***
Я столько лет была уверена в незыблемости Хагурума, что эта вера, вопреки всякому здравому смыслу, не отпускает меня ровно до тех пор, пока я не предстаю пред одним из Шести Домов Организации. Он встречает меня, как труп, давно изъеденный червями. Я уже видела такое раньше. От здания осталась лишь часть фундамента, будто растворённого кислотой. Ни следов сражения, ни копоти. Даже пепла не осталось. Это вовсе не техника врага, а моя собственная: хранителям наших баз дано указание активировать печать с чакрой Энма-о в случае, если они не смогут справиться с противником. Я смакую мысль о том, что Энма-о, вполне возможно, проглотил и нападавших. Но таких гарантий никто мне не давал. И сколько ценных данных уничтожено, чёрт возьми! Шок действует на меня анастезией. Я понимаю, что она пройдёт, уступив место ярости, и тогда, осклабив клыки, я сполна изъиздеваюсь над теми недальновидными глупцами, что посмели пойти против меня. Солнце жарит дорожную гальку и мои обёрнутые плащём плечи, будто обливая их кипящим маслом. Лицо под маской солёное и липкое, а тело провоняло потом. Беспристанный цикадный треск - как насекомое, пробравшееся в мозг, и я слышу, как оно, голодное, жадно орудует челюстями. Думаю о том, что отдых мне сейчас придётся очень к месту. Буквально через пару домов от пятна пустого фундамента - небольшой дорожный ресторанчик. Размещаюсь за барной стойкой, заказываю пару салатов, но желудок противится принимать какую-либо еду. Не от нервов, разумеется. Внерационально я всё ещё виню во всём этом сколопендрий яд. За стойкой - паренёк в аккуратном фартучке и с зализанными волосами. Голова в профиль, глаза туманны, а руки начищают бокал, с такой настойчивостью норовя протереть в нём дыру. Окликаю его, выводя из задумчивости. - Да? - наклоняется. На губах - учтивая улыбка, но я вижу, как его напрягает маска на моём лице. Я лишь сдвинула её в сторону, чтобы поесть, и вряд ли мой вид выражает дружелюбие, - Вам не понравился салат? - Вполне съедобно, - сухо бросаю я, косясь на полные тарелки. Потом бросаю небрежный указывающий жест палочками, - По правде сказать, я искала в этом городе кое-кого, но, видимо, не найду. Разрушенное здание в паре домов отсюда... Давно это произошло? - А, это, - замешкавшись, бормочет паренёк, будто коснувшись темы, которую предпочёл бы обойти стороной. Неловко оттряхивает ладони от невидимой пыли, - Недели, кажется, две. Вообще-то про это место ходили слухи последнее время. - Что за слухи? - резко цепляюсь я за последнюю фразу. Вздрагиваю, вдруг ощутив спиной чужой взгляд. Аккуратно оборачиваюсь. Пара рослых мужчин за ближайшим столом напряжённо косятся в мою сторону. Но у них настолько скудный запас чакры, что не дотянул бы и до уровня генина. Бегло оглядываю открытые участки тела: не разработанные трапецевидные мышцы, худые икры, дряблые предплечья. Следов хенге и сокрытия чакры я не ощущаю. Они - не шиноби. Тем не менее, спешу расплатиться за обед и покинуть это место. Хвоста за мной не увязывается. Уже два месяца о нашей базе в Кума но Куни ходили далеко не радужные слухи, что, разумеется, не могло укрыться от моего напарника. Но он ничерта мне об этом не сказал! Посчитал, что разберётся сам? Прекрасные амбиции, чёрт возьми, но, как выяснилось, не соответствующие компетенциям. В довершение ко всему он решил умолчать и об уничтожении одной из наших баз. Мне не терпится появиться в Оцу и поскалиться на него: "Ну, чёрт возьми, и как идёт работа? Те, кто сделал это, я надеюсь, уже мертвы?" Всю дорогу в Оцу я думаю об этом. Ситуация злит до боли в висках и стискивает мне череп. Какой повод, чёрт возьми, был у Гакуё, чтобы вести себя, как идиот? Но что-то подсказывает мне, что одной только базой всё не закончится, и вскоре нам стоит ждать новой встряски с амплитудой не меньше. Всю дорогу меня гложет дурное предчувствие.***
Город-порт Оцу - это беспринципные торговцы, азартные игры и похабщина, лица, настроенные лишь отдохнуть, улицы, провонявшие стухшим пивом, блевотиной и рыбой. В этот день я встречаюсь здесь с вонью совсем иного сорта, но и она хорошо мне знакома. Почти в самом центре города - бордель, по виду больше походивший на храм: рёбра крыш, как изгибы крыльев, резное дерево. А под ним - наша основная база, сокрытая от посторонних глаз. Стою перед ней, чувствуя дикую слабость после дороги. Светило щедро печёт голову, нагретую до предела, норовя одарить меня солнечным ударом. Зубы стиснуты до гула в ушах. Перед глазами всё вот-вот заволочёт тёмными пятнами. Думаю о том, что мне всего лишь нужно укрыться в тени. Преодолеваю несколько метров. Устало опираюсь о пустую стену напротив борделя. Съезжаю по ней. Прямо на землю. Странный эмоциональный паралич. Жадно закуриваю. Здесь обычно очень людно: центр города. Но сейчас люди обходят это место. Ветер струится по обломкам, весело бьёт мне в лицо, загоняя в глаза дым от дешёвого табака. В висках стучит кровь. Я вдыхаю и чувствую смрадный запах гнилого мяса и копоти, сполна исчернившей ломаный скелет здания. Сколько, интересно, прошло времени? Шёл дождь, и вся прокопчёная, иссушенная плоть вновь стухла в сырых завалах. Судя по запаху, там - не один человек и не два, и никто даже не брался разбирать эту груду обломков, будто брезгуя прикасаться, как к выгребной яме. Что за дерьмо... Отогвигаю маску в сторону, чтобы вытереть пот со лба, и прижимаюсь к стене, осязая сквозь плащ её умиротворяющую прохладу. Вдруг всплывают мысли о Ямбару-Куина. С чего вдруг? Пытаюсь отогнать их, но те осаждают мой разум в жирной нефтяной трясине. Выкуриваю так несколько сигарет в судорожном ощущении, будто лёгкие не способны принять в себя чистый, без табачной копоти, воздух. Внерациональная боязнь задохнуться. Мелькнувшее пятно. Ребёнок? - Эй, - пытаюсь воскликнуть я, но горло пересохло, и я захожусь хриплым кашлем. От содроганий рука у меня трясётся, припудривая одежду табачным пеплом. Прочистив горло, окликаю мальчишку уже громче, - Эй! Ты! - подзываю жестом, - Иди сюда. Невысокая фигурка лет десяти на вид. Джинсовый комбинезон. Футболка. Ярко-жёлтая. И кепка. Большие глаза. Ребёнок останавливается в паре метров от меня, будто это расстояние позволит ему сбежать в случае чего. Глядит недоверчиво. - Чего надо? Лениво шарю по карманам. Выуживаю пачку купюр. Разворачиваю. Выпрямляю одну, чтобы повертеть перед лицом мальчишки. Тот хмурится, но в глазах - азартный блеск. - Найдёшь в порту человека по имени Мурата, занимающегося ремонтом кораблей, приведёшь его сюда - получишь втрое больше, - вскидывая брови, протягиваю купюру мальчишке, как бы вопрошая: "Возьмёшься за дело?" Тот медлит с пару секунд, потом смело выдёргивает деньги из моих пальцев и твёрдо говорит: - Ха! Приведу! Вот и славно. Добавляю: - Передай ему, что в его же интересах прийти сюда самостоятельно. Мальчишка кивает. Потом убегает, сверкая пятками. Слежу за его чакрой: бежит к порту. Какой молодец, всем бы отличаться таким послушанием. Солнце смеётся надо мной, играя пучками света на пепелище. Думаю, что, возможно, стоит отправить сообщение Масаказу, на нашу базу в Тэцу но Куни, и узнать у него, что ему известно. Никому, кроме Гакуё, не доступны данные о моём местоположении, и я хочу временно поправить это. Тут же отмахиваюсь от этой затеи. Меня тошнит от мысли, что придётся без дела сидеть здесь, ожидая ответ. В Тэцу но Куни пойду сама. Вскоре он приходит. Человек по имени Мурата. Я тороплюсь опустить на место маску, вновь пряча лицо в её духоте. Впереди мужчины - мальчишка. Приближается ко мне, бесстрашно и требовательно протягивает руку. Поочерёдно гляжу на него, потом на мужчину. - Ну! - нетерпеливо восклицает мальчуган, начиная нервничать. Но он честно выполнил свою часть сделки. Достаю купюры, чтобы опустить их в маленькую пыльную ладонь. Пацан деловито кивает и спешит сбежать отсюда, брезгливо морща лицо. - Хватает же вам совести вовлекать в свои дешёвые уловки детей, - доносится до ушей. Что за упрёк? Неужто он решил, что я угрожала жизни мальчишки , отправив с ним послание? Мы уже виделись с ним однажды, и он, похоже, знает, что я за человек. - У меня для вас есть работа, - просто говорю я, игнорируя всякий укор. Поднимаюсь с земли. Стряхиваю с плаща пыль, но смысла в этом нет: ткань вся в дорожной грязи и в белёсых пятнах пепла. Поправляю на лице маску, - Я ищу кое-кого, - говорю я, дивясь твёрдости в голосе. Киваю в сторону горы обломков, - Здесь. Нужно разобрать завал. Человек пятнадцать-двадцать быстро бы с этим справились. - Никто из моих людей не захочет ввязываться в эту затею, - отрезает мужчина, упрямо складывая перед собой руки. - "Не захочет"? - на выдохе роняю я, сдерживая усталый смешок, - А вы разве заведуете группкой малолетних капризных детишек? - Вы что-то слишком зазнались и даже не понимаете, как с людьми разговаривать. Я закатываю глаза. Мне слишком лень тратить время на уговоры, и нужно просто, чтобы весь этот чёртов истлевший бордель был разобран. Но мужчине вид здания, некогда считавшегося моей базой, прибавляет лишней безмозглой уверенности. - Я щедро заплачу вам и вашим работникам, разумеется, - развязно бросаю я, нервным жестом пытаясь отмахнуться от растущего раздражения. - Дело не в деньгах! - восклицает мужчина. Я оскорблённо цокаю, в замешательстве глядя на него. Смуглой рукой он проводит по поблёскивающей шее, стряхивая с неё испарину. Весь вид его серьёзен, а в глубине глаз плещется злость. - А в чём проблема? Они работают на вас, вы не просто им платите, но и, насколько я знаю, располагаете немалым уважением, прикажите им, и они возьмутся за работу. - Я не заставлю своих людей копаться в разлагающихся трупах. Тц! - Вы... - вдыхая смрадный воздух полной грудью, начинаю я. Всё это начинает выводить меня из себя, - Вы можете сделать свою работу, понадеявшись на мою "благодарность" и уже завтра забыть о трупах, к которым вам придётся прикасаться. А можете проверить навыки ведения боя лидера шпионской организации всемирного масштаба, и... - речь моя обрывается нахальным плевком мне под ноги - мужчина глядит на меня с вызовом в твёрдом, раздражённом взгляде. Секундный ступор (Как ему на это хватает глупости?!), и я прихожу в бешенство. Вряд ли тот вообще успевает увидеть движение - выбивая из лёгких воздух, я наношу удар локтём о затылок. Тот рефлекторно дёргает руками голове и резко отшатывается. Со злостью бью в грудь ногой. Мужчина отлетает к стене и пару секунд совсем не двигается. Я же не могла убить его этой атакой? Это действует на меня отрезвляюще сначала, но потом разум накрывает новой волной злости. Делаю несколько шагов по направлению к нему. Ты, кусок говна, не спеши умирать! В тот момент, когда мужчину накрывает тень моего плаща, его опущенная голова как-то неестественно дёргается, и до меня доносятся надрывные шумные вздохи. Сажусь на корточки, резко хватая его за волосы и дёргая вверх - его лицо оказывается прямо напротив моего, и нервная усмешка слетает с моих губ в поражении от его наглости. Тяжело глотая воздух ртом, мужчина смотрит на меня с той же гордой уверенностью, что застыла в его глазах. Медленно достаю кунай, борясь с желанием прикончить его прямо здесь, и упираю лезвие о кожу его шеи. Неглубокая рана выплёвывает на оружие струйку крови. Веки мужчины чуть вздрагивают. Испепеляя его взглядом, я чуть склоняюсь к нему. - Ни ты, самонадеянный ублюдок, ни твои люди, до завтра даже не доживут, если ты будешь позволять себе столько наглости и не возьмёшься уже, наконец, разбирать эти грёбаные угли! - рычу я, - До тебя, смотрю, совсем не доходит, с кем ты разговариваешь?! Позади - посторонняя чакра. - Мы возьмёмся, - слышу я за спиной. Поворачиваю голову, выглядывая из узких прорезей маски. Два паренька с потемневшей от солнца кожей. Обоим и двадцати нет. Сыновья? Не похожи. Но один в один - твёрдый взгляд. - Прекрасно, - одобрительно киваю. Отпускаю волосы мужчины, и голова, потеряв опору, на секунду безвольно повисает. Усилием воли мужчина поднимает взгляд на юношей. Ничего не говорит. Тяжело дышит. Я неприязненно вытираю окровавленный кунай о пыльную ткань его рубашки, чтобы вернуть оружие в подсумок. Замечаю, - Вы не справитесь вдвоём. - Мы приведём остальных, - решительно отвечают мне, будто совершенно не видя в этом проблемы. Устало потираю шею. Чёрт возьми, вот так бы сразу. Прыжком оказываюсь на крыше веранды, примыкающей ко второму этажу. Сажусь и принимаюсь ждать. Буквально через полчаса они приводят ещё человек двенадцать. Пытаются увести Мурату, но тот противится. Поднимается на нетвёрдых ногах. Велит дать ему рабочие перчатки, отказываясь что-либо слушать. Он то и дело вертит головой, многократно смаргивает, а иногда замирает, чуть покачиваясь. Пару раз ему выворачивает желудок. От резких спазмов он плотно стискивает зубы в приступе боли и впивается пальцами в грудную клетку. У тебя сотрясение мозга, идиот. И как минимум пара трещин в рёбрах. На это хочется закатить глаза. Но мужчина встаёт просто с невероятной ребяческой упёртостью, морща лицо от боли, и продолжает вытаскивать из завала прогнившие трупы. Я исподлобья гляжу на всё это словно бы не своими глазами, как-то отстранённо и сухо, плечи мои прибиты к стене навалившейся горючей смесью эмоций. Неразборчивые мысли кишат в голове роем саранчи, которую разве что раздавить хочется. Лица людей искажены брезгливостью, явным недовольством, и все - подавлены отвращением ко всей этой ситуации. Через несколько часов лопата в руках смуглого мужчины глухо ударяется о ломаный камень, Мурата в изнеможении опускается на него же, силясь отдышаться и вытирая грязным, пыльным рукавом пот со лба. Впивается пальцами в свою грудную клетку. Смотрит на меня твёрдо и с вызовом, по взгляду его я понимаю: они закончили. - Это всё? - зачем-то, всё же, спрашиваю я. Мужчина просто молча кивает мне, а затем сплёвывает на землю. Медля, я поднимаюсь на ноги и спрыгиваю с крыши. Все трупы выложены передо мной в два ряда. Всего - двадцать четыре скорчившихся комка, почерневших от копоти, некогда иссушенных, но сейчас - видно, что влажных после дождей. Когда я подхожу ближе, в нос ударяет резкий запах тухлятины. Неприязненно морщусь, невесомо закрывая нос обратной стороной ладони, но в этом, в общем-то, смысла нет. Я прохожу вдоль ряда трупов без чёткого понимания, как именно я собираюсь различить обтянутые жжёным мясом обуглившиеся кости, но моё внимание вдруг кое-что привлекает. У одного из них отсутствует голова. Подхожу ближе. Осматриваю его. Горелая склизкая гниль покрывает скелет. Набираю полную грудь воздуха перед тем, как наклониться. Стараюсь не закашляться. Достаю кунай. С тупым замешательством медлю, будто впервые прикасаюсь к трупу. Левой рукой, спрятанной в перчатку, плотно обхватываю скользкие кости, чтобы начать аккуратно соскабливать плоть металлом. Нужно проверить места, где должны были быть переломы. Но я никогда ранее не видела, как выглядит сросшаяся кость, кое-где участки тела сухие и обтянуты плотной горелой кожей, а оружие наточено настолько, что местами отколупывает осколки костей. Все эти действия не дают мне никакой уверенности. Потом вдруг замечаю странную вещицу, прилипшую к шейным позвонкам. Аккуратно срезаю её. Заворачиваю в бинт, чтобы отчистить позже. Какая же мерзость, чёрт возьми, эти челюсти, эти пустые глазницы, застывшие в предсмертной агонии!.. Они глядят на меня так, что хочется раздавить в кашу черепа, но я лишь брезгливо морщусь и стараюсь перетерпеть ещё несколько минут этой адской вони. Едкий запах бьёт в ноздри и режет слизистую. Не выдержав, отшатываюсь в сторону. Захожусь кашлем. Слышу, как в стороне кто-то фыркает. Презрительный взгляд в мою сторону. Усмехаюсь: они хотя бы уже молчат. - Я отправлю к вам человека с оплатой, можете идти, - говорю я, не желая чувствовать на себе чужие взгляды. - А что будет с телами? - слышу я после короткой заминки. - Похороню, разумеется, - просто кидаю я, сдерживая едкий смешок. Они шутят что ли? - Или хотите и этим заняться самостоятельно? Не знаю, верит ли кто-то, что я займусь похоронами, но в ответ я не получаю ничего. Целая толпа, пятнадцать человек, медленно уходит, изнурённые паршивым днём. Я не смотрю на их лица, понимая, что могу не сдержаться и набить чью-нибудь физиономию той самой рукой, пропахшей гнилью, если её выражение покажется мне оскорбительным. Слышу короткую перепалку, когда мужчины слегка отдаляются, но мне не хочется тратить на это время. Всё внутри меня натянуто, а балансирующее спокойствие кажется ненормальным. Я заставляю себя ещё раз обойти трупы и нахожу два тела, подходящих по росту и телосложению. Опускаюсь на корточки и повторяю все те же действия, что и с первым. Делаю всё второпях, в результатах я не уверена, но успокаиваю себя мыслью, что в местах, где я ожидала увидеть сросшиеся переломы, по факту - целые кости. А потом я сажусь поодаль, пытаясь привести дыхание в порядок. В закатном свете развалины багровеют, а беззащитные нагие кости приобретают зловещий вид. Всё моё тело взмокло и покрыто жаром, будто в лихорадке. Аккуратно стягиваю с левой руки кожаную перчатку, стараясь не задеть гниль, и закидываю её куда-то в ряд трупов. Мне остаётся лишь дождаться, пока поблизости не останется ни одной живой души, что могла бы узреть Энма-о, чтобы то, взвиваясь резвым белёсым туманом, как голодное пламя, проглотило тела без следов. Вряд ли хоть за кого из них, пролежавших в завале, забытых и стухших, найдётся кому помолиться после их смерти. И я этого делать не буду. Не сдержав желудочного спазма, скорчиваюсь, выблёвывая на землю всю сегодняшнюю еду. В ушах бьёт пульс. Даже это место похорон, в конце концов, пропахнет алкоголем, блевотиной и рыбой, как и весь Оцу. Чёртов Гакуё... Следующее место назначения - наша база в Тэцу но Куни.***
Сложно спать. Кошмар один за другим. Почивший Харуки, Ямбару-Куина, чёртов Ичизокугороши и его Проклятые Глаза, мне снится даже язычник со своей трёхлезвенной косой, упрекающий меня в том, что я должна была помолиться за убитых на базе в Оцу. По пробуждению я только и могу, что ошалело переспросить у своего же разума: "Что, чёрт возьми, я должна была сделать?!" Меня со всего этого начинает трясти. Наш противник, не совладавший со своим аппетитом, замахнулся аж на основную базу Хагурума! Да и чем в этот момент занят Гакуё?! В какой-то день мне снится и он тоже, несёт какую-то несвойственную ему ересь о том, что мне рано или поздно придётся заплатить за всех тех, кого я принесла в жертву своим интересам. В ответ на это во сне я лишь чертыхаюсь напарнику в лицо. Но он продолжает, как умалишённый, повторять мне что-то о каре Ками-сама. В реальности он никогда бы подобного не сказал. Но если кара богов и существует, то им этого мало. Почти в один момент бурное скопище видений застилает меня, как непреодолимый горный поток: стоит лишь сделать жадный глоток воздуха, как сознание вновь начинает разрывать и швырять клочьями то в прошлое, то в будущее. Реальность моя вот-вот готова расколоться, а силы на исходе. В какой-то день это случается со мной аж трижды. Я делаю остановку на сон в лежащем на пути городке, планируя снять номер, перекусить, а утром, вместе с просыпающимися на небесном полотне красками, выдвинуться дальше. Строгий интерьер гостинничной парадной сменяется озеленелой деревней ниндзя, а сознание проваливается в тело одного из сыновей Сенджу Бутсумы. Предвестники Первой Мировой искрами вспыхивают по миру, норовя очень скоро наползти на страны бушующим пожаром, и это требует от нынешнего Хокаге быстрого принятия решительных мер и холодной рассчётливости, которая всегда при нём. Мысли и решения у него вполне приземлённы, прагматичны, реалистичны. А разум спокоен. Я нахожусь там, в Конохагакуре во время правления Второго на отрезок всей протяжённости дневного света в летний день, потом картинка перед глазами резко сменяется смазливым лицом гостинничного хостеса. Я глубоко набираю в лёгкие воздух, словно только сейчас вспомнив, как дышать, несколько раз смаргиваю и самой себе неопределённо мотаю головой, будто пытаясь стряхнуть с сетчатки глаза отпечатавшиеся моменты чужой памяти. - Хочу снять номер, - бросаю я. Кажется, тон голоса звучит слишком грубо и с уставшим недовольством: парень в ответ как-то нескладно улыбается, в неловкости чуть хмуря одну бровь. - Да, Вы уже сказали. Так Вам подойдёт трёхместный или нет? Так и застываю на несколько секунд. Я уже разговаривала с ним? Этого я не помню. Стоит лишь закрыться за мной дверям гостиничного номера, как из реальности меня снова вырывает, и в этот раз - на поля сражений. Тело, в котором я двигаюсь и дышу, принадлежит взрослой женщине, оно будто аж расцветает внутри от волнительной дрожи, наполняется плещущейся безудержной радостью и, в те короткие моменты, когда павший противник сменяется новым, горит предвкушением. Всего через пару часов перед глазами вновь темнота просторной комнаты, а идентификация "Я" - информатор Ран двадцати четырёх лет от роду. Я так и остаюсь там на весь вечер, даже ужинать не спускаюсь, жуткое нездоровое бессилие вдруг накатывает на меня внутренней сосущей тоской. Заваливаюсь на кровать, вперяя взгляд в пустой потолок и пытаясь переварить хотя бы часть того, что видела. Сжимаю-разжимаю пальцы, как будто они ещё помнят форму рукоятей словно живых, плотно напитанных чакрой клинков. Это, конечно же, невозможно. Лишь фантомное ощущение в руках, никогда не держащих парных мечей, и не просто мечей, а одних из семи знаменитых реликвий Киригакуре. Законная владелица их давно покоится в земле, но, что кажется мне странным, у противников её, всех, как у одного, на хитай-ате изображён иероглиф "шиноби". Деревня, страна, чёрт разберёт, откуда они, кто вообще мог носить протекторы с подобным символом в её годы жизни? Не понимаю. Сколько я так лежу? Час? Смена кадра. Снова война. Душащая, бесконечная, бесконечной она кажется даже для меня на те двое суток, что запирают меня в чужом теле, разве что перед глазами - не поле битвы, а пропитанный, пожалуй, уже насквозь кровью хирургический стол. Сменяющие друг друга немногословные: "Морфий", "Подайте зажим", "Скальпель", "Зашьёт пусть Кишо-сан", "Несите следующего", "Пошёл некроз тканей, придётся резать", "Вставьте ему это между зубов, держите его"... Самочувствие ощущается на редкость паршивым, кровавое месиво передо мной плывёт нескончаемым потоком без перерыва на сон, пока тонкие, изящные пальцы в перчатках обеззараживают вспоротый порез, вычищают яд, достают органы, зашивают, а потом всё по новой. Рой штормящих мыслей слишком сентиментален для этой профессии. Голос высокий, но сипший, горло вновь пересохло. Сердце сжимается сочувствием и болит. А в голове, словно мантра, бежит по кругу: "Ками-сама, помоги мне спасти ещё одного. Ками-сама, помоги мне спасти ещё одного. Ками-сама..." Когда я оказываюсь там, в спокойно дышащем городке, расслабленно распластавшись на одеялах одной из кроватей трёхместного номера, я ещё с минуту не могу понять, что происходит и где я нахожусь. Потом сажусь на постели и, обхватив колени руками, просто застываю без движения, проклиная всё и вся и пытаясь спрятаться от своих кошмаров. Лёгкие пропускают воздух надрывно, плечи бьёт крупная дрожь, я готова зайтись плачем, но слёзы не вылезают. Веки мои застывают широко распахнутыми в бездумном оцепенении. "Ками-сама..." Но если Бог существует, у меня возникает желание лишь сыпать в него проклятиями. За те пару недель, что я суммарно успеваю прожить, перекочёвывая из одного отрезка времени в другой, в реальности проходит лишь пара дней - срок, который я и трачу обычно на путь из Оцу до базы Хагурума в Стране Железа. Меня трясёт неконтролируемый мандраж, повисший внутри дрожью, то и дело рождает одышку, сжимает желудок в рвотных позывах. Я почти не ем, силы меня покидают быстро, меня давит и разбивает назойливое, не проходящее ощущение, будто мой разум с каждым провалом в чужую память становится всё более шатким. Когда я появляюсь в городе, Масаказу ведёт беседы с одним из клиентов. Захожу с парадного входа, пересекаю винтовой лестничный пролёт, окидываю поверхностным взглядом обоих, пока на пару секунд моего присутствия в помещении повисает тишина. Потом киваю два раза подчинённому наверх, мол "Поторапливайся" и с трудом, но сдерживаюсь, чтобы вдогонку к жесту не пустить ещё и пару ядовитых фраз. Выбесить меня сейчас готово что угодно, и даже суровый мороз за окном, всё ещё сковывающий пальцы и растекающийся тающими хлопьями в сапогах, не способен остудить мой пыл. Когда Масаказу появляется вскоре, устало отмахиваясь от повисшего в комнате слоя табачного дыма, за спокойными шагами - сдвинутые к переносице брови и взгляд, подмечающий, похоже, с какой нервозностью я перекатываю пару бычков по подлокотнику. Он останавливается напротив, полусидя опираясь о массивный письменный стол, складывая на груди руки и чуть опуская подбородок, как всегда это делал, и исподлобья будто упорно пытаясь разглядеть что-то в тенях прорезей моей маски. - Ну и? - бросаю я. Резко и нетерпеливо. - Что "и"? - напряжённый голос звенит в ушах, мужчина сжимает губы в узкую полоску, и от этого угловатое, худое лицо его будто приобретает ещё более острые очертания. - Что ты знаешь? - О Гакуё? Я хмурюсь. - О Доме Хагурума в Кума но Куни. - А Гакуё ничего тебе не сообщал? Мы так и не смогли связаться с ним... вовремя. - Масаказу, - гневливо цежу я. Здесь я задаю вопросы! Всё так же плотно сжимая губы, он задерживает на мне противоречивый взгляд, в котором я, помимо привычной показной склонности иронизировать, нахожу вдруг сталь. Веки его вздрагивают было в пустой насмешке, но потом тут же принимают холодное выражение, мужчина прикрывает глаза, устало массируя переносицу и, похоже, понимая, что в этот раз пытаться как-либо разряжать обстановку смысла нет. - Вскоре после того, как Шестой Дом был уничтожен, мы получили сообщения от него. От Гакуё. Я думаю, он сразу об этом узнал - работающие на Кано люди, не сумев с ним связаться, обратились напрямую в Оцу, - вряд ли дело в этом, просто напарник, в отличии от меня, проверял целостность всех поставленных на подчинённых печатей ежедневно, - Я не уверен, что он сам знал подробности о смерти Кано, может и отправил туда разобраться кого-то... нет, отправил, конечно же, но не в этом суть... - А что с сообщением? - перебиваю я, - Ты уничтожил его? - Уничтожил, конечно. Что мне ещё с ним делать? Твой шишоу велел не совать нос куда не нужно и время своё занять просеиванием заархивированных данных - сделок за последний год с конфликтными клиентами или прошедших гладко, но с вероятностью, что эти самые клиенты могли не угодить какой-то крупной шишке после встречи с нами. У того, кто организовал нападение на организацию такого масштаба, должны быть немалые силы и ресурсы. А через неделю отправлять эту информацию стало некуда, - бросает он как-то небрежно, но небрежность эта в голосе граничит с чем-то, напоминающим злость, - Я понадеялся, что он, раз уж взялся, разберётся хотя бы с тем, что случилось в Шестом Доме - маловероятно, что убийца совсем не оставил следов. Но когда я спохватился сам, там уже не было ничерта - ни следов взломанных защитных печатей, ни хранилища с данными, ни остаточной чакры от применения техник. То ли Гакуё всё подчистил, что ли так хорошо постарался враг... Да и он ведь даже тебе ничего не сказал. - Тебе неоткуда было знать это, чтобы самодеятельностью заниматься, - неодобрительно замечаю я. К чему это ребяческое любопытство, если Гакуё приказал не лезть? - Осторожность никогда не помешает, -хмыкает мужчина, - В итоге она оказалась даже запоздалой, и того, что твой шишоу мог там нарыть, мы уже никогда не узнаем. Я под маской непонимающе вскидываю брови, застывая в тупом замешательстве. Удивительно, насколько иногда до крайности простые вещи могут долго до нас доходить. - О чём ты? - медленно произношу я, пытаясь выровнять дыхание и чувствуя, как внутри у меня всё вскипает. Возможная вероятность того, что непрозрачный намёк в последней фразе Масаказу правдив, кажется такой незначительной, такой нереальной, - Найти Гакуё - это наша первоочередная задача сейчас. - Ты... - он запинается вдруг, да так и застывает в пятисекундной паузе с удивлением на лице, - Разве ты не появлялась там? В Оцу? Его там не было? Тц! Я судорожно сжимаю в кулак лежащую на кожаном подлокотнике кисть, пара бычков в ней ломается. Рвано выдыхаю, пытаясь сдержаться, и плотно стискиваю зубы, ощущая, как почти до ноющей боли напрягаются скулы под маской. Да как он не понимает! - Гакуё жив! - шиплю я. Мужчина не решается спорить, но под его немигающе застывшими, широко раскрытыми веками вкупе со сдвинутыми к переносице бровями повисает скепсис. - Понял, - не меняя выражения лица, сухо бросает он, - Что мне делать с результатами его запроса насчёт проверки бывших клиентов? Я устало вплетаю пальцы в спутавшиеся волосы. Бормочу: - Передай, чтобы остальные Три Дома Хагурума отправили их мне. И ты тоже. Я изучу всё это позже, но сейчас главное - ... - Да, - уже более жёстко перебивает он, - Гакуё.***
Смерть Харуки мне никогда признавать не хотелось. И всё моё прошлое, и мой маленький брат всегда будут со мной, покоясь в альбоме с рисунками вместо стопки детских фотографий. Странная вещица, которую мне удалось отколупать от шейных позвонков - маленький кусочек стали. После того, как я покидаю Тэцу но Куни, передо мной встаёт задача: проверить все наши базы для начала. И я перебираю их одну за другой, пытаясь в пути абстрагироваться от чужих мыслей, чужих воспоминаний, чужого будущего и чужих смертей. У меня есть привычное лекарство от мигрени - алкоголь, и я щедро заливаю им желудок, чтобы голова не раскололась на части. Мыслительный поток выключаются, и тело превращается просто в наблюдателя. В один день я сижу так в гостиничном кафе, лениво кручу в пальцах металлический обломок и мне кажется, будто я и правда успокаиваюсь. Странная безмятежность (или паралич?) на фоне всей этой вселенской скорби. Потом я поднимаюсь в свой номер, опираясь рукой о деревянные стены, крашеные в безвкусный болотный оливковый цвет. Во всём здании - всего пара постояльцев. Уже перед дверью меня окликают. Лениво оборачиваюсь. Что, чёрт возьми, нужно?.. Девка чуть старше меня. Светловолосая. Высокий хвост. Одежда мешковатая, катана на поясе, подсумок для кунаев, установленный вовсе не на манер ниндзя, ведь доставать оружие во время боя было бы не удобно. Задранный подбородок, нахальный взгляд. - Твоё? - низкий, тяжёлый, но насмешливый голос. Вытягивает руку. Что? В замешательстве быстро шарю в карманах, пытаясь найти нужную вещицу, но её у меня и впрямь не оказывается. - Ты весь вечер крутила её в руках, да и она была так аккуратно завёрнута в лоскут ткани, вот я и подумала, вдруг оставила случайно. Это серебро? Делаю шаг навстречу, не сводя пристального взгляда с поблёскивающей вещицы. Роняю требовательное: - Отдай. - Ха! - ладонь схлопывается, пряча от меня обломок металла, - Тогда заплатишь мне за это. Я хочу, скажем... - Не отдашь самостоятельно, я размозжу тебе череп, - нетерпеливо предупреждаю я, просто отмахиваясь от этого разговора. У меня нет никакого желания выслушивають подобные предложения и ходить у кого-либо на поводу. Я просто хочу получить свою вещь обратно, да чтобы мне не капали на нервы, вот и всё. - Ого, как заговорила! - женщина глумливо присвистывает и кладёт руку на гарду катаны. Слегка наклоняется (а она и впрямь выше меня), будто говорит с ребёнком малым, - Ты на ногах-то ровно стоять можешь? Ха-ха!.. Мне чертовски не нравится, когда со мной так разговаривают. Я вскидываю взгляд вверх и негодующе взвываю от всей этой ситуации. Женщина говорит что-то, я не успеваю расслышать, мгновенно впечатывая её ступнёй в стену. Съезжает к полу, потеряв равновесие. Сажусь на торс и вцепляюсь пальцами в горячую кожу её горла, замахиваюсь кулаком по смазливой, упрямой морде. Испуганный взгляд. Как у животного. Удар. Просто отдай мне это, чёрт возьми! Нетвёрдыми руками женщина хватается за мою кисть, пытаясь отодрать её от горла, надрывно хрипит. Я облизываю губы. Меня тянет активировать Энма-о, чтобы увидеть, как то сожрёт тело живьём, не оставив и пепла. Но это было бы слишком быстро. Удар. Судорожно она дёргает ногами, пытаясь спихнуть меня с себя. Удар. Вдыхаю запах железа. В горле у женщины - булькающий звук. Ты, чёрт возьми, не сможешь закричать. Кровь, ползущая из сломанного носа и пачкающая мне кулак. Глаз, залитый красным. И я сыплю ударами, жадно и неистово, словно передо мной - человек, уничтоживший не то базу в Оцу, не то Ямбару-Куина и маленького Харуки, да и чёрт знает кого ещё только не убивший. Когда прихожу в себя, вместо головы - бесформенная масса, дыхание зашлось жадной одышкой, чужая кровь - грязь на моей кисти и ткани пыльного плаща. Я слезаю с дохлого тела и лихорадочно ищу на полу маленькую вещицу. Ты сама виновата, тупица непонятливая. Царапающая боль на костяшках пальцев действует отрезвляюще. Пытаюсь стереть полосы крови со своего запястья, но они не стираются, это - разодранные следы от чужих ногтей. Смотрю на развернувшуюся картину отстранённо и обессиленно несколько долгих секунд словно бы не своими глазами. Да что вообще происходит? Как я докатилась до такого? Чёрт... Прикрываю устало глаза со странным ощущением в груди: будто только вынырнув на морскую поверхность, наглотавшись воды, не в силах нормально наполнить воздухом лёгкие, истязаемые диким жжением. В коридоре витает запах железа. И ужасно жарко. Отстёгиваю верхние пуговицы плаща и позволяю слегка расслабиться мышцам - опираюсь о стену, а затем и вовсе скатываюсь по ней на пол, совсем рядом с этим ничтожеством, распластавшимся кроваво-красным воняющим месивом. Морщу нос и обессиленно откидываю голову назад, к крашеному дереву. Дрожащая рука сжимает поблёскивающую вещицу, и гораздо отчётливей, чем кожу ладони, обломок металла колет, вырезает из не самого складного покроя воспоминаний вопрос, совсем не кажущийся мне тогда существенным и родившийся в детской голове из скучающего любопытства лишь. Вопрос, на который Гакуё двенадцать лет назад ответил довольно неопределённо: - Это напоминание, - он прикасается к серьге аккуратно, будто кусочек стали - такая уж хрупкая вещь, - О неосторожности и высокомерии. В безнадёжных попытках я цепляюсь за образ обезглавленного, покрытого копотью трупа, стараясь ухватить, вычленить, вырезать, выкинуть его из памяти, но он выскользает из рук, возвращаясь на место и словно прорисовываясь всё отчётливее. Я закрываю глаза и вижу его перед собой. Это приводит меня в бешенство. Да подобного просто не может произойти! Чья это глупая шутка? Чем занят Гакуё? Где он шляется, когда основная база Хагурума уничтожена? Он должен был первым делом связаться со мной! - Гакуё, - умоляюще зову я. На выдохе имя вываливается скомканно, почти беззвучно - лёгкие словно всё ещё придавлены водной массой. Внутри что-то с хрустом ломается. "Эй..." Пальцы колотит. "Легко дающиеся победы рано или поздно усыпляют бдительность, Ран. Обломок сенбона, рана от которого едва не стала для меня смертельной, - неплохое напоминание, я считаю". Сотрясаясь в беззвучных рыданиях, я сжимаю в руке кусочек стали на короткой цепочке, обрубленной на уровне шеи. Нет, Гакуё, конечно же, не может умереть. Кто угодно, но только не Гакуё. - Не оставляй меня...***
Как тонок лёд, на котором я стою? Эти две недели я будто балансирую на промёрзшей макушке горного хребта, прорезавшего тучи в вышине. Воздух разряжен. Голова вот-вот закружится. Стараюсь не смотреть вниз. Внутри застыло щекочущее порывистое содрогание, какое бывает после заливистого смеха. Словно органы наэлектризованы и вот-вот разойдутся ударной волной. Вдох-выдох. Ран, успокойся! О Гакуё я стараюсь не думать много (Этого, конечно же, не выходит). То, что кто-то с нарциссисткой неосмотрительностью позволил себе такую наглость, слишком задевает меня. Подавляя в себе ярость, я жду, что после посеянной сумятицы Хагурума, эта громоздкая машина, показавшаяся, по-видимому, врагу лишь грудой металлолома, мерно продолжит разваливаться. Два нападения с интервалом всего в неделю. Если бы рухнул лишь один из Шести Домов - да, конечно, можно понадеяться на то, что всё уляжется. Но подобные мысли - слишком большая роскошь. Кто-то решил уничтожить Организацию до основания? И мои опасения оказываются вполне оправданными. За две недели нам так и не удаётся создать портрет предполагаемого противника. В Оцу никто его не видел, шпионы также не замечают действий, которыми он мог бы выдать себя, и даже прочёсывание сделок за последний год не даёт ожидаемых результутов. Никаких подходящих лиц, никаких зацепок. Ни-че-го. А потом происходит это. После уничтожения базы в Оцу печати членов Хагурума, числящиеся в свитке за спиной, стали мной проверяться с параноидальной частотой, и именно из-за этого я успеваю быстро заметить, когда Третий Дом оказывается стёрт. Сердце моё пропускает удар, но в голове мелькает мысль, что это, на самом деле, большое везение: покинуть порог этой самой базы я успела лишь пару часов назад и направлялась сейчас в Страну Железа. Но, видно, Масаказу, подождёшь меня на денёк дольше. Направляюсь туда с железной уверенностью, что выпотрошу к чертям всех тех, кто рискнул пойти против Организации. В какой-то мере я даже благодарна нападающим: чёрт возьми, время они подобрали как нельзя более удачно. Во мне просыпается какой-то необъяснимый, голодный азарт хищного зверя, утробно рычит, щекочет внутри, то и дело в предвкушающем возбуждении порывисто сжимает лёгкие. И ощущение это движет мной ровно до того момента, пока "Тех, кто рискнул пойти против Организации" я не выслеживаю, и среди двух отдалённых фигур вдруг не обнаруживается источник чакры, в не один десяток раз превышающий мой собственный. Словно это и не человек вовсе, а биджу без хвоста.