ДжоДжо сборник

      Леон пил, как не в себя. Хуже, чем в старые времена в полиции, почти так же плохо, как сразу после полиции. Конечно, он не мог себе это представить: чтобы он сидел в темноте своей квартиры, и мрачная музыка о торжестве смерти играла так тихо, и чёртов малец Джорно сидел на краешке его кровати и выслушивал его сомнения, и добавлял свои замечания. Просто невероятно, как они оказались в такой ситуации.       — Завались, — Леон выдавил, и Джорно нахмурился, но замолчал. — Ты не понимаешь. Всё обречено даже на уровне идеи, зачем это всё? Это не имеет права на существование.       Джорно нахмурился сильнее.       — Прости, если я увидел неправильно, — снова начал он, но его тон не звучал так вежливо, как то, что он говорил. Его тон говорил: «заткнись и слушай, как я это вижу». Леон слушал, — но разве вы с Бруно не лучшая в мире пара? Разве есть в мире кто-то, кроме Бруно, кто может заставить тебя расслабиться? Не могу поверить, что ты сам не замечаешь, насколько легче становишься рядом с ним. Он как будто знает какой-то код, который заставляет тебя открываться и быть мягче. И не надо про то, что это не достоинство и позорно показывать мягкость, и стыдно открываться, и это всё…       Леон усмехнулся. Он даже не думал противоречить в этот раз, хотя в другой снова станет, безусловно. Он посмотрел Джорно в лицо и почувствовал, как бутылка выскользнула из его руки. Он чувствовал, как мысль, которая терзала его столько времени, наконец, покидает его тело, как её заменяет только душащая пустота.       — Я же сказал, ты не понял. Зачем это Бучелатти?       Лицо Джорно изменилось. Оно немного даже вытянулось, губы округлились, он замер в таком положении, а потом его лицо снова сменилось. В его глазах была какая-то тоска, жгучая для Леона жалость. Он знал, что это жалость для него. Джорно сказал:       — Это просто. Бучелатти любит тебя.       Слова Джорно почему-то ранили. Как если бы он пытался обмануть Леона, как если бы вся вселенная пыталась обмануть Леона. Всё казалось таким сюрреальным.       — И если бы ты спросил меня, — продолжил Джорно, — я сказал бы, что нет таких явных признаков, как с тобой, ведь Бучелатти честен в жизни, но он счастлив рядом с тобой. Он спокоен рядом с тобой. Он уверен.       — Это не про меня, — цокнул Леон. — Это про Бучелатти.       — Конечно, он классный, — Джорно кивнул. — Ты можешь не признавать этого, но подумай: ведь и твои качества — это про тебя, Бучелатти просто помогает тебе проявлять их. Ты заботливый и находчивый, и знаешь, что нужно делать, и тебе не занимать решительности ни в чём, кроме любви. Нет, даже в любви нет. Ведь ты точно знаешь, что это Бучелатти, ты не сомневался на этот счёт? Это всегда был Бучелатти?       Леон поднял бутылку с ковра и запустил в Джорно. Та растворилась в воздухе, и Леон мог только догадываться, каким насекомым Джорно её сделал. Как же он ненавидел разговаривать с Джорно. Каждый раз это было похоже на пытку. Каждый раз Джорно вытаскивал что-то новое из головы Леона, с чем Леон не хотел сталкиваться.       — Не отвечай мне, но ответь себе. Если ты точно знаешь, что это должен быть Бучелатти, а Бучелатти точно знает, что это должен быть ты, и вам хорошо вместе, почему ты убегаешь? Я имею ввиду, что так пугает бесстрашного Леона Аббаккио?       — Бучелатти достоин лучшего, — горько сказал Леон, и Джорно тут же ответил:       — Он не хочет лучшего, он хочет тебя.       — Откуда тебе знать? — Леон пощупал пол в поисках другой бутылки, но тщетно. «Как кто-то может хотеть меня?» — висело в воздухе.       — Мы говорим, — Джорно ответил честно и быстро. — Так что я узнаю раньше тебя, когда ты разбиваешь Бучелатти сердце. Можешь думать, что я делаю это ради него. Я действительно думаю, что Бучелатти достоин лучшего, чем парень, который так безнадёжно ненавидит себя, что душит и его этой ненавистью. Лучшего, чем парень, который убегает, как только отношения обрисовываются в понятную форму и называются. Лучше, чем парень, который не может взять себя за яйца и поговорить начистоту. Но всё ещё Леона Аббаккио. Думаю, что Бучелатти заслуживает лучшую версию Леона Аббаккио.       С этим Джорно поднимается, и они оба знают, что этот разговор закончен, и что они не вернутся к нему в ближайшее время, а, если повезёт, никогда. Если Леон всё ж таки сможет справиться с собой. Чтобы ему не требовались болезненные ментальные пинки от Джорно.       Перед Джорно, казалось, Леон вскрыл уже все свои недостатки и травмы, и каждую мелкую трещину, которую считал отвратительной, а с Бучелатти… С Бучелатти Леон притворялся, что нет никаких трещин и травм. И он уже тот, кем хочет себя видеть. Как же не хотелось показывать себя в таком свете перед Бучелатти, заставлять его копаться в этом говне больше, чем он уже…       Уходя, Джорно сказал:       — Я ничего не знаю о Бучелатти, кроме собственных наблюдений. Но ты, наверняка, знаешь его слабости. Это значит, ему есть, куда расти, и тебе есть, где его поддержать. Не думай, что ты единственный, кто не совершенен. Если ты скажешь Бучелатти о том, что тебя беспокоит, ему будет, что сказать в ответ. И в отношении тебя, может, это его главный недостаток: ему нужно, чтобы ты сделал первый шаг. Ведь ты решителен и всегда знаешь, что делать. Думаю, в глубине души ты правда знаешь, иначе вы никогда бы не начали отношения, ты не стал бы даже пробовать, если бы не верил в успех хоть чуть-чуть. Ты рискуешь отношениями, а нужно рисковать внутри них. Всё на сегодня и удачи с этим.       Дверь закрылась, и Леон остался сидеть со звенящей головой. Он так ненавидел Джорно, так ненавидел… Леон чувствовал благодарность, но ещё что-то жгучее, болезненное, чудовищное, как бывает, когда кто-то залезает к тебе в душу, а ты его не ждёшь там, ты не хотел его пускать так далеко. Леон не может удержаться от мысли: если бы это был Бучелатти, ему, Леону, было бы обидно? Нет. Ему было бы легче, что Бучелатти, наконец, всё узнал, что теперь Леону не нужно подбирать слова, что можно быть спокойным за свои действия: они прозрачны, они честны. Вот бы Бучелатти, как Джорно, мог узнать всё сам, но… Бучелатти не Джорно, и чёрт возьми, как же это здорово.       Вдруг Леон понял, как бережен Бучелатти был к Леону всё это время… Нежность захлестнула его, и решительность, о которой так много говорил Джорно, вдруг повела руки Аббаккио. Он набрал номер Бучелатти быстрее, чем успел спасовать, и, услышав его сонный тревожный голос, Леон с улыбкой ответил:       — Нам нужно поговорить.