89 пожарная часть

— Мы найдем его и перед тем как сдать в полицию, заставим пожалеть, о том, что он вообще на свет родился, — этим тоном Стинта можно было металл резать, но Братишкин первый делом обратил внимание не на голос, а на то, что он не чувствует собственные ноги. — Не вини себя, он большой мальчик, все будет хорошо. Придет в себя и все нам объяснит, — раздался голос Эвелона. — Главное, что все обошлось, — сказал Манурин. То, что это были обрывки фраз, Вова понял только когда пришел в себя. Он слышал их пока отходил от наркоза, очевидно, все альфы из старого состава 89 части были здесь, рядом с ним и отцом. Открыв глаза, Вова увидел слабоосвещенный белый потолок палаты. За окном царила глубокая ночь, а ноги уже отзывались на попытки пошевелить пальцами. Повернув голову в сторону, он увидел Харда и замер. Мужчина лежал на соседней кровати и мирно спал с капельницей в руке. Не понимая, что происходит, Братишкин приложил все силы, чтобы вспомнить. Стресс, страх, боль. Больше ничего. Правда были еще перепуганные отцы-альфы и голоса врачей, которые хотели, чтобы Вова не закрывал глаза, но у него не получилось удержаться в сознании. Вове жизненно необходимо было узнать, все ли в порядке. Цел ли эмбрион и почему у Харда такой бледный вид и капельница. — Пап? — хрипло выдохнул Вова и альфа тут же открыл глаза. — Все еще больно? — Хард сел и на мгновение зажмурился, наморщив лоб. Ночка у него была еще та. Затем он поднялся и словно не замечая капельницу, которая потянулась следом, но легко выскользнула из руки, приблизился к его постели. — Нет, я в порядке, — неуверенно ответил Вова, обеспокоенно глядя на отца. — Что с тобой? На работе что-то случилось? — На работе? — в его голосе проскользнуло удивление, но он быстро понял, что парень еще не до конца отошел от наркоза. Хард положил ладонь поверх его и осторожно погладил пальцами. — Со мной все хорошо, просто тебе понадобилась кровь, а у нас с тобой одна группа. Так что теперь можно зваться кровной родней, — он мягко улыбнулся, пытаясь не выдать усталость, которая накатила, когда все самое страшное осталось позади. — А что с… — слово застряло у Вовы в горле, он вдруг понял, что отец обо всем курсе. Почти обо всем. — Ребенком? — помедлив, произнес Хард. Ему тоже нелегко далось это слово, но совсем по другим причинам. — То, что было внутри тебя еще совсем не было ребенком, — осторожно начал Алексей, внимательно глядя на лицо сына, который смотрел на их руки. — Он погиб от недостатка кислорода раньше, чем у тебя начались схватки. Вова сжал отцовскую ладонь и изо всех сил зажмурился, чтобы не заплакать. Но слез не было. Они кончились, только боль прожигала дыру у него в груди, а перед глазами стояло сообщение Леши: «Выйдешь за меня?» — Эй, все будет хорошо, я же рядом, — тихо произнес Хард и положив ладонь ему на плечо, потянул на себя. Братишкин легко поддался и вдохнув феромоны отца, вдруг понял, что совсем не ощущает своих. — Пап, я больше не пахну? — голос подвел его, от чего Леша прижал его к себе крепче, словно тот мог выпорхнуть и улететь, как пташка. — Нет, малыш, больше нет, — он произнес это шепотом, словно теперь это их общий секрет. Братишкину было тяжело вернуться к прежнему состоянию даже в мыслях, он словно жил другой жизнью, когда вдруг стал настоящей омегой. Теперь, даже если Карпов захочет продолжить отношения, он будет для него пустым местом. Таким, каким Вова и раньше был для всех альф, только в нынешнем виде, он даже для них станет никем. Утром его разбудила медсестра, девушка мило улыбалась Харду, который сидел рядом, по другую сторону кровати, на стуле. Альфа выглядел гораздо лучше, а вот судя по новой капельнице в руках медсестры, его самого еще не скоро домой отпустят. — Через пару минут к вам зайдет доктор, — осведомила их девушка, после чего сменила лекарство и покинула палату. — У них тут в буфете нет ни пиццы, ни шашлыков… — на полном серьезе начал Хард, хмуря свои темные брови. — Шашлыки? — хрипло, но весело усмехнулся Вова. Приподнявшись на слабых руках, сел, и дотянувшись до стакана с водой, жадно глотнул. — Пап, какие шашлыки? — Я не знаю, — мужчина улыбнулся, чувствуя, как разливается тепло в груди, от улыбки сына. Он готов был нести любую чушь, только бы его мальчик улыбался. В палату вошел доктор. Бета, которая была хорошо знакома Вове, держала в руках планшет. Поздоровавшись с Хардом, притянула второй стул и села рядом с кроватью. — Здравствуй, — со вздохом начала женщина, пробегаясь глазами по экранчику. — Как ты себя чувствуешь, где-нибудь болит? — бета подняла на Вову взгляд. Он отрицательно качнул головой. Отложив планшет, взяла его за руку и прижав палец к запястью, взглянула на свои наручные часы. — Это замечательно, — она отпустила его руку и сделала какие-то пометки в планшете. — Через час тебя отвезут на повторные анализы, нужно убедиться, что нет даже намеков на воспаление. — Почему мой запах пропал? Я думал, что становлюсь омегой, — спросил Вова, глядя на доктора. — Да, становился, пока не забеременел. Понимаешь, как омега ты только начинал формироваться и не все внутри тебя было готово к ребенку. Еще была гематома, она дала осложнения и могла бы вызвать преждевременные, но виновата не только она, — бета повернула планшет к ним и продемонстрировала ультразвуковые снимки, начиная объяснять где и что не до конца развилось. Хард слушал очень внимательно, даже немного подался вперед, вглядываясь в снимки. Вова же слушал в пол-уха, а затем, невежливо перебил ее вопросом: — Если я больше не пахну, значит, я снова больше не омега? — Да, — бета положила планшет себе на колени. — Значит, никаких течек? А вместе с тем и детей? — прозвучало так, словно Вова жил ради этого, но на самом деле он специально спросил именно так, чтобы сразу услышать жесткую правду, а не аккуратные намеки. — Я буду честной, — она мельком взглянула на Харда. — Ты больше не сможешь иметь детей и течек больше не будет. В ближайшие пару лет точно. Твой организм слишком медленно реабилитируется, но он определенно пытается. Правда нет никаких гарантий, ведь твое тело может посчитать, что цикл завершен, как у старых омег, когда организм переводит все силы на жизнеобеспечение, отодвигая репродуктивную систему. Это произойдет, если феромоны не начнут вырабатываться. Конечно, мы будет за это бороться. Я выпишу тебе курс лекарств, а твой отец сделает все, чтобы исключить стресс из твоей жизни. Только тогда у нас начнет получаться. — Сам виноват, — тихо-тихо произнес Вова и опустив голову, медленно лег обратно на подушку. — Послушай, — куда более мягко начала бета. — Если бы ты попал к нам раньше, я бы все равно настаивала на аборте. Исход был один, просто не повезло, что это произошло так. Ты ничего не мог сделать и винить тебе себя не в чем. Многие взрослые омеги пугаются первой беременности, впадают в депрессию, понимая, что их прекрасные тела больше такими не будут, что закончилась праздная жизнь или еще почему. Так что это нормально, но пожалуйста, не забывай, что в тебе был не ребенок, а всего-навсего оплодотворенная яйцеклетка. Никто не умер, а ты молод и у тебя еще вся жизнь впереди. Братишкин кивнул, скорее из вежливости, ведь бета говорила искренне, но он почти не воспринял ее слова. Все его мысли были о Леше. И пока он был в больнице, о Карпове думалось легко, словно вот он сейчас выпишется и вернется в прежнюю жизнь. Но этого не произошло. «Я потерял ребенка», — написал он ему, как только вышел за порог клиники и начал ждать ответ. Ждать пришлось очень долго. Дольше, чем он мог себе представить. Почти месяц прошел с выписки, а от Леши ни строчки. Вова думал, что не сможет пережить, если Карпов, узнав о выкидыше, заберет свои слова назад. Нет, он поступил еще хуже, просто проигнорировал его. Видимо, полицейскому не составило труда забыть о нем. Братишкину же пришлось дома целый месяц бороться с собой, он отчаянно хотел выпустить эту боль, поменять ее на физическую, но Хард не отходил от него. Взял отпуск и хвостиком ходил за сыном по дому, через день насильно вытаскивал в люди. Но самое главное, что он не делал, так это не заставлял беспокоиться. Если бы отец начал искать Карпова, Вова бы тогда совсем с ума сошел от стыда и ненависти. Хард и словом не обмолвился о Леше с самой больницы, за что Вова был ему безмерно благодарен. Он лишь раз, перед выпиской спросил, не хочет ли Братишкин ему рассказать что-нибудь и после отказа, не стал настаивать и требовать. День начинался и заканчивался ничем. Его одноклассники сдали экзамены. Кто-то остался до одиннадцатого, а кто-то готовился к поступлению. Пару дней назад они заезжали в школу, Вове выдали справку вместо аттестата, потому как экзамены он пропустил и был не в состоянии их писать. Пытаясь подбодрить, удивительно добрая завуч, сказала, что будет ждать его возвращения в следующем году и поможет найти самых лучших репетиторов, чтобы те поднатаскали его для сдачи экзаменов. Но Вове было глубоко наплевать на все происходящее вокруг и в его жизни, в частности. Он замечал только отца и других альф из 89, которые звонили ему и приезжали по возможности. С ними он чувствовал привкус прежней жизни, потому что альфы, как и прежде, травили байки с работы и слали ему полуголые фотки. Это отвлекало, но лишь до тех пор, пока Вова не оставался со своими мыслями один на один: в машине, по пути куда-нибудь или перед коротким, мучительным сном, больше похожим на дремоту. Солнце, в который раз пробилось через окна в зале и лучами легло прямо на его закрытые веки. Отвернувшись к спинке дивана, Вова открыл глаза и уставился в темную обивку. Рядом в кресле заворочался Хард. Мужчина вот-вот проснется и потащит его за ноги в ванную, а потом из ванной понесет в комнату, после чего заставит одеться и поведет на кухню, завтракать, на ходу сочиняя, чем они сегодня займутся. Прошел уже месяц и через день Харду нужно будет вернуться к работе, Братишкин понимал это, поэтому пообещал себе, что сегодня не будет никаких слез и грусти, он сделает все, чтобы отец мог спокойно выйти на смену. Он и так нянчился с ним все эти дни, что однозначно помогло. Отцовская любовь собрала его разбитое сердце и красиво склеила цветными пластырями. Надолго ли этого хватит, он не знал, но пока этого достаточно для того, чтобы попытаться начать жить заново. В эту ночь Вова принял для себя ряд серьезных решений, о которых теперь следовало как-то сообщить отцу. Алексей выкладывался на все сто, чувствуя вину, стоило только глазам сыну наполниться грустью, что он таил в своей душе, не позволяя никому к ней прикоснуться. Это он виноват. Не доглядел, недодал родительской любви, мало лекций прочитал или слишком много, но в любом случае — виновен. Задумавшись об этом, Хард налил кофе мимо кружки и вдруг услышал сбоку странный хрюкающий смех. Вова наблюдал за ним все это время, тихонько придя с комнаты на кухню. — Старик, я в порядке, честно, — произнеся это, Вова подошел и забрав у него турку, вернул ее на плиту, по пути захватив губку с раковины. — Хотел бы я тебе поверить, но ты уже который день так говоришь, а потом смотришь в пустоту таким взглядом, что я себе места не нахожу, — со вздохом признался Хард. — Нет. В этот раз я все. Тридцать дней прошло, пора бы возвращать нашу семью к жизни, — Братишкин легко стер разлитый напиток и швырнув губку назад в раковину, приземлился на свой стул, напротив отца. — Но у меня будет одна просьба. Алексей напрягся, сжав в ладони чашку с горячим напитком. — Все, что угодно, — произнес он тем не менее. — Помнишь, Стинт рассказывал про родню в Оренбурге? Он говорил, что его дядя декан в местном ПТУ и я бы хотел поступить туда. Меня же должны взять со справкой? — в голосе Вовы не было и намеков на сомнения, все звучало как более чем обдуманный план. — Да, но…. Сына, Оренбург? Что ты там забыл? Мы легко устроим тебя тут, если ты не хочешь сдавать экзамены, то… — Хард растерялся, и Братишкин воспользовавшись этим, достал телефон и быстрой выудив из глубин интернета сайт учебного заведения, ткнул на первую попавшуюся специальность и протянул телефон ему. — «Автомеханик»? — удивленно и одновременно непонимающе прочитал Алексей с телефона. — Можно найти учебное заведение и поближе с такой же специальностью, зачем тебе… — Хард вновь оборвался на полуслове, вдруг осознав мотивы сына. — А как же я? Как же ребята из 89? Как мы тут без тебя будем? — вдруг совершенно поникшим голосом произнес альфа, во все глаза глядя на мальчишку. — Справитесь, — с грустной улыбкой произнес Вова, но взглянув на отца, его улыбка пропала. Он поднялся и обогнув стол, приобнял альфу и чуть тише произнес: — Я буду навещать, чтобы вам скучно не жилось. *** 5 лет спустя В самолете было шумно и душно, но едва ли он замечал это, в сотый раз пересматривая видео со скрытых камер пятилетней давности. В полутьме, в коридор влетел парнишка, он захлопнул дверь и прижался к ней спиной, схватившись за края юбки, словно пытался удержать себя на этой планете. У него было совсем не много, ведь перед отъездом на новую миссию камеру пришлось снять. Слишком велика вероятность, что ее могли обнаружить, затеяв ремонт, например. Он одновременно сожалел, что снял ее, ведь столько лет жизни его омеги прошли мимо, но с другой стороны понимал, что, если бы не снял тогда, у него не было бы и этого. Пилот объявил о скорой посадке и ноутбук пришлось вернуть в рюкзак. Наконец выбравшись из самолета, он направился к стойке регистрации, попутно достав свой паспорт. «Дима Хес», — с усмешкой прочитал он про себя свое новое имя и фамилию. Видимо, в отделе кадров СОБОП кончилась фантазия, хотя и немудрено, ведь черт его знает, какой по счету был этот паспорт с новой личностью. Но это была последняя. Он отслужил свое и вышел на заслуженную пенсию. Обычно парни дослуживались до тридцати лет, но из-за ранения ему приблизили отставку на целых три года. И вот теперь он не майор Алексей Карпов, а Дмитрий Хес, среднестатистический парень, с техническим образованием, который по жизни не отличался особыми способностями и нигде не светился. Конечно, в первый год за ним будут пристально наблюдать, чтобы не сболтнул лишнего или не переметнулся к террористам, обладая достаточными сведениями, для масштабной атаки на штабы СОБОП. Помимо всех этих прелестей, организация предоставила ему запрет на въезд в города, в которых ему приходилось нести службу, чтобы судьба не искушала отомстить кому или наладить нежелательные связи. Поэтому в Зеленоград ему было нельзя, а Москву стоило покинуть в течении двенадцати часов после прибытия. — Добро пожаловать в аэропорт Шереметьево! — с улыбкой произнесла милая омежка на стойке регистрации. К дому Вовы он прибыл глубокой ночью. Свет не горел, машины во дворе не было, из чего Леша сделал вывод, что Харда дома точно нет. Поэтому Карпов огляделся, и подошел к двери. Натянув перчатки и повозившись пару секунд с замком, вскрыл его и оказался внутри. В доме пахло только альфой, никаких даже тонких отголосок феромонов его омеги не наблюдалось. Сняв мокрые кроссовки, он сунул их в рюкзак и в тишине, и темноте прошел к комнате Вовы. Бесшумно надавив на ручку, он слегка толкнул ее вперед и заглянул в комнату. Идеально заправленная постель, выключенный из розетки настенный телевизор, покрытая пылью игровая приставка. Подойдя к шкафу, он открыл его и глубоко вдохнул. Все вещи были постираны очень давно, потому как носили лишь слабый запах ополаскивателя и ни капли омеги. Развернувшись он подошел к столу. В шкафчиках были старые школьные тетради. Просмотрев несколько, он выяснил, что в старшую школу Братишкин не пошел, по крайней мере не в этом городе. Вернув все на места, Леша еще раз окинул комнату взглядом и вытащив из рюкзака купленный по пути освежитель воздуха, распылил его в комнате, чтобы скрыть свое пребывание. То же он сделал и в коридоре. В его голове прокручивались все их встречи и общение, он пытался понять, куда бы Вова мог уехать и зачем. Остановившись в зале, он секунду подумал, а затем все же решился и направился в комнату Харда. Так же бесшумно открыв дверь, он быстро огляделся. Здесь было гораздо темнее, так как окна комнаты выходили на задний двор и сюда не достигал свет уличных фонарей, но глаза быстро привыкли, а обоняние дорисовало картину в сознании. В комнате было немного мебели, но из нее Лешу заинтересовал только невысокий шкаф с выдвижными ящиками, что стоял под окном, напротив кровати и прикроватная тумба, потому что на ней лежал ноутбук. Времени и на то, и на то у него не было, поэтому Карпов взял ноутбук. Открыв его, с облегчением обнаружил, что пароля на нем нет. Первым делом, проверил соц сети. В диалогах были пожарные, Вовы там не оказалось, но он нашелся в списке друзей. Зайдя на его страницу, Леша с досадой понял, что парень не посещал ее примерно с того времени, как они потеряли связь. Поэтому он отправился проверять почту, из которой Хард тоже не вышел, да и зачем, это ведь домашний ноутбук. В куче спама он обнаружил достаточно свежие письма от учебного заведения. Быстро найдя его в поисковике, Леша с удивлением обнаружил, что колледж находится в Оренбурге. Письма приходили почти каждый год два года назад, это были табели с оценками. Выяснив, что Вова уехал учиться за тысячу километров от родного дома, но не выяснив зачем, Карпов пустился в рейд по содержимому ноутбука. Конечно, найти там ответов на свои вопросы он не смог, но обнаружил кое-что получше. Фотографии. Много фотографий Вовы, начиная с самого детства. По большей части они были сделаны в пожарной части. На одной из них еще совсем молодые альфы помогали устоять на ногах маленькому темноволосому омеге, держа его за ручки. Мальчик стоял в ботинках пожарного, которые были ему выше колен, при этом он весело улыбался и смотрел вниз, на свои ноги. Пролистнув несколько фотографий, он вновь остановился. На ней Вова, которому на вид было лет шесть, клеил цветной пластырь на лоб светловолосому парню. Пожарный стоял перед ним на одном колене, держа под мышкой защитную каску. Быстро пройдясь по следующим изображениям, он вновь выхватил одно. Братишкину было не сильно больше, чем на предыдущей, он сидел за столом, все в той же 89 части и сосредоточенно решал пример в тетради. По обе стороны от него сидели альфы, оба защитных костюмах перемазанных сажей или углем, словно только с вызова и сразу за «домашние» дела. Они так же, как и он, хмуря брови, глядели в тетрадку, при это один из них указывал пальцем на один из примеров, явно что-то объясняя Вове. Следующая фотография была почти такая же, поэтому Леша не пропустил ее. Изменился лишь состав: к двум пожарникам подключился третий и это был Хард. Совсем молодой Алексей, без шрама от ожога на шее, что частично переходил на щеку, без седых волосков на висках и морщинок у глаз. Он стоял за спиной Вовы и тоже глядя в тетрадку, держал длинную челку сына, сжимая ее в пучок, от чего Карпов буквально услышал: «В глаза лезут, ты хоть что-нибудь за ней видишь?» Вова при этом не отвлекся от примера, как и альфы по обе стороны от него. Как бы сильно Леше не хотелось, он не мог долго разглядывать их семейные фото. Прокрутив вниз, он снова сделал вынужденную остановку, потому как эта фотография отличалась от других. На ней Вова, куда более взрослый, не иначе как совершеннолетний, держал в руках красный диплом, стоя у порога того самого колледжа, в белой рубашке и черных брюках. Карпов ощутил боль в груди, он никак не мог оторвать взгляда от этого родного и одновременно чужого лица. Вова не сильно изменился, разве что стал немного выше, лицо приняло более грубые черты, совсем не свойственные омегам и что-то произошло с глазами. В них не было прежней напористости, вызова, который он словно бросал этому миру и всем, кто встречался на его пути. Теперь на месте этого была блеклость и усталость, будто он потерял интерес к жизни. Леша понимал, что виной этому мог быть он сам, ведь мальчишка более чем очевидно, был влюблен в него. И он, поначалу пытаясь держаться отстранено, начал безжалостно отвечать взаимностью, хотя прекрасно знал, что как только с наркотой разберутся их перекинут на другое задание. Вова был далеко не первым омегой, в жизни которого он неожиданно появлялся и так же неожиданно исчезал, но ни с кем до него Карпов не терял голову. Никто из них не был таким незабываемым и дело не во внешности. Феромон, что пах ванилью въелся в его сознание, вынуждая искать, чтобы почувствовать вновь. Прикоснуться к коже, которая его истончает, почувствовать взволнованное биение сердца под ней, услышать голос, а еще лучше свое имя, которое этот голос произносит. Нажав в окошке на «свойства», он узнал, что фото двухгодичной давности, поэтому он сразу обратил все свое внимание на три фотографии после него. На первой новенькая вывеска автомастерской. Остальные два снимка были сделаны внутри: один из рабочей зоны, а второй из кабинета. Леша так же проверил дату, когда эта фотография появилась на ноутбуке. И там значился прошлый год, середина октября. Что давало надежду на то, что Вова все еще там. Открыв в интернете карту, он ввел в поиск город и название, конечно по запросу «автомастерская», карта выдала ему не один вариант в Оренбурге. Поэтому кликая на очередную автомастерскую, он открывал на карте панораму, и вскоре нужная нашлась. Удалив все свои следы, он вернул все на места и покинул дом. Обратно в Москву, а оттуда на самолете в Оренбург, теперь уже по новому паспорту и не скрывая лицо. Волнение — это совсем не то слово, которым можно было бы описать состояние Леши, когда он прибыл в город. Только вместе с этим он ощутил и привкус реальности, по поводу того, что у Вовы уже давным-давно могли быть новые отношения с другим альфой. Об этом он задумался, пройдя мимо стеклянной витрины магазина, куда планировал зайти, чтобы купить кольцо. Он ведь тоже изменился. Покоцанная бровь, небольшой вертикальный шрам на щеке, что шел прямо из-под глаза, щетина, куда более темные волосы, потому что раньше он красил их для работы под прикрытием. И его глаза тоже изменились, он повидал жизни за эти пять лет и теперь не был уверен, что Вова примет его. Но пытаться стать прежним было бы попыткой обмана, поэтому он просто зашел в магазин, купил тонкое колечко из белого золота и отправился на нужный адрес. Карпов не собирался вновь бездумно врываться в его жизнь. Он осмотрится, оценит ситуацию и если Вова счастлив без него, то лезть не станет.