Перекрестки миров

Мы сгораем день за днем азартным огнем: Такова она - бессмертия цена, Лишь тех, кто объят этим пламенем Видят из замка хрустального Боги старые. Марко Поло

Ожидание его закончилось внезапно. На следующий день около полудня в его окно на чердаке, в которое он в детстве видел Парламент, а сейчас — лишь степи, постучался скарабей. Натаниэль, в это время бесцельно валяющийся на кровати и листавший книги по магии из библиотеки Андервуда, сразу же вскочил и открыл окно нараспашку. Просто так заниматься ничегонеделаньем было непривычно, так что он даже обрадовался, когда джинн прилетел к нему раньше, чем рассчитывал. Скарабей влетел в окно и превратился в античного грека. По крайней мере, Натаниэль их так себе и представлял: высоких, темнооких и в путанных одеяниях, больше похожих на простыни. На планы он старательно не заглядывал, хотя за прошедшие сутки и открыл в себе эту способность. Это оказалось достаточно легко: словно перевернуть страницу, только взглядом — и было намного удобнее линз. Если раньше он видел все доступные планы сразу, то сейчас мог выбрать любой из пяти.  — Здравствуй, Натаниэль. Меня зовут Пенренутет, я от Птолемея. Натаниэль почувствовал себя неловко от того, что джинн назвал его по истинному имени, но подумал про себя, что этого следовало ожидать. Ладно, к Бартимеусу он привык, и к этому привыкнет тоже. Грек тем временем с интересом оглядывал комнату и не обратил на его заминку никакого внимания.  — Да, он мне говорил, — как можно дружелюбнее ответил Натаниэль. — Погоди минуту, я соберусь. В письме написано, что все начнется вечером. Я не ждал тебя так рано. Пенренутет перевел взгляд на него и равнодушно передернул плечами.  — Минуту — подожду, — очень серьезно ответил он, — но не больше. У Птолемея появились дела, и ему надо быть там раньше положенного. А я не хочу оставлять своего хозяина надолго. Натаниэль разозлился на себя за то, что ляпнул про минуту, и на этого джинна за то, что он придирается к словам. Наверное, издеваться над волшебниками им не надоест никогда! Эту мысль он додумывал, уже метнувшись к шкафу. Благо, он заранее просмотрел гардероб, который ему здесь оставили и заранее выбрал, в чем пойдет. Пафосные модные костюмы, в которых он ходил когда-то на работу, он отмел сразу же. Джинсы и футболки из детства были другой крайностью. В конце концов, он не стал особо заморачиваться и надел те брюки и рубашку, в которых ему было удобно. А еще у Бартимеуса меньше всего было к ним подколок. Пенренутет тем временем продолжал осматривать его комнату.  — Где-то здесь должен быть…  — Что? — спросил Натаниэль. Вместо ответа воин присел и откинул рукой ковер.  — Вот он! — и пояснил: — У всех волшебников в доме есть точная копия того пентакля, когда они впервые самостоятельно вызвали более-менее сильного духа. Вещь бесполезная на самом деле, но на многих нагоняющая ностальгию. Зато с них удобно рисовать телепорты: структура похожая. Мел где у тебя? Натаниэль махнул рукой в сторону стола с выдвижными ящичками, и Пенренутет понял его без слов.  — Первый раз вижу, чтобы джинн добровольно взялся чертить это все, — опешил Натаниэль, оторвавшись на секунду от зеркала. Пенренутет, не отвлекаясь от своего дела, кивнул.  — Да, мы терпеть магию не можем, но у Птолемея такие тонкости как-то забылись за столько лет. Я последний раз в нормальном пентакле еще при жизни стоял, а это, знаешь ли, дорогого стоит. Хотя ты, наверное, не поймешь. Натаниэль закончил собираться почти одновременно с тем, как разогнулся Пенренутет. Про себя он с удовольствием отметил, что вполне уложился в минуту.  — Почему? — спросил он. Джинн невесело усмехнулся. Его теплые карие глаза превратились в змеиные. Натаниэль прикусил язык.  — А ты когда-нибудь чувствовал на своей шкуре Вызов? — тихо спросил Пенренутет, пристально глядя на Натаниэля. От звука этого голоса у волшебника по спине пробежали мурашки. — Знаешь, что после Вывороченной Кожи сущность скручивает в болях еще неделю? — грек сделал шаг ему навстречу. Натаниэль попятился. Ему казалось, что он слышит чей-то далекий крик отчаянья и боли. — Ты хоть раз в жизни ползал на коленях перед существом, которого бы мог убить одним пальцем, вымаливая у него свою жизнь? — Пенренутет подошел к нему вплотную, переступив меловые линии. — Знаешь, как это унизительно? Змеиные глаза пристально смотрели на него. Натаниэль не выдержал и отвел взгляд.  — Нет.  — Вот ты и сам ответил на свой вопрос. Ладно, — грек хлопнул волшебника по плечу. — Расслабься. Что-то меня занесло.  — Да уж, — Натаниэль выдохнул. Пенренутет восстановил человеческое обличье и смотрел на него с насмешкой. — Ты предупреждай, если тебя снова занесет.  — Чтобы ты взял с собой сухие штаны? Так неинтересно. Натаниэль закатил глаза.  — Не до такой же степени! Я вообще-то опытный волшебник.  — Ты просто не знал, что на мне Уз нет.  — В смысле?!.. То есть ты… ты реально мог?.. Пенренутет расхохотался, увидев его выражение лица.  — Хорошо, я понял, — Натаниэль выдавил из себя улыбку. — Это был сильный аргумент.  — Давай выдвигаться, — вытирая слезы, сказал грек, — а то Птолемей нас, наверное, уже заждался. Натаниэль почувствовал, что напряжение между ним и джинном пропало. Он задумчиво смотрел на грека, становящегося в круг напротив. Осознание, что сейчас он по сути находится полностью в его власти, он принял на удивление легко. Бартимеусу он ведь уже доверился, так в чем проблема сделать это снова? Натаниэль решительно встал в свой круг. Телепорт он уже успел осмотреть: руны ему были знакомы, а их расположение действительно напоминало стандартный пентакль для вызова.  — Ты отлично справляешься для волшебника, — в тоне Пенренутета было приятное удивление.  — У меня просто уже был подобный опыт.  — А, да, — грек поморщился. — Птолемей все уши прожужжал нам об этом вашем Единении. Так, — Пенренутет задумался, словно забыл, что хотел сказать, — заклинание, которое было в письме Соломона помнишь? — Натаниэль кивнул. — Хорошо. Оно перенесет нас на шестой слой, где собираются все советники перед собранием. Там в назначенное время сработает магия и все вы окажетесь на седьмом. Дальше по ходу разберешься. Пенренутет сделал приглашающий жест рукой, и Натаниэль прочел заклинание. Одно мгновение не происходило ничего, а потом внутри него что-то взорвалось. Натаниэль закричал, если бы мог, но голос его больше ему не повиновался. Неудержимая сила потянула его в пространство, словно котенка за шкирку, не церемонясь. Перед глазами поплыло и потемнело. Натаниэль хотел вздохнуть, но воздуха не было. Ничего вокруг не было, кроме темноты, боли и чудовищной магии, намертво вцепившейся в него крючьями его же заклинания. Он дернулся, желая вырваться, прекратить это хоть на секунду, но это было сравнимо с тем, как бабочка трепыхается в липкой паутине, делая себе только хуже. Наконец Натаниэль почувствовал под ногами пол. Чья-то железная хватка подхватила его под локоть, и он понял, что едва стоит.  — …порядке? — услышал он голос Пенренутета и кивнул, хотя не был в этом до конца уверен. — Теперь ты знаешь, что такое Вызов, волшебник. Хотел бы я сказать, что потом будет легче, но увы. Ты просто привыкнешь. Натаниэль с трудом выпрямился и посмотрел на стоящего рядом с ним Пенренутета. Тот выглядел точно так же непринужденно, как минуту назад на чердаке. Он критически осмотрел джинна, готовясь к порции злорадства с его стороны, но, к его немалому удивлению, таковой не последовало. Если Пенренутет действительно не питал ненависти к волшебникам, которая попросту исчезла за столько спокойных лет, не значит ли это, что и его вспышка гнева была наигранной?.. Натаниэль высвободил свою руку и огляделся. Они оказались в большой светлой зале, отделанной мрамором и освещенной магическими шарами, замаскированными под огоньки свечей в позолоченных канделябрах. Вдоль стен мозаикой были выложены телепорты, в одном из которых появились они с Пенренутетом. Кроме них в зале почти никого не было, только несколько маленьких групп волшебников переговаривались вполголоса. Лишь на планах Натаниэль увидел мелькающих под высоким потолком духов в обликах павлинов и лебедей. Его не покидало стойкое ощущение, что он перенесся в далекое прошлое, и в то же время атмосфера напомнила ему Парламент.  — Есть вещи, которые не меняются, — сам себе сказал он, — ни в той жизни, ни в этой.  — Эти вещи делают люди, а люди не меняются, — ответил ему Пенренутет.  — Меняются, просто очень редко и очень сложно. Пенренутет посмотрел на него и не стал спорить. Телепорт рядом с ними засветился на планах мягким магическим светом и в одном из кругов материализовался Птолемей. Справился он куда быстрее Натаниэля, лишь поморгал немного, привыкая к яркому освещению, и тут же наткнулся на них взглядом.  — Вы уже здесь! — удивился он, переступая линии. — Как вы умудрились успеть раньше меня? Натаниэль возмущенно посмотрел на Пенренутета. Пенренутет рассматривал потолок так внимательно, будто от этого зависела его жизнь. Птолемей переводил взгляд с одного на другого и обратно. Минута — и его лицо осенило пониманием. Птолемей сложил руки на груди.  — Только не говори мне, что ты заставил его собираться, пока горит спичка. Пенренутет покаянно склонил голову.  — Не гневайся, Птолемее, — жалобно сказал он, — только не нашел я спичек. — Джинн горестно вздохнул. — Пришлось целую минуту отсчитывать. Но посмотри на это с другой стороны: я оценил его действия в критической ситуации и скажу, что справился он на четверку с плюсом, — добавил он уже обычным голосом. Птолемей покачал головой и повернулся к возмущенному Натаниэлю.  — Поздравляю. Я в свое время справился на обычную четыре, но это ладно, — потом снова обратился к Пенренутету: — Мне интересно, «плюс» за что, о мой злокозненный демон?  — Он меня рассмешил.  — А, — Птолемей закивал, — это очень важно в критической ситуации, согласен. Второй вопрос. Где Аффа? Кажется, я посылал к Натаниэлю его.  — Кого, Аффу? Правда, что ли? — переспросил Пенренутет. Птолемей продолжал смотреть на него. — Птол, ну ты же его знаешь… Он же… Ну… — джинн сделал неопределенные пассы руками, будто бы хотел визуализировать свою мысль.  — Он же что? — Птолемей приподнял брови.  — Ну… Вот. Как бы… Не хотелось ему, в общем.  — Не хотелось встречаться с Сулейманом, я правильно понимаю? Пенренутет упрямо молчал. Птолемей покачал головой.  — Кто такой Сулейман? — решил спросить Натаниэль, которому начало казаться, что он здесь лишний. Птолемей посмотрел на него с виноватой улыбкой.  — Прости, я забыл, что ты пока никого не знаешь здесь. Сулейман один из советников и, как по мне, совершенно ничем не примечательный волшебник. Кстати, вон он. — Птолемей кивнул на противоположную сторону залы, где стоял фуршетный стол. Возле него крутился низенький чахлый старичок в спортивном костюме с самым добрым лицом, которое Натаниэль видел за всю свою жизнь. — «Худший» одного из моих джиннов. Несмотря на то, что расстались они с ним задолго до моего рождения, у Аффы при его виде до сих пор дрожат коленки в прямом смысле этого слова. Борюсь с этим уже два тысячелетия. Натаниэль приподнял бровь.  — Я знал многих джиннов, опасающихся своих хозяев, но чтобы прям до дрожи… Птолемей с Пенренутетом синхронно развели руками.  — Я не знаю, что он с ним делал, а сам Аффа молчит как рыба, — вздохнул Птолемей. — Знаю только об одном случае, когда Аффа разбил какую-то серебряную чашу, а Сулейман заставил его собирать ее голыми руками. Жестоко, конечно, но не настолько, чтобы вечно прятаться от него.  — Он сегодня признался мне, что Сулейман изучал духов, как и ты, только немножечко по-другому, — признался Пенренутет, чуть погодя, — и что беда с его удачей началась после одного из его опытов. Натаниэль посмотрел на добродушного старичка другими глазами. Ставить опыты на живом джинне было слишком даже для волшебника.  — Да? — Птолемей нахмурился. — Надо серьезно поговорить с Аффой. Больше ни одного духа не отдам этому испытателю. — Внезапно волшебник улыбнулся и кивнул, словно приветствуя кого-то. — Уильям Шекспир, — вполголоса пояснил он Натаниэлю, взглядом указывая на мужчину средних лет с аккуратной бородкой, только что появившегося в противоположном телепорте, — пятый слой, отдел распределения волшебников. Шекспир улыбнулся и кивнул Птолемею в ответ. Знакомый карлик, шедший за ним, тут же перекривлял этот жест и с талантом мима показал, что собирается развоплотиться, лишь бы не видеть все окружающие его постные мины. Зала понемногу наполнялась волшебниками и их слугами. Некоторые здоровались, проходя мимо Птолемея, тогда он представлял Натаниэля его официальным именем, обмениваясь стандартными для таких случаев фразами. Некоторые проходили мимо, демонстративно игнорируя его или же сухо кивая.  — Джованни Аудиторе, третий слой, — комментировал Птолемей всех по очереди, — эксперт по земной экономике. Никола Тесла, шестой слой, уже ничем не заведует, потому что собирается на перерождение. Жанна д’Арк, дипломатия с верхними слоями.  — И где историчка?.. — сухо спросил Пенренутет. — Вы же с ней договорились прийти раньше! Сейчас уже все соберутся, она снова начнет играть на публику. Терпеть этого не могу. Птолемей ничего не ответил, только поморщился, как будто только что услышал свои собственные мысли. Среди волшебников, к удивлению Натаниэля, иногда мелькали и простолюдины. Он узнавал их по отсутствию духов. На их бедрах висели небольшие кинжалы, отливающие яркой магической аурой на планах, — явный признак мощных артефактов.  — Кто это? — спросил он.  — Наемники с нижних слоев, — ответил Птолемей. — В основном все с устойчивостью к магии или другими способностями. Народ, как ты сам видишь, здесь разношерстный, разные случаи бывают. Опасная, но весьма престижная работа. Большинство простолюдинов подчиняются Цезарю, как мы Соломону, но чем дальше от его слоя, тем меньше его влияние, так что фактически они свободны.  — Ниже нас простолюдины, а что на верхних слоях?  — С восьмого начинаются слои оборотней, после них идут шаманы, а дальше не знаю. Я там не был.  — Птол, — позвал Пенренутет. Было видно, что он нервничает, голос его был серьезен. — Я хотел поговорить с тобой после встречи с Клеопатрой, но, наверное, так уже не получится. Я… В смысле, все мы давно хотим задать тебе один вопрос. Птолемей удивленно оглянулся на него.  — Какой?  — Какого черта ты творишь? — с ласковой улыбкой спросил его джинн. Птолемей не отвечал долго. По его опустившимся плечам было видно, что он понял, о чем идет речь, в отличие от Натаниэля. Пенренутет своим обликом стал чем-то походить на неприступную скалу.  — Нут, я прошу тебя, давай не сейчас.  — У тебя всегда «не сейчас», и ты сам знаешь, как это выглядит со стороны. Младшие духи начинают судачить, что ты нам больше не доверяешь, а после Бартимеуса…  — А что с Бартимеусом? — насторожился Натаниэль. Сначала он пропускал этот разговор мимо ушей, решив, что это не его дело, но то, каким голосом Пенренутет произнес последнюю фразу, кардинально переменило его решение.  — То, что мой драгоценный хозяин отправил его к «худшему»! — с мстительным торжеством в голосе объявил Пенренутет. Птолемей посмотрел на своего джинна тяжелым взглядом. Натаниэль опешил.  — Ты в своем уме? — воскликнул он.  — Послушайте вы оба, я…  — Как ты мог? Разве ты для этого его тогда отпустил?  — Вот именно, — тихо произнес Птолемей, в упор глядя на него. — Я его отпустил. У Натаниэля пересохло во рту. Он нервно сглотнул.  — Я тоже хотел, но… так получилось.  — Вот и у меня так получилось. Еще ко мне вопросы? — сухо спросил он у Пенренутета. Грек выглядел недовольно, но, чуть помешкав, все же покачал головой. — Славно. Несколько минут прошли в угрюмой тишине. Пенренутет играл в молчанку, Птолемей был холоден, а Натаниэль переваривал услышанное. Он и раньше раздумывал над судьбой Бартимеуса. Сначала он думал, что раз он не попал к нему, то он у Птолемея, и с робкой надеждой ждал его вместо Пенренутета. Когда прилетел скарабей, Натаниэль подумал, что Бартимеус просто у другого волшебника либо занят. Мысль о «худшем» его даже не посещала. Ну бред же, чистой воды бред!  — Наконец-то! — Пенренутет хлопнул в ладоши. Птолемей вскинул голову.  — Где? Все, вижу. Натаниэль и сам обратил внимание на молодую женщину, вышедшую из толпы. В отличие от многих, на ней была не современная одежда, а платье, навевавшее мысли о Древнем Египте. Прозрачная светлая ткань мягко стекала с загорелой кожи, облегая почти все, но не закрывая почти ничего. Смотрелось это на ней… Натаниэль сглотнул слюну. Обворожительно. За женщиной плелся дух в облике белого медведя с мученической мордой, рядом с ним — наемница с восточными чертами лица и высоким смоляным хвостом до талии. Больше всего Натаниэлю она напомнила главную героиню из одной пьесы-боевика Мейкписа.  — Дорогая, — услышал он голос женщины-египтянки, — ты просто не понимаешь! Я, конечно, и сильная, и независимая, но Цезарю об этом знать совершенно не обязательно — вот в чем главная штука. Арсен, не путайся под ногами!  — Ты права. Я действительно тебя не понимаю, Клеопатра, — ответила ей наемница. — В чем смысл всего этого?  — А смысл в том, что если мужчине нравится чувствовать свою власть надо мной, то пусть чувствует ради всего святого. Вот это платье, например. Ты знаешь сама, что я могу себе позволить хоть дюжину таких, но! — Клеопатра помахала перед наемницей пальцем с внушительным перстнем. — В данной ситуации было необходимо лишний раз напомнить ему, что я слабая и глупая женщина, и не могу без него ступить ни шагу. Иначе, не дай боги, навесит на меня работы, как на сильную и независимую. А у меня и своей хватает. Белый медведь тяжело и грустно вздохнул. Наемница смотрела на нее с интересом.  — И как же, интересно, ты ему об этом напомнила? Клеопатра развела руки в стороны театральным жестом.  — Очень просто! Арсен! Медведь тяжело вздохнул еще раз, посмотрел на свою хозяйку снизу вверх и превратился в табурет. Египтянка легко прыгнула на него, как это делают маленькие дети, когда их просят рассказать стишок. Она приветливо улыбнулась всем, кто обратил на нее внимание, и тоненьким детским голосочком продекламировала:  — Выйду я из круга голенькой, Пусть сожрет меня Арсен! Все равно мне бедненькой Нечего надеть совсем! Среди женской половины залы послышались одобрительные смешки и редкие аплодисменты. Клеопатра еще раз обвела всех взглядом и с достоинством склонила голову.  — Арсен! Натаниэль первый и последний раз в жизни увидел, как вздыхают табуреты. Одна из его ножек выгнулась и удлинилась. Клеопатра изящно взялась за нее и спрыгнула на пол. Вверху послышался звук, будто бы кто-то чистил рыбу от чешуи. Натаниэль задрал голову и увидел Калибана. Карлик сидел под потолком на жердочке рядом с павлином и активно хлопал своими ножными ластами.  — Какие рифмы, какая драма! — вскричал он и приложил перепончатые руки к груди. — Хозяин, тебе до такого уровня еще расти и расти!  — Действительно, — кивнул Шекспир с непроницаемым выражением лица, — мне такое даже в страшном сне не снилось. Тем временем наемница совершенно потерянно смотрела на Клеопатру.  — Что, прямо на весь дворец? — ошарашенно спросила она.  — Естественно! — египтянка закатила глаза, будто бы объясняла совершенно очевидную вещь. — Чем больше свидетелей, тем лучше результат. А результат вот он! — она очертила свою фигуру руками и довольно улыбнулась. — И все довольны. Цезарь потешил свое чувство собственной важности, спасая меня от опрометчивого шага, я получила новое платье. Арсену, правда, потом досталось: слишком он кровожадно на меня смотрел в это время, но это мелочи. Арсен, снова принявший облик белого медведя, вздохнул еще раз. Наемница покачала головой. Ее тугой хвост заструился сзади, словно змея.  — Да, семейная жизнь — это явно не для меня. Ладно, я пойду, мне, как сильной и независимой, работать надо.  — Каждому свое, Ашмира. После этого Клеопатра безошибочно повернулась к Птолемею и, распростерев руки, словно для объятия, подошла к нему.  — Ну вот и мой дорогой родственник! Наконец-то! Сколько можно заставлять даму ждать? Это очень некрасиво с твоей стороны, — она подмигнула Птолемею и, прежде чем он успел что-то сказать, продолжила: — Хотела еще раз тебя поблагодарить за Жана! Такого волшебника воспитал, я подобных еще не видела. Чувствуется, что ты вложил в него всю свою душу. Пенренутет прикрыл рот рукой, с трудом подавляя зевоту. Натаниэль, обратив на него внимание, заметил, что подавляет он на самом деле не ее.  — Клеопатра, мне кажется, или я слышу иронию в твоем голосе? — с вежливой улыбкой спросил Птолемей. — Для меня это странно, потому что я действительно вкладывал в него душу.  — Иронию? — Клеопатра распахнула глаза и очаровательно захлопала ими. — Это чистая правда! Вот, например, недавно случай был, мне надо было расспросить одну джинншу про Восстание в Лондоне. А ты же знаешь, как я их сильно люблю! Джиннш, в смысле. И эта такая выскочка попалась, просто сил нет. По-хорошему спрашиваю: молчит или чушь несет несусветную. Начинаю Узами ее допрашивать: так она скользкая становится, как… как Калибан! Вроде бы и правда, но такая, что в отчете не напишешь. И вижу, что назло мне это делает. Восемь часов с ней мучилась, и Иглы уже, и Уколы, а она все молчит, представляешь? Все соки из меня выжала, гадина, я даже ноготь сломала! Клеопатра поморщилась от неприятных воспоминаний. Арсен вздрогнул. Птолемей сложил руки на груди.  — Ну и? — напряженно спросил он.  — Ладно, опущу лишние подробности своей работы, чтобы ты не нервничал, — Клеопатра приложила пальчик с перстнем к губам. — Так о чем это я? Ах да, Жан! Так вот, вылетаю я из допросной, чуть не плачу, говорю Жану, мол, попробуй ты, моих сил больше нет! Жан заходит туда — и тишина. Час его нет, два его нет. И тихо, главное! А я переживаю: он же молодой еще, неопытный. А потом началось: шум, ор, крики. Мы все к нему, открываем дверь, а Жан нам хором с этой джинншой: «Не мешать!». Ладно цел хоть, слава богам. Уходим, опять ждем. Работа стоит, всем же интересно, чем закончится. Еще через час не выдерживаю, иду опять в допросную. Захожу, а они о причинах распада Османской империи спорят! Нормально? Спрашиваю его: «Узнал, что надо?», а он, злой как марид после Углей, мне знаешь, что ответил?.. «Узнал, но я еще не видел духа с настолько ограниченным кругозором!» Нет, ты представляешь? — Клеопатра рассмеялась, и смех ее напоминал перестук жемчуга по хрусталю. — В общем, сокровище, а не Жан. И работа сделана, и настроение поднято. Гордись!  — Да уж, — сказал Птолемей. — Горжусь.  — В общем, я совершенно не представляю, что бы делала без него. Вроде и кручусь, как юла, а дел меньше не становится. — Клеопатра погрустнела. — А ведь иногда так хочется целый день проваляться в покоях со сладким контрабандным вином и соленым сыром вместе с каким-нибудь симпатичным ра… Пенренутет! — Клеопатра перевела взгляд на джинна и обрадовалась, словно только сейчас увидела его. Пенренутет напрягся.  — Добрый вечер, Клеопатра, — грек сдержанно кивнул. — Нет, завтра я не свободен и послезавтра тоже. Да, вообще не отдыхаю. Да, вот такой Птолемей садист. Нет, мне пока у него не надоело. Я на все твои вопросы ответил или появились новые? Клеопатра рассмеялась снова.  — Птолемей, где ты берешь эти кадры? Просто чудо! — она легонько щелкнула Пенренутета по носу. — Обожаю ставить таких на место. Одна ее рука цепко схватила грека за подбородок, вторая мягко уперлась в его грудь.  — Клеопатра, не дразни моего джинна: он голоден и, к тому же, в обиде на меня.  — Да? — Клеопатра нисколько не смутилась. — Какое совпадение! Я тоже голодна и тоже на тебя в обиде, — но от Пенренутета все же на шаг отступила. Натаниэль мог поклясться, что в руке у джинна что-то мелькнуло. Пенренутет и Птолемей обменялись короткими взглядами.  — Я даже не представляю, чем мог тебя обидеть, — Птолемей развел руками.  — Ну как же! Ты до сих пор не познакомил меня с нашим новым коллегой. — Она повернулась к Натаниэлю и подала ему руку для рукопожатия. — Клеопатра, шестой слой, отдел истории. Если эти зануды говорили обо мне что-то хорошее, то верь им, а если плохое… то тоже верь! Я очень разносторонняя личность. Ладонь у нее оказалась не по-женски крепкой, а взгляд колючим и пристальным. Натаниэль заглянул в ее глаза и почувствовал себя на рынке в качестве товара: словно его только что взвесили, без всякой жалости разделали и поставили цену за каждый кусок. Рука его покрылась гусиной кожей. Ни за что на свете он не хотел бы, чтобы эта красивая, умная и жестокая женщина стала его врагом. Секунда — и ощущение пропало. Клеопатра снова улыбнулась и подмигнула ему, при этом еще каким-то образом умудрившись стрельнуть глазами в сторону Пенренутета.  — Джон Мендрейк, — представился он.  — А, герой Восстания Демонов. Так вот кого мне надо было допрашивать! — Клеопатра хихикнула. — Да уж, прибавил ты нам работы, Джон Мендрейк. И как тебе здесь все?  — Впечатляет, — уклончиво ответил он. Натаниэль удивился своему спокойному голосу и как ему легко удается держать себя в руках, а потом вспомнил слова Птолемея о Ниагарском водопаде. Он сейчас действительно смотрел на картинку, словно со стороны, а не как непосредственный участник событий. Как пойдет дальше, он не знал, но пока лишь порадовался этому.  — В первый раз всех впечатляет, — кивнула Клеопатра, — потом надоест. А с тех пор как переродился Глэдстоун, стало совсем скучно. Ты быстро все схватишь, поверь. Все быстро схватывают. Соломон очень редко ошибается в людях, на моей памяти — никогда. Не правда ли, Птолемей?  — Правда, Клеопатра.  — Вот и отличненько! Ладно, пойду, пока Сулейман не съел всю контрабандную индейку. Встретимся на седьмом. Клеопатра сладко потянулась. Ее тело красиво изогнулось и замерло, чтобы в следующий момент раствориться между двумя наемниками быстро и легко, словно в ритме вальса. Пенренутет выдохнул с облегчением, Птолемей помассировал виски. Жанна д’Арк, болезненно худая девочка не больше десяти лет, стоящая неподалеку, перекрестилась. К груди она прижимала марида в обличье белого голубя.  — Что это было? — спросил Натаниэль. Арсен поднял на него усталый взгляд.  — Стихия, — вздохнул он. — Дикая и необузданная стихия.  — Арсен! Медведь вздрогнул и поспешил за своей хозяйкой.  — Удачи, — пожелал ему Птолемей.  — Самая точная характеристика Клеопатры, которую я слышал, — сказал Пенренутет. — Ни за что бы не хотел оказаться на месте Арсена.  — Вам вообще не место, — ответила ему Жанна, — ни здесь, ни на Земле. Как бы нам этого ни хотелось. С этими словами она ушла тоже. Грек закатил глаза.  — Вот за что я ее не люблю! Говорит вроде правильные вещи, но таким образом, будто все должны чувствовать себя виноватыми. Птолемей, я тебе еще нужен?  — Он у тебя? — вопросом на вопрос ответил Птолемей.  — Да.  — Хорошо, иди. Спасибо. И, — египтянин положил руку на плечо уже собравшемуся уходить джинну, — вы ведь прочтете все, не дожидаясь меня, верно? Пенренутет ухмыльнулся.  — Естественно.  — Тогда пообещай, что не будете на меня сильно орать.  — Мы подумаем, хозяин, — очень серьезно сказал Пенренутет. — Очень хорошо подумаем. Джинн направился к телепорту. Через несколько минут волшебные огни свечей встрепенулись и засветились так ярко, что Натаниэлю пришлось зажмурить глаза. Не успел он открыть их, как снова почувствовал на себе крючья. Сейчас это произошло еще внезапнее, и вместе с болью в нем разлилось раздражение. На этот раз Натаниэль сам устоял на ногах и даже не закрыл глаз. Пенренутет оказался прав: легче не было. Просто он знал, чего ожидать, и больше не пытался сопротивляться. Волосы его тут же растрепал ветер, горло засаднило от холодного воздуха. Неожиданно ощущения показались ему приятными. Ему вспомнилась дождливая лондонская осень. Чувство было таким отчетливым, что он не удивился, если бы его обожгли ледяные капли. Тогда бы Натаниэль снова почувствовал себя живым. Но дождь не шел. Здесь вообще ничто не говорило о непогоде: жаркий диск солнца степенно клонился к закату на успевшем потемнеть небе. Они стояли на огромной открытой обсерватории, под ними был огромный дворец из белоснежного камня, из какого обычно строят мечети, а вокруг — осенние сады. Каким бы человеком ни был Соломон, он явно любил потешить свое самолюбие: все вокруг просто дышало богатством и вычурностью. Натаниэль и сам был не прочь произвести внушительное впечатление, но и ему статуи полуобнаженных дев, которые при виде волшебников неожиданно ожили и синхронно поклонились, показались излишне театральными.  — Соломон, я молю тебя: убери своих суккубов! — Клеопатра подбоченилась, показательно оглядывая одну из статуй. — У меня из-за них разовьется комплекс неполноценности. Кроме Натаниэля здесь стояли все волшебники, до этого находившиеся в зале, но уже без своих слуг. Кажется, Соломон был не столько показушником, сколько осторожным человеком. Статуи были кровожадными стражами в красивой обертке, готовыми по мановению руки своего хозяина разорвать любого волшебника, оставшегося без защиты. Соломон явно не скрывал этого, просто решил сгладить ситуацию. Что-то подсказывало Натаниэлю, что Клеопатра возмутилась вовсе не внешнему виду суккубов, иначе бы она потребовала сменить им облики. Самовлюбленной женщине простят высказывание мысли, которая крутилась у всех советников разом, чувствовавших себя неуютно под буравящими их взглядами тварей. В центре обсерватории стоял стол, во главе которого сидел, как Натаниэль догадался, сам Соломон. Увидев его, он даже испытал легкое разочарование: слишком обыденно тот выглядел. Сам Натаниэль не мог бы сказать наверняка, как представлял себе великого царя прошлого до этого, но образ, который у него сложился в голове был ярким и сдержанным одновременно, а главное — запоминающимся. За столом же сидел мужчина с солидной сединой, легкими морщинками у краешек глаз — значит Соломон много и часто улыбался — внимательным взглядом этих же глаз и более ничем не выдающимся. Разве что неуместно яркий галстук неприятно напомнил Натаниэлю Деверокса, но воспоминание было размытым, и он легко отогнал его.  — Я бы с удовольствием это сделал, прекраснейшая, — сказал Соломон, вставая. Голос его был тих, но звучен. Так обычно говорили люди, привыкшие к тому, что к ним прислушиваются, — но увы. Сегодняшний вечер показался мне слишком волшебным, чтобы пропустить его, сидя в душном кабинете, поэтому вы здесь. Посмотри на небеса, на мои сады, Клеопатра: эти виды таковы благодаря магии, которую поддерживают джиннши. Если они покинут этот зал хоть на миг, то башня попросту разрушится.  — Вот как. А почему же ты не перенес нас сразу в сады? Оттуда этот вечер казался бы еще волшебнее.  — А ты думаешь, там моих демонов меньше? — кротко спросил Соломон. Статуи с жутковатой синхронностью повернули головы к Клеопатре. Клеопатра с невинным выражением лица делала вид, что поправляет одну из полупрозрачных складок на своем платье. Когда пауза начала затягиваться, она бросила это дело, из-за чего складка еще больше забилась туда, куда ей забиваться не следовало, открывая еще одну полоску кожи, хотя казалось, что больше просто некуда.  — Я вообще ничего не думаю, Соломон, — вымолвила она. — В моей голове больше одной мысли редко помещается. Разве что две, и то коротких, — при этом Клеопатра раздвинула большой и указательный палец, показывая, насколько короткие мысли посещают ее голову. Натаниэль подумал, что Клеопатра кривила душой, когда говорила, что у них здесь скучно. По его мнению, этот вечер он запомнит надолго. Соломон тем временем сделал жест рукой, будто отмахиваясь от настырной мухи.  — Не хочу начинать дело со споров, Клеопатра, но не думай, что я согласен с тобой. — Соломон обвел взглядом волшебников, остановив взгляд на Натаниэле. — Начнем сначала, ибо началось все не так, как я того хотел. Здравствуйте, друзья мои! Располагайтесь, как вам угодно. Наше сегодняшнее собрание обещает быть интересным. Волшебники заняли свои места. Натаниэль оказался между Птолемеем и Шекспиром, напротив него сидел шотландец в килте, имени которого он не знал, чуть дальше села Клеопатра, оказавшись совсем рядом с Соломоном. Почувствовав на себе взгляд Натаниэля, она изобразила пантомиму под названием «То ли еще будет!».  — Прежде, чем мы начнем, — Соломон улыбнулся Натаниэлю. — Джон, я рад, что вы приняли мое предложение. Я надеюсь, что вы, как человек своего времени, посмотрите свежим взглядом на все происходящее и внесете что-то новое. Натаниэль кивнул.  — Благодарю и за предложение, и за оказанное доверие. Я постараюсь не подвести, хотя все происходящее для меня и так в новинку.  — Да, действительно, — Соломон задумался, — мы все здесь так давно, что забыли, как сами впервые попали на этот слой. Что ж… Птолемей, ты, кажется, говорил, что в распределении демонов не хватает рук? Тогда возьми Джона под свое крыло, пока он полностью не адаптируется.  — Почему Птолемей? — спросил рыжий шотландец напротив. — Волшебники умирают гораздо чаще, чем демоны. Шекспир тоже по уши в работе, Соломон. Шекспир обменялся взглядом с Птолемеем и уклончиво кивнул головой.  — Это правда, но личные дела духов несравнимо длиннее человеческих, так что у Птолемея работы больше, чем у всех присутствующих.  — Просто Птолемей занимается этим слишком медленно, — не унимался шотландец.  — Я пытаюсь разобраться в каждом деле, Кард, — спокойно сказал Птолемей, — а не рубить сплеча. И впредь, если у тебя появятся претензии к моей работе, потрудись высказать их мне лично, но не говорить обо мне в третьем лице в моем же присутствии.  — То есть, — у шотландца раздулись ноздри, — отправить моего убийцу к «лучшему» — это ты называешь «разобраться в каждом деле»? Хотел бы я послушать, как ты оправдал этот его поступок. Было видно, что Птолемей едва сдерживает улыбку.  — О, нет ничего проще! Видишь ли, я выяснил, что при жизни ты обожал свою трубку и безостановочно курил в ней травы самого разного происхождения, из-за чего не всегда обращал внимание на то, что творится вокруг тебя, но обращал внимание на то, чего вокруг тебя нет, поэтому твои… поступки не всегда были ясны. Такой малоприятный, на первый взгляд, поступок твоего — прости, уже не твоего — марида я расценил как заботу об окружающих тебя людях, а это, без сомнений, благое дело заслуживает достойной награды. Натаниэль во все глаза смотрел на Птолемея. Клеопатра неприкрыто смеялась, Жанна закрыла лицо руками.  — Кард, признай, в этот раз он тебя уел, — сказал Шекспир. — И прекрати уже так грозно вращать глазами, здесь ведь дамы.  — Мда, — Соломон откашлялся, — интересные мысли, как и всегда, Птолемей. Согласиться с ними не могу, но и придраться тоже. Кард, кстати, как насчет того всплеска антимагических способностей у простолюдинов в Новой Зеландии? Ты так и не нашел, чем он был вызван в стране, где люди даже не слышали о магии?  — Я работаю над этим, — уклончиво ответил шотландец.  — В таком случае это не Птолемею, а тебе нужно быть порасторопнее, — холодно ответил Соломон. — А вот, Птолемей, о тебе я бы сказал обратное…  — О чем ты, Соломон? — Птолемей склонил голову набок.  — О том, что существуют способы заводить новые знакомства без общения с моими почтовыми бесами. Не то, чтобы я был против, но мне неприятно, когда что-то на моих слоях делается за моей спиной.  — Я не собирался делать ничего подобного, всего лишь хотел, как лучше.  — Разумеется, иначе мы разговаривали бы при совсем иных обстоятельствах. Жанна, тебя не было долгое время. Как прошли переговоры с верхними слоями? Девочка нахмурилась, из-за чего стала выглядеть еще болезненней.  — Если кратко, то плохо, — она откинулась на спинку кресла. — Шаманы отказываются идти с нами на контакт: их король так и не принял меня. Оборотни идут у них на поводу. Я разговаривала с вожаком, но это было все равно что читать стае диких зверей поэмы Шекспира.  — Что они себе думают? — Шекспир вздернул бровь. — Как будто мы хуже них просто потому, что находимся на этаже ниже. Жанна посмотрела на него в упор.  — Мы ведь тоже считаем себя лучше простолюдинов, скажешь не так, Вил?.. В любом случае, они не хотят иметь с нами никакого дела и, как я поняла, для них это дело принципа.  — Хорошо, что как раз насчет простолюдинов можно не переживать, — голос Клеопатры напоминал растопленный шоколад. — У вас есть лучший специалист по отношениям с Цезарем на всех существующих слоях, — она неотразимо улыбнулась, но тут же удивленно осмотрела всех присутствующих. — Что? Почему вы на меня так смотрите? Я имела в виду Птолемея! Кард прыснул. Остальные прятали либо взгляды, либо улыбки. Птолемей, глядя на Клеопатру, постучал пальцем по виску. Клеопатра, запоздало осознав излишнюю двусмысленность шутки, развела руками, как бы извиняясь, и послала ему воздушный поцелуй.  — Жаль, — Соломон, кажется, действительно огорчился. — Оборотни меня интересуют мало, а вот насчет шаманов действительно жаль. Объединив свои техники, мы могли бы достичь невероятных высот… Они не говорили о причине своей неприязни?  — Они вообще мало со мной говорили, — Жанна хмыкнула, — больше с моими рабами. По какой-то причине они их посчитали достойнее, но содержание этих разговоров нам малополезно.  — Ясно, — Соломон кивнул Жанне. — Неутешительная картина вырисовывается, господа. Клеопатра, порадуй меня хоть ты.  — Это сколько угодно, — Клеопатра закинула ногу за ногу. — Хоть спеть, хоть станцевать, хотя и в том, и другом, я, если честно, не очень. А если ты об истории, то мой отчет можешь посмотреть в кабинете: вчера его туда должен был доставить Мору. Получилось очень даже увлекательно, но, думаю, рассказ последних событий будет не слишком уместен, учитывая, что среди нас находится непосредственный участник событий. — Клеопатра положила голову на сцепленные в замок руки и сложила губы «бантиком». — И вообще, раз уж появилась возможность узнать о происходящем из первых рук, то я планирую еще раз тщательно все пересмотреть. Соломон покачал головой.  — Ты в своем репертуаре. Ладно, дам я тебе отсрочку. Натаниэль слушал разговоры советников внимательно, хоть иногда их смысл и ускользал от него. Сначала было действительно интересно, но потом это ему наскучило, когда он понял, что почти ничем этот галдеж не отличался от его работы в Парламенте. Да, другая обстановка и другие люди, да, экзотичные обстоятельства, но в общем и целом правила оставались теми же. Вон, только Клеопатры, задорно качающей ножкой, не было, но этим она скорее сама себя развлекала, играя свою роль. Наверное, для того, чтобы не умереть во второй раз от скуки, за две тысячи лет пойдешь на все на свете. Эта мысль пронзила Натаниэля изнутри. Всем сидящим здесь людям было по нескольку веков. Неужели им до сих пор это не надоело?.. По словам Птолемея, только единицы уходили на перерождение. Натаниэль решил, что не позволит себе завязнуть в этой трясине, как они. Когда-нибудь он уйдет обратно на Землю, и ему было плевать, кем и где он родится вновь. Правда, от мысли, что он полностью забудет, кем был, Натаниэлю стало не по себе, но он решил, что просто нужно дать себе время. Вынырнув их своих мыслей, Натаниэль отметил, что свет солнца давно заменили те же магические огни, что и в мраморной зале, а небо давно из сероватого стало темно-бархатным. Время до ночи пролетело так быстро, что он даже не заметил этого.  — Перерыв, — объявил Соломон, махнув рукой. — Расстроили вы меня сегодня, господа, расстроили. Разомните ноги и продолжим. Джон, подойдите, я хотел с вами поговорить. С этими словами Соломон встал из-за стола. Натаниэль шел, чувствуя на себе посторонние взгляды: суккубов и, не менее хищные, волшебников. Соломон махнул ему рукой и направился к краю обрыва. Натаниэль последовал за ним. Ночная прохлада ласково обнимала белоснежный дворец, который светился во тьме ярче, чем сама луна. Были слышны шелест ветра и крики ночных птиц — на редкость приятные звуки после выступления Сулеймана. Подул ветер. Он принес с собой терпкий запах винограда с едва уловимой музыкой, доносившейся из садов.  — Очень красиво, — признался Натаниэль. — И это все…  — Да, — Соломон довольно улыбнулся. — Это все магия. И заметь, здесь нет ни единой иллюзии. Все, что ты видишь перед собой, — абсолютно все — настоящее. Еще с жизни люблю красивые виды, есть у меня такая слабость, Джон. Но давай поговорим о тебе, — как и Птолемей, Соломон очень легко и почти не заметно перешел на «ты». — Я вижу, вы с Птолемеем нашли общий язык. Натаниэль задумался на секунду.  — Я пока плохо знаком со всеми, — осторожно ответил он. — Птолемей действительно помог мне, но…  — Нет-нет, — перебил его Соломон, — я не против. Просто отношение к магии у него… специфическое.  — Я заметил. Соломон вздохнул.  — Не знаю, что он рассказывал тебе, но боюсь, мало хорошего. — Натаниэль решил оставить эту реплику без ответа. — Кто-то скажет, что я слишком строг к нему, и у него будут весомые на то причины, но я ничего не могу с собой поделать. Птолемей слишком напоминает мне меня. Не удивляйся. Я тоже когда-то был таким же идеалистом, как и он. У тебя руки художника, Джон, — внезапно переменил тему Соломон. — Ты рисуешь?  — Немного, — признался Натаниэль, мельком взглянув на ладони и не увидев в них ничего такого. — При жизни как-то не было на это времени, а здесь его полно.  — Да, так поступают многие. Начинают то, что не успели начать при жизни. Скажи мне, как художник, Джон: если держать в голове потрясающую идею для картины, но раз за разом начинать рисовать ее заново только потому, что она выглядит не совсем так, как ты себе придумал, снова и снова, раз за разом перерисовывать, думая, что вот сейчас, вот-вот… Скажи, что-нибудь получится? Натаниэль вспомнил, как пытался нарисовать свой сад с выдуманными качелями, но внезапно нарисовал портрет Китти.  — Может и получится, только не то, что хотел, — ответил он.  — Именно, — Соломон кивнул. — Ты понимаешь, о чем я. Знаешь, при жизни я пытался написать автобиографию. Несколько недель или даже месяцев я писал ее, строки летели легко, но как только я начинал перечитывать то, что у меня уже было, — Соломон развел руками, — мне все время казалось, что это не те слова. Что потомки не поймут меня. Я зачеркивал, снова писал и снова зачеркивал. И знаешь что? Я так и не дописал ее. — Соломон помолчал немного. — Именно этим и занимается всю жизнь Птолемей. Он придумал в голове идеальную картину и пытается нарисовать ее. Он не принимает ошибок ни своих, ни чужих, он тут же уничтожает их, стирает, пытается рисовать заново… О да, идеи Птолемея полны благородства и не лишены здравого смысла, но этого никогда не будет. Он хороший человек, но мой тебе совет: не заражайся от него идеализмом. Из этого выйдет лишь разорванная бумага и разочарование.  — Я не идеалист, — Натаниэль покачал головой. — Уже давно нет.  — Правда? — Соломон покосился на него с грустной улыбкой. — А я ведь в твоем возрасте был. И это принесло мне только одни беды… У меня к тебе был вот такой вопрос. Джон, я знаю, что в Восстании Демонов немаловажную роль сыграло одно любопытное заклинание, соединяющее человеческое тело и сущность демона. Ты не вспомнишь эту технику? Натаниэль напряг память. Птолемей спрашивал его о чем-то подобном, но он так и не вспомнил. Вообще последний день своей жизни все больше размывался в его памяти. Он все еще помнил основные моменты: их с Китти вдвоем в камере, Бартимеуса в виде пирамидки слизи, их единение и перепалки, но то, что происходило вокруг словно кто-то начисто стер из его воспоминаний. С Натаниэлем раньше такого не случалось: он привык, что его память служила ему четко и без перебоев.  — Это нормально, — правильно растолковал его молчание Соломон. — Мало кто помнит свой последний день. Не думай об этом. Ладно, пора собирать вас всех заново. Хочу побыстрее с этим закончить, пока не дошло до смертоубийства. Натаниэль окинул взглядом площадку. Его взгляд зацепился за Птолемея, беседующего с Сулейманом. Оба выглядели расслабленно и мирно, но Натаниэль догадывался о сути их разговора, а потому не стал обманываться. В этот момент пол под ними засветился, на планах послышался неприятный гул. Соломон резко обернулся.  — Я, кажется, просил не беспокоить меня. Грифон, появившийся в обсерватории, низко поклонился.  — Да, хозяин, но дело срочное. Только что прилетел посыльный бес, посторонние пробрались на запретные этажи Высшей Библиотеки и перенеслись на Землю. Несколько секунд было слышно лишь тяжелое дыхание грифона и шуршание платья Клеопатры.  — Интересный поворот сюжета, — пробормотал Шекспир.  — Кто это был? — спросил Соломон. — И что им было нужно?  — Трое джиннов: второго, четвертого и шестого уровней, судя по оставшимся следам магии. Они искали что-то, но, скорее всего, так и нашли. Сторожа нашли их и те воспользовались первым попавшимся заклинанием.  — И этот сюжет будет весьма короток и трагичен, — сказала Жанна. — Если, конечно, Птолемей опять что-нибудь не придумает.  — То есть, — не обращая внимая, продолжил Соломон, — трое далеко не самых сильных духов попали на запретные этажи Библиотеки, успели там порыться и только после этого их обнаружил кто-то из двухсот афритов, находящихся там? А после этого их не только не задержали, но и позволили прочитать запретное заклинание? — чем дальше говорил Соломон, тем голос его все больше набирал силу. Загривок грифона встал дыбом. Он тоже чувствовал гнев своего хозяина.  — П-получается так, — чуть запнувшись, ответил грифон. — Я лишь передаю то, что сказал мне посыльный бес.  — Я понимаю, Унас, — Соломон перевел взгляд на Птолемея, но если у того и были какие-то слова в защиту сторожей, то он не посмел высказать их. — Серебряную Эссенцию всем, кто был в этом патруле, каждого десятого развоплотить. Теперь вернемся к тем джиннам. Их не пустили бы в Библиотеку без хозяина. Кто из волшебников был там в это время? Грифон замялся. Его когти на передних орлиных лапах нервно переступили, негромко цокая по полу.  — Унас, мы ждем. Или мне допросить тебя Узами? Грифон опустил взгляд. Его хвост безвольно повис.  — В эту ночь в Библиотеку заходил только один волшебник, хозяин. Это один из твоих советников, Птолемей Александрийский. Суккубы, о которых Натаниэль уже успел забыть, противно зашипели. Раздался звук крошащегося камня — статуи обзавелись когтями. Натаниэль даже в неверном магическом свете увидел, как резко побледнел Птолемей.