Мост

– А я в руках младенца держал. Ну, то есть не совсем держал. Мне ее мать обещала башку оторвать, если я свои грязные лапы не уберу… А руки я, между прочим, до этого ополоснул. Но все равно мне не стоило прикасаться к ребенку. Потому что… Знаешь, Донни, я раньше никогда не прикасался к младенцам. Я даже не видел их, таких… маленьких, беззащитных и… Ты не представляешь, как она пахла! Ты бы точно не удержался. И я мог не удержаться. Врубаешься? Найджел и не рассчитывал, что трог окажется настолько тупым и за несколько дней не сможет выбраться из западни. Но тот не выбрался. Все так же сидел за погнутым, пожеванным сетчатым ограждением – злобный, голодный и ослабевший. Все же они не совсем монстры. Они страшно, необратимо больные люди, в которых не осталось почти ничего человеческого. Без пищи трог, как и любое больное создание, очень быстро слабел. – И все-таки я ее потрогал, – Найджел довольно хмыкнул. – Когда мать отвернулась, я дотронулся до ее щечки. Одним пальцем. Вот так, – провел подушечкой по стальной сетке, под немигающим взглядом двух тусклых, утопленных в лысом черепе глаз. – И тогда понял, что не могу ничего с ней сделать. То есть… Нет, не так. Я понял, что не смогу отдать ее какому-то одноглазому мужику и какой-то старухе… Кстати, ты не знаешь, сколько Медее лет? Ты вообще помнишь, кто такая Медея? А, Донни? Трог заворочался, рыкнул тихо и недовольно. Оскалил желтые зубы и почти по-человечьи вздохнул. – Она была очень теплая, – сказал Найджел и пошевелился: он на твердом асфальте сидел давно, скрещенные ноги уже затекли. – Очень гладкая и упругая. Как маленький резиновый мячик. От нее пахло так, что у меня перед глазами потемнело, и я… Мне нельзя было ее трогать. И уж тем более в руки брать. Такую пухлую, нежную и беспомощную. У меня голова кружилась и внутри все горело, как в доменной печи. Я бы и до Вернера ее не донес, я бы не удержался, я… Господи, – он зажмурился, закрыл ладонями лицо, сдавил пальцами голову. – Господи боже. Что я несу, о чем я думаю… Какого хрена, а, Донни? Такое чувство, что у меня крыша едет. Наверное, все долбаное ИТВ. Издалека донесся металлический грохот. Следом – истеричный, срывающийся на визг хохот. Где-то на крышах заброшенного цеха резвились чокнутые дикари. – Прости, – заметив, как напрягся трог, как раздулись его ноздри, Найджел покачал головой. – Сегодня я еды тебе не принес. Там, – кивнул в сторону завода, – сейчас много еды. Много трупов, они еще свежие. Кровь не успела везде засохнуть, ее ароматом пропитан воздух. И от меня пахнет, да? Это все Вернер. Он там валяется, – качнул головой в другую сторону. – Я его убил и сразу ушел. Ничего брать не стал, решил что на этот раз не надо… Убил, потому что обещал помочь рабам Питта. И я помог. Просто они этого пока не поняли. Надеюсь, потом поймут. Знаешь, Донни, не всегда есть правильное решение. Иногда есть просто… решение. Его приходится принимать. А еще у меня кое-что припрятано вон в том мешке возле выхода, видишь? Но тебе я это не дам. Оно мое. Моя добыча, мой трофей. Ты же понимаешь, о чем я? С трудом разогнув ноги, Найджел поднялся. Подошел к сетке, уцепился за нее пальцами, почти прислонился лицом. – Понимаешь, – выдохнул. – Мы с тобой и правда в чем-то похожи. Только ты безмозглый агрессивный урод. А я пока еще нет. Краем глаза поймав движение вдалеке между вагонами, Найджел нагнулся, подобрал с асфальта заряженный дробовик, перехватил поудобнее. – Я мог бы тебя накормить и выпустить из ловушки, но знаешь… Я на прощание сделаю для тебя кое-что получше. Эй, ты вообще меня слушаешь? Донни. Донни? Трог кое-как распрямил утыканную острыми позвонками спину, вывернул голову, уставился Найджелу в лицо. – Всегда пожалуйста, – тот кивнул и выстрелил через стальную сетку. Горстью картечи с близкого расстояния трогу снесло всю морду и верхушку черепа. Тело откинуло к стене, расцветшей красными пятнами. Они неплохо провели время вместе, но Найджел был уверен, что не станет по этой твари скучать.

***

На фонарном столбе болталась свежая туша, под ней – зловонная лужа того, что успело вытечь из промокших штанов. Не раб – броня была рейдерская, с шипами и наколенникам, а вот лица с земли Найджел разглядеть не смог. – Это Мик, – сообщил один из охранников у ворот. – После бунта Ашур велел его тут повесить. Чтобы другие видели. Вроде старина Мик палку чуток перегнул. Всегда нервным был, вот и сорвался. Думал, что раз заварушка пошла, то типа все можно. Эй, Мики! – задорно крикнул. – Как оно там, наверху? Питтсбургский туннель видно? Фонарь был не настолько высок, чтобы разглядеть с него туннель на другой стороне широкой ядовитой реки, но Найджел все равно улыбнулся, показывая, что шутка, в общем-то, удалась. – Кстати, а где Донни? – спросил как бы между прочим. – Я уже несколько дней его тут не видел. – Донни, – охранник помрачнел. – Сдулся наш Донни, ИТВ его доконало. Внутри отчего-то сделалось неприятно. – Что? Умер? Спятил? – Да нет. Свалил отсюда на месяцок-другой подлечиться. Вернется как новенький, опять будет всем рассказывать, сколько шлюх успел перетрахать. – А, – Найджел с облегчением выдохнул. – Ну ясно. Черт, тяжело ему, наверное, будет с его новой фобией… – С чем-чем? – охранник, видимо, не был в курсе, но не хотелось задерживаться и объяснять. Мост, забитый древними ржавыми машинами, встретил Найджела, как хорошего старого друга. Поприветствовал скрипучим гулом, швырнул в лицо горсть радиоактивной пыли, дыхнул вонью разложившихся тел. Пип-бой, который Найджел снова настроил правильно, взорвался стрекотом – счетчик зафиксировал опасный уровень радиации. Поговаривали, что река внизу настолько отравлена, что все живое умирает сразу, как только коснется токсичных коричнево-серых вод. Ориентируясь по радару, Найджел прошагал две трети моста, обогнул изгрызенную коррозией тушу древнего грузовика. Остановился, взглянул на радар, прикинул, видно ли его отсюда снайперу, контролирующему мост и отстреливающему беглецов. Вроде бы грузовик надежно перекрывал обзор, поэтому Найджел скинул с плеча мешок, развязал и, подцепив за короткий фиолетовый хвостик, вытащил оттуда слегка помятую голову. Обмотанную целлофановой пленкой, чтобы внутрь мешка не натекло и не завоняло. – Привет, Вики, – Найджел поздоровался, развернул целлофан и, аккуратно пристроив голову на широких перилах, облокотился рядом. – Вот решил взять тебя с собой. Мир показать. Видишь? Вики пялилась в никуда тусклым взглядом из-под полуопущенных век. В ее щеках не осталось крови, синие ободранные губы слиплись, а хвостики взлохматились и выглядели некрасиво. Найджел кое-как их поправил, щелкнул по кончику носа и отошел на пару шагов. Склонился, упершись в колени ладонями. Долго – наверное, с полминуты – всматривался в мертвое лицо. Сумел разглядеть что-то похожее на бледные веснушки среди пятен грязи, крови и мелких язв. Коснулся пальцем спекшихся губ, надавил, проник в склизкий рот, нащупал там зубы и вялый язык. – Знаешь, ты все же была права, – вытащил палец, вытер его о штаны. – Мы не ровня. Я бы тебя ни трахать, ни есть не стал. Ткнул кулаком в холодный лоб – и голова полетела в радиоактивную реку. Через несколько мгновений раздался тихий короткий всплеск. Найджел снова закинул на плечо полегчавший мешок и двинулся дальше. Лавировал между грудами ржавого металлолома, благодаря Пип-бою вовремя замечал противопехотные мины и аккуратно их обходил. Когда он почти добрался до другой стороны, в ободранную дверцу ближайшего автомобиля впился кусочек свинца, проделав небольшую круглую дырочку. Снайпер с Найджелом попрощался – и тот, обернувшись, махнул рукой в ответ. Над заводом Питта все так же яростно дымили гигантские трубы, травили больное небо, выдыхая в него черные клубы. Мост гудел и содрогался от порывов поднявшегося ветра. Где-то внизу плескалась смертоносная, отравленная река. А Найджел неторопливо брел навстречу нормальному миру и мечтал, чтобы все же когда-нибудь стать бессмертным. Он не хотел смотреть в глаза папе, который ждал его на другой стороне моста.