***
Пальцы слегка знобит. Дождь прошёл ещё днём, но влага висит в воздухе. Не брезгуя опереться сутулым позвоночником о мокрый древесный ствол, я гляжу устало на унылый источник света: сияние солнца закатившегося догарает киноварным угольком, и далёкие холмы, иглами верхушек леса ощетинившиеся на небосвод, на фоне тёплой полоски света кажутся чёрными, как после пожара. Среди всего этого два источника чакры начинают приобретать различимые очертания. Широкоплечий силуэт с выцветшей, непослушной гривой, а подле него - невысокая мальчишечья фигурка, держащаяся обоими руками за лямки своего рюкзака, будто тот тяжёл настолько, что вот-вот норовит сползти с детских плеч. Один из них, похоже, заметил меня ещё давно, как и я их. Но несмотря на это, когда он останавливается в нескольких метрах от меня, на немолодом лице читается тень удивления. А ещё скептицизм. Должно быть, слабо верится, что мы вот так встретились случайно, идя каждой своей дорогой. - М? - пацан поднимает голову, заметив, как затихли шаги возле него. На его уставшем, недовольном лице - пренебрежительно сощуренные веки. Сощуренные настолько, что глаз почти не видно, и возникает ощущение, что мальчишка уставился вовсе не на меня, а на неодушевлённый предмет. Он замирает так на несколько секунд. Потом брови его стремительно вскакивают вверх, и унылое лицо озаряется светом понимания. Истошно завопив, пацан грубо кидает в меня указывающий жест, - ААА! Это же ты, ты!.. А?.. - в замешательстве он хмурится, сверля меня внимательным взглядом, - А ты кто? Точно, в предыдущую встречу я ведь не представилась. - Можешь звать меня Наэ, - тут же просто кидаю я. Саннин на это хмыкает неодобрительно и будто даже оскорблённо. Отлипаю от дерева, наклоняюсь, чтобы оттряхнуть полы плаща, припудренного дорожной пылью. Влажная зелень щекотит мне лодыжки. Стоит мне поднять голову, встречаюсь с хмурым взглядом маленьких чернильных глаз. Подбородок мужчины вскинут, уголки губ смотрят вниз, а руки сложены на груди. Вряд ли можно назвать прошлую нашу встречу удачной. Наверняка приставленный ко мне шпион давно сообщил ему, в какой момент и в каком направлении я скрылась из деревни. - Куда путь держите? - как ни в чём ни бывало, интересуюсь я. Мальчишка скептично мычит, держась за лямки рюкзака и отвечать не торопится. Я тихо цокаю. И чем я заслужила столь неприветственное отношение? - Ты же не из Конохи, да? - бурчит он. Потом указывает большим пальцем за свою спину, - Это Эро-Сэннин притащил тебя в деревню? - А, мы в Госёгавара идём, Наэ-чан, - вдруг вклинивается Жабий Отшельник, откидывая весь хмурый настрой. Возможно, внешне, но, уверена, не внутренне. Подходит ко мне и громко кашляет в кулак, - Кхм-м, Наруто-кун, я вас не представил друг другу в предыдущую нашу встречу. Наэ занимается решением некоторых моих рабочих вопросов, - мужчина одобрительно кивает самому себе, потом с секунду зрачки его бегают в стороны, ища ответа. Вдруг он улыбается широкой улыбкой и по-дружески звонко хлопает меня по плечу, - Она - мой редактор. Ладонь у мужчины широкая и тяжёлая. Сдерживая недовольное шипение, я открываю было рот, чтобы возразить: в прошлую нашу встречу, интересуясь у мальчишки о покойном мечнике Кровавого Тумана, я почти прямым текстом сказала ему, что выполняю роль информатора. Но неожиданный резкий вскрик меня останавливает. - Только не говори, что она пойдёт с нами, даттебайо! Опять отмажешься от меня заданием и свалишь с тренировки ради своих книженций, да?! Ты обещал научить меня новой технике, Эро-Сэннин! Эй, даттебайо, Эро-Сэнни-ин! Жабий Отшельник нервно дёргается, словно его по голове ударили. Одним прыжком оказывается возле пацана и наклоняется, гневно грозясь кулаком. - Да сколько можно "Эро-Сэннин, Эро-Сэннин"?! Вообще-то я - великий Отшельник с горы Мьёбоку, сильнейший из Великой Троицы Конохи, участник не одной дюжины легендарных сражений и... - И тот ещё извращенец, даттебайо! - возмущённо перебивает пацан. - Тц! Я вообще-то твой учитель! - мужчина шумно дышит, как обиженный зверь. Его покрасневшее от негодования лицо в закатном свете кажется лиловым, - Научись проявлять уважение, в конце концов! С минуту наблюдаю за этой короткой перепалкой. В кронах трещат цикады, как песок, сыпящийся на гальку. Я достаю губами сигарету из картонного коробка. Запах табака бьёт в ноздри, а сизая дымка убегает в сторону, подхваченная ветром. - Так я составлю вам компанию, вы не против? - бесцеремонно вклиниваюсь я, не желая понапрасну перемалывать здесь время. Вечерний воздух промозглый. Но шиноби полны сил и будто этого не чувствуют. Саннин поднимает слегка обескураженный взгляд прежде, чем собрать мысли в кучу. Мальчишка что-то недовольно бубнит себе под нос. - Да, думаю, стоит провести хотя бы вечер за хорошей беседой и пиалой саке, как дойдём до Госёгавара, - мужчина приглаживает буйный куст седой гривы и снова кивает. - "Хотя бы вечер", опять, даттебайо?! - отчаянно вопит пацан, - В этот раз, если опять напьёшься, даже не проси тебе помогать в!.. Жабий Саннин шустро закрывает рот джинчурики широкой ладонью, превращающей вопли в возмущённое мычание. Смеётся. - Вряд ли Наэ-чан это интересно. Ха-ха!.. Я отстранённо веду плечами, глядя на весь этот цирк. Поворачиваюсь на широких каблуках в сторону города и ленно затягиваюсь. Краем уха слышу обещание с раннего утра показать мальчишке новое дзюцу и недоверчивый голос оного. На какое-то время сомнительная компания в лице Жабьего Саннина согласна терпеть меня как сопровождающего. Объяснение этому просто: у мужчины ко мне есть вопросы. Очень скоро, не проходит и часа, мы доходим до города. Местечко спокойное, не богатое на увеселительные заведения и на туристов. Дома в два-три этажа, улицы широкие, и днём здесь, наверное, много света. Я иду впереди, изредка ловя слухом разговоры о всяких пустяках. Только здесь, средь низкорослых домов, двое шиноби меня догоняют. Стоит Отшельнику открыть рот, отчего-то жду, что тот начнёт разговор с придурковатой шутки. Но голос звучит не без серьёзного тона. - Ну, Наэ-чан, нашла, что тогда искала? - как бы между прочим спрашивает он, выделяя имя паузами. Короткий взгляд на мужчину. Дружелюбно улыбается. Этим дружелюбием я стараюсь не обманываться. - Нашла, - просто киваю я. Мужчина неопределённо хмыкает, выискивающе бегая взглядом по угрюмым ночным фасадам. Говорит: - Нужно бы остановиться где-нибудь. Мальчишка забегает вперёд, начиная нашу процессию и то и дело вертя головой. Людей на улице, окаймлённой рыжими бумажными фонарями, почти нет. - И? Что планируешь дальше делать? - Ничего, - бесцветно бросаю я, но Саннина такой ответ будто бы только настораживает. Я вообще не понимаю, почему он спрашивает это сейчас и каких ответов в присутствии джинчурики он от меня ждёт. Цепляю на губы лёгкую ироничную улыбку, - Буду тешить себя надеждами, что меня всё это не коснётся ещё о-очень долго. - А если подойти к вопросу логически? - Я надеюсь, что у меня есть ещё пара лет. - А? - оборачивается джинчурики, с детской непосредственностью хлопая ресницами, - Пара лет чего? - Заслуженного отдыха, - говорю я, к возмущению мальчишки потрепав его по голове, - А пока я планирую транжирить накопленный капитал, работа подождёт. - Кого-то мне это напоминает, - бурчит пацан. Но лицо Саннина серьёзно. Можно ли, - серьёзно, - назвать предстоящие два года отдыхом, я не знаю. Очень скоро мы находим гостиницу. И, стоит мужчине беззаботно опустить ключи в ладони джинчурики, тишину вновь разрезают возмущённые мальчишечьи вопли, давя мне на нервы. От идеи "идти веселиться вместе с нами" Саннин умеет отговорить очень быстро: - Что ж, тогда займёшься зачитыванием моей новой части книги, пока Наэ-чан будет редактировать её, - говорит он, сложив руки на груди и довольно кивая своей идее. Потом ободрённо восклицает, - Точно, так это займёт на много меньше времени! Наруто, пошли! В ответ звучит стушёванное: - Обойдусь, даттебайо. Гостиничный ресторан уже закрыт. Мы интересуемся у хостеса, где можно поужинать в такое время, и отпрявляемся по указанному адресу. Бумажные фонари вдоль улиц горят угольками, позволяя рассмотреть всю яркость россыпи звёзд. От заката уже не осталось ни тени красок. Лицо моё трогает ночной ветер и то и дело задувает дым в глаза. - Тц, Наэ-чан, дымишь, как паровоз, - бухтит мужчина, отмахиваясь от сигаретного дыма. Но в упаковке дешёвого табака словно совсем нет никотина, и в пути я бессмысленно выкурила добрую часть, - Для молодой девушки это совсем не сексуально. Маска моя висит под плащём, привязанная к поясу, и при ходьбе глухо ударяется о брючные полоски щитков. Потом мы останавливаемся, обнаруживая перед собой пристрой к жилому зданию с открытой кухней и промозглым уличным воздухом, облизывающим мебель. Весь ресторан - всего лишь неостеклённая веранда. Я тихо фыркаю, зябко зарывая подбородок в высокий ворот плаща. Должно быть, всё моё недовольство очень хорошо отражается на лице. Гама Сэннин, оптимистично подталкивая меня вперёд, бодро говорит: - Ну, зато нас заверили, что здесь лучший в городе унаги-но-кабаяки. Пошли, Наэ-чан, - на последнем слове тон голоса его странно дёргается, словно споткнувшись об имя. Ужинать угрём мне не хочется, но в ответ я отмалчиваюсь. Я устала, но здесь ни диванов, ни кресел, а на строгих деревянных стульях расслабленно не развалишься. Приглаживаю пущащиеся волны волос, наблюдая, как широкобёдрая женщина с неуёмной плотью семенит к нам с меню в руках. Гама Сэннин опускает на пол широкий свиток, прислоняя его к столу, принюхивается, довольно выуживая взглядом жаровню и сходу заказывает унаги-но-кабаяки. - Две, - говорит он, широко улыбаясь и показывая на пальцах, - порции. - Одну, - женщина уже успела улыбчиво кивнуть, но я её прерываю. В секундном ступоре гляжу на протянутое нам меню, но доставать из подсумка под плащем очки мне лень, а беседовать с ней желания ещё меньше. Заказываю выпивку и какую-нибудь закуску. Прежде, чем она спросит, добавляю, - На ваше усмотрение. Женщина сообщает о скорости приготовления блюд и, поймав на себе мой взгляд, спешит удалиться. - Как жаль, не особо привлекательное зрелище, - скучающе бурчит мужчина, переключаясь с глубокого выреза блузки на оплывшие бёдра. - Что? - Бедная, говорю, девушка, вряд ли ей удастся попасть в твой вкус, Наэ-чан, - с нотой укора выдаёт Гама Сэннин. Облокачивается о стол, кладёт голову на ладонь и вновь скашивает взгляд в сторону женщины, - Ты и так её чуть не прожгла глазами. Смотрю на неё же. Хохочет о чём-то с поваром. Улыбка врезается в пухлые пунцовые щёки, выделяя носогубные складки и подбородок настолько, что женщина начинает походить на деревянную куклу с подвижным ртом. Устало выдыхаю, встряхнув голову, и от этого движения волосы вновь начинают лезть в лицо. Тратить время на любезности с посторонними настроения у меня сейчас нет. - До джинчурики дойдёт, что я - не ваш редактор, рано или поздно, - бросаю я, безуспешно пытаясь отогреть руки в карманах, - Как бы туп он ни был. Шиноби усмехается, поднимая уголки губ лёгкой ухмылкой. - Возможно, наши с тобой пути, Наэ-чан, после этого ужина разойдутся, и для Наруто-куна это уже не будет важным, - мужчина хмыкает, - Гораздо важнее... - Пожалуйста, ваше саке, - пухлые руки опускают на стол керамический токкури и пару пиал лаконичных форм. - О, спасибо-спасибо, - слышу я бодрый голос Отшельника. Прикасаюсь к токкури и раздражённо морщусь: тёплое. Неужели в этой помойной дыре не нашлось ничего лучше низкопробного алкоголя, который ещё и приходится подогревать перед подачей?! Открываю было рот, чтобы высказать это официантке, но Саннин намеренно обрывает мой запал: - Гораздо важнее, - продолжает он, жестом веля женщине уйти и выхватывая токкури из моих замёрзших пальцев. Разливает саке по пиалам, - Чёрт возьми, я и не думал, что красотка Наэ-чан всерьёз соберётся составить нам компанию в нашем небольшом путешествии, - говорит он, прихлёбывая из низкой пиалы алкоголь. Я недовольно гляжу, как женщина уходит, и неохотно беру тёплый сосуд в пальцы. Голос мужчины на удивление оптимистичен, как с противником, которого можно не воспринимать всерьёз. Я опрокидываю пиалу, морщась от резкого вкуса и внимательно наблюдая за немолодым лицом одного из сильнейших шиноби Конохи. На губах всё та же ухмылка. А чернильные глаза подмечают всё, - Думаешь устроить слежку за Наруто-куном? Вопрос в лоб. Ни капли удивления во мне нет. Только дурак на месте Гама Сэннина не задался бы вопросом, на кой чёрт я заявилась к ним, навязываясь составить им компанию в пути. Тянусь к токкури и наполняю обе пиалы до краёв. Вести подобные разговоры на трезвую голову мне не хочется, и я в который раз надеюсь, что алкоголь поубавит во мне раздражительности. - Я прекрасно помню ваше обещание меня убить в случае чего, - медленно произношу я. Но в ответ - вновь резкий выпад. Небрежное: - Ну и как там мой бывший сокомандник? Тц! - Прекрасно. Пышет здоровьем, - резче, чем следует, кидаю я и прикусываю слизистую щёк. С языка так и норовит сорваться издёвка о том, какой ценой обошлось Конохе лишить Змея его драгоценных рук, которые сейчас вновь с такой лёгкостью складывают печати. Но последняя фраза - и так плевок в лицо Гама Сэннина, пусть и является лишь констатацией факта. Мужчина кидает в меня резкий взгляд, вмиг серьёзнея. Думаю, что именно я хотела сказать, он прекрасно понимает. Я просто опустошаю пиалу и неловко кашляю в кулак, будто алкоголь першит мне горло. Я сюда явилась не за конфликтами. Успокойся, Ран! Осторожно добавляю, - У нас с ним общий враг. Мужчина устало выдыхает и скептично качает головой. - И что же, Орочимару так просто дал тебе уйти? Я фыркаю. - Нет, конечно. Я еле сбежала оттуда. Краем глаза вижу, как женщина семенит с широким подносом в руках. В воздухе витает запах морепродуктов и жжёных специй. Унаги-но-кабаяки - это угорь, который обжаривается в соусе прямо на углях. Официантка опускает блюда на стол, разряжая обстановку. - О, какой аппетитный запах, м-м! - восклицает шиноби, довольно глядя на тарелку, из которой валит пар. Берёт палочки, с треском отделяя их друг от друга, - Нам сказали, что здесь самый вкусный угорь в городе! Ну-ка, попробуем, - отделяет небольшой кусок, дует на него, кладёт в рот, и лицо мужчины довольно оживляется, - О! И правда! Толстушка в ответ что-то смущённо лепечет, хохоча и прикрывая рот рукой. Ногти её покрыты безвкусным лаком того же ядерного цвета зелени, что и стручки эдамаме на тарелке передо мной. Смотреть на это мне неприятно. Я берусь за выпивку, подхватываю молодые соевые бобы палочками. И Гама Сэннин торопит женщину уйти прежде, чем я вынесу вердикт. Но бобы приготовлены на пару, даже без соли, и вкус у них совсем простой. - И часто вы бываете в Госёгавара, чтобы оценить, что этот унаги-но-кабаяки "и правда" лучший в городе? - без особого интереса бросаю я. Судя по тому, как Отшельник и мальчишка осматривались по прибытию, ранее они здесь не были. - Не придирайся к словам, Наэ-чан, - ворчливо отмахивается шиноби, будто недовольный старикан, - Этот и правда весьма неплох, - кивает он, довольно набивая щёки, - Знаешь, на самом юге Страны Огня видел интересный способ поедания унаги, когда чай наливают на рис, а потом съедают его. Там называют это хицумабуси. Оцу находится на границе с южной частью Страны Огня, но такого способа я там не видела. В ответ просто неопределённо веду плечами. Какое-то время мы вот так сидим, занятые каждый своей пищей. Я уныло мусолю во рту безвкусные бобы, которые частенько подаются в барах как закуска к пиву, блуждающим взглядом обхожу помещение. Из посетителей тут больше никого. Повар ворошит угли в жаровне, поднимая ржавое облачко искр. Те вспыхивают и вновь мерно осаждаются пеплом. Унылый интерьер весь в одном цвете - крашеное тёмное дерево и жёлтые лампочки, закреплённые к потолку. Их свет настойчиво золотит волосы, буйным ежом разросшиеся на голове у Отшельника. Тот набивает щёки, аппетитно причмокивая, а окончив трапезу, шумно выдыхает и откидывается на спинку стула. Обнаружив, что ни капли выпивки не осталось, велит наполнить токкури до краёв. Потом подмечает на себе мой внимательный взгляд, широко улыбается и оповещает о том, как объелся. Я фыркаю. - Думаете, я для кого-то собираюсь устроить слежку за местонахождением джинчурики? Или хочу разузнать о его способностях? - просто интересуюсь я, ленно переворачивая на тарелке стручки бобов палочками. Эти предположения сами по себе кажутся мне нелепыми, - Какие ещё версии? - М-м?.. - шиноби как-то негодующе выдыхает, будто его насильно выдернули из блаженства послеобеденного отдыха в проблемы насущные, - Ну-у, была версия, что ты пытаешься найти в моём лице телохранителя. - Думаете, сможете защитить меня от Акацуки, если те вновь решат обратиться к Информатору из Оцу? Эта мысль тоже представляется мне сомнительной. Но потом я понимаю: Отшельнику с горы Мьёбоку придётся вступить в бой, если Акацуки появятся, ведь рядом будет мальчишка. Это дало бы мне возможность сбежать и, вероятно, даже крупицу времени на весточку Гакуё, чтобы тот, да и все Шесть Домов Хагурума свернули монатки и скрылись из поля видимости. Я много размышляла о том, как спрятать точки обмена информацией и все следы своей Организации, если мне вдруг такое понадобится. Но результат вовсе не будет утешительным: вся система Хагурума вмиг будет разрушена. Это - крайняя мера. Попытаюсь бежать от Акацуки - останусь как без рук. Эта мысль меня злит. Я раздражённо шиплю и вплетаю холодные пальцы в волосы, зачесывая назад пряди, выбившиеся из пучка. - Даже обидно понимать, что ты так не считаешь, Наэ-чан, - негодующе вздыхает Гама Сэннин, - А самое обидное - что постоянно в твоём присутствии только и приходится думать, что о всяких неприятностях. Эх, хотелось бы мне, чтобы меня всё это не касалось, я бы мог заняться своим привычным времяпрепровождением, - мужчина задумчиво почёсывает затылок, убегая куда-то в свои мысли. Медлительно он выпивает несколько пиал. В какой-то момент в зрачках Отшельника проскакивает хитрая искра, а с губ срывается хихиканье. Потом он встречается со мной глазами и несколько раз кашляет в кулак, делая вид, что прочищает горло, и смывая мечтательный румянец с лица, - К тому же, гадать о мотивах Информатора из Оцу может быть довольно утомительным... Ну разумеется, чёрт возьми, это вызывает у него опасения. Опрокидываю пиалу. Алкоголь обдаёт горло жаром и поднимается в голову. - Но я здесь не как Информатор из Оцу, - тяну паузу. Потом сдаюсь, - Скука, - просто говорю я и вдруг обнаруживаю лёгкую озадаченность на лице шиноби, а за ней и открытое неверие, - На самом деле, у меня есть веские основания полагать, что Акацуки не появятся в скором времени, и у меня впереди около двух лет полного бездействия. Управлением Хагурума занимается мой напарник, и мы стараемся... точнее, он старается не привлекать нежелательное внимание, которого и так слишком много после моего управления. Так что... - я неопределённо пожимаю плечами, будто бы всё это и так должно быть понятно. Вспоминаю все наши с Гакуё планы, и их эфемерность давит мне на виски. Я морщусь, ёжась от холода и вновь зарывая подбородок за ворот плаща, - Я всего лишь стараюсь не соблазняться активным участием в делах Хагурума, чтобы вновь не возник азарт. - Хочешь сказать, что не знаешь, чем себя занять, поэтому ты здесь? - мужчина скрещивает руки под грудью и скептично хмурится. Ворчливо выдаёт, - Звучит совсем не убедительно. Глубокий вздох. - Знаю. - Должно быть, с такой властью в руках и заиграться не долго. - Я отдаю себе в этом отчёт, - говорю я, вновь отмахиваясь от укора, с каким беседуют с малым ребёнком, - К тому же, Ичизокугороши видели в Ивагакуре но Сато. - А? Ичизокугороши? - секундный ступор. - Учиха Итачи, - раздражаюсь я, но в момент ответа по лицу мужчины понятно, что до него уже дошло, о ком речь. - Так в этот раз их наняли набедокурить в Скрытом Камне? И кто же являлся их целью? - с толикой напускного пренебрежения в голосе бросает Гама Сэннин, пригубив пиалу. Я напряжённо сжимаю губы. Хмурюсь. Мужчина отставляет саке и ошеломлённо вскидывает брови, - Да быть не может... - Думаю, Тсучикаге прекрасно известно, на кой они там появлялись. И кто на кого работает, ещё большой вопрос. Это правда. Я не посвящена в подробности. Уже и ранее был слух, что этот напыщенный старикан, стоящий во главе Ивы, однажды пользовался услугами Акацуки. Но факт того, что нукенины класса S могут вот так просто заявляться в Скрытую Деревню, заставляет понервничать даже меня. - Что ты об этом знаешь? - требовательно спрашивает Отшельник. Я вижу, как напряглись его плечи и вмиг выровнялся голос, будто мужчина и не пил вовсе. - Я... пока что стараюсь особо во всё это не ввязываться, - аккуратно уклоняюсь я, - Я ведь сказала уже. - Макиэ! - рычит мужчина, приподнявшись и гневно хлопнув по столу ладонью. Пустой токкури опрокидывается и резво бежит к краю стола. Ловлю его, когда сосуд уже начинает падать. Пышнотелая женщина обеспокоенно глядит на нас. Стараясь слегка разрядить обстановку, жестом я показываю, что всё в порядке и натягиваю на лицо улыбку. Выходит, должно быть, неказисто. Потом с вызовом встречаюсь с суровым взглядом мужчины, глядя на него исподлобья. Широкоплечий силуэт высится надо мной, как гора. Твёрдо говорю: - Подробностей я не знаю, это правда, - порыв ветра в который раз скидывает с волос капюшон, холодя уши. Хочется натянуть его на лицо, прячась от гневного взора. Не из страха, лишь из нежелания тратить силы на конфликт. Но я не двигаюсь, боясь быть не понятой, и старательно сдерживаюсь, чтобы не съязвить чего в ответ на грубый тон. Мне чертовски не нравится, когда со мной так разговаривают, Гама Сэннин, - И меня не так зовут. - Тц! Да знаю я, - вскидывается мужчина, - Но мне интересно, - он тянет паузу в несколько долгих секунд, будто не желая это произносить, - Если Акацуки найдут тебя и велят работать на них? Старательно держу лицо. Он спрашивает это, чтобы окончательно заклеймить меня врагом? Вполне вероятно, что с его способностями он даже одержит верх в бою со мной. Волосы мужчины торчат в стороны, будто ощетинившись, как у зверя, губы сомкнуты в напряжённую полоску, а в глазах - решимость гневного божества. А меня вдруг поражает догадка: неужто вопрос означает, что он прикидывает возможные риски моего нахождения рядом с мальчишкой-джинчурики? - Скорее всего, выбора у меня не будет, - нехотя признаюсь я. - Выбор всегда есть, - возражает мужчина, - Очень просто сбросить с себя всю ответственность подобной фразой. Я цокаю, но возражать не решаюсь. В каком-то смысле я и так уже работаю на Акацуки. У этого ходячего трупа, (Как там его?) Какузу, открытый доступ ко всей информации Хагурума, и по его прихоти мне уже пришлось закрыть себе один из источников добычи ценных данных. Не сдерживаю нервный смешок. Потом провожу по лицу ладонями, пытаясь стереть с него напряжение. Наполняю пиалу алкоголем, протягиваю мужчине и вопросительно гляжу на него исподлобья, как бы приглашая продолжить беседу сидя. Хочется ляпнуть Саннину, будто мне лестно, что его так беспокоит моя судьба. Но дело ведь вовсе не в этом. Какую бы угрозу он ни видел в моём существовании, даже если меня убьют, за мной - сотни шпионов по всему миру. Уйдёт далеко не один год, чтобы найти их всех. И если вскоре система Хагурума окажется в руках Акацуки, это всплывёт серьёзной проблемой для Шиноби Годайкоку. (Ровно как и наоборот?) Чёрт возьми... Весь этот сентиментализм вполне в духе шиноби Конохи - считать, что есть вероятность переманить на свою сторону кого-то вроде меня. Всерьёз он это или лишь хочет понадеяться? Как-то нехотя мужчина садится. - Наруто вовсе не выглядит сильным, - начинаю я. Но меня перебивают. - Он своей упёртостью способен очень многого достигнуть, - Саннин усмехается, - Все, кто сколько-то его знают, верят в это. - Я не к тому, - просто говорю я. Чего мальчишка добьётся, а чего нет, меня не шибко волнует. - Так к чему же? - Сомневаюсь, что за пару лет вы обучите его десятку секретных техник, зная которые, можно будет запросто одолеть его в бою. Не будет никакого толку от моей слежки за мальчишкой. А вот девятихвостый внутри него силён, и это известно всем. - Твоя готовность поставить на зверя, а не на человека, не слишком воодушевляет. - Вряд ли у мальчишки есть шансы против такого врага. - Тц! Ну и ну, Наэ-чан, - мужчина обречённо выдыхает, устало приглаживая гриву, - Одна безнадёга в твоих взглядах на жизнь, - потом как-то обиженно хмыкает, - Неужто ты и меня заочно приписала к смертникам? - Опять будете втирать мне что-то о "Воле Огня"? Мужчина усмехается. - Не в этот раз. Просто хочется думать, что ты, Наэ-чан, за годы работы информатором должна понимать, как важные сведения в нужных руках могут перевернуть мир. - Но они ничего не переворачивают, - сходу отвечаю я, - Каждый из нас смотрит, как умирают наши враги, и видит в этом благо. Но на деле все мы гонимся за своей правдой и дальше собственной жизни и собственной значимости не видим ничерта. Мы играем в гляделки какое-то время. По лицу мужчины я вижу, как он хочет ответить, подхватив мой категоричный тон. Потом складка между тонкими седымм бровями разглаживается, а во взгляде проскальзывает толика жалости. Меня это задевает. Пытаясь подавить разгорающуюся под рёбрами желчь, всего лишь недовольно шикаю и, откинувшись на спинку стула, отворачиваю голову в сторону улицы. Дорога безлюдна. Стальная луна играет бликами на влажной чешуе-черепице. Слышу, как мужчина прихлёбывает саке из пиалы. Говорит как-то совсем непосредственно и легко: - Не судила бы ты по себе, Наэ-чан. Эта непосредственность кажется натянутой. - Не хочу заводить споры о том, кто грешен, а кто праведен, - просто бросаю я. Устало ёжусь от холода, - После всех этих разговоров, в конечном счёте я снова просто буду наблюдать, вот и все. - И тебя устраивает то, что ты видишь? Он пытается давить мне на совесть? - Я... - мешкаюсь. Если то, что я вижу, не касается лично меня, то мне всё равно. Упаковывать ответ в форму, которая не заденет мужчину, мне не хочется. Вплетаю в лицо каплю дружелюбия, стараясь переключить тему, - Могу дать информацию о передвижениях Акацуки. Это, полагаю, может стать для вас полезным. - В обмен на борьбу со скукой? Я просто киваю. - Ха! Думаешь, что хорошо знаешь меня, шиноби, чьему боевому опыту может позавидовать любой дзёнин в стране, Саннина, названного Мудрейшим самим Гамамару с Мьёбокузан? - мужчина усмехается, указывая на меня бамбуковыми палочками, - И что сможешь находиться вблизи аж два года, совершенно меня не остерегаясь? - В какой-то мере я понимаю, что от вас ожидать. Я так думаю. Зато он не знает моих способностей, и предложенное взаимодействие вполне может явить ему, что из себя представляет Информатор из Оцу. Гама Сэннину прекрасно известно, как раскрыть деятельность Хагурума перед Шиноби Годайкоку и, тем самым, стереть её с лица Земли. Значит, я не посмею пойти ни против него, ни против мальчишки-джинчурики, ни против Конохи. Так он думает. А ещё он чертовски уверен в своих силах и сомневается, что я, как бы сильна ни была, смогу одолеть его в бою. И Акацуки. Действительно ли Информатор из Оцу может предоставить информацию такого уровня ценности? Отшельник не может быть уверенным, что я говорю ему правду, но склоняется к этому. Мужчина складывает на груди руки и нахально улыбается. Кивает сам себе. И я уже знаю, что он скажет: - Что же, что же, меня конечно прельщает мысль, что моё небольшое путешествие будет сопровождаться не только мужской компанией. Если это дополнится к доступу информации Хагурума о передвижениях Акацуки, было бы совсем чудесно, - мужчина одобрительно хмыкает. Потом глаза его на секунду серьёзнеют. Я было дергаюсь вновь упомянуть, что прекрасно помню его обещание подобрать гроб под мой рост, но энергичное немолодое лицо, всё изрезанное морщинами, вдруг расплывается в хитрой, несколько смущённой улыбке, - Кстати, Наэ-чан, с нашей последней встречи прошло уже не мало времени. Должно быть, ты уже успела дочитать "Ича-Ича Парадайсу"? Что?.. К какому такому "кстати"? Я удивлённо вскидываю брови и не сдерживаю смешка. Такого даже я не ожидаю. Если бы я не знала столько об этом человеке, у меня при встрече и мысли бы не возникло, что этот хвастливый, самоуверенный, похабный старикан - высококлассный ниндзя с именем, известным чуть ли не любому из Шиноби Годайкоку. Я прикрываю губы тыльной стороной замёрзшей ладони, сдерживая смех, и наконец позволяю себе расслабленно выдохнуть. Нелепость этой всей ситуации сполна стряхивает с меня напряжение. Задорно гляжу на мужчину. Его моё мнение интересует? - Я не возьмусь давать ей отрицательную оценку, а стало быть, не возьмусь давать оценку вообще. - Что?! - мужчина с секунду оторопело смотрит на меня, а потом возмущённо фыркает, - Я подарил тебе свою популярнейшую книгу из серии, а ты высказываешь недовольство?! И что же такого тебе в ней так не понравилось? Я не высказывала недовольства, но вступать в дискуссии об эротическом романе я не решаюсь. Просто бросаю первое, за что цепляется ум: - Мне показалось, концовка выбивается из общего плана. Сглатываю. Вдруг возникает неприятное чувство, будто меня поставили перед экзаменатором. - "Концовка"? - обречённо повторяет мужчина, глядя на меня так, словно я - совсем безнадёжный читатель, который не в силах понять глубины его мыслей. Хмыкает, недовольно складывает руки на груди и отворачивает в сторону голову. Обиженно что-то бурчит. Потом я вижу, как в его косом взгляде постепенно просыпается любопытство, будто у ребёнка малого.Пытаясь держать лицо ровным, как бы невзначай он роняет: - Ну так что там насчёт концовки? - тоном таким, будто это его не шибко интересует. - Она показалась мне чересчур слащавой. - Тц! Наэ-чан, твоя работа сделала из тебя чёрствого вояку, - ворчит Гама Сэннин, - Привлекательная молодая женщина вроде тебя должна была понять всю трогательность и романтичность завязки этой истории. Её ни в коем случае нельзя было сделать более пресной. Я просто улыбаюсь. Спорить ни смысла, ни желания нет. Пожимаю плечами и соглашаюсь: - Может и так. Ветер холодит мне щёки, ерошит куст седой гривы над протектором с иероглифом "Масло", доносит до ноздрей ароматы пережареного угря и уличной влажной почвы. Я устала, и веки мои тяжелы. Думаю о том, что неплохо бы заснуть в Оцу, под грубым одеялом в подвальном помещении, пропитанном запахом краски. Не было ни дня, чтобы я не думала об этом. Но единственное место, которое я могу назвать домом, также - весомая моя слабость. Гама Сэннин увлечённо рассказывает мне о чувствах главного героя романа и обосновывает, почему всё-таки он раскрыл персонажа так, а не иначе. После - он оскорбляется моей незаинтересованностью и замолкает, ленно стараясь выцедить из токкури последнюю каплю саке. - Если я могу считать, что мы договорились, неплохо бы пойти спать, - говорю я, ёжась от холода. Так не далеко и до простуды, - Мне ещё нужно арендовать номер. - А? О, об этом можешь не беспокоиться, Наэ-чан, - улыбчиво отмахивается мужчина от этого пустяка. Потом показывает на пальцах "три", - Я уже оплатил для нас трёхместный! - Спасибо, обойдусь, - отрезаю я, а после - смысл этой фразы рождает на губах улыбку. Усмехаюсь, - Так вы решили взять меня с собой уже тогда? - Ха, не зазнавайся так, Наэ-чан, - произносит мужчина, приглаживая передние пряди волос, непослушно лезущие в лицо, - Я планировал подселить к нам какую-нибудь невероятную красотку, как только подвернётся случай. К тому же, все двухместные оказались заняты, и это был знак, что в этот раз мне подвернётся удача. - Ну да, - я прыскаю в кулак. - Что за сомнение в голосе? - хрипло возмущается мужчина. Потом энергично вскакивает, звонко ставит одну ногу на стул и театрально взмахивает руками, замерев, словно в ката кабуки, - Уверенность в себе и чёткость действий - это уже половина успеха, Наэ-чан! И как только женщины узнают все мои боевые истории, они тут же превращаются в податливый исследовательский материал для моих новых сюжетов, - говорит он, изображая руками лепку из глины. Мечтательно краснеет, хихикает, а затем и вовсе заходится шумным смехом. Что же. Всю эту болтовню не по теме я считываю как положительный знак. На том и заключаем сделку. Теперь в мои обязанности входит аккуратный слив данных о действиях Акацуки, который, впрочем, не поможет их победить. В обмен мужчина терпит меня в роли сопровождающего. И вряд ли дело хоть в капле доверия. Скорее - держи друзей близко, а врагов...***
В Госёгавара мы находимся неделю. Первое время я воздерживаюсь от тренировок при шиноби Конохи и лишь концентрирую чакру из моего Глаза, чтобы прослеживать малейшие движения обоих ниндзя. С моим плохим зрением это неслабо помогает мне в бою. Зато успеваю запечатлеть на бумаге символ города - зеленушку, певчую, походящую на воробья. В следующем посёлке, в котором мы останавливаемся, к моей коллекции добавляется бамбуковая камышовка. Символ населённого пункта - неясыть, но я не встречаю её, как ни ищу. Что ж, не в этот раз. До мальчишки, пытающегося примерить на меня образ редактора эротического романа, вскоре доходит, что сенсей вновь навешал лапши ему на уши. За этим пониманием следуют настойчивые попытки разузнать, кто я такая и на кой чёрт понадобилась Эро-Сэннину. Зачем-то ведь он увязал меня за собой. В ответ на чрезвычайную упёртость я пытаюсь не реагировать никак. Просто сижу на тренировочном полигоне, закрыв глаза, бесконечно тренируясь концентрировать сенсорную чакру и то и дело перебирая мат в мыслях. Старательно изображаю статую. Вскоре мальчишке надоедает давить мне на виски расспросами, а в какой-то момент он вдруг высказывается в мою сторону, что ему незачем тратить время на куноичи, которая слабее его. "Эро-Сэннин иногда вообще не думает, кого брать с собой балластом. Ты может и выглядишь, как ниндзя, но ты же даже научить меня ничему не сможешь, даттебайо!" Так он сказал. - И откуда такие выводы? - резко бросаю я, задетая его наглостью. Упомянутого шиноби рядом нет. Мальчишка, запыхавшийся после тренировки, щурится, пренебрежительно глядя на меня, будто на насекомое. Я сижу на траве в позе лотоса, а полуденное солнце жарит мне плечи. Пацан складывает перед собой руки. - Ви-идел я, как ты пытаешься создать Каге Буншин, даттебайо! Это дзюцу выходило у меня лучше даже когда я ещё не был генином! Я скептично хмурю бровь. Создавать материальных клонов, способных самостоятельно сражаться, не учат в Академии. Это - техника гораздо более высокого уровня. Не сдвигаясь с места, пытаюсь повторить то, что пацан видел ранее. На концентрацию уходит пара секунд - роскошь, которой в бою не будет. С глухим хлопком возле меня возникает фигура с нестабильным кейракукей, её чакра вибрирует и разливается, как вода из открытого пакета, тут же теряя форму. Потом схлопывается облачком дыма и растворяется в воздухе. - А-а! Говорил же, - шумно восклицает пацан. "Говорил же"?! Я раздражённо цокаю. Он и впрямь туп, как пробка. - Прекрасно, - саркастично бросаю я, - Теперь твоя очередь. - Ха! Да раз плюнуть, - мальчишка поправляет хитай-ате на лбу, обрадованный возможностью покрасоваться. Складывает печать, и мгновенно вокруг возникает несколько десятков самодовольных, назойливых Каге Буншин, каждому из которых хочется вдарить по морде. Меня удивляет количество, но вовсе не наблюдательность джинчурики. Должно быть, у Гама Сэннина уходит уйма времени, чтобы втолковать в эту блондинистую голову хоть что-то. Мальчишка победно смеётся. Дыхание его сбилось, а по лицу явно видна усталость. Пусть он и пытается не показывать, что почти выбит из сил, мне, сенсору, прекрасно заметно, что из запаса чакры, и так почти пустого после тренировки, он вычерпал большую часть на такое количество клонов только лишь чтобы выпендриться. Обречённо выдыхаю. Стоит набраться терпения. - А теперь давай по новой. Только в этот раз оставь руки неподвижными. - Неподвижными? - удивляется он. Смотрит на свои ладони, затем на мои. И вдруг до него доходит. Мальчишка указывает пальцем на мои кисти, покоящиеся на коленях, и вопит, - А-а-а! И как ты это сделала, даттебайо? Ты же даже не сложила печать! Это - какое-то особое дзюцу? Да, да-а?- вдруг лицо его озаряется восторженным блеском. Донельзя обрадованный, он подходит ко мне почти вплотную и требует, - Научи! Чёрт возьми... Я раздражённо цокаю, пытаясь отодвинуть воодушевлённого мальчишку, всего в пыли и разящего потом, подальше от себя. - У меня и у самой пока не выходит. Чему ты хочешь чтобы я обучила тебя, а?! - А, - замолкает он. Мой ответ быстро прибивает весь его настрой к земле, - И правда. Мальчишка делает пару шагов назад и плюхается на редкую траву, поднимая тем самым пыль. Я напряжённо ожидаю, пока этот взбалмошный ребёнок уберётся подальше и переключит внимание, наконец, с моей персоны на отработку тайдзюцу. Саннин, уходя, отмахнулся просьбой "приглядеть за ним", пока сам он "решает кое-какое важное дело". Но эта фраза брошена лишь для вида. И в раскидистом кустарнике давно уже прячется мелкий бородавчатый наблюдатель гораздо лучше меня. Но пацан, ероша золочёную, как лепестки подсолнечника, копну волос, раздосадованно скулит: - Вот блин! А я уж обрадовался, что смогу использовать техники, не складывая печатей! Ощетиниваться на его скулёж или возмущение я уже пробовала, и как итог шумливость мальчишки возрастает троекратно. Я с силой стискиваю зубы. Хочется бросить язвительное оскорбление в адрес джинчурики в ответ на это ребяческое нытье. Он же шиноби, в конце концов! Меня его поведение злит. Но я старательно держу лицо и делаю несколько глубоких вдохов в попытке успокоить нервозность. - Вряд ли у какого-либо ниндзя появилась бы возможность изучать свыше десятка техник за свою жизнь, если бы не была придумана система складывания печатей. Так что не отзывайся о них так пренебрежительно. Печати - неплохой костыль для нас для всех. - Хм-м-м... - озадаченно тянет пацан, склонив на бок голову. Выуживаю из кармана коробок и зажигалку, достаю губами сигарету. Не особо заинтересованно спрашиваю: - А на кой тебе вообще это понадобилось? Закуриваю. - А, это, - мальчишка задумчиво чешет затылок, потом вдруг улыбается во все тридцать два, - Да я как-то не задумывался. Этот ответ ударяет мне по вискам наковальней. Он устроил столько шума, даже не зная, как именно ему может пригодиться этот приём? Старательно сдерживаюсь, чтобы не съязвить в ответ. - А тебе это зачем, если печати так помогают в использовании техник? - интересуется он, - Это, конечно, очень круто - применять дзюцу без печатей, когда всем остальным приходится их складывать! Я выдыхаю в сторону дым. Нервозно приглаживаю волосы, выбившиеся из пучка, и прикидываю, как подать мысль максимально доходчиво, чтобы от меня быстрее отвязались. - Наверняка вам развёрнуто изъясняли в Академии, как именно работают печати? Мальчишка вскидывает взгляд вверх и, задумчиво почёсывая щёку, отображает на лице весь тяжёлый мыслительный процесс. О, Ками-сама... Я цокаю. Делаю глубокий вздох. Снова затягиваюсь, чтобы потом пронаблюдать, как пацан будет ворчливо отмахиваться от добежавшего до него дыма. - Они, строго говоря, вовсе не обязательны. Но тенкетсу в наших кистях расположены так, что при складывании определённых форм, дают своеобразный сигнал всей Системе Циркуляции Чакры. Так печать лошади собирает пучки энергии воедино, а печать клонирования, наоборот, помогает быстро разделить чакру на равные части, - говорю я, стряхивая пепел на траву. Вдумчиво гляжу на свою перебинтованную ладонь, в которой, как по венам, бежит чакра, - Но в бою мы можем столкнуться с двумя проблемами. Первая: если техника широко известна, противник во время складывания печатей может заранее узнать её и подготовиться её отразить. Вторая: если у нас окажутся заняты руки, мы и вовсе окажемся не в состоянии использовать дзюцу. В таком случае мы можем попытаться самостоятельно проделать ту работу, которую делает за нас печать: сосредоточить чакру в той форме, в которой сосредатачивает требуемая печать, и направить в нужное нам русло. Это сильно усложняет использование техники и требует чрезвычайно высокой концентрации. И предварительных тренировок, разумеется. Но, если держать в арсенале парочку дзюцу, использовать которые ты обучился без печатей, во время боя для врага они могут оказаться неожиданностью. Каждый раз для меня это как знакомиться с техникой по новой и требует уйму времени. Что ж, когда-нибудь я научусь мгновенно применять и Каге Буншин, не складывая печатей и не отвлекаясь от боя. Поднимаю взгляд от левой кисти, плотно обвитой бинтами, на мальчишку. Тот натужно хмурится, непонятливо глядя на меня. - Э-э, а что там про тенкетсу? Я ничего не понял. Тц! Лишь пустая трата времени! Втягиваю расслабляющий дым в лёгкие, и сигарета прогорает до фильтра, тут же осыпавшись пеплом. Встаю, чтобы оттряхнуть одежду, припудренную истлевшим табаком. - Почему-то я не удивлена. - Говори громче, Наэ-чан! - Твой шишоу*, думаю, способен ответить на твои вопросы гораздо доходчивее меня, - уклончиво отмахиваюсь я, искренне надеясь, что пацан перестанет приставать ко мне с расспросами. Но надежды мои тщётны. Мальчишка, решив, что и из меня можно достать что-то полезное, чтобы через пару лет стать самым сильным ниндзя в деревне, цепляется ко мне хвостом пуще прежнего. А однажды его посещает гениальная навязчивая идея. - Спарринг? - вяло переспрашиваю я. Он против меня? Этот ребёнок будет уложен на лопатки, не пройдёт и десяти секунд с начала боя. В поучительных целях я бы переломала кости идиоту вроде него, но мне не стоит провоцировать Гама Сэннина на конфликтную ситуацию. Да и особой страсти к сражениям я не питаю, - Обратись лучше к своему шишоу, я не вызывалась тебя обучать. Но его шишоу имеет обыкновение время от времени оставлять мальчишку одного на тренировочном полигоне. Меня с собой он уклончиво не берёт, и я думаю, что Отшельник ищет подтверждений данным, что я ему передаю. Доверять он мне не будет вплоть до самой своей смерти. Впрочем, мне не известно, из-за чего именно он умрёт. А джинчурики - тот ещё упёртый баран. В какой-то момент я и впрямь соглашаюсь, думая, что так смогу от него отделаться. Мы договариваемся на рукопашную без применения оружия. - Это что?! - слышу я возмущённый крик. Чувствую, как пацан в десятке метров от меня грубо указывает в мою сторону пальцем. Завязываю на затылке ткань, плотно перекрывающую зрение. Думаю, так мне будет чуть менее скучно, - Да ты прям как Какаши-сенсей! Чёрт!.. Я заставлю вас всех принимать меня всерьёз, даттебайо! Я не сдерживаю усмешки. - Попробуй сорвать её, если тебе что-то не нравится, пацан. Я даже атаковать тебя не буду, - резко бросаю я, поправляя повязку на глазах. Облизываю пересохшие губы, - Но ты ведь даже задеть её не сможешь. И тогда о спарринге больше не заикайся. Отрезанные от зрительных образов, все прочие чувства обостряются. Пространство сжимается и становится осязаемым. В ноздри бьёт аромат сухой зелени, пережаренной солнцем, а поросшее вереском поле шелестит ласково и покладисто под буйным, душным ветром. Мальчишка бежит ко мне. По голосу я слышу, что он злится. - Да я тебя сделаю одной левой, даттебайо! Ну попробуй, чёрт возьми! Я наклоняюсь, готовая защищаться. Я помню, сколь слабой я была, когда Гакуё только начинал обучать меня. Он объяснял, как минимумом движений лишить человека чувств или отнять жизнь. И пусть моей силы тогда было не достаточно, чтобы проломить кулаком череп, её вполне хватило бы, чтоб взрезать глазные яблоки пальцами. Я не могла вспороть мышцу до кости, но прекрасно понимала, как чётким ударом разорвать связки и лишить, таким образом, противника возможности двигаться. Но этот мальчишка!.. Мне, чёрт возьми, приходится сдерживаться, чтобы не то засмеяться в голос, не то плюнуть ему под ноги и уйти. Моя уязвлённая гордость отваживает меня от последнего. Он просто сыпет ударами в мою сторону, словно по груше для битья, будто бы любая атака равноценна и даст одинаковый результат. А я просто уворачиваюсь или блокирую и, как и обещала, не атакую. - Не надоело ещё махать кулаками? - интересуюсь я, когда проходит без малого пара часов. Мальчишка отпрыгнул в сторону, и я слышу, как он пытается отдышаться. В ответ бодрое, самоуверенное заявление: - Я только размялся, даттебайо! Давай ещё раз! Пытается сделать подсечку. Подпрыгиваю. Блокирую удар под дых. Я пытаюсь скрывать это, но развернувшаяся "игра в ниндзя" изрядно меня утомила. Пульс колотит по вискам, ладони вспотели, а дыхание вот-вот собьётся. Я поставила на то, что пацан устанет меня атаковать, но он просто с невероятной бараньей упёртостью встаёт и лезет на меня с кулаками, как бы ни разнились наши силы. Душный, плотный воздух давит на лёгкие. Думаю о том, что скоро будет дождь. Этот мальчишка не успеет стать Хокаге, он будет наблюдать смерть своего учителя, он не сможет защитить Конохагакуре от уничтожения. Всё это мелькало в моих Видениях лишь урывками. Но я не устаю удивляться, на что надеется пацан, прекрасно видящий свою беспросветную тупость и неудачливость. Никто из нас не способен, бесконечно падая, бесконечно подниматься. Однажды даже у него не останется сил. И меня злит эта ребяческая, назойливая настойчивость и самонадеянность. Сквозь ткань вижу, как вспышка яростно взрезает небосвод. С недавнего времени у нашего боя появился зритель. Поначалу я жду, что Саннин прервёт поединок, но тот лишь останавливается чуть поодаль и недвижимо наблюдает за нами. Крупные капли начинают отбивать чечётку о плечи. Пацан замахивается ногой по лицу. Ловлю ступню, скользкую от грязи. Тот вскакивает на руки, чтобы второй ногой попытаться ударить меня в солнечное сплетение, быстро проворачивает корпус тела, высвобождает ступню и вновь атакует по челюсти. Увожу голову в сторону и раздражённо шиплю. Мальчишка отпрыгивает от меня на несколько метров. Дыхание моё сбилось, и лёгкие колет каждый вздох. Провожу по коже лица ладонью, вляпываясь в скользкое пятно. Брезгливо гляжу на покрытые липкой глиной пальцы. Этот идиот задел ботинком мою щёку. Гром раскалываёт тёмное небо. Разросшуюся, высокую зелень шумно прибивает к земле ливнем, омывающим мои пальцы. Нервно цокаю и поворачиваюсь к мальчишке, но его лицо вдруг сбивает меня с толку. Джинчурики смахивает ручьи влаги с глаз, в которых читаются целеустремлённость и твёрдость победителя, будто бы я уже повалена лопатками наземь. Сквозь тяжёлое дыхание широко улыбается. Я оторопело касаюсь пальцами повязки, съехавшей с одного глаза. Слышу: - Отлично! Задел!***
Скука. Причина, по которой я присоединилась к Отшельнику с горы Мьёбоку и джинчурики в их небольшом путешествии, была искренней. Много ли людей, знакомых с моей личностью Информатора из Оцу, могут на полном серьёзе вести со мной беседы о ширпотребных книгах за пиалой саке, совершенно меня не опасаясь? Постоянно представляться подставной личностью незнакомым мне людям - так и свихнуться не долго. Но большой ли платой за эту борьбу со скукой будет моя переступленная гордость? Однажды я подхожу к Гама Сэннину с той же просьбой, с какой ко мне навязывался джинчурики. Идея совместных тренировок меня и саму не больно-то радует, но факт того, что даже генин может задеть меня в бою, напрягает слишком уж сильно. Мужчина поначалу как-то лениво отнекивается, но однажды всё-таки бросает: - Ну ладно-ладно, - задумчиво прикладывает пальцы к подбородку, бесцеремонно окидывая меня с ног до головы внимательным взглядом. В его глазах появляется какой-то похотливый блеск, - Но взамен... Хмурю одну бровь. - Могу оплатить Вам пару шлюх, - перебиваю я, не желая слушать его похабные предложения. Мужчину это заметно огорчает. Он бурчит что-то о том, какая я неприступная, а после бодро заявляет, что ему это очень даже нравится. Я в ответ устало качаю головой. Со временем начинаешь привыкать даже к подобным выходкам. Несмотря на всё это, он выделяет время на спарринги со мной. За предстоящие полтора года, что эти двое будут находиться не в Конохагакуре, я планирую отточить скорость использования своих техник и решить проблему с клонами. Мои Каге Буншин всегда были медлительнее оригинала, ведь есть вещь, которую невозможно скопировать: чакра Энма-о и мой второй Глаз. Благодаря ему я могу не опираться в бою на своё паршивое зрение и спокойно прослеживать малейшие движения оппонента. Обычные способности сенсора слишком далеки от него. И пока что я не знаю, как свести эту проблему к минимуму. Гама Сэннин временами расспрашивает о моём прошлом, стараясь делать это не слишком навязчиво. Аргумент таков: ведь и сам он сполна делится историями своих боевых побед. Интереса к его прошлому я не проявляла, и такой "обмен" не кажется мне равноценным. Тем не менее, урывками я выдаю что-то о давно почившем младшем брате, о матери, которую не помню, о напарнике, тренировавшем меня с детства, и о том, что оба мы никогда не принадлежали к скрытым деревням. Иногда этот самый напарник присылает мне письма с сухими, короткими указаниями по делам Организации. Одно такое письмо я получаю в присутствии Саннина. Быстро пробегаюсь взглядом по строчкам и запрятываю записку в карман, чтобы позже избавиться от неё. Сообщаю мужчине, что мне вновь нужно удалиться не на долго и что я найду их через несколько дней. Я делаю так не редко. Отшельник невзначай интересуется, неужто опять что-то настолько срочное, хотя всего с минуту назад бесцеремонно вцеплялся взглядом в обратную сторону этой злосчастной записки. - Одному клиенту нужно передать кое-что лично, - говорю я. В ответ на скрываемое любопытство устало выдыхаю, - Просто пустяк, но с моей помощью это решить проще. Весь этот "просто пустяк" состоит в том, что какие-то два кретина из низов Хагурума не смогли вовремя убрать за собой, и теперь вместо одного трупа будет как минимум трое. - А письмо - от напарника, да, Наэ-чан? - От напарника, - невозмутимо киваю я, стараясь не думать о том, что с раннего утра мне придётся убирать дерьмо за нерадивыми подчинёнными. - Тот самый напарник, представившийся мне Санъё? Сога Гакуё, должно быть? - голос его твердеет. Разумеется, Гакуё - имя, известное лишь доверенным лицам в верхах Хагурума, и всем прочим этот человек известен, как Санъё. Я прикидываю, какую опасность для меня может представлять раскрывшаяся информация, и не особо напрягаюсь. - Слышал, когда-то давно он был телохранителем одного магната, подпольно занимающегося работорговлей. А после получил известность как охотник за головами, - мужчина оценочно прикладывает пальцы к подбородку, будто пытаясь выудить из памяти ещё пару фактов. Потом его широкая линия губ растягивается в самонадеянной ухмылке, отодвигая киноварные полосы, стекающие к подбородку от глаз. Отшельник опасно глядит на меня из-под опущенных бровей, - Кажется, человека с этим именем уже очень давно не замечали при деле. - Мне воспринимать это, как угрозу? - я не сдерживаю колючего смешка. Потом тоном чуть более холодным, не сдержав себя, бросаю оправдание, - Он вырос во время, когда нужно было выбирать, терпеть побои или брать кнут в руки. И деятельность в нашей Организации позволяет ему убрать меч в ножны. Саннин не согласен: он считает, что эти мечи теперь в руках сотен, за кем мы наблюдаем и кого дергаем за ниточки. Но его знание о личности Гакуё ничуть не сможет приблизить распад Хагурума. Я раздражена и со смехом хочу похвально погладить мужчину по голове. Ну надо же, какой молодец, чёрт возьми, даже выяснил, кем является мой напарник! Ещё очень долго я остаюсь уверена, что даже ему, одному из сильнейших ниндзя Конохагакуре, не удастся раскопать ничего обо мне самой. Но где-то через год нашего путешествия он вдруг интересуется, как называется птица на моём первом рисунке в альбоме. Я цепенею. Это совпадение? Я себя накручиваю или ему и впрямь удалось что-то узнать? Отвечаю мужчине, что уже этого не помню. Название птицы, а вместе с тем и деревеньки, в которой я родилась - Ямбару-Куина.***
Когда мы создали Хагурума много лет назад, дела сразу пошли как по маслу. Это сформировало во мне мнение, что любая проблема решаема и осторожничать по пустякам незачем. Не зря Гакуё, умудрённый долгим боевым опытом, последние года твердил мне почаще смотреть под ноги. О том же мне напоминают и двое шиноби, взаимодействие с которыми мне кажется самым странным, какое складывалось у меня с кем-либо за всю мою жизнь. Мальчишка, ещё вчера набивающий себе синяки о новый приём, сегодня уже мастерски использует его. Мне не понятно, как ему, такому безалаберному идиоту, это удаётся. Сначала я снимаю с лица повязку в бою. Потом вдруг обнаруживаю, что уже не могу драться с ним, не используя Глаз, как и с любым сколько-то серьёзным противником. Но серьёзным противником признавать его мне не хочется. Одна из вещей, которая теперь с завидным постоянством давит мне на нервы - воздерживание от конфликтных ситуаций. Так уж вышло, что моё искреннее мнение слишком часто вызывает у обоих шиноби возмущение. Но мальчишка и то, как он из кожи вон лезет, чтобы достичь успеха, которого не достигнет, слишком меня злит. В какой-то момент я не выдерживаю. Во время спарринга он меня задевает, краем кулака попав по плечу. Одно это уже выводит меня из себя. Но потом (Как удивительно!) пацан падает, всего лишь споткувшись о камень. Нервно цокаю. - Чёрт возьми, ты должен трезво оценивать свой потенциал, - срывается с языка. В лёгких плещется яд. Встряхиваю руки, выводя тело из оборонительной стойки, - Прекращай уже. На сегодня хватит. - А? - мальчишка непонимающе глядит на меня, поднимаясь и будто бы силясь осознать, что меня так разозлило. Хмурится, - О чём ты вообще, Наэ-чан? О чём я?! - О том, что мы все рождены с разными способностями и стартуем вовсе не из равноудалённых точек. У любого другого ниндзя Конохагакуре гораздо больше шансов стать Хокаге, чем у бестолкового, непонятливого джинчурики, - выплёвываю я, - Твоя цель от точки старта настолько далеко, что доползти до неё тебе и жизни не хватит. Никто из нас не способен изменить собственную судьбу. - Наэ-чан, - оторопело роняет он. Потом я вижу, как с силой сжимаются его кулаки. Пацан берёт себя в руки и с вызовом глядит на меня, - Чёрт, я понятия не имею, с чего вдруг ты начала эти идиотские разговоры про разницу в способностях и что-то там ещё!.. Но слушай сюда! - мальчишка указывает на себя большим пальцем, - Мне без разницы, у кого там какая точка старта! Я докажу всем, что могу стать Хокаге, и тогда все в деревне признают меня! Но он - джинчурики зверя, когда-то разрушившего Коноху. Кто, чёрт возьми, будет в силах признать его? - "Признают меня", - я пробую фразу на языке, она кажется мне фальшивой и неестественной, её хочется сплюнуть. Руки у меня назойливо чешутся. Насмешливо вскидываю брови, - Я не понимаю, зачем ты вообще цепляешься за деревню, которая так тебя не любит? Почему важно признание людей, ни капли не близких тебе? - Наэ!.. - со злостью рычит он. Но в глазах его - какая-то детская обида и растерянность, - Да что ты заладила, даттебайо! "Судьба", "способности", да плевать мне на это всё, даттебайо! Коноха - мой дом! Ирука-сенсей, Какаши-сенсей, Сакура-чан и остальные очень стараются для деревни!.. И я хочу защитить их всех! Но дело вовсе не в этом. Губы мои дрожат в желании рассмеяться или стиснуть челюсти и сбить уже с нерадивого мальчишки всю эту спесь. - Ты так жаждешь признания лишь потому, что ты, Наруто, всего лишь одинокий ребёнок, который хочет, чтобы его любили. Не говори мне, что делаешь это во благо деревни или ещё кого-то! - резко отмахиваюсь я, - Стремясь стать Хокаге, ты, в конце концов, думаешь только о себе. Вдруг я замечаю, - как-то слишком запоздало, - сильный источник чакры вблизи. Одариваю растерявшегося, разозлённого джинчурики, ледяным взглядом и сбегаю. До драки не доходит. Возможно, это и хорошо. Не то я бы переломала мальчишке кости. Вечером этого же дня Гама Сэннин находит меня в подлеске. Я сутуло склоняюсь над альбомом, уложенном на коленях. Слышу, как в траве шелестят деревянные гэта. Но птице давно уже надоело мне позировать, рисунок я заканчиваю по памяти, и шума бояться мне незачем. Поворачиваюсь. Мужчина в приветственном жесте дружелюбно поднимает руку. В ответ просто киваю. Разминаю шею. Тело моё онемело и уже почти слилось с замшелым валуном. - Твоё хобби, кажется, неплохо тебя успокаивает, - без задней мысли замечает мужчина. Растягивает губы в улыбке. - Это не моё хобби, а Гакуё, - не зная, зачем, признаюсь я. Сегодняшнее утро невпопад притупило моё понимание того, что подходящие слова вовсе не обязательно должны быть искренними, - Мой младший брат тоже рисовал. А я всё пытаюсь понять, что у них в голове. - О, вот как... - мужчина заглядывает в альбом , опираясь о выщербленную поверхность камня, и какое-то время ещё стоит так, просто наблюдая, как я штрихую тени. Передние пряди его волос касаются моего плеча и щекотят кожу, - У тебя неплохо получается, Наэ-чан, - одобряюще хмыкает он, - Ну и как успехи? Получается понять? - Если честно, - поднимаю взгляд на мужчину. Он ведь пришёл сюда вовсе не об этом беседы вести, - Ничерта. Гама Сэннин снимает с плеч громоздкий свиток и прислоняет его к дереву, чтобы спокойно усесться чуть поодаль на невысокий валун. - Слышал, как вы спорили с Наруто, - говорил он. Задумчиво кивает, - Думаю, тебе прекрасно известно его прошлое. Не слишком красиво давить на это. - Вы пришли читать мне нотации? - я фыркаю. - Нет-нет, - не слишком серьёзно отнекивается мужчина, - Но это звучало грубо, - добавляет, - Для девушки. - И? Из всего его задела именно фраза об "одиноком ребёнке"? - Тебе это знакомо? - бросает мужчина, сбивая меня с толку. Какое-то время я пристально гляжу на расслабленное немолодое лицо. Чернильные зрачки, неразличимые на фоне радужки, расфокусированно плавают по пейзажу. Багровая краска ровными линиями стекает от глаз к подбородку. Мужчина зевает. И весь его вид напрашивается на вывод, будто Отшельник боится спугнуть меня серьёзной темой. В ответ просто хмыкаю и склоняюсь к рисунку. - Знаешь, Наэ-чан, когда я был молод, Жаба-Мудрец с Мьёбокузан предсказал мне, что однажды я стану учителем шиноби, который принесёт людям либо мир, либо великие разрушения. - И вы думаете, что этот шиноби - Узумаки Наруто? - невозмутимо спрашиваю я. Это кажется мне нелепым. - Да чёрт его знает, - ворчливо признаётся мужчина тоном, будто у него это спрашивают уж далеко не в первый раз, - Но знаешь, когда Наруто напрашивался ко мне в ученики, я вспомнил слова этого Гигантского Дедули-Отшельника. Думаю, если бы не пророчество, я бы отказался тренировать его, - Саннин скучающе приглаживает волосы. Потом как-то ободрённо усмехается, - Я хочу сказать, что если такая вещь, как судьба, и существует, то мы сами выбираем её для себя. И Наруто понимает это. Но это - легковерные, сентиментальные мысли шиноби Конохагакуре. Любой, кто, как я, день ото дня в течение четырнадцати лет встречался бы во "снах" с Шинигами, покладисто смирился бы с тем, что судьба давно уже за нас написана. - Знаете, как это всё выглядит?! - шиплю я, - Мы все - как люди, наглотавшиеся яда и ставящие ставки, на кого он подействует раньше. А передо мной - таблица результатов, я заранее знаю, на кого поставить. Но не хочу, чёрт возьми, быть одной из людей, радующихся, что сорвали куш, или убивающихся по тому, что потеряли! - я сжимаю в руках альбом, - Потому что мы и так уже априори потеряли всё. Мужчина оценочно глядит на меня. В траве слышна унылая игра сверчков, а деревья шелестят изнанками листьев, как грязными зелёными банкнотами. - Боясь почувствовать боль, мы перестаём что-либо чувствовать вообще. Но она учит нас ценить то, что у нас есть. - Это должно подействовать воодушевляюще? - пренебрежительно бросаю я. - Боюсь, мимо тебя проходит слишком много хорошего, Наэ-чан, - мужчина вновь приглаживает непослушную гриву. Недовольно ёрзает на камне, стараясь удобнее усесться. Улыбается, вновь переключившись на меня, - Ну, во всяком случае, ты производишь впечатление такого человека. Но жизнь идёт, и в ней всегда есть то, что обескураживает, то, что расстраивает, то, что пугает и то, что поддерживает и вдохновляет. В ответ я раздражённо кривлю губы. Мы оба поднимаем взгляд вверх. Закат рисует на небе дикой краской, подсвечивая редкие огарки облаков так, что те кажутся кровавыми. Стая птиц разрезает небо далёкими, расплывчатыми точками. Я спускаю с глаз очки, тонкую оправу, держащую лишь одну линзу, правую, и аккуратно огибающую левый глаз по нижнему краю. Хотела закончить рисунок прежде, чем день будет съеден тенями. Прикидываю, сколько ещё осталось. Но, похоже, не судьба. - Неужто я похожу на человека, так разочаровавшегося в жизни? - пространно бормочу я, вертя в руке иступившийся карандаш. - Мы все в ней когда-нибудь разочаровываемся, Наэ-чан. Я так думаю. Главное - вовремя вновь встать на ноги. - А что же вы? - фыркаю я, - "Исследования" для своих похабных книжек, кажется - всё, чем у вас забита голова. И это один из Трёх Великих Саннинов Конохагакуре но Сато называет "встать на ноги"? - Ну и ну, резко, как всегда, Наэ-чан, - обиженно бурчит Отшельник, будто дряхлый старик, и кашляет в кулак, - Знаешь ли, и у меня было не мало амбициозных целей, когда я был молод. Но, как бы мы не были неудачливы, нельзя сводить всё к своим провалам. Мы вполне можем стать ступенькой для нового поколения. И если хорошо постараться, наши ценности и цели найдут отражение в других людях, дав жизнь всему, что было для нас важным. - Хотите переложить ответственность за то, чего у вас не получилось достичь, на неумелого и недальновидного мальчугана? - небрежно роняю я, поднимаясь и опуская очки в карман. Затёкшее тело одеревенело и требует, чтобы его размяли. Мужчина оскорблённо складывает руки на груди. - Иногда ты просто убиваешь меня своей категоричностью, - ворчливо выдаёт он и хмыкает. Я складываю цанговый карандаш, альбом и упаковку графита в наспинную сумку, перекидываю её через голову и оттряхиваю с одежды пыль. Застёгиваю на затылке крепление маски. Гляжу на мужчину. В сумеречном побагровевшем пейзаже его тёмная фигура поднимается. С какой-то долгой задумчивостью он смотрит на свою ладонь, а потом сжимает её в кулак. Говорит расслабленно, открыто и легко, - Я верю, что он сможет создать мир во всём мире.***
Наша небольшая перепалка с мальчишкой пару месяцев назад неслабо его задела. Он долго дуется на меня за это. Говорит о том, что я изначально представлялась ему довольно сомнительной личностью. О том, что человеку с подобными взглядами никогда не стать его другом (Но разве я напрашивалась к нему в друзья?). И о том, что он заставит меня поменять мнение. Что ж. Последнее у него пока не больно-то выходит. Между тем, время их с Саннином путешествия подходит к концу. Однажды поздним вечером мужчина пространно упоминает об этом: они возвращаются через пару месяцев, не больше. Тот день тотально не задаётся у меня ещё с самого рассвета. Через распахнутое окно в комнату пробралась сколопендра, и моё пробуждение сопровождается диким жжением. На коже остались зудящие красноватые следы многоногой твари, на бедре - припухлое пятно. Осторожно касаюсь его пальцами. На месте укуса вздулся пузырь, как после ожога. Видимо, я пыталась смахнуть насекомое во сне. За день Видения пару раз вырывают меня из реальности, заставляя сполна надышаться кровавой бойней. Когда оказываюсь в собственном теле, понимаю, что пальцы знобит и, кажется, температура ползёт вверх. Долгие часы в сценах чужой жизни истощают меня. Всё валится из рук. Суставы начинает ломить, и тело сковыввет слабость, как последствие поступления токсина в кровь. На месте укуса - дикий зуд. Я пичкаю себя таблетками. Дурное самочувствие бередит мысли об Оцу. И я, вместо отдыха, лишь ещё пуще треплю себе нервы. Вечером выбираюсь поужинать в близлежащий ресторанчик, не в силах всё это терпеть, и очень кстати мне находится компания. Он статен, кудряв, сизоок и очень учтив. Я прикидываюсь простодушной начинающей куноичи, как всегда, устав от собственной жизни, и позволяю ему грустными глазами заманить меня в номер. Руки мужчины совсем не принадлежат шиноби, но у него красиво сложенный скелет с широко раскинутыми плечами и форма лица, напоминающая мне Гакуё. Потом мы долго лежим, совершенно голые, проветривая насквозь прокуренное травой помещение. Стараясь мне угодить, мужчина вдруг заводит тему, которая вовсе ему не близка. И мне приходится слушать поверхностные, нелепые философствования о системе найма ниндзя в скрытых деревнях устами человека, не имеющего ничего общего с этой стороной мира. С чего я взяла, что за привлекательной внешностью и хорошим сексом будет стоять острый ум? - дивлюсь я. Выливаю на мужчину порцию желчи и тороплюсь уйти. Возвращаться в пустой номер мне не хочется, и я выслеживаю чакру Саннина. Зазывающе манит запах уличных закусок по пути. В окружении толпы и заливистого гомона я нахожу Отшельника в небольшом ресторанчике. На полосках норэн надпись: "якинику". Вдруг вспоминаю, как мы с этим чудаковатым стариком впервые ужинали вместе, и ностальгия захлёстывает голову. Внутри помещения - с десяток столов, разделённых меж собой тонкими деревянными перегородками в потолок. Саннин вяло переворачивает говядину на жаровне, облокотившись одной рукой на столешницу и уложив в ладонь подбородок. На лице - выражение вселенской тоски. - А где мальчишка? - приближаясь, спрашиваю я, чтобы обратить на себя внимание. Но я выследила его чакру и чем он занят, догадаться не сложно. Несколько удивлённый взгляд на меня. Приветливо поднимаю кисть. - О, Наэ-чан! - оживляется мужчина и зазывающе манит меня рукой, - Садись-садись, составишь мне компанию! Плюхаюсь на жёсткий диван, вдыхая аромат жареного мяса и специй полной грудью. - Наруто сказал, что потренируется ещё немного, - отвечает Саннин на мой вопрос и уныло улыбается, тревожа на щеках хмельной румянец. Тяжело выдыхает. Потом вылавливает проходящую мимо официантку, чтобы заказать ещё порцию мяса и велит наполнить токкури до краёв. Когда он поворачивается, кое-что замечаю. - Выглядите слегка... помятым, - я прыскаю, а потом и вовсе захожусь тихим хихиканьем в ответ на всю горечь негодования на лице шиноби. На его щеке пунцовым пятном разросся след от пощёчины. Долго не приходится гадать о причине, раз его так это расстроило, - И кто же вас так? - Но она делала какие-то невероятные намёки, - вновь тяжёлый вздох, будто в попытке выудить хоть каплю сочувствия. Но я в ответ смеюсь, - А у тебя, смотрю, сегодня на редкость хорошее настроение, - фыркает мужчина, обиженно складывая руки на груди. Я по-кошачьи тяну губы в колючей улыбке, щурюсь и подтверждающе мычу, - И даже понятно, почему, - Саннин брезгливо ведёт носом. Должно быть, вещи у меня и впрямь пропахли насквозь, но меня это мало заботит. Потом вдруг в глазах у мужчины загорается какой-то хитрый огонёк. Он весело вскидывает брови и заговорщически улыбается, - Кстати-кстати, Наэ-чан, у меня как раз появились правки насчёт... - Ну не-ет, - ноюще обрываю его я, тут же поняв, о чём речь, и протестующе машу руками. Однажды я пришла к нему с насквозь прокуренной головой и чрезвычайно легко поддалась вдохновенному писательскому настрою Саннина. Мы провели весь вечер за увлечёнными беседами о том, как сделать сюжет его новой книги более пикантным. А через пару дней, обрадованный и воодущевлённый моим интересом, мужчина притащил мне сборник эротических новелл, послуживший почвой для технических наработок будущей серии "Ича-Ича". Последняя книга, которую он вручил мне буквально с неделю назад, к моему удивлению, резко контрастировала с тем, что я ожидала увидеть. Называлась она "Повесть непреклонного ниндзя". - Кстати, - вспоминаю я. Шарю в сумке и выуживаю тонкую потрёпаную книжонку в клеёном переплёте. Протягиваю мужчине. - О-о! Уже закончила, - оживлённо восклицает он. В привычном жесте приглаживает передние пряди волос, пушащиеся буйным кустом. Ностальгически прикрывает глаза, растягивая губы в довольной ухмылке, - Это была моя первая проба пера, я был совсем молод тогда и полон сил, - Саннин кивает. Принимает из моих рук книгу. Вопросительный взгляд, - Ну и как? - Очень... мило, - увиливаю я, насмешливо глядя на него. Мужчина оскоблённо хмыкает и бурчит: - Не отмахивайся от вопроса своим лицемерием. - Я ожидала увидеть что-то приближенное к той бесвкусной каше на воде, прикрытой эротическими фантазиями извращённого старика. А нашла тривиальную басню с идеалистичными, наивными и старыми, как мир, идеями. - Безжалостно, как и всегда, - выдыхает он. - Вы сами попросили, - непринуждённо пожимаю плечами, - Книги пишутся из других книг, все слова уже сказаны в лучших своих вариациях. Иногда приятно бывает увидеть в истории старого друга, - я беззлобно улыбаюсь. Вся повесть, как детский анимационный фильм поучительного характера, - Неплохо, чтобы убить время. Мужчина обречённо выдыхает. - Слабое утешение. Мы ленно ужинаем, заливаем ужин саке. Саннин с пару раз замечает, что мне не следует замешивать алкоголь в моё состояние, на что я шутливо отмахиваюсь, что не собираюсь напиваться вусмерть. Потом он говорит о Конохе, делится планом их маршрута, интересуется моим мнением об успехах мальчишки, укоряюще указывает на мои похождения (при том, что сам ведёт себя так же, как и я) и на мою страсть к алкоголю, не забывает пошло подкатить ко мне, да и много о чём ещё рассказывает. Потеряв интерес разговора, я достаю свитки с печатями Организации. Здесь: пять дзюцу, подтверждающих целостность Домов Хагурума (всех, кроме основного, что в Оцу), часть печатей слежения, установленных на некоторых шпионов, и так далее. Одни печати из списка действуют на сокрытие памяти, другие - на ограничение речи. С помощью особой техники-связки мы можем отслеживать, что установленные дзюцу активны, и их носитель жив. Для всего масштаба сети Хагурума это было бы невозможно, но благодаря Гакуё у нас есть возможность проверять большую часть. Второй такой свиток, копия моего, находится у моего напарника, который убеждается в стабильности работы системы с должной частотой, в отличие от меня. В последний раз я открывала их аж несколько недель назад. Саннин раздражается моим пренебрежением его компанией и увлекательной беседой, а потом впадает в задумчивость. Я просто сижу рядом и читаю рабочие материалы, которыми мне всегда слишком лень заниматься, но необходимо, и в данный момент у меня как раз не слишком паршивый настрой на это дело. Думаю о том, что, вернись я сейчас в свою комнату, находиться там в давящей, пустой тишине было бы невыносимо. Потом мой взгляд за кое-что спотыкается. Я перечитываю строку, стискивая зубы. Всё это кажется ошибкой и не укладывается у меня в голове. Мир вокруг замирает. Как сквозь толщу воды слышу голос Саннина: - Ты будто призрака увидела. Кажется, то, с чем мне так не хотелось соприкасаться два года, наконец начинается. Дом Хагурума в Кума но Куни. И его новый статус: стёрт. Шишоу* - мастер. Как, например, в боевых искусствах: мастер и ученик. В отличии от этого термина, сэнсэй - термин общеуважительный, и так вполне можно назвать, например, врача или писателя.