ДжоДжо сборник

      Леон находится рядом с Бруно не так уж и много. Не так много, как хотелось бы, но достаточно, чтобы подмечать важные детали. Леон первым узнаёт, если Бруно грустно или тревожно, если ярость закипает в его теле и растекается вместе с кровью. Леон почти следит за Бруно, потому что Бруно его безусловный кумир. Бруно — свет настоящего и будущего, Бруно — причина, достойная жить.       Леон не говорит этого словами, но он всегда рядом, он надёжный, он сильный, он тот, на кого Бруно может положиться, о каком бы вопросе ни шла речь. Будь это хоть сиюсекундная грусть, когда хочется объятий и поплакать на чужом плече, будь это помощь в сокрытии трупа или измена организации. Леон думает даже, что при определённых обстоятельствах убил бы ради Бруно — не ради организации, не ради побочных целей, но ради Бруно. Если бы Бруно это было нужно, Леон готов был бы взять этот грех на себя. Пока ему не приходилось сталкиваться с этим, но если бы пришлось, Леон был бы готов. Он колебался бы, но не сомневался.       Бруно почти не пользуется одержимостью Леона в своих целях. Частенько Бруно смотрит на Леона с грустной улыбкой и просит его отдохнуть — но и всё на этом. Иногда Бруно просит Леона присмотреть за Наранчой и Фуго, но Леон сделал бы это и без просьбы. Однажды, всего однажды, Бруно просил пообедать с ним, сказал, что ему нужна компания. Леон сидел напротив, пил вино и ел пасту. Он спросил вначале, хочет ли Бруно обсудить что-то, и, получив отказ, не говорил весь обед. Бруно поблагодарил его после и поделился, что это было хорошее время — как раз то, что ему было нужно. Леон полагал, дело тут, конечно, в Бруно, не в нём самом. Это какие-то демоны у Бруно в голове, может, шептали ему гадости, и нужно было быть с кем-то в компании, чтобы их не слышать. Может, это после сложной миссии, что за спиной Бруно никто не приглядывал, и ему хотелось восстановить равновесие. Вариантов слишком много, и ни один из них не про Леона. В какой-то момент Бруно решает поговорить. Он хочет вывести их обоих на чистую воду, хочет, чтобы всё стало прозрачным и понятным. Леону бы этого не хотелось, но раз Бруно просит…       Бруно говорит:       — Абаккио, будь серьёзен… — Сам он не серьёзен. Его тело напряжено, лицо носит нарочито взрослое выражение, но это подделка, которую Бруно обычно использует для воспитательных целей. Его поза неуверенна, пальцы нервно стучат по бедру. Абаккио едва сдерживает усмешку, всё же Бруно говорит быть серьёзным, ему нужно держать лицо. — Я знаю, что ты не хочешь говорить об этом, и всё же… — Он застывает на пару секунд, как будто ему не хватает решительности. Он выглядит совсем юным, на свои честные двадцать. Леону приятно смотреть на юного Бруно, и он чувствует нужным его поддержать. Он говорит:       — Продолжай.       Бруно продолжает.       — Во-первых, я нравлюсь тебе.       — Конечно, ты нравишься мне, — соглашается Леон и даже кивает. — Ты нравишься всем.       — Нет, я имею ввиду, ты любишь меня.       Лицо Бруно серьёзно, а пальцы застыли на бедре в напряжённом жесте. Леон смотрит Бруно в глаза, когда говорит:       — Все любят тебя.       Бруно щёлкает языком, и Леон с трудом удерживает нейтральное выражение лица. Это чудесный раздражённый жест, Леон наслаждается им, как бокалом старого вина.       — Ты делаешь это специально, — в голосе Бруно чувствуется усталость. Леон вздыхает.       — К чему ты ведёшь? Думаю, ни для кого из нас не секрет, что я люблю тебя. Это так, что дальше?       Леон удивляется, как легко это слетает с его языка. Он не говорил этого ни разу за те годы, что они знакомы, а теперь факт выражается просто, как беседа о погоде. Бруно тоже выглядит ошарашенным. Его лицо одновременно удивлено и радостно, и он собирается с духом, чтобы продолжить беседу.       — Мы никогда не говорили об этом, так что я не мог быть полностью уверен?       — Правда? — Леон не сдерживается, он знает, что его лицо выражает скепсис. Бруно раздражённо хмурится.       — Да, Абаккио, правда. Не всё, что очевидно для тебя, очевидно для всех вокруг… — Он берёт ещё короткую паузу, а потом выдыхает и говорит с облегчением. — У меня тоже есть к тебе чувства.       — М, — отвечает Леон. Ничего лучше не появляется в его голове. Бруно продолжает.       — Я не говорил об этом, потому что ты… Я не знаю, кажется, ты сделаешь всё, что я скажу, а это не то, чего мне бы хотелось. Я всё ждал, что, может, ты скажешь о своих чувствах, и тогда я скажу: «Ого, это почти сюрприз!» Но ты не говоришь, ты не делаешь ничего.       — Чего ты хочешь? — спросил Леон, и Бруно вздохнул, звук похож на какую-то безнадёжность.       — Я хочу знать, чего хочешь ты. Что в твоей голове? Неужели ты никогда не думал о том, чтобы признаться? Как-то оформить наши отношения?       Леон нахмурился. Он немного опешил.       — Нет, вообще-то, — он сказал. — Не думал.       «Не было никакого шанса, что ты отвечаешь мне взаимностью, не было шанса, чтобы ты был заинтересован во мне,» — Леон добавил про себя.       Бруно посмотрел Леону в глаза с искренней серьёзностью, он стал выглядеть взрослым, как обычно, и это было для Леона. Бруно сказал:       — Ты не хочешь пойти со мной на свидание?       — Ты приглашаешь? — Леон не был уверен: Бруно звучал так, словно задаёт абстрактный вопрос, но, с другой стороны, это звучало, как предложение.       — Да, — Бруно отвечает. Леон кивает.       — Тогда да.       С минуту они стоят в тишине, а потом Бруно продолжает:       — Чего ещё тебе бы хотелось? — Голова Леона не работает в нужном направлении. Он ещё не осознал, что согласился на свидание с Бруно. Ответом всплывает рабочая ерунда и вся восторженная чушь, которую Леон думает, когда думает о Бруно. Хотелось бы поддерживать тебя всю твою жизнь, хотелось бы словить все пули, которые предназначались тебе. Хотелось бы помочь тебе достичь успеха. Леон не отвечает, потому что знает, что Бруно спрашивает не об этом. Выждав достаточно времени, Бруно продолжает. — Поцеловать меня? Секс? Хотелось бы тебе остаться со мной в тёмной квартире, пить вино, смотреть фильмы, вести пальцами по моей коже, узнавая её на ощупь? Хотелось бы изучать моё тело губами, видеть изгибы, которые доступны только любовникам?       Бруно хотел продолжать, но Леон уже сдавал. Он поднял руку и сказал:       — Бучелатти, пожалуйста… — Леон вдруг почувствовал столько смущения, как если бы оно залило всё его тело от макушки и медленно спускалось к стопам, которые его держали. Слова Бруно сбивали с ног, и Леон не вполне понимал, почему. Казалось, его уличили в чём-то незаконном, неправильном. Было немного стыдно, но больше неудобно — как и почему кто-то говорит об этом вслух? Сам Бучелатти? Это перебор, Леон просто не знал, что делать с этим.       Бруно приблизился на шаг и убрал руку Леона, он всё ещё был взрослым, серьёзным и требующим внимания.       — Я спрашиваю, потому что я хочу сделать всё это с тобой. Я думаю об этом слишком долго, и, если ты хочешь того же, я не понимаю, почему я должен ещё ждать…       Это звучит так сладко, так горячо, так желанно. Леон как будто попал в какой-то прекрасный сон-кошмар, который одновременно решает все его проблемы, но и вообще не помогает его безнадёжной влюблённости. Или тому, что он считал безнадёжной влюблённостью.       — Чего ты хочешь? — ещё раз уточняет Бруно и смотрит в точности на губы Леона, не в его глаза. Леону кажется, что ему даже не нужно наклоняться или двигаться — Бруно вот-вот его поцелует. Внезапно Леон понимает, почему никогда не говорил о своих чувствах. Они слишком сильны, слишком интенсивны, они намного больше его самого и просто не могут найти ответа - так Леон думал. Он и сейчас ожидает, что скажет о своих истинных желаниях, а Бруно усмехнётся в ответ, отстранится и скажет: «Что же ты, Абаккио. Это слишком, я не имел ввиду ничего такого». И сердце Леона разлетится вдребезги, и он никогда не сможет восстановиться. Но Бруно рядом, он ещё держит взгляд на губах Леона, а Леон смотрит на лицо Бруно целиком, он почти уже чувствует дыхание Бруно, а, может, просто представляет его себе, как неосознанно представлял уже тысячу, миллион раз.       — Поцелуй, — говорят губы Леона почти без его участия. — Поцелуй меня, если хочешь.       «Я хочу этого больше всего на свете,« — продолжает он про себя. Бруно не противится этой идее: он приближается в секунду и касается губ Леона своими. Больше ничего, они стоят так, наслаждаясь теплом губ друг друга, чувствуя чужое дыхание и не чувствуя своего тела. Бруно отстраняется и говорит:       — Это хороший шаг. Я поцелую тебя так сильно, что ты не сможешь стоять на своих двоих, но сначала свидание. И будь честен со мной. Как сейчас.       Леон смотрит на Бруно с высоты своего роста и чувствует себя, как обычно, — словно он крошечный человек в ладони Бруно, словно он может смотреть на него только снизу вверх. Бруно — божество, которое по какой-то нелепой причине расположено к нему. Леон не уверен, как действовать в этой новой плоскости, где его сердце не только метафорически принадлежит Бруно, где Бруно знает об этом, где Бруно сам добился этого, где Бруно решает, что он будет делать дальше с этим сердцем. Леон отпустил все ниточки контроля над ситуацией, взял Бруно за руку и выдохнул в полном ужасе. Это был сладкий ужас предвкушения. В конце концов, Бруно можно было довериться. Даже если он разобьёт Леону сердце, это будет хорошая вещь, которая случилась с его сердцем. Всё, что сделано для Бруно, стоит того, чтобы быть совершённым.