Коллекция птичьих глаз

В доме слабое освещение и стены из раздвижных перегородок фусума. Мне не понятно, на чём держится это строение, выполненное на традиционный манер, высящееся на четыре этажа. Притрагиваюсь к фусума, которые, как мне кажется, обиты бумагой, на деле же между решётками зажато матовое белое стекло. Краем глаза вижу, что Ичизокугороши кивает мне в сторону, одёргивая от моего скучающего любопытства и зазывая за собой вглубь коридора. Мне мерещится, будто его шаринган отражает свет, как круглые зеркальные пластинки, вставленные на место радужки, или как глаза ночного животного в лесной темени. Неопределённо пожимаю плечами и иду за мужчиной, стараясь не издавать ни звука. Нукенин скользит по коридору бесшумно, как тень или призрак, не слышно ни шорохов одежд, ни поступи, ни дыхания, будто мужчина и не дышит вовсе. Я не понимаю, зачем это нужно: вряд ли кто-то успеет сбежать или оказать существенное сопротивление, если нас заметят и поднимут шум. Чувствую чакру всех, кто находится в здании, и эти люди вовсе не представляются серьёзной опасностью даже для меня. Мы с мечником разделились. Кисаме высказал негодование на тему того, что не получится здесь позабавиться, и направился к нижнему этажу. Неужто он с его манерой ведения боя и впрямь способен убить десяток людей, не издав и звука? Мне так и не дали никаких указаний, кроме как "держаться возле". Ичизокугороши проник с третьего, с ночным ветром проскользнув в открытые окна. И я вместе с ним. В какой-то момент замечаю, как одним источником чакры где-то под нами стало меньше. Значит, мечник уже начал. Мне незачем сообщать это Носителю Проклятых Глаз, и я с безразличием безучастного зрителя наблюдаю, как мужчина на несколько секунд застывает перед поворотом, как животное, готовящееся к броску, и фигура его исчезает за углом. Шебуршание и тихий хрип. Мерным шагом огибаю поворот и вижу тело, вооружённое до зубов да прибитое к стене. Глаза бешено выпучены, рот закрыт чужой ладонью, а к груди прислонён рукав, будто нукенин держит его за рёбра. Кисти безвольно повисают. Потом Ичизокугороши, придерживая его, как тряпичную куклу, беззвучно опускает тело на пол и рывком отрывает от груди руку. Ткань рукавов длинна настолько, что я вижу лишь конец острия куная, выглядывающего из её тени. Нукенин даже не задерживается на теле взглядом. Стряхивает с клинка кровь и идёт дальше. Знакомый аромат железа бьёт в ноздри. Брезгливо морщу нос, проскальзывая мимо трупа, у которого на груди расползается тёмное, нефтяное пятно. Одним ударом ему вогнали кунай под рёбра по самую рукоять. Перевожу внимательный взгляд на мужчину впереди. Неосознанно морщусь. Дело не в уровне его чакры, а в её "цвете", в её качестве, в её ощущении, сообщающем мне, что передо мной - отборный, сортовой убийца с особой способностью. Я не признаю, что его чакра пугает меня, нет, но есть в ней что-то такое же резкое, как во взгляде его шарингана, заставляющем меня напрягаться не сознательно, а инстинктивно. Не проходит и минуты, как ещё два тела падают навзничь. Аккуратно обхожу трупы, стараясь в полумраке не вляпаться в кровь, и думаю о том, что если мы будем везде оставлять за собой тела, то патрулирующая этажи охрана заметит нас очень быстро. Но эта мысль может разве что повеселить меня, а не обеспокоить. Ха!.. Ведь это будет уже не моей проблемой и, хочется надеяться, что подарит мне такую искомую сумятицу. Напрягаю слух, но шума на нижних этажах никакого. Чувствую, как источники чакры гаснут, никем не замеченные, от почти живой, драгоценной реликвии Киригакуре. Сначала я полагала, что смогу позлорадствовать участи, выпавшей Ичизокугороши (Сочувствует ли он ничем не повинным людям, умирающим на его руках?). Каково ему, выходцу из благородного, уважаемого клана, посвятившему жизнь защите этого мира, находиться здесь за выполнением чужой грязной работы? Но он загоняет клинки в плоть с хладнокровной непоколебимостью, присущей АНБУ, и лёгкостью палача. Взмахивает кунаем, чтобы стряхнуть брызги чужой крови, иначе в следующую минуту те будут кропить ткань плаща, и перешагивает через тела. Наблюдаю за тем, как он глядит на этих людей, высокомерно и безразлично, пока те ещё живы, а когда мертвы, не глядит вовсе. Я раздражаюсь этому, ведь самой мне находиться здесь претит. Вдруг замечаю чужую чакру, движущуюся с обоих сторон, но виду не подаю. Всё моё естество напрягается, готовое в любой момент сорваться с места. Пальцами поглаживаю бинты на левой кисти. Там, под слоем рыхлой ткани - вчетверо сложенный клочёк бумаги с заготовленным загодя сообщением для Масаказу. Впереди из-за угла показывается фигура. Всего мгновение: мужчина нас замечает, веки его ошеломлённо распахиваются, губы было дёргаются, чтобы что-то произнести, мужчина сгибается, собираясь встать в боевую стойку. Я знаю, что за ним, всего в нескольких метрах - ещё двое. Странная пауза. Этот человек, облачённый в боевую экипировку, замирает, лицо его разглаживается, спина выпрямляется, а глаза становятся стеклянными и пустыми. Насмешливый голос разливается в коридоре эхом: - Хотака, что это с тобой? Я дожидаюсь, пока двое патрульных приблизятся к оцепеневшему телу, и мысленно тороплю человека в другом конце коридора. Когда он показывается, мне остаётся лишь раздражённо закатить глаза, изображая недовольство на лице, и с кунаем в руке броситься в противоположную от нукенина сторону. В мутном полумраке вижу лицо: стиснутые зубы и колебание между смятением и решимостью. В эту ценную секунду мужчина застыл соломенной мишенью. На это злюсь. Размышлять мне некогда. Выпускаю из рук кунай, тот проскальзывает возле мужчины, резво вспарывая тому плечо. Патрульный, содрогнувшись всем телом, вцепляется в рану пальцами и даёт дёру. Ныряю за ним. За поворотом у меня лишь пара секунд. Дыхание замирает. Мне не нужно печатей для Каге Буншин. Записку из-под бинтов выуживаю пальцами и быстро, насколько могу, использую Кучиёсе. В нескольких метрах от меня слышу то, что должно было стать предсмертным криком: мужчина, поваленный мои клоном, хрипит и выдавливает из горла булькающие кровью звуки. Отточенным движением цепляю записку за лапку не крупного пернатого, очутившегося в моей руке. Слышу, как клон схлопывается. Но это - всего крошечные несколько мгновений, которые не позволяют мне ни о чём задуматься. Дрожью прошибает понимание: птица не успеет улететь. Активировать Энма-о и избавиться от записки вместе с призывным существом - всё, что я могу, и пока пернатое прожигается до костей, я уже чувствую, что три источника чакры в соседнем коридоре угасают в предсмертной агонии. - Кха! Пол из-под ног вырывают. Успеваю увидеть глаза, яркие, как и мои собственные. В ушах звенит. Начинает расползаться боль, набирает темп вместе с пульсом и уже через секунду горит пожаром. Дышать нечем, затылок трещит. Мне будто вгоняют спицу через позвоночник и толкают до черепа. Перед глазами прорисовывается это чёртово лицо Ичизокугороши, похожее на бесчувственную стальную маску. Шея моя сдавлена мёртвой хваткой. Судорожно шевелю кончиками ног, пытаясь нащупать пол, но до него далеко. - И что ты собиралась сделать, куноичи? - ледяной голос, который уже хорошо мне знаком. Глаза Учиха Итачи раскалены докрасна и ввинчиваются мне в зрачки с хладнокровием мясницкого клинка, вспарывающего туши. Я пытаюсь отцепить от своей шеи мужскую руку. Она горячая, и мне кажется, что она оставит ожог, и мне кажется, что вместо кисти шею обхватывают стальные прутья, которые мне не разогнуть. Воздуха нет, сознание плывёт, меня качает то в злость, то в победное понимание, что он не будет меня убивать. Через пару секунд я уже не так в этом уверена. Хочу что-то сказать, но с губ не срывается даже хрипа, а мысль на полпути обрубается, рассыпается в бесформенную кашу, и её уже не собрать. Сил нет, горло жжёт, перед глазами все контуры растекаются пятнами, вместо костного мозга - расплавленный металл, бьющий по мне электричеством. Пульс - барабаны. Сперва кажется, что я в некой прострации, плыву, подхваченная жидкостью, похожей на воду. Она затекает в меня через рот и нос и жжёт лёгкие. Но мышцы расслаблены, и я не ощущаю собственного веса. Потом понимаю, что моё тело уже совсем в ином положении. Глаза на уровне пола, конечности обмякли. Всего в метре - чьи-то мужские щиколотки, а за ними - бесформенное пятно, которое мне не разобрать. Вокруг меня, внутри меня, везде - ощущение, что мир дребезжит, а все звуки слились во всеобъемлющее гудение. Лёгкие кажутся тяжёлыми, будто в них насыпали гравия. В горле какой-то колючий комок царапает мне слизистую. Потом понимаю, что это чувство иллюзорно. Усилием воли пытаюсь поднять взгляд вверх. Полоса тусклых светильников, прибитых к потолку, залила всё мутными жёлтыми пятнами, и мне приходится долго вглядываться, чтобы понять, кто передо мной. Алые облака на плаще обведены белым. Белый цвет считается траурным. В чёрных перьях волос - аристократичное, точёное лицо. Цвет глаз - точь в точь, как у маленькой нелетающей птички по имени Ямбару-Куина. Точь в точь, как мои. Высокий ворот чуть распахнут, и я вижу, как движутся губы. Хмурюсь. В ушах всё ещё гудит, и что говорит мужчина мне не понятно. Опускаю взгляд вниз. Обувь обнажает пальцы. Неуместно задаюсь вопросом, на кой ему красить ногти в фиолетовый? За мужскими ногами различаю тело со вспоротым плечом. Голова повёрнута в мою сторону, а взгляд застыл. Вглядываюсь в него, будто стараясь найти в глазах валяющегося мужчины какое-то скрытое послание. Но передо мной - просто труп. Медленно смысл сказанного начинает пробивать путь к сознанию. "В бою с Кисаме ты бросала оружие довольно метко". Так вот, в чём было дело. Он понял, что я что-то задумала ещё в тот момент, когда я ранила мужчине плечо, чтобы загнать за угол. Пытаюсь встать. Тело моё одеревенело, а затылок болит. Этот ублюдок не слабо приложил меня головой о стену. Захожусь жутким кашлем. В этот момент хочется взвыть от бессилия. Я прекрасно знала заранее, что меня ждёт членство в Акацуки, но не оставляет ощущение, будто я сбилась с курса, как рассказчик, теряющий нить повествования. Мне кажется, что я вдруг оказалась на месте Гакуё, того низкосортного наёмника, раздробленного военным временем, каким он был до встречи со мной. До Хагурума, продолжающей сейчас мерно разваливаться. Мне кажется, будто я сама откатилась лет на тринадцать назад и превратилась в ту же неумелую слабовольную девчонку, в прогнившем углу захолустного квартала витающую в мыслях о будущем, явившемся мне в Видениях. Всё это накрывает меня холодной, тяжёлой волной. Чтобы стряхнуть её с себя, хочется в ярости потрясти головой. Сдавив кашель, делаю несколько глубоких, жадных глотков кислорода. Вне себя от злости, поднимаю взгляд исподлобья на Учиха Итачи. Он смотрит на меня сверху вниз с той же непроницаемой холодностью, с какой смотрел на всех, кого убил сегодня. Сжимаю кисти в кулаки. Я ведь понимаю, почему я не активировала Энма-о. Беру себя в руки и цежу: - Мечник уже закончил. На этаже один человек, и наверху ещё пятеро. Мужчина несколько долгих секунд сверлит меня шаринганом, потом я слышу: - Покажешь мне. Стискиваю зубы и встаю. Сначала меня слегка качает, но это быстро проходит. Мы приближаемся к цели быстрым бегом и, когда настигаем, у этого смертника нет шансов ни блокировать атаку, ни выжить. Я смотрю, как Ичизокугороши Итачи припечатывает мужчину к стене отточенным, стремительным ударом коленом по рёбрам, бьёт локтём в кадык, и эту секундную заминку использует, чтобы выудить из подсумка кунай и вогнать под кожу. Цель поворачивает голову и в ужасе смотрит на меня, словно я - не враг, а некто знакомый, обязанный протянуть ему руку помощи. Но вряд ли этому стоит удивляться. Разум умирающего слаб. Последние слова человека значат зачастую не больше, чем первые. И в предсмертных образах вряд ли стоит искать скрытый смысл. Прикасаюсь к саднящему затылку, ожидая обнаружить там кровь, но на месте удара - ни влаги, ни запёкшейся корки. Смотрю на мужчину, сползающего по стене, как смотрят на муравья, которого пытаешься задавить сапогом и который всё никак не умрёт. Открытые веки застыли, а зрачки устремлены в мою сторону. Ичизокугороши ослабляет хватку, позволяя наконец телу грузно осесть, и рывком выдёргивает из него кунай. Аккуратно потираю затылок, беспокоясь о том, что у меня может быть лёгкое сотрясение. Где здесь лестница, я не знаю. Чувствую чакру мечника, поднявшегося снаружи по стене на верхний этаж. Сообщаю об этом нукенину, и второпях нам приходится сделать то же самое. Всего на секунду выныриваем на свежий воздух, и он кружит мне голову. Опускаю ступни на подоконник и хватаюсь за раму, боясь упасть. Быстро дышу. Но я хорошо чувствую чакру в помещении. Когда поднимаю взгляд, передо мной такая картина: ко мне спиной громадная фигура мечника, делающая взмах мечом, метя снести оппоненту голову. Бой всего секунда, как начался. Но противник отгибает шею, отпрыгивает назад и вдруг падает. Я опускаю ступни на пол, трясу головой, смаргиваю, но всё в порядке, сознание ясное, координация в норме. Без особого интереса смотрю на мужчину, пытающегося подняться на колени, и не сразу понимаю, в чём дело. Его бьёт крупная дрожь. - Ой, - раздаётся скрипучий голос Кисаме. Мечник кладёт ощетинившуюся Самехаду на плечо. Бинты вспороты и обнажают чешуйки-лезвия, с которых капает кровь, - Увернулся, да не совсем. Мужчина хватается за лицо и заходится воплем. Ичизокугороши на это прикрывает глаза и как-то устало выдыхает. За углом слышатся быстрые шаги. - Кисаме, заканчиваем! - резко произносит Учиха, поторапливая напарника. Этаж ничем не отличается от предыдущего. В таком же блеклом жёлтом освещении смотрю, как мечник мгновенно оказывается возле цели и широкой ладонью закрывает то, что у мужчины осталось от рта. Припечатывает к стене. Смотрю на них, чувствуя чакру ещё одного появившегося здесь шиноби: он прирос ногами к полу и выставил перед собой руки, пойманный в гендзюцу. Мечник оборачивается ко мне и предлагает: - Не хотите заткнуть его, а, рыбка? Его маленькие акульи глаза блестят, как у безумца, лицо окроплено киноварными брызгами, а садистская ухмылка открывает пилу зубов, кажущуюся острой, как Самехада. Кисаме протягивает мне свой меч и пристально вглядывается в моё лицо. От этого взгляда мне не по себе. Он хочет позабавиться тем, как Самехада раздерёт мне руки? В любом случае, доделывать чужую работу никакого желания у меня нет. - Ваш лидер вполне конкретно выразился, что я ему нужна как посредник между вами и Хагурума, переходящей под его власть, - голос надсадно сипит. Я кашляю в кулак, надеясь, что мечник этого не слышит. Горло вновь обдаёт болью, - Не более того. Не меняясь в лице, мечник выдаёт: - Ну, возможно, лидер ещё изменит это решение. - Кисаме! - вновь разносится голос Ичизокугороши. Его цель уже распласталась на полу с остановленным сердцем. У мужчины с зажатым ртом почти полностью снята с лица кожа, глаза вспороты, а носового хряща нет. Он мычит, утробно, хрипло, он хнычет, будто малый ребёнок, в ненормальной отупевшей дрожи. Не прилагая силы, колотит мягкими кулаками по запястью мечника. Кисаме усмехается и резким движением проходится Самехадой по горлу. Тело шумно падает, и помещение погружается в звенящую тишину. У упавшего трупа шеи нет. Голова соединена с плечами лишь позвонками, словно верёвкой. Мечник роняет смешок и подходит к окну. Встрепенувшись, удивлённо говорю: - На этаже ещё трое. Но Ичизокугороши сообщает: - Нам пора, - спокойным низким баритоном. Когда мы уходим, чувствую, что оставшиеся люди вышли из бездвижного положения. Кажется, до этого они спали. На обратном пути мечник шутит о том, что мы оставили кому-то сюрприз на утро, и развевает моё замешательство: - Нужно было устранить только охрану. На фоне этого вряд ли нам организуют погоню, но в целях предосторожности мы вновь устраиваем забег на длинную дистанцию. В пути пытаюсь переключиться с саднящих, царапающих моё самолюбие мыслей о стычке с Ичизокугороши Итачи на проблему Хагурума. Мне нужно решать, как организовать управление, но ни одной фигуры на примете, которая могла бы заменить Хранителей Информации Трёх Домов, у меня нет. С Хагурума мысли вновь самовольно и незаметно перетекают к старым тренировкам с Гакуё, к Ямбару-Куина и моей детской жизни. Настоящее сбивает меня с толку, и я цепляюсь за прошлое. Но причина, по которой я не активировала Энма-о этой ночью, и все мои сомнения - у меня как на ладони. Я понятия не имею, как сложится моя жизнь, если я отрекусь от того Будущего, которое предстало мне в Видениях. И это важнее мести и, возможно, даже важнее Гакуё. Я могу ненавидеть Ичизокугороши сколько угодно, но, убив этого человека, которому и так не долго осталось, я ничего не добьюсь. Иногда мы не властны даже над своей волей.

***

Мы остановились, и вновь из-за меня. Нукенины будто делают мне одолжение, выделяя время на отдых с таким снисхождением и высокомерием, будто перед ними - какая-то недоразвитая форма жизни. Я раздражаюсь на каждый их взгляд, всё моё естество внутренне ощетинивается и впивается в меня же иголками. Стараясь не плеваться ядом, жадно скуриваю самокрутки с дешёвым табаком одну за другой. Сижу совершенно без сил, опираясь о дерево и вперяя взгляд в предрассветное небо, на котором всё ещё светится россыпь звёзд. Мне всё ещё дерёт горло и лёгкие. Да ещё и рубит ко сну. Тело, не рассчитанное на длительные физические нагрузки, обессилело. Мне не удаётся больше делать вид, что стычка с Носителем Проклятых Глаз прошла без последствий, голова и позвоночник не перестают болеть, и я чувствую себя старухой. В итоге мы вынуждены были сделать привал. Ичизокугороши устроился на обрывистом камне возле водоёма. Одна нога согнута в колене, вторая свисает с валуна. Вижу только его спину, обёрнутую в плащ Акацуки. Мечник же стянул с головы хитай-ате и омывает лицо. Думаю о том, что ему неплохо бы состирнуть плащ, ведь крови на нём не меньше. Как и нам всем. Глядя на нукенинов, думаю о Хагурума. Разговаривать с ними, значит снова вступать в конфликт. Я слишком устала, чтобы пытаться что-то доказывать самонадеянным, упёртым садистам. Я бы и не стала, если бы не было срочности. Подхожу. Осторожно сажусь не далеко от Ичизокугороши. Перенапрягшиеся мышцы дрожат и почти роняют меня на камень. Не сдерживаю раздражённого шипения. - В чём дело? - холодно интересуется отступник Листа, наверняка понимая, что вряд ли я подошла бы просто так. В лицо ему не смотрю, но вновь чувствую в глазах средоточие чакры. - Вашему лидеру нужна Хагурума, но она не может работать без моего участия, - говорю я, борясь с хрипотцой в голосе. Шея болит, и я думаю, что мужчина оставил на ней синяки. Это кажется мне унизительным. - Надеюсь, ты понимаешь, почему лидер не позволит тебе работать в одиночку, куноичи? - но вопрос риторический. Хмурюсь, чувствуя на себе косой, внимательный красноокий взгляд. Мечник устроился в нескольких метрах от нас. Лицо его влажное, волосы - тоже, и с них, словно ржавая вода, сползают по коже капли. Он стянул с Самехады рваные бинты и затягивает меч в новые с такой ловкостью, будто делает это каждый день. Смотрю, как этот странный живой меч непослушно играет чешуйками, будто двигающая жабрами рыба. Кисаме недовольно морщится, что-то ворчит и поглаживает меч по рукояти. Нервным жестом заправляю за уши пряди волос, выбившиеся из пучка на макушке. Напряжённо выдыхаю. Твёрдо выдаю: - Я хочу сказать, что если лидеру организации Акацуки нужна Хагурума, то вам двоим придётся побегать со мной по некоторым организационным вопросам. - Ну ничего себе требования, Наэ-сан, - мечник склабится, но уже ставшего привычным потешенья на губах нет, лицо серьёзно, режущий взгляд, - Вы ещё не принесли ни капли пользы, а уже превращаетесь в проблему, - бросает он, будто старик, ворчащий на дойный скот. Мои брови уязвлённо дёргаются. Но я и не ожидала иной реакции. - Считаете, подобные организации могут работать сами собой, без какого-либо управления? - выплёвываю я, обращаясь скорее к мечнику. - Неужто ваши подчинённые без вас и дня провести не могут, а, рыбка? - издевательски тянет Кисаме, скребя низким голосом об ушные раковины, - К чему такая спешка? - Вполне могли бы, - не сдержавшись, рычу я, - если бы вы не срезали управляющую верхушку половины моих Точек Обмена Данными. Мечник раздражённо морщится и глядит на меня, как на надоедливую мошкару. Тем не менее, он кажется слегка сбитым с толку. - Единственный ваш подчинённый, которого я видел, сам бросился в могилу, стоило только слегка пригрозить. Даже драться не стал, - выдаёт мечник, потуже затягивая бинты на мече, - А через несколько часов вы и сами к нам явились. - Что?.. - вяло переспрашиваю я и неверяще хмурюсь. Это всё просто смешно! Три нападения произошли последовательно, совсем с небольшими временными промежутками, - Вы всерьёз думаете, что я поверю в это?! - неожиданно выходит довольно резко. Мечник на секунду замирает, будто задетый этой резкостью. - Не советую брать на работу людей со склонностью к самоубийству, - Кисаме вдруг глумливо усмехается, - Чтобы потом не пришлось гадать, кто же лишил их жизни, - я смотрю, как он бережно поглаживает рукоять меча, словно предвкушая момент, когда обхватит его и замахнётся над чужой головой. Смотрит на меня с той же неотрывной внимательностью, с какой любопытный ребёнок глядит на беготню насекомого, которое готовится раздавить. Говорит, - Да и если честно, никому нет дела до того, кто избавился от ваших людей. Я обозлённо цокаю и вскидываюсь, готовая кинуть в мужчину с десяток едких фраз. Неожиданно раздаётся холодный голос его напарника: - Это так, - подтверждает Ичизокугороши совершенно равнодушным тоном. Что "так"? - сначала не понимаю я. И мужчина добавляет: - Мы посещали только одну вашу базу. Стиснув от злости зубы, бросаю в Отступника Листа уничтожающий взгляд. Он встречает меня чёрными глазами, в которых ничего, кроме холодного безразличия, нет. Почти собранная картина сыпется в голове, приводя меня в замешательство. Я пытаюсь собрать пазл на место. Всё ведь вполне логично складывалось! Садистская кровожадность Ичизокугороши ли, его ли напарника и уничтожение трёх точек обмена данными Хагурума стали связующим звеном ко многим моим вопросам о том, что я видела в Видениях о будущем. Думаю о том, зачем этой парочке пытаться меня запутывать. Да и разве мне есть резон верить им? Весь этот разговор вмиг начинает казаться мне бессмысленным. Я затыкаюсь и заливаю лёгкие сигаретным дымом, пока ещё не истекло моё время на отдых. Возможно, уже в этот момент подсознательно я понимаю, что мне гораздо проще винить в смерти Гакуё этих двоих ублюдков, чем смириться с тем, что передо мной вновь сложная нерешённая головоломка. Ребус совсем иного уровня, к которому я даже не знаю, как подступиться. И который не смог решить Гакуё, лишившись своей жизни.