Очень добрый день. А это там что? Не Скайрим ли часом?

Скрип, скрип, скрип - трещали деревянные соединения повозки, распугивая всякую мелкую живность, выползшую погреться на тёплые дорожные булыжники. В воздухе приятно смешались ароматы влажной хвои и душистых лесных цветов, растущих в тени высоких сосен. Вобрав в себя все эти запахи, можно было почувствовать душевную гармонию и умиротворение... Упс, ошибочка вышла. Можно было БЫ почувствовать душевную гармонию и умиротворение, если БЫ не поучительная история одного древнего ассасина, рассказанная с педантичной чёткостью и не в меру кровожадными подробностями. "Внутренний покой, внутренний покой... Я делаю вид, что сплю. Жутко чешется нос, но, блин, если почешусь, то прощай навсегда невинное детское сознание..." — так думала про себя Рина, изо всех сил притворяясь дремлющей. "Где мы хоть едем-то? Наверное, не стоило поручать Цицерону управление, моё седалище уже все рытвины пересчитало... Надо попытаться незаметно приоткрыть глаз..." ~...На задворках играет мелодия подозрительной личности из кинофильма Джентльмены удачи... ~ "Горизонт чист... Стоп, а это что за грызун? Как-то подозрительно он на меня косится... Сто пудов засланный казачок. Так, щекастик, ничего личного, но тебя придётся уйти как минимум по-английски." Похожий на хомяка зверёк сидел на обочине и скептически наблюдал своими чёрными глазами-бусинами за медленно ползущей процессией, чуть прищурив веки. Ему не хватало только тёмных очков и кожаной ковбойской шляпы для полноты образа. Недосуслика не вспугнули даже клацнувшие в опасной близости челюсти Фобоса. Он лишь лениво дёрнул правым ухом и сделал пухлой лапкой что-то наподобие салюта, заставив Рину вздрогнуть от неожиданности и всерьёз задуматься над тем, не очередной ли это глюк. "Какой занятный хомякоид. Нареку тебя Джеймс Бонд версия Cricetinae 2.0". Пушистик по всей видимости услышал её мысли, демонстративно развернулся и почесал в лес по своим грандиозным запасательным делам, клином рассекая высокую траву. — А я всё видел, ты рассекречена, — остаться в сторонке не получилось - призрак всё-таки просёк фишку. — Притворство явно не твой конёк. Придётся тебя и в этом поднатаскать. Но сначала я закончу свою историю, ибо мы приближаемся к самой кульминации... — О Боги, чем я перед вами провинилась?! — вздёрнув руки к небу, взревела отчаявшаяся Слышащая. — Люсь, ты не обижайся, но слушать мрачную историю для поднятия настроения перед походом в опасное подземелье - это моветон. Она вся одна сплошная кульминация, состоящая из расчленений, кровопускания и другой связанной с этим... деятельности. Лашанс состроил щенячьи глазки, по-детски выпятив нижнюю губу, и склонил голову чуть на бок, становясь совершенно не похожим на грозного ассасина прошлого. Умеет же глазки строить. — Но там же... там же будет самое интересное. Моя... моя ка-а-азнь... В этом тихом, просящем голосе звучало столько мольбы и жалости, что девушка не смогла отказать. Она, конечно, десять раз мысленно упрекнула себя в безвольности, но слова призрака звучали искренне. "Даже привидения порой нуждаются во внимании, даже привидения легендарных убийц..." — Слышащая, разреши... — теперь прозвучала уже пара просящих голосов, и к невинной мордашке Люсьена присоединилась ещё и клянчащая Цицероновская. Хранитель ради такого дела приостановил коня, заставляя того ступать по разбитой в хламидомонаду дороге мягче. — Оууу, это же любимый момент Дурака Червей. Всегда слушаю его как в первый раз, аж сердце в груди замирает от восторга... — Смотри не переусердствуй, искусственное дыхание и непрямой массаж делать не буду. Э-э-э-эх, впрочем, что с вас взять? Уговорили, чертяки языкастые, но у меня имеется одно условие, — Рина специально провела вытянутым указательным пальцем перед носами призрака и шута. — Ты подводишь свой рассказ к логическому завершению, но после этого ваша демонстрация ораторского искусства заканчивается: никаких садистских частушек, особенно про крысиный яд и котят, и никаких историй, где присутствуют пикантные подробности умерщвления. Это всё, безусловно, интересно, я читала книжку Джорджа Райли Скотта "Истории пытки всех времен", но у всего есть свой предел. По рукам? Кто такой Джордж Райли Скотт ассасины не имели ни малейшего понятия, однако синхронный вздох и последующий за ним кивок дали понять, что условие, хоть и с неохотой, но было принято. Удовлетворившись этим, девушка устроилась поудобнее, распрямив, насколько это было возможно, ноги, и приготовилась слушать. Люсьен весь будто оживился. В призрачных глазах заплясали радостные огоньки, делая его похожим на карапуза, которому подарили огромный сладкий леденец на палочке. — Это случилось в местечке под названием Эпплвотч. Тихо, мрачно, безлюдно, некому услышать человеческие крики и стоны... Там и свершилась месть Белламона, о которой он жаждал годами. Выставив меня предателем в глазах моих же братьев и сестёр, он добился своего: от меня решили избавиться... ~ The Flashback ~ Хижина была заброшена. Сломанная мебель, отсыревшая и покрывшаяся склизким слоем плесени; прогнившие насквозь брёвна; разбросанные по углам полуразложившиеся остатки каких-то вещей. Снаружи вовсю бушевала стихия, щедро поливая землю водяными потоками. Ветхая крыша, в которой то там, то здесь виднелись прорехи, протекала, не справляясь с напором. Всё казалось мёртвым, усопшим, потухшим... Через самую большую дырку было видно, как небо прочертила яркая нежно-фиолетовая полоса, вслед за которой раздался оглушительный грохот, заставивший землю содрогнуться. Одинокая фигура поморщилась и сильнее закуталась в уже промокшую ткань чёрного плаща. Мертвенно-бледная кожа на исхудалом лице неестественно сияла в вязком сумраке помещения, так что любой путник, забрёдший сюда ненароком, мог спутать незнакомца с трупом. Из-под капюшона торчали мокрые тёмные волосы, едва доходившие до плеч. Взгляд ясных серых глаз был прикован к двери, в щелях которой злобно свистел ветер. Туда и только туда... О нет, в нём не было отражения страха, ибо это чувство неведомо истинному убийце, там скопилась только горечь и какая-то безмятежная грусть. "Не так я представлял себе свой конец... Но видимо такова воля Ситиса." Новая вспышка небесного огня, оказавшаяся мощнее всех предыдущих, осветила всё вокруг, просачиваясь внутрь через дырки, и на долю секунды явила выросшую на полу из-за двери тень. Её очертания были неподвижны, будто хозяин чего-то выжидал. Ни стука, ни шлёпанья промокших сапог по сырым половицам. Может, показалось? Злая шутка разыгравшегося воображения? Люсьен знал, что нет. За ним пришли, глупо отрицать, да и бежать некуда. Жизнь без Братства для него немыслима, но Братство больше не видит смысла в его существовании. Единственный выход - принять смерть с честью. "Пустота явно заждалась меня..." Протяжный скрип трухлявой двери потерялся в очередном раскатистом треске. Ещё одна вспышка, и вот перед ним из неоткуда выросло четыре тёмных силуэта, с чьих брезентовых плащей струйками стекала дождевая вода. — Устал бегать ото всех, Люсьен? — криво усмехнулся хриплый женский голос. Фигура, что стояла в середине, скинула капюшон и невзначай коснулась места, где под накидкой висел клинок. Эта была альтмерка средних лет. Из-под зализанных назад золотых волос торчали острые эльфийские уши, а чуть раскосые миндалевидные глаза пристально следили за каждым движением своего бывшего брата. — Отчего же, дорогая Аркуэн? — ассасин сохранял титаническое спокойствие, в тайне надеясь, что эльфийка даст ему шанс всё объяснить. Из всех остальных её разум единственный сберёг в себе остатки ясности, неопьянённой местью. — Зачем мне от вас бегать, если финал и так уже ясен. Правда ведь, Матье? Ты часом не хочешь ничего рассказать? Крайний левый силуэт, к которому обратился Лашанс, не шелохнулся. Как же долго он этого ждал... Сколько многоходовок было проделано, сколько интриг сплетено, сколько крови пролито, чтобы месть наконец свершилась. Белламон смотрел на своего заклятого врага, и буря эмоций одолевала его. Бретон хорошо помнил, как маленький мальчик, которому едва исполнилось девять лет, молча сидел в тёмном, забитом всяким хламом углу старого маяка, сжавшись в незаметный комочек, и наблюдал, как тот, перед кем он сейчас стоял, будучи уже взрослым, безжалостно убивал его родную мать. Просвистевший в темноте Клинок Горя, Её сдавленный крик, булькающий звук хлынувшей из перерезанного горла крови - всё это призрачным отголоском пронеслось в голове Матье. Он не забыл, он не простил... Ярость с новой силой вскипела в его сердце, но он сдержал её. Ещё не время, надо подождать. Тот, кто умеет ждать, дождётся большего... — Что же ты молчишь, братец, будто язык проглотил? — и вновь вопрос Лашанса остался без ответа. Белламон прекрасно знал, что даже если Люсьен обо всём уже догадался и что даже если он сейчас всё расскажет, то ему всё равно не поверят. — Хватит болтать! Предатель должен получить по заслугам! — громко гаркнул человек, стоящий справа, и тоже скинул капюшон. В стороны полетели не успевшие скатиться вниз капли. Люсьен улыбнулся одним уголком губ и всё также спокойно произнёс: — Белизариус, как приятно вновь услышать твой душераздирающий крик. Но терпение, увы, никогда не было твоим призванием. Наверное, поэтому ты провалил тот ценный контракт с каджитстким купцом? О, не удивляйся. Я уже сполна наслышан об этом. Послышался звонкий хруст сжимающих рукоять кинжала костяшек. Глаза имперца метали молнии не хуже, чем те, которые продолжали длинными змеями сверкать в небесах. — Банус Алор, что-то я не слышу с твоей стороны философских упрёков, — Лашанс, нисколечки не смутившись на настроение Ариуса, обратился к последней, четвёртой фигуре, стоявшей дальше всех. — Неужели решил в кои-то веки пойти против своих же принципов? Или Аркуэн всё же выполнила свою угрозу и зашила зачарованными нитями твой рот? — Чего ты этим хочешь добиться, Люсьен? — ему показалось, или голос эльфийки звучал нéсколько вымученно. — Ты знаешь, что догматы превыше всего и что за их нарушение полагается смерть. Так можешь хотя бы раз сделаться серьёзным, ну или на худой конец изобразить, что серьёзен? — она сделала едва заметный шаг в его сторону. Остальные начали разбредаться по хижине, окружая ассасина и медленно сжимая образовывающееся кольцо. — Ты отдавал приказы своему Душителю убивать своих же братьев и сестёр, нанеся тем самым непоправимый урон Братству. Ты предал его, предал Ситиса, предал Мать Ночи, предал нас всех... — Так ли ты уверена в том, что приказы исходили именно от меня? — Лашанс сцепил руки в замок и утомлённо вздохнул. Его слова вызвали мимолётное колебание в недоверчивом взгляде альтмерки, которое, впрочем, испарилось так же быстро, как и появилось. — Действительно ли ты веришь в то, что после стольких лет преданной службы Тёмному Братству я способен на предательство? Что я буду отправлять на тот свет тех, кому не раз спасал жизни и вытаскивал из сложных ситуаций, находившихся на грани жизни и смерти? Аркуэн, из всех присутствующих, ты самая здравомыслящая, так задай себе один простой вопрос. Зачем мне это? По-твоему, именно я тот человек, что из благородного убийцы превратился в безумного мясника, рубящего всех подряд и не видящего разницы между своими и чужими, готового ради своей собственной прихоти... или пожравшего всю душу, словно голодный червь, желания... — в этот миг он перевёл взгляд на Матье Белламона, проходя им сквозь теневой барьер, отбрасываемый капюшоном, и достигая намеченной цели. — ... уничтожить абсолютно всё на своём пути, будучи ведомый лишь заполнившими сущность эгоизмом и неутолимой жаждой мести... по какому-либо поводу? Люсьен хотел вывести из себя настоящего предателя, специально давя на гнойную рану, заставить его в порыве гнева взболтнуть лишнего, сказать то, за что можно было бы впоследствии зацепиться и использовать как возможность вывести лжеца на чистую воду, тем самым добившись чистосердечного признания. Нужно было вытащить спрятанный кончик ниточки, чтобы размотать весь клубок обмана и добраться до истины. Однако Матье вопреки всем стараниям Лашанса молчал, словно набрав в рот воды. Многолетняя выдержка помогала Белламону подавить клубящийся порыв гнева и не ответить на такую открытую для него провокацию. Дуэль переглядываний растянулась во времени. Новый порыв ветра со всего размаху врезался в обветшалую хижину, сорвав с крыши пару пластин и унеся их в тёмную бездну небесного купола. Раскаты грома слышались всё чаще, а молнии не переставали ожесточённо сверкать. Дождь превратился в затяжной неистовый ливень, сильнее затапливая деревянный пол дома. Ассасины не обращали на это никакого внимания. Им было попросту не до этого. Бретон не проронил ни слова, и надежда стремительно умирала. — Люсьен, мне бы очень хотелось в верить в то, что это неправда, но... — наконец нарушила тишину Аркуэн. — Все улики против тебя, — строго закончил за сестру Банос Алор и достал из широкого рукава записки, которые по давнему обычаю Уведомитель оставлял своему Душителю в специальных тайниках. Данмер бросил их на соломенную подстилку, где сидел Люсьен. — Это твой почерк, нет никаких сомнений... Лашанс взял брошенные записки и пробежался по ним глазами. Почерк был безумно похожим на его собственный - мастерски проделанная работа. Наклон, шрифт, расстояние между словами, стиль, различные украшающие закорючки - всё его, но одновременно с этим и не его. "Мерзавец и это предусмотрел. Так искусно подделать чужой почерк... Хорошо всё спланировал, даже придраться не к чему." Он раздражённо кинул бумаги, так что те разлетелись по всей хижине, разносимые сквозняковыми потокамии ветра. Внутри всё сдавило. "Впервые в жизни меня кто-то обставил... Если бы я только тогда не решил оставить мальчонку в живых, если бы отправил его вслед за матерью... И он бы не мучился, и я бы не стал жертвой своей, на первый взгляд, ничего не значащей промашки." — Предатель, — Люсьена выдернул из сослагательных размышлений твёрдый голос Белизариуса. — В этом нет никаких сомнений. А для предателей приговор лишь один... После этих слов он почувствовал тупую боль в теменной части головы и провалился в темноту. Сквозь серую дымчатую пелену, заволакивающую сознание, Лашанс услышал еле различимые слова эльфийки: — Прости, Люсьен, но по-другому никак нельзя... Он очнулся от ноющих суставов, которые оказались скручены. Вокруг был уже знакомый интерьер полуразрушенной хижины, даже кинутые им бумажки до сих пор валялись на отсыревшем полу, превратившись в кашеобразные комки. Ассасин оказался крепко привязанным к одному из столбов, упирающемуся прямо в крышу. Полностью обнажённое, подтянутое тело обдувал гуляющий по хижине ветер, вызывая мурашки на белой коже. Звук затачиваемых на специальном камне клинков резал слух. В любой другой обстановке это, несомненно, принесло бы некое наслаждение, как подлинная музыка смерти, но только не теперь... Не в этот раз. — Люсьен Лашанс, бывший Уведомитель Чёрной руки, бывший член Тёмного Братства, — от этой официальности ассасина передёрнуло, но ему было наплевать. Он прекрасно понимал, что это конец, но мысли в голове всё равно путались. Внутри будто звенел кузнечный молот, лихо отбивающий чечётку по наковальне. — Ты, осквернивший честь своей семьи, посягнув на жизнь её членов и нарушив священные догматы Братства, приговариваешься к долгой и мучительной... смерти. Отчего-то эти слова, произносимые ни кем иным, как Матье Белламоном, вызвали безумную улыбку на губах приговорённого. "Что б у тебя язык отсох ко всем даэдра," — в мыслях пожелал бретону "здоровья" Лашанс и опустил голову на грудь, прикрывая тяжёлые веки. Не хотелось больше видеть этого, как обычно выражался Банос, грязного н'ваха. Волосы прилипали к мокрым щекам и лбу, щекоча кожу, но опять же всё это отходило на второй план. Первый раз в своей жизни Люсьен задумался о том, а каково это? Умирать? "Не попробуешь, не узнаешь...". Кожу на правом плече обожгла резкая боль. Вниз побежала струйка тёплой крови, оставляя алую дорожку на коже. Ассасин даже не повернул головы, но, распахнув глаза, заметил на полу валявшийся шматок кожи... Его кожи. "Так вот значит, что вы решили сделать со мной. Ну Матье, ну..." — додумать он не успел, ибо новый всплеск боли пронзил левое бедро, и на пол шлёпнулся ещё один окровавленный ошмёток с добротным куском оторванной плоти. Люсьен чуть не застонал, но закусив до крови язык, сдержал рвущийся наружу из груди вскрик. На коже выступили холодные крупные капли пота, которые вперемешку с кровью скатывались и падали вниз, растворяясь в лужах на полу. Ассасин нашёл в себе силы поднять голову и посмотреть в глаза своему мучителю. Матье Белламон... Их взгляды вновь скрестились, как клинки в спарринге. "Ну уж нет, не доставлю я тебе такого наслаждения. Ты не услышишь моего крика, так что закуси губу, подонок", — так говорили глаза приговорённого. "Это пока... Посмотрим, что будет дальше, ведь это далеко не конец, а только сладкое-пресладкое начало..." — блестел в ответ взор палача. Банос, Белизариус и Аркуэн стояли в стороне. Данмер и имперец равнодушно наблюдали за процессом казни, словно они лицезрели подобное каждый день, а вот альтмерка, хоть и старалась держать на лице маску безразличия, чувствовала глубоко внутри себя гадкое ощущение вины, будто что-то потустороннее подсказывало, что так не должно быть, что предатель вовсе не тот, кто понёс наказание... Но изменить что-либо было уже невозможно. Частично содрав кожу на руках и ногах, Белламон принялся за грудь своего врага. Остро наточенный клинок резал мягкую плоть, как масло, свободно проходя сквозь мышечную ткань, при этом намеренно не задевая жизненно-важные сосуды. Ледяная сталь лезвия казалась Люсьену раскаленной добела. Периодически он терял сознание от невыносимой боли, но его вновь возвращали в реальность, чуть подлечивая сильно кровоточащие раны, чтобы ассасин не умер слишком быстро. Губы и язык превратились в сплошную прокусанную кровяную массу, но из уст Лашанса пока что не вырвалось ни единого крика. Он извивался всем телом, словно змея, жмурился от любого прикосновения к открытым ранам. Горькие слёзы, кровь, пот - всё смешалось в одно. Несмотря на то, что происходило, в захолустном домишке было мервецки тихо. Лишь периодические шлепки от падающего человечьего мяса на мокрый прогнивший пол разбавляли страшное безмолвие. Внешне Матье Белламон был невозмутим, но по слегка сдвинутым навстречу друг другу уголкам бровей и чересчур напряжённым векам можно было понять, что бретон разгневан. Он за всё время так и не снял капюшона, стараясь максимально скрыть от других испытываемые эмоции, но от намётанного глаза Люсьена ничего нельзя было утаить. Понимание того, что у него всё же получалось вывести Белламона из себя хоть и немного, а придавало сил. — Аркуэн, принеси мешок с солью, — коротко приказал бретон, не отрываясь от своего дела. Голос его звучал глухо и властно. Эльфийка вздрогнула. Такие изощрённые пытки и так применяли лишь в редких случаях, и в основном они предназначались для вытягивания из упрямцев особо ценной информации, но никак не для казни предателей и прочих жертв. — Но Матье, — осторожно возразила она. — Тебе не кажется, что это уже перебор? Изначально мы хотели просто убить его... — Я сказал, принеси мне мешок с солью. Что в этом непонятного? — холодно повторил он, игнорируя слова альтмерки. — Или же тебе стало жалко того, кто без единой капли жалости убил твоих братьев и сестёр? Аркуэн обернулась, желая найти поддержку у Белизариуса и Бароса, но ассасины оставались бесстрастны. — Нет, — твёрдо, хотя и едва слышимо, произнесла она. — Я не буду этого делать. И принимать в этом участия тоже не собираюсь. В комнате раздался зловещий смех бретона. — И ты ещё называешь себя убийцей? Что случилось, Аркуэн? Спокойно перерезала сотни глоток, часами хладнокровно наблюдала, как узников буквально разбирают на органы, а теперь вдруг отказываешься? Он же предатель... — Если... если бы я не видел тебя насквозь, то всерьёз решил бы, что ты поверил в собственную ложь, Матье, — еле шевеля разбитыми губами, прошипел Люсьен и сплюнул на пол кровавый сгусток. Разобрать его речь смог лишь тот, кому это было адресовано. — Безумец... Белламон обжёг приговорённого взглядом, но не ответил, вновь переключившись на эльфийку, видимо ожидая от неё какой-то реакции. — Повторяю, я не буду исполнять твой прик... твою просьбу, — Аркуэн в последний раз посмотрела на своего бывшего товарища, чьё тело было искажено до неузнаваемости, и вышла вон из хижины. Ассасинка долго стояла на покосившемся крыльце, не решаясь сделать шаг с порога. Дождь хлестал её по лицу, стекал вниз по волосам и просачивался под плащ. Она невидящими глазами таращилась на плотную стену падающей с небес воды, которая казалась порталом в саму Пустоту. "Ситис, как ты мог допустить такое...". Когда за девушкой захлопнулась дверь, Белламон наклонился к самому уху Лашанса: — Ты назвал меня безумцем? А кто, позволь спросить, стал причиной всему этому? Кто отнял у меня мать?! Ты, ты, ты... — Нет... Я лишь выполнял свой долг перед Ситисом и Матерью Ночи. Твою мать отнял твой собственный отец, которому ты уже отомстил много лет назад... — Её кровь на твоём клинке, Люсьен. Но поверь, не все лавры для тебя, ибо ты лишь прелюдия в моём плане. Не волнуйся... Я передам привет нашей драгоценной Матушке... когда уничтожу её душу раз и навсегда. Смысл сказанного долго не мог дойти до гаснущего сознания умирающего ассасина, но когда дошёл, внутри вспыхнула ярость, заставившая боль отступить. — Что?! Да как ты... — из последних сил закричал Люсьен. Горло тут же обожгло калёным железом, и мир вокруг погас, словно кто-то невидимой рукой выключил весь свет. Исчезли очертания хижины, кровожадная ухмылка победителя на физиономии Матье Белламона, алые лужи под ногами. Тело окутало приятной прохладой и поразительной лёгкостью. "Так вот, каково это..." — такова была последняя предсмертная мысль легендарного Люсьена Лашанса. ~ End of the Flashback ~ — Вот как-то так это и было, — призрак устало зевнул. — И будто бы только вчера... Рина, внимательно слушавшая историю древнего ассасина, невольно поморщилась. Она по-новому взглянула на личность Лашанса. Испытать на собственной шкуре такую пытку и сохранить после этого, пусть уже и в постсмертном периоде, здравый рассудок... Такое под силу только человеку с железной волей. — А что было потом? Как ты стал призраком? — Не знаю. Я очнулся в Великой Пустоте уже будучи таким... спектральным. Время там тянется не так, как в этом мире, по-другому. Порой оно вообще незаметно, словно его и вовсе нет. Девушка снова погрузилась в свои мысли, переваривая рассказ ассасина. Она всё хотела задать один мучивший её вопрос. — Прости, что возможно затрагиваю тему немного личностного характера, но... Каково это? Умирать? Что ты чувствовал в тот самый момент? Люсьен отрешённо повернул голову, вспоминая, что точно таким же вопросом он задался тогда в хижине. — Свободу, — тихо произнёс он. — Страшны были лишь пытки, принёсшие неимоверные страдания, а смерть... Смерть освободила меня от боли, подарила иное существование, не разорвав при этом с Братством. Ведь вся моя жизнь - служение ему. Оно дало мне настоящую семью, когда, казалось, весь мир отвернулся от меня. — А как ты попал в Тёмное Братство? — чувство любопытства всё сильнее разгоралось внутри. Призрак хитро глянул на неё: — Это уже совсем другая история. К тому же, помнится, ты сама сказала, что я заканчиваю и больше никаких других автобиографических рассказов. Так что как-нибудь в другой раз, моя дорогая Слышащая... ~ Flashback ~ А настоящий предатель ликовал вопреки разочарованию тем, что не услышал криков своего врага. Матье с умилением смотрел на валявшуюся на полу голову Лашанса. После стольких лет... Его терпение наконец дало свои первые плоды, как никогда приблизив к основной цели: уничтожению Тёмного Братсва. Зрачки были расширены, как у наркомана, дорвавшегося до желанной дозы. Ассасин поднёс окровавленный клинок к носу, вожделенно вдохнув запах железа, а затем медленно, растягивая удовольствие, одним движением языка слизал липкую красную жидкость с холодного лезвия. Вкус подействовал лучше всякого алкоголя, он опьянял, он заставлял убийцу испытывать неведомое ему доселе наслаждение, буквально вводя в экстаз. — Матье, нам пора, — оторвал его от "трапезы" Банос. — Дело сделано, предатель получил по заслугам сполна. Нужно возвращаться. — Дайте мне ещё пару минут, — Белламон ловко прокрутил свой разделочный нож в руке и облизнул испачканные кровью губы. — Я должен закончить начатое. А вы идите, встретимся в Бравиле у статуи Пожилой Леди. — Как знаешь, — сказал данмер и вместе с имперцем покинул старую деревянную постройку. Как только снаружи затихло чавканье сапог по вязкой грязи, Белламон засучил рукава своей робы и достал из кармана несколько больших железных мясных крюков, пока отложив их в сторонку. Что было дальше - догадаться нетрудно. Бретон по очереди откромсал от обезображенного тела все конечности, сложив их рядом с головой. Нанизав всё это на заранее приготовленные крюки и развесив под крышей, он принялся потрошить свою жертву. Что ассасин чувствовал? Без сомнений, высшую степень удовлетворения. Вот перед ним тот, ради желания смерти которого он не бросился в морскую пучину с крыши старого маяка, обезумев от горя, а продолжал жить, плетя паутину сладкой мести. Из огромного брюшного надреза склизкой массой вывалились внутренности, плюхнувшись на пол. Крышу Белламона будто сорвало с петель. Он начал развешивать кишки мертвеца по хижине, цепляя их за все выступающие штыри и представляя, что это ёлочные гирлянды. Ещё горячее сердце Уведомитель раздавил в своей ладони, ловя новую порцию экстаза от раздавшегося при этом жалкого хлюпающего звука... Исчез убийца так же незаметно, как и появился. И лишь кровавое произведение искусства осталось напоминанием о жестокой расправе над невиновным. *** Пустота расступалась перед ним, как слуги расступаются перед своим хозяином. Здесь не было звуков - вокруг стояла звенящая тишина, приятно ласкающая слух. Ощущение было сродни прыжку тела, разогретого лучами жаркого солнца, в живительные воды горного озера. Люсьен мягко шёл по клубящейся тьме, напоминающей лесной ковёр из молодой весенней травы. Так легко и свободно: ни боли, ни страданий, ни сожалений... Он огляделся вокруг себя, но не увидел ничего, кроме всё той же черноты, с ужасом осознав, что, наверное, первый раз за несколько лет растерялся. "Куда идти? Что делать?"— Лашанс невольно посмотрел на своё тело, да так и ахнул. Оно было облачено в свободную робу Братства, но абсолютно прозрачно и с мерцающей голубой кромкой. "Призрак... Я стал призраком, но что дальше?" "Смотря что ты хочешь," — мелодично пропело само пространство вокруг. Или же всё случилось в его голове? От чужого голоса Люсьен инстинктивно потянулся к месту, где обычно висел Клинок Горя, однако не смог его взять - рука прошла сквозь спектральную оболочку. "Что за чёрт? Кто ты?" — спустя n-дцать попыток выхватить оружие из ножен всё же решился спросить ассасин. Ответа не последовало. Пустота молчала. "Ответь, прошу тебя...". Сколько времени призрачный убийца провёл во тьме, он не знал. Бесцельно бродя по одинаковым коридорам, Лашанс успел многое обдумать, вспомнить произошедшее, мысленно убить Матье Белламона раз так 50-60. А потом внутри родилась сводящая с ума тоска. Он понял, что больше всего на свете желает узнать дальнейшую судьбу Тёмного Братства. Что с ним случилось после его смерти? Смог ли подающий надежды Душитель остановить вероломного бретона? — Чего я хочу... — вслух спросил самого себя Люсьен. — Хочу вновь увидеть их. И если Братство не уничтожено, то даже смерть не помешает мне сделать всё, чтобы поспособствовать его восстановлению. "А вот это уже более конкретно," — мигом отозвалось пространство, и не успел ассасин и рта раскрыть, как тьма под ногами раскололась, и он камнем полетел вниз. Вокруг плясали разноцветные огни, принимая формы людей с ярко сияющими звёздами вместо голов. Всё также летали чёрные облака Пустоты, но порой за ними, словно кусочки ясного голубого неба после грозы, открывались разные части всего Тамриэля, отдалённо напоминая порталы. Люсьен сидел в обтянутом кожей кресле и безмолвно поражался такой необычной локации. — Ну... Как тебе? — выдерживая вежливую паузу, поинтересовался Незримый. — Мне действительно важно знать твоё мнение. Я делаю всё возможное, чтобы это место перестало выглядеть, как похоронный склеп. Возможно, в начале эпохи это и было актуально, как никак надо держать планку Великого Отца Ужаса и соответствовать представлению смертных о моей персоне, но один и тот же мотивчик на протяжении тысячелетий заметно поднадоедает. Ассасин пытался определить откуда доносился голос, однако так и не смог этого сделать, ибо звук шёл отовсюду. — Так ты и есть Ситис? — наконец спросил Люсьен и, без промедления слетев с кресла, встал на одно колено, склонив голову. — Для меня большая честь говорить с тобой. — Хм, пожалуй, я скажу, что это взаимно, — иронически усмехнушись, произнесла Пустота. — Мало кто из умерших добирается непосредственно до моих чертогов. В большинстве своём они так и остаются бродить в Прихожей, не сумев толком ответить на такой простой вопрос о собственном желании и найти выход. Лашанс поднялся и вновь посмотрел на открывающиеся проходы в мир живых. Какая разница куда смотреть, если твой собеседник - всё окружающее пространство. — Прихожая? — Самое подходящее название, которое я только смог придумать, — пояснил Ситис. — Сначала туда попадают все души, если можно так выразиться, отсортированные для служения Пустоте. Впрочем, не все проходят дальше, поэтому поболтать для меня - роскошь. — А куда попадают те, кто провинился... перед тобой? — Ты имеешь в виду предателей? — скучающе осведомился Отец Ужаса. — Это у тебя к слову о наболевшем? — Я этого не говорил, — задумчиво протянул Лашанс, наблюдая, как темнота заволокла западную часть Чернотопья, через пару секунд явив взору холодные просторы Истмарка. — Но ты явно об этом подумал. Можешь не беспокоиться, Белламон до скончания веков будет драить общественные выгребные ямы. Убитое однажды, не убьёшь дважды, так что это единственная мера, которую я способен применить к этому жуку. — А как же вечные пытки? Мучения? Человеческие стоны? — ассасин был окончательно сбит с толку. Настоящий Отец Ужаса совершенно не ложился в параллель с тем его образом, который присутствовал в представлении простых смертных. — Мой дорогой друг, ты когда-нибудь пытался слушать людские вопли на протяжении хотя бы нескольких дней без перерывов? А целую вечность? М? — в тоне Ситиса заиграли нотки раздражённости. — Я вот сумел мужественно продержаться тысячу пятьдесят лет, а потом решил провести ряд кардинальных преобразований. Понимаешь, не все при пытках могут так героически молчать, как ты. Теперь коллаборационисты и прочие изменники приносят общественное благо, не позволяя Пустоте забиваться всяким хламом. Раздался звонкий дзиньк, и на облачной стене появилось что-то наподобие счётчика, где к общей сумме в триллион триста семьдесят душ прибавилась ещё одна единичка. — О, а вот и твой Белламон собственной персоной пожаловал. Сейчас вручим ему спортинвентарь и отправим на исправительные работы, — весьма бодренько для чистого воплощения Хаоса промолвил Отец Ужаса. Люсьен весь напрягся, позволяя недавним воспоминаниям вновь овладеть собой. Он сам не заметил, как вновь оказался в кресле. — Значит, он мёртв... А Мать Ночи? С ней всё в порядке? Неведение рвало душу на части. — Здоровее всех мёртвых, — утвердительно заверил его Ситис. — Да и что с ней случится. Твой Матье хоть и рассчитывал на то, что ему удастся уничтожить душу Нечестивой Матроны, но он явно переоценил свои возможности - наивный бретонский мальчик... Тёмное Братство, конечно, почти развалено, но у него всё же есть шанс на возрождение. — Можно ли попасть... туда? Я должен увидеть всё сам. Отчасти, я тоже был виновен в том, что произошло: проморгал мерзавца и не успел вовремя остановить его, — Люсьен попытался ударить по ручке кресла, но она, как живая, благоразумно испарилась, и кулак пролетел мимо. — Первое, что тебе стоит сделать, это успокоиться. Помнишь одно из главных правил хорошего убийцы? Никогда не позволяй чувствам овладеть разумом, — назидательно произнёс Отец Ужаса. — И попрошу не калечить души моих слуг. Спектральный ассасин с недоверием уставился на стул, на котором сидел. Мебель как мебель, ничего необычного, никакого сияния, свойственного всем душам. — Так это... — Да-да-да, один из моих подопечных. Но не заостряй внимания. Я позволю тебе отправиться обратно, однако не навсегда. Периодически ты обязан будешь возвращаться - Пустота не может так просто взять и отпустить. Внутри вновь загорелся огонь надежды, и призрак не смог сдержать счастливой улыбки. Его поверхностная оболочка стала сиять ярче, приобретя более насыщенные голубые тона. — Эй-эй-эй, не думай, что всё так просто, — Ситис поспешил опустить своего замечтавшегося подопечного с небес на землю. — Тебе придётся научиться владеть своей формой, иначе тебя никто не увидит и ты не сможешь взаимодействовать с живыми. Помнишь свою попытку схватиться за кинжал, когда ты впервые услышал мой голос, и её неудачу, потому что рука прошла сквозь? Так не должно быть. В идеале, ты бы не только смог взять оружие, но и вполне нанести урон своей возможной жертве, оставшись при этом невредимым в случае успешной атаки с её стороны. Это было что-то новенькое. На протяжении всей своей жизни Лашанс старался постигать различные знания: не только те, что были необходимы для убийцы. Огромная библиотека Чейдинхольского Убежища была полностью в его распоряжении. На полках пылились множество книг, которые редко кто открывал, поэтому всё свободное время ассасин уделял именно им. Он часто засыпал, сидя прямо за читательским столиком, окружённый большими стопками произведений из разных эпох, что было поводом для дружеских насмешек со стороны братьев и сестёр. Проклятая ностальгия... Историй о призраках можно было пересчитать по пальцам: никто из живых толком о них ничего не знал. Причиной тому являлась изначальная малочисленность случаев встречи с этими существами, которые к тому же в основном заканчивались плачевно для "счастливцев", которые встречали их. — Надеюсь, ты не поскупишься на подсказку о том, как сделать это? — Люсьен не привык просить кого-то о чём-то, стремясь полагаться лишь на собственные силы. Всегда нужно было брать в расчёт ситуацию, когда ты мог остаться один на один с проблемой и помощи было ждать не от кого. Однако сейчас у него не было иного выбора. На кону стояло многое. Он должен был попасть обратно. Ситис не отвечал. Древнее божество явно находилось в раздумьях. Из истмаровского портала в теневой зал ворвался снежный порыв ветра, смётший танцующих звездоголовых созданий. — Здесь нет чёткой схемы, — наконец заговорил Отец Ужаса. — Концентрация, самовнушение и вера со временем сделают своё дело. Чем больше ты будешь в это вкладываться, тем быстрее сможешь достичь желаемого результата. — Да уж, звучит многообещающе... — язвительно фыркнул призрак. — И тем не менее, всё зависит от тебя. Бесплатный сыр бывает только в мышеловке, и не мне говорить тебе об этом. Ассасин сдавленно кивнул, мысленно ещё раз помянув Белламона нехорошим словом. Груз вины сделался ещё тяжелее, ибо осознание того, что прямо сейчас он ничем не сможет помочь сокрушённому Братству, разъедало изнутри. — Кстати, совсем забыл сказать, скоро твоя остановка, — и в подтверждение словам Ситиса большое чёрное облако открыло проход в Сиродил. Люсьен вскочил с кресла, так что оно обиженно скрипнуло, и быстрыми шагами направился прямо к порталу. За прозрачной пеленой темнели высокие стволы деревьев, среди которых хищными глазами мерцали огни небольшой деревушки. Он остановился в паре сантиметрах от проёма в пространстве. — Что-то не так? — Просто не понимаю одного, — то ли смущённо, то ли виновато произнёс призрак. — Ты совершенно не похож на... — На все те изображения и описания из древних книг Братства? — усмехнувшись, предупредил конец его фразы Ситис. — О, где моя былая молодость! Поверь, сначала я соответствовал всем вашим параметрам, а иначе как бы вы вообще познали мою суть. Порождение самого Хаоса, его истинное воплощение... Кровь и тьма - две его составляющие. Поначалу всё это привлекало, возбуждало. Смерть - это ведь всегда так красиво... Но многие тысячелетия однообразия в один прекрасный момент порядком надоедают. Если раньше все эти кровавые жертвоприношения, слепые поклонения, полные благоговейного ужаса и почитания, были мне по нраву, то сейчас, хех, мне просто скучно. Однообразие в случае бессмертия невыносимо, поэтому периодически возникает тяга к переменам. Не пойми меня неправильно, во мне не убавилось кровожадности и свойственного хаосу буйства. Просто я научился контролировать это, выбирая уместные и неуместные ситуации, а также разбавлять другими... настроениями. Кроме того, сам посуди, приятнее же вести беседу с теми, кто не дрожит, как осиновый лист, от одного только упоминания твоего имени. Опять же, сначала осознание того, что твой, пусть и редкий, собеседник тебя боится и чуть ли не мочится в штаны от чисто животного страха, параллельно схватывая инсульт, без всяких сомнений льстит. Однако вскоре подобное отношение начинает вызывать отвращение и чувство вселенского одиночества. Вам, смертным, этого не понять, ибо ваш век короток... — Ясно, всеми покинутое, забытое божество, — подвёл итог Люсьен, про себя офигевая от такой откровености со стороны Отца Ужаса. Кто бы мог подумать... Настрадался бедняга в Пустоте. Оказалось, что Ситис видел призрака насквозь как в прямом, так и в переносном смыслах. Пустота грозно пророкотала: — Но-но, попрошу без фамильярностей. Информация всеобщей огласке не подлежит, а то придётся снять все маски доброжелательности и тряхнуть стариной. Будешь на пару с Белламоном эктоплазму от облаков отковыривать. Угроза была не зелёного уровня, поэтому призрак поспешил заверить Незримого, что всё понял. — Вот и чудно, а теперь ноги в руки и в портал. Лашанс не посмел испытывать на прочность божественное терпение и незамедлительно шагнул за пелену открывшегося проёма. — Я снова дома... Возникший из воздуха призрак заставил мирно посасывающего бутылочку аргонианского эля пьяницу, расположившегося под коренастым дубком, как ошпаренного вскочить и с криками "Спасите! Убивают!" броситься в направлении деревни. — Хороший знак, — с облегчением произнёс ассасин, глядя вслед спотыкающемуся пропоице, который считал носом чуть ли не каждый встречный ствол. — Он увидел меня, а значит, не всё так безнадёжно...