Мечта о королевстве

      Возможно, слованские монархисты поплыли бы за океан из Италии или балканских стран. Однако там царила довольно напряжённая обстановка. После краха империи Габсбургов итальянские аппетиты выросли настолько сильно, что их было сложно насытить только австрийскими Триестом и Южным Тиролем. Подняв голову после победы, достигнутой сквозь до боли унизительное поражение при Капоретто, итальянцы обратили свой взор на земли новообразованного Государства словенцев, хорватов и сербов. К тому же, билетов ни туда, ни туда не оказалось в продаже.       Революционная Германия тоже не вызывала доверия у Антонина Дробека. Когда там пала монархия, то улицы немецких городов заполонили радикалы c самыми разными политическими убеждениями. Между ними вот-вот должна была начаться битва за власть. Правительство Веймарской республики сидело на пороховой бочке, будучи не в силах удержать на цепи всех своих противников. А их собралась целая армия. В случае взрыва за его яркой, как второе солнце, вспышкой последовала бы гражданская война, и в стране бы начался полный хаос. Слованцы решили не рисковать. Искра могла разжечь пламя в Германии в любой момент.       Дорога во Францию и Испанию через Австрию и Швейцарию занимала больше времени, чем путь в Далмацию, Рим или Вильгельмсхафен. Но зато она пролегала через страны с более стабильной политической обстановкой. К тому же, Мировая война нисколько не повредила железнодорожное сообщение между ними.       Штокингер взял билеты в Барселону, поезд отправлялся уже завтра. Рейса в Тулон пришлось бы ждать ещё два дня, что не входило в планы Антонина. «Два дня — непозволительная роскошь! Мы не можем столько бездействовать! Король должен прибыть в Слованию как можно быстрее! Только с ним мы победим!» — Дробек самым лучшим образом объяснил, что о поездке в Тулон не могло идти и речи. Вождь легитимистов утвердил маршрут в Испанию.       Утром он вместе с Йозефом, Эрнё, Вацлавом, Юлианной и её братом приехал на вокзал, в прошлом носивший имя Франца Иосифа. Теперь он назывался иначе: Главный вокзал Вишневыграда. Роскошное здание кремового цвета в стиле неоклассицизма находилось в центральном округе слованской столицы. Внешне оно чем-то напоминало здание Южного вокзала Вены.       — Вся Слования рассчитывает на вас! Помните о долге перед отечеством! Его судьба целиком зависит от вас! — произнёс Дробек уже в двухсотметровом главном зале вокзала. Здесь под металлической крышей гудели паровозы, сверялись с часами люди на перронах и гремели вагоны. — Да поможет вам Господь!       Напутственная речь Антонина отгрохотала, словно залп сотни орудий, и пассажиры прошли в длинный купе-вагон вишнёвого цвета. У подъёма у них проверил билеты мужчина в синей форме. Только потом они начали искать свои места. Людей, желавших отправиться в далёкое путешествие в непростое время, оказалось немного.       Вацлав, Йозеф и Эрнё втроём заняли одно купе.       — Никто не будет нам мешать, — довольно сказал Штокингер, кладя чемодан с вещами. Он успел отвлечься и чуть не уронил на пол свой багаж. Благо Штефанек вовремя спохватился.       — Ну и вы растяпа, герр адвокат. У нас люди вроде вас долго не жили, — проговорил Нилаши, который занял левую половину купе, разместившись напротив Штефанека и Штокингера.       — Кому как повезёт. Был у нас в расчёте один педант. Строил всех, делал всё строго строка в строку по уставу. Только когда по нам ударили русские, он погиб вместе с разгильдяем. А один недотёпа спасся, ему просто вовремя живот скрутило, — в завуалированной и очень тонкой форме уколол Эрнё Вацлав.       — Всякое бывает, — ответил Нилаши, сменивший сегодня форму и стальной шлем на чёрный костюм с галстуком-бабочкой. Из солдата он в одно мгновение превратился в телохранителя, зоркого стража и шпиона.       Поезд тронулся, засвистел паровоз, застучали по рельсам колёса. «Делегаты» вышли из купе в коридор, что помахать напоследок Дробеку. Тот стоял на месте, как вкопанный, с поднятой ладонью вверх и сдержанно провожал поезд, по-мужски и без лишних сантиментов. Вацлав из вежливости помахал ему.       Какой-то молодой человек на перроне побежал за поездом, крича нечто неразборчивое золотоволосой девушке и её отцу, стоявшим рядом со Штефанеком.       — Он меня так любит! — радостно хихикала дочь.       — Вроде он хороший. Но порой делает такие глупости, — ответил отец.       Потом Вацлав, Эрнё и Йозеф вернулись обратно. Когда поезд покинул пределы Вишневыграда и двинулся на запад Словании, из соседнего купе к ним заглянули Юлианна с братом.       — Наслышан о вас. Сестричка мне много про вас рассказала. В смысле, про вашу партию короля. Вы ещё её называете королевской партией, — заговорил брат девушки по имени Томаш. Высокий, стройный с аккуратными чёрными усами, он производил впечатление актёра немого кино. Особенно во фраке. Густые бакенбарды придавали его квадратному лицу аристократический вид.       Томаш сидел вместе с Эрнё на кровати слева. Вацлав, Йозеф и Юлианна — напротив них. Штефанек занял место в углу у окна перед маленьким столиком.       — В сущности, нет никакой партии короля, — с усмешкой ответил Вацлав.       — Господин Дробек считает иначе, — не согласился с ним Томаш.       — Пока что он возглавляет лишь монархическое крыло в Партии Слованского национального возрождения. Там человек пятнадцать-двадцать. И того нас всего тридцать семь.       — Вы, я гляжу, не верите в успех?       — Почему же? Я верю не в Дробека, а в саму нашу идею. В короля. Или королеву.       Нилаши хлопнул легонько брата Юлианны по коленке, чтобы обратить его внимание на себя:       — Простите, уважаемый. Вы уверены, что вашим соседям можно доверять? Вдруг они уже обчищают ваши чемоданы?       — Обчищают? — с непониманием спросил Томаш, после чего всем стало понятно, что они с сестрой редко общались с выходцами из низов.       — Ну, воруют.       — Да бросьте вы! Там отец и дочь. Порядочные люди. На поездах такого класса воры и всякая чернь не ездят.       — На любого богача найдётся свой воришка, — заметил Вацлав.       — Нет, они не воры. Уверяю вас, — ответил Томаш.       — Как знаете. Вы скажите, если увидите что-нибудь странное. Я быстро порядок наведу, — посоветовал Нилаши. В его вскормленной огнём войны паранойе Штефанек сумел разглядеть зерно разума.       «Времена сейчас непростые, люди стали злее. И от злобы они готовы с лёгкость переступить через правила и законы. У богатых и до войны крали драгоценности. И сейчас тоже крадут», — считал Вацлав.       За окном перед Штефанеком предстали сельские пейзажи запада Словании. Под голубым небом раскинулись зелёные поляны, милые деревушки с ухоженными улочками, фахверковыми домиками и аккуратными дорогами. Издалека он сумел увидеть даже миниатюрные фигуры крестьян. «Столичная суета меня утомляет. Если ничего не выгорит, поеду домой», — подумал Вацлав, умилённо наблюдавший за деревенскими пейзажами. Он сам жил в маленьком городке ближе к северу Словании и тосковал по тихой и неторопливой жизни по соседству с природой, что царила у него дома.       — А впервые едете на таком поезде, господин Нилаши? — спросил у Эрнё Томаш. — Ваше поведение вас выдаёт.       — Честно? В первый раз. Я привык к забитым до отвала товарным вагонам, — честно, но обиженно ответил Эрнё. — Тут настоящий дом на колёсах. Я боюсь размякнуть здесь и превратиться в хлебный мякиш.       — Привыкли к более аскетичным условиям? Ближе к спартанским, да?       — Яволь. Я должен быть во всеоружии. Вдруг анархисты доведут народ до революции? Вдруг это проклятое крыло революционных социалистов начнёт братоубийственную войну? Власти приняли закон о восьмичасовом рабочем дне. Они проявили слабость и пошли на поводу у этих крикливых революционных социалистов и их гнойных дружков — социал-демократов! Маслек испугался стачек. Он показал красным свою слабость! Мне нельзя расслабляться.       — Кстати, анархистов вчера поймали. Троих, — оторвался от чтения утренней газеты Штокингер. — Пишут, что двое из них обвиняются в убийстве имперских служащих трёхлетней давности. Власти думают передать их австрийцам.       Юлианна молча слушала мужской разговор.       — Я бы их всех уложил. Вышли бы они на честный бой. У меня хорошо поставлен удар. Хотите проверить? — предложил Томашу Эрнё.       — Нет, спасибо. Интуиция говорит мне поверить вам на слово, — уклонился от предложения брат девушки, отодвинувшись.       — Проверим. Но не в поезде, герр унтер-офицер, — из желания подколоть Нилаши ответил согласием Штефанек.       — Отлично, герр писатель. У вас есть мужество. Нам с вами точно стоит поупражняться, — Эрнё же не увидел в словах Вацлава ничего оскорбительного, их посыл пролетел, точно брошенный ребёнком камень, мимо. Хотя, возможно, Нилаши наоборот собрался ответить уже не словом, а кулаком во время тренировки. — Мы ведь с вами следим за порядком.       По мере приближения к Австрии снаружи чаще встали встречаться зелёные луга, на которых паслись коровы. На невысоких холмиках виднелись серые замки, чьи башни возвышались над полянами и деревнями, подобно маяку. Попадались по пути и знаменитые на всю Слованию мясные заводы. Дорога уверенно вела путников в Австрию, пронося их мимо реки Валтавы, протекавшей с востока на запад.       — Мы с сестричкой пойдём в вагон-ресторан. Посмотрим, что да как. Пойдёте с нами? — позвал Йозефа, Эрнё и Вацлава Томаш.       — Ага, — отозвался Нилаши.       — Я вздремну пока, — дал ответ Вацлав. — Сморило меня.       — Тогда герр растяпа остаётся сторожить ваш сон, герр писатель. И точка, — скомандовал Йозефу Эрнё.       — Я как раз собрался посидеть да почитать, — пожал плечами Штокингер.       Вскоре друзья остались наедине.       — Ты действительно хотел почитать? — спросил Штефанек, оторвав Штокингера от газет.       — Да. Почему ты спрашиваешь? — задал вопрос Йозеф.       — Думал, ты побоялся перечить нашему герру унтер-офицеру, — проговорил и поднялся на второй ярус.       — Зря ты так говоришь об Эрнё. Да, он грубоват. Но всё-таки Эрнё интересный человек. Ты бы поговорил с ним нормально, без своих колкостей. Из него выйдет отличный герой для твоей книги.       — Захочу написать трагикомедию, то сделаю его главным героем.       Вацлав удобнее устроился на белой простыне. Пару минут он поглядел на горчичные стенки купе перед тем, как уснуть.       Проснулся Штефанек уже на пути к границе. Позади остались двести километров. За окном мелькали чистые улицы Шомрона, пограничного с Австрией городка. Спустя время бежевые дома с мансардами тоже остались далеко позади. Поезд пересёк границу.       — С пробуждением, герр писатель, — сказал снизу Нилаши.       — А где Томаш с Юлианной? — спросил Штефанек, спустившись.       — У себя.       По Австрии они ехали уже молча. Штокингер пытался поддержать вялый разговор, но ничего не вышло. Вацлав чувствовал скованность, чтобы обсуждать с Йозефом деликатные и слишком личные для них темы в обществе Эрнё. Так они и ехали, разглядывая из кона сильно похожие на слованские пейзажи Австрии. Всё там выглядело так привычно и по родному, что Вацлаву казалось, будто поезд ещё ехал по Словании. Разве что маршрутные указатели с германоязычными названиями говорили об обратном.       — У нас много общего, — отметил Штокингер.       — Мы наследники великой империи! — выдал пафосный лозунг в духе речей Дробека Нилаши. Слова Эрнё о наследии и преемственности с Австро-Венгрией слабо вязались с его поступками. — Нужно приумножить её богатство.       — Слушайте, а вы ведь участвовали в нашей революции. Я видел вчера лист мяты на вашей форме. Их носили солдаты, которые захватили власть для Маслека, — проговорил Штефанек, напомнив о недавней бескровной революции.       — Да! Я брал здание вишневыградского телеграфа, — Нилаши подтвердил догадки писателя, что говорило о его националистических настроениях.       — Вас сложно понять. Вы боретесь за независимость, но кричите о принадлежности великой империи. Одно противоречит другому.       — Не противоречит. Мы должны помнить о прошлом. Мы часть великой империи и не должны об этом забывать. Мы получили прекрасное наследие. Из прошлого нужно только хорошее запоминать.       — Плохое тоже не стоит забывать.       Слова Нилаши можно трактовать по-разному. Эрнё говорил правильно про хорошее наследие и уважение к прошлому. Но слышалась в них одна странная нотка. Воображение Штефанека нарисовало картину того, как Нилаши под лозунги про наследников великой империи сражался с соседними странами, захватывая их. «Великая Слования — наследница великой империи», — скандировал Эрнё, расстреливая из пулемёта не то чехов, не то венгров, не то австрийцев, не то самих слованцев.       — Мы хоть и независимы, но не должны рвать связи с Австрией. Нас столько с ней связывает, — поддержал Нилаши Штокингер.       — Верно, герр адвокат.       На Восточном вокзале Вены из окон вагона Вацлав видел на лицах австрийцев смятение. Они не знали, что делать дальше. Война оказалась проиграна, держава Габсбургов погибла в её огне. В растерянности люди не знали, хвататься ли ими за прошлое, как за спасательный круг, или забыть о нём, начав новую жизнь. «Попытку вернуть всё назад уже ничего не даст. Молодые государства преисполнены желанием драться за свою независимость. Одряхлевший и избитый человек в схватке с толпой, пусть и невысоких, но решительно настроенных карликов получит только новые раны. Один всех побеждает только в сказках», — задумался Штефанек на пути в Инсбрук.       — Когда мы приезжаем в Барселону? — спросил Нилаши.       — Послезавтра утром. Довольно быстро едем, — ответил Штокингер. — Раньше поезда медленнее ездили.       Поезд сделал остановку на Восточном вокзале Инсбрука. За окном начинало темнеть. Накинув тёмно-синее пальто, Вацлав решил выйти подышать свежим воздухом. На перрон с навесом вышел один только Штефанек. Его взгляд сразу привлекли заснеженные горные вершины вдали. Всюду чувствовалась свежесть, будто ею веяло с самих гор. Пока поезд стоял, Штефанек наслаждался ею вместе со свежим альпийским воздухом и тишиной. Как и в своём родном городке, в Инсбруке он ощущал одно сплошное умиротворение. «Тишина и благодать», — с улыбкой подумал Вацлав.       — Извините, что отвлекаю. Я хотел спросить у вас. Ваш поезд едет из Словании? — обратился к нему на немецком языке мужчина лет сорока пяти в шляпе котелке.       — Да. А что? — ответил вопросом Штефанек.       — Интересно стало. Прошло три недели, как вы объявили независимость, а уже поезда пустили. Хорошо работаете. Как у вас в стране дела?       На вид рослый австриец в коричневом пальто оказался дружелюбным. Его вытянутое лицо прямоугольной формы с квадратной челюстью выражало неподдельный интерес к собеседнику. От незнакомца исходило приятное обаяние.       — Не ожидал. Думал, вы наброситесь на меня с кулаками. Спасибо. Дела идут вроде неплохо. Потихоньку приходим в себя после войны, — дал ответ Вацлав, не на шутку удивлённый вниманием со стороны австрийца. — Анархисты пугают людей, но их ловят. Вчера вот троих взяли. А у вас как дела в стране?       — Ну, хорошо, что дела у вас в гору пошли. Мы на перепутье. Ладно, вы, слованцы или чехи. Но итальянцы зарятся на наши исконные земли! Мой сын не для того воевал, чтобы Тироль отдали этим горе-воякам! Одна надежда осталась — единение с Германией.       Вацлаву доводилось краем уха слышать, что двенадцатого ноября, семь дней назад, западные соседи объявили о создании Республики Немецкая Австрия. Связь с прежней имперской унией в одночасье прервалась.       — Я вообще давно думал, что империя прогнила, — продолжил австриец. — Нам стоило объединиться с Германией раньше. Мы с немцами — один народ.       — Выходит, распад империи вообще вас не печалит? — спросил Штефанек.       — Нет. Лоскутное одеяло совсем износилось. Поверьте мне, будущее за национальными государствами. Конгломераты племён себя изжили.       — Необычное мнение.       — Вы там думали, что у нас все прямо спят и видят вашу Слованию или Венгрию снова нашими? Не вижу смысла тянуть всех за наш счёт.       — Кто кого тянул ещё не так очевидно. Всё в прошлом.       — Верно, — согласился австриец. — Раз уж расходиться, так тихо и мирно. Только упрямый осёл сейчас будет цепляться за жалкие крошки из прошлого. Вы, кстати, куда едете?       Штефанек не стал что-либо утаивать от собеседника и рассказал ему о путешествии в далёкие края.       — Какой авантюризм! Но мне нравится! Честно, вы всё правильно делаете, — ответил австриец. — Крепкая власть короля сможет уберечь страну от революционных потрясений. Только не копируйте английскую модель, там король мало что решает. Сплошной парламентаризм.       — Глава нашего клуба говорит, что нам нужна монархия без партий вообще, — вспомнил Вацлав. — Мне интересно, вы кого-то ждёте? Из поезда вроде я один вышел.       — Да я ждал сына из Вены. Время всего лишь спутал, пришёл на два часа раньше и только на перроне всё понял. Перепутал!       Загудел паровоз.       — Я был рад с вами поговорить. Но мне пора бежать. Всего доброго, — сказал Вацлав.       — Удачи вам в ваших поисках! Может, ещё увидимся!       Штефанек вернулся в вагон, находясь под сильным впечатлением от разговора с незнакомцем. Казалось бы, встретились два непримиримых врага, между коими вот-вот могла начаться словесная баталия. Но на удивление между ними не возникло никакой вражды — слованец и австриец по-дружески поговорили и мирно разошлись по сторонам, подобно их странам. До сна Вацлав думал о том разговоре. Он вселил в писателя уверенность в том, что проблемы можно решить миром.       Уснул Штефанек в Швейцарии, проснулся во Франции, где его встретили мрачные тучи на небесах.       — Я думал, мы поедем через Париж. Никогда там не был, — с досадой в голосе произнёс Штокингер. — Поезд сразу повернул на юг в сторону Авиньона.       — Как-нибудь в другой раз. Долг важнее, — ответил Нилаши.       В чемодане у Эрнё Вацлав обнаружил два пистолета с заряженными магазинами к ним, когда тот открыл свой «ларец». «Основательно подготовился. Как бы он не начал палить в первого встречного», — подумал Штефанек. Нилаши со спокойным видом проверял пистолеты.       — Управитесь с таким, герр писатель? — поинтересовался, протянув Вацлаву пистолет Маннлихера, Эрнё.       — Знакомый зверь. Но винтовка привычнее, — ответил Штефанек, рассмотревший знакомое оружие.       — Тут извиняйте, с винтовкой таскаться опасно. И в чемодан она только разобранной влезет.       — Вы думаете, что на нас могут напасть? — удивился Штокингер, смотревший на пистолеты, точно как на примитивные дубины в руках дикарей.       — Всякое ведь бывает, герр адвокат. Не зря же меня отправили.       Если в Австрии Вацлав видел людей, живших пока в смятении (не считая мужчины из Инсбрука), то во Франции он наблюдал измотанных войной и её лишениями победителей. Весь их опустошённый вид говорил лишь о том, как тяжело далась им победа над Германией, реванш, которого жаждали с 1870 года. Штефанек не понимал, почему ему хотелось назвать французов сломленными. Победители словно на самом деле проиграли. Немногие из них ходили радостными.       «Радость быстро выветрилась. Победитель победил, но жизнь не остановилась. Она продолжается. Разрушения, массовое опустошение — мы не знали этого. Нам крупно повезло оказаться зажатыми между другими частями империи. Иначе в нашей Словании могла сложиться иная ситуация, начаться гражданская война. Возможно, даже освободительная война за право иметь своё национальное государство», — размышлял Вацлав, стоя в коридоре и смотря на дождливые пейзажи.       Пока Йозеф, Эрнё и Томаш обсуждали положение Франции, Юлианна вышла в коридор.       — Вы верите, что у нас получится найти короля? — поинтересовалась она у Штефанека, без лишнего звука встав рядом с ним.       — Не знаю. Найдём — замечательно. Уболтаем — вдвойне прекрасно. Не найдем, не уболтаем — хорошая была поездка. Когда ещё получится выбраться из Старого света в Новый? — пожалуй, наверное, только одного Вацлава в путешествии интересовал не столько его результат, сколько сам процесс. Писатель хотел побывать в местах, которых он никогда не видел. Ступить на землю, существовавшую для него, как неровные очертания на карте мира. Ему хотелось, чтобы рисунок ожил и заиграл сочными красками прямо у него перед глазами.       — Я бы и не подумала поехать так далеко, если бы господин Дробек не сказал, — призналась Юлианна. — Вы один думаете о неудаче.       — А сами вы что думаете? Будет ли коронация?       — Не знаю. Ваш друг, господин Штокинггер, и господин Нилаши уверены, что будет. Моему братишке всё равно. Он, как и вы, хочет отдохнуть и повидать мир.       — Неплохо. Мы с ним поладим. Нам не помешает просто отдохнуть. Одно другому не помешает.