилеях.       Абаккио посмотрел на Бруно с веселым недоверием. Он уточнил:       — Тебе бы этого хотелось?       Бруно не нужно было спрашивать дважды, ему не нужно было спрашивать самого себя — он смотрел на Абаккио, и это и был ответ.       — Да, — сказал он. — Мне бы этого хотелось.