ᚱ᛫ᛜ᛫ᚨ
Локи лениво разгуливал по научному кампусу мистических наук, построенному ещё несколько столетий назад на его личные средства. Этот архитектурный шедевр был выстроен по его личным наработкам и планам, неплохо вписываясь в местную архитектуру города богов, которая всегда кричала помпезностью, богатством и величием. Но его учебное заведение всё же было немного попроще: не такое вульгарно-вычурное, имело более упрощённый вид и не так сильно ослепляло блеском золота. Закончив обучение в Альфхейме, Локи справедливо посчитал, что Асгард нуждается в нечто подобном. Колдуны и маги нуждались в месте, где бы могли безопасно практиковаться, оттачивать свои способности и учиться их контролировать, отчего порой многие не справлялись со своими силами и нередко от них же страдали. Это был очень амбициозный проект, который Локи долгое время мечтал воплотить в жизнь. Всеотец — хоть одобрил порыв сына создать нечто грандиозное — не помог ни единой копейкой. Более того, считал, что младшему царевичу пора научиться полагаться исключительно на себя и свои личные средства и возможности, учиться самостоятельности и добиваться своих целей без помощи посторонних. Поначалу Локи был огорчён и глупо посчитал, что таким образом отец от него отмахнулся, мол, ему не было никакого дела до прихотей мальчишки. И лишь столетиями позже, когда Локи увеличил собственный капитал, вкладывая деньги, куда нужно, и спонсируя, кого надо, понял ценность совета. Когда тот больше не зависел от отцовских денег, только тогда Локи сумел воплотить свою мечту в жизнь. Академия мистических наук — его детище, которое он не перестал любить даже спустя столетия. Это место — причина для его гордости и тщеславия. И было неважно, что со дня, как Локи оступился и был добровольно изгнан, место ректора теперь занимала бывшая любовница. Амора Чаровница — прекрасная, опасная, обворожительная, мстительная, талантливая и безумно очаровательная. Со временем его чувства к бывшей фаворитке поостыли, но это нисколько не мешало Локи относиться к ней с должным уважением. Амора прекрасно владела магией, была отлично политически подкована, хоть саму политику терпеть не могла до дрожи в зубах. Она была учёным и исследователем, что всегда занимало в её сердце особое место. В этом они были неизменно похожи, отчего с лёгкостью нашли общий язык. Локи мог назвать Амору тем самым словом, которым пользовался крайне редко — друг. Когда же все в Девятимирье поверили в то, что трикстер умер, Локи нисколько не удивился, узнав, что новым ректором назначили Чаровницу. Отчасти Академия была и её детищем: Амора во многом помогла, когда строительство было завершено, принимая прямое участие в развитии этой школы для одарённых. — Ты умер, — мелодично пропела Амора из-за своего рабочего места, когда Локи галантно прошёл в свой же бывший кабинет. Мысленно бог обмана отметил, что обстановка мало чем отличалась от той, что была, когда именно он занимал должность ректора. Только разве что кабинет был более захламлённым, потому что Аморе вечно некогда прибраться или привести в порядок собственное рабочее место, что всегда неизменно раздражало младшего царевича. Локи любил порядок и уют во всём, тогда как Аморе до этого не было никакого дела. — Увы, я не поладил с царицей Хельхейма, — лукаво-разочарованно пролепетал Локи, разводя руки в сторону. — Она оказалась редкостной занудой. Амора улыбнулась, отчего на щёчках показались две ямочки. — Всегда знала, что ты и саму смерть доведёшь до повторной ручки. Локи тихо рассмеялся, расслабленно усевшись в свободном кресле напротив Аморы, что с довольным прищуром следила за своим нежданным гостем. — Рада тебя видеть, — произнесла она, после некоторого изучающего молчания. И Локи поверил этому признанию, ведь и сам ощутил нотки ностальгии по старым временам, когда этот стол порой использовался совсем не по назначению. Это были великолепные дни, в которые они предавались страсти без смущения, когда этого хотели, плевав на всякие риски быть обнаруженными. А беседы о развитии их детища, которые хоть и заканчивались частыми ссорами, Локи любил вовсе не меньше. Им было что вспоминать; причин для сожалений было не меньше. Но всё это было далеко в прошлом, сейчас его волновало будущее. — Знаешь, я ведь нисколько не удивлена тому, что ты оказался жив. Напротив, терпеливо ждала, когда же ты возвратишься с фанфарами, рукоплесканиями, сопровождаемый лепестками роз, как в дешёвых романах твоего дружка Фандрала. И всё это под томные завывания влюблённо-восторженных девиц. — Была такая мысль, но, думаю, Тор не оценил бы такую выходку, — пошутил он в ответ. — Слышала, ты возглавил совет, — аккуратно поинтересовалась Амора, откидываясь на спинку кресла. — И только? — А ещё слышала, что ты пока неплохо там веселишься, — многозначительно ответила Чаровница, закидывая аккуратные тонкие ножки на край дубового стола. — Асгард в скором времени сможет лицезреть парочку свеженьких казней? — Я пока над этим раздумываю, но обещаю, что без шоу и фанфар не обойдётся, — заверил Локи, обольстительно улыбнувшись. Амора очаровательно рассмеялась, прикрывая пухлые алые губки тыльной стороной ладошки. Они ещё какое-то время друг друга молчаливо изучали, словно вновь возрождали в памяти далёкие минувшие дни. Но Амора вскоре сменила очарование и игривость на серьёзность, глядя на трикстера немного напряжённо и потерянно, взволнованно перебирая тонкими пальчиками с идеальными коготками, что могли с лёгкостью исполосовать лицо недруга. — Ты пришёл сюда за… Локи неспешно перебил старую знакомую, подавшись на своём кресле вперёд, чтобы серьёзно заверить: — Нет, я пришёл не для того, чтобы отобрать у тебя пост ректора. — Нет? — искренне изумилась Амора, наконец, перестав постукивать от волнения коготками по столу. — Боюсь, нынешняя должность будет отнимать у меня всё свободное время. Я не смогу управлять Академией, одновременно разгребая государственное дерьмо, — Локи редко позволял себе выражаться, но нынешнюю ситуацию нельзя было описать как-либо иначе. Амора восхищённо присвистнула, прекрасно зная об этой маленькой особенности бывшего любовника. — Похоже, дело действительно дрянь. Но, если тебе не нужна академия, тогда зачем ты сюд… Амора резко запнулась, так и не закончив фразу. Зелёные глаза асиньи округлились от внезапной догадки, отчего она от удивления даже слегка приоткрыла рот. Замешательство, удивление и растерянность застыли на её лице, но ненадолго, потому что очень скоро глаза смотрели на Локи гневно и раздражённо. Скинув ноги со стола, Амора привстала, нависая над трикстером подобно неприступной скале. — Нет! — яростно махнула она рукой, словно перечёркивая ею что-то нелицеприятное взору. — Вот так легко отказываешься от возможности заседать в совете? — насмешливо отозвался Локи. Его нисколько не удивила такая категоричность — более того, он был к ней всецело готов. — Ты с ума сошёл? — стало ему ответом. — Ты знаешь о моём отношении к политическим и дворцовым интрижкам. И всё равно пришёл просить о таком? Локи! И с каких пор в совет стали набирать женщин? Хочешь устроить очередной громкий скандал в стенах дворца? Так, давай без меня, дорогой!.. Локи театрально вздохнул, возведя очи к расписанному потолку. — Амора, прошу тебя, не впадай в истерику, — на его мольбу она раздражённо цокнула, оскорблённо складывая руки на пышной груди с соблазнительным декольте. — Я тебя уверяю: уже через месяц я отправлю на пенсию в тюрьму половину этих закостенелых надменных старикашек. И совет возглавляю я лично. А потому мне решать, кто вхож в совет, а кто нет. Тебе незачем беспокоиться, моя дорогая. Я смогу уладить все конфликты. — Нет, нет и нет! — гневно запротестовала Амора, отмахиваясь от его предложения рукой. Локи снова вздохнул, но на сей раз действительно устало. Они долго ещё сверлили друг друга взглядами, даже не думая отступить или поддаться на чужие уговоры. Но Локи знал, чем подкупить Амору, но наивно надеялся на то, что подруга не будет столь категорична и упёрта. — Насколько мне известно, — хитро проговорил трикстер, озорно сверкнув глазами, по-деловому сплетая пальцы рук, — после моей мнимой смерти у Академии больше нет постоянного спонсора, верно? — Подлец, — с ухмылкой ответила Амора, чем подтвердила его слова. — Нет чтоб сразу зайти с козырей, он тут разыгрывает спектакль. — Решил немного поностальгировать. Знаю ведь, как ты любишь наши маленькие сценки ссор. Впрочем, не я один за этим скучал, верно?.. Обворожительная улыбка растянулась на прекрасном утончённом личике. Амора грациозно поднялся со своего кресла и кошачьей грацией обошла стол, крайне соблазнительно и вульгарно-возбуждающе присев на край стола так, чтобы из длинного разреза платья выглянула тонкая девичья ножка, а пышная грудь смотрела ему глаза в глаза. Локи не стал поддаваться на откровенную провокацию, прекрасно зная, что таким образом бывшая фаворитка попросит непристойно больше того, что он и так уже предлагал. Амора умела играть мужчинами так же ловко, как Локи обманывал и манипулировал. К тому же ему были знакомы все эти женские штучки по соблазнению, чтобы не позволить себя так легко одурманить. — Так ты согласна? — Лаборатории нуждаются в ремонтах, — низким голос прошелестела Амора, чуть подавшись вперёд. — А ещё западное крыло совсем недавно пострадало из-за какого-то шутника, который посчитал забавным использовать водяного элементаля, чтобы подшутить над студентами. И как итог: затопил целый этаж. — И это я подлец? — хохотнул Локи, наблюдая за этими хитростными манипуляциями фаворитки. Амора демонстративно наигранно надула пухлые губки, жалостливо прощебетав: — Ну, тебе же нужна моя помощь, верно? — Ладно! — довольно фыркнул он, полностью капитулируя. На самом деле Локи не нужно было уговаривать: ради своего детища он не пожалеет никаких денег. — Будут тебе новые лаборатории и ремонт в западном крыле. Даю своё слово. На это Чаровница довольно пискнула, чем напомнила ещё совсем юную девчонку. Локи поднялся с кресла и, галантно запечатлев лёгкий поцелуй на тыльной стороне ладошки, улыбнулся и собрался уходить. Но Амора решила, что богу обмана ещё слишком рано покидать её кабинет. — И всё? — изумлённо разочарованно воскликнула та, отчего Локи не сдержался, весело хохотнув. — А ты ждала чего-то ещё? — обернулся он, вопросительно выгибая бровь. Амора состроила серьёзно-оскорблённое личико, грациозно подкравшись к трикстеру. На утончённом личике растянулась вполне себе многообещающая ухмылка, а тонкие ручки весьма однозначно заскользили по его груди, нагло опускаясь всё ниже и ниже. Локи не был удивлён, но в тоже время самым удивительным образом не был готов к такому повороту событий, потому что расстались они не самым благополучным образом. К тому же, в последнее время Локи был так занят, что на личные утехи совсем не оставалось времени и даже сил. — Думала, мы поностальгируем вместе, — шепнула она прямо ему на ухо. — Как в старые добрые времена. Помнишь? Нельзя было отрицать — предложение было весьма заманчивым. Локи уже давно ощущал, что нуждался в том, чтобы немного расслабиться и снять напряжение. «А почему бы и нет?» — думает он, прежде чем позволить этим ловким ручкам и соблазнительным губкам позабыть обо всех насущных проблемах.ᚱ᛫ᛜ᛫ᚨ
— Спорю, ты произвёл настоящий фурор на совете, — довольно промурлыкала царица Асгарда, подавая Локи кубок с вином. — С твоей-то любовью к показухе, уверена, каждый там потерял дар речи. В Асгарде стояла жара, и во дворце становилось тяжело находиться из-за удушливой погоды, поэтому вся царская чета решила провести день друг с другом на свежем воздухе у лебединого озера. Что Локи и объединяло с Сиф, так это нелюбовь к сухой жаркой погоде, когда хотелось спрятаться под любой камень или тень, дабы избежать прямых солнечных лучей. Поэтому, в отличие от остальных, трикстер и царица прятались от жары в уютной беседке, сплошь укрытой плетущимися лозами роз, дикого виноградника и плюща. Удобно рассевшись на плетёном диванчике среди множества мягких подушек, Локи с интересом наблюдал за тем, как царь Асгарда состязается со старшим сыном и наследником в бою на мечах. Тор в весьма шуточной манере преподавал уроки фехтования сыну, слегка поддразнивая и отпуская каверзные шутки, которые раззадоривали Моди, но и в тоже время не злили. Наследник относился к этому спокойно и даже отвечал отцу всё в той же шутливой манере, хотя и было очевидно, что он страсть как желал одолеть отца в поединке. Недалеко от старших находился самый младший из сыновей царя. Магни с присущим ему детским восхищением наблюдал за боем отца и брата, смеясь с их шуток и даже подкидывая свои невинные комментарии, подсказывая Моди, как лучше сражаться, хоть это и часто отвлекало последнего. Мальчишка был искренне изумлён всем происходящим, отчего Локи справедливо решил, что в будущем он станет хорошим воином и прекрасным защитником для Асгарда при своём царе-брате. Но пока до этого ещё слишком далеко, а потому мальчику надо насладиться детством, пока это для него ещё возможно. Ведь вскоре он будет отдан на воспитание военной академии. Дочери громовержца прогуливались вдоль берега озера, лишь изредка поглядывая в сторону остальных родственников. Локи вот уже несколько недель избегает Сигюн, хоть это и не всегда удавалось в полной мере: нередкие вынужденные семейные посиделки, обеды, завтраки и ужины было сложно игнорировать, потому что это позволяло Локи привлечь внимание брата к проблемам, которые требовали его внимания. При других обстоятельствах приходилось тратить время на поиски Тора, который наивно полагал, что во дворце есть хоть один тайник или тайный ход, который Локи был неизвестен. Но даже в эти короткие часы общего времяпрепровождения Сигюн по-ребячески игнорировала всякое его существование. Всё внутри трикстера бурлило от возмущения. Локи же по непонятным для себя причинам злился, испытывая искреннее негодование, природу которого никак не мог объяснить. Но больше всего его злило, когда совершенно случайно он находил Сигюн в обществе Бальдра, который, словно бы нарочно только сильнее заинтересовался девушкой, и поэтому каждый раз искал любой повод для встречи с ней. Локи часто против воли натыкался на них, прогуливающихся по дворцовым садам, во время которых бог света имел смелости распускать руки, слишком откровенно касаясь Сигюн и даже порой позволяя себе оставлять многозначительные целомудренные поцелуи в щёчку и на ладошке асиньи. Богу обмана было сложно понять, нравился ли Сигюн бог света или же она была слишком хорошо воспитана, чтобы отказать мужчине в ухаживании, отчего была вынуждена терпеть его невыносимое — или нет? — общество. Независимо от правды, Локи испытывал ни с чем не сравнимое бешенство, которое не могло унять ни вино, ни работа, которая, увы, только сильнее злила. Но Локи терзала и другая мысль: неплохо разбираясь в женской натуре, трикстер уверенно предполагал, что таким образом ему жестоко мстят за причинённую некогда обиду. Этот вывод напрашивался сам собой, казавшись логичным, но почему-то, понимая столь простую истину, Локи никак не мог перестать ревновать. А это была именно ревность. Приняв из рук Сиф предложенное вино, Локи несколько раздражённо осушил весь бокал, вернувшись обратно к столику с яствами, дабы повторно его наполнить. От чуткого взора царицы не ускользнула эта перемена в товарище, но справедливо посчитала, что в данный момент лучше не допытываться. Всё равно Локи бы ей ничего не сказал, а, что более вероятней, ловко солгал. Такова его натура. — Как думаешь, Тор не будет гневаться, если я устрою парочку казней? — лукаво поинтересовался Локи, озорно и опасно сверкнув двумя изумрудами. — Уже составил список? — полюбопытствовала Сиф, бросив в рот сочный плод винограда. — Пока ещё присматриваюсь, но надо быть готовым ко всему. Сиф призадумалась, лениво разгуливая по беседке с кубком в руке. — Царь Асгарда ценит справедливый суд, — серьёзно произнесла Сиф, мельком взглянув в сторону мужа. — Если собираешься кого-то казнить, озаботься представить неоспоримые доказательства его вины. Тор не его отец, которому и суд не нужен был для того, чтобы казнить любого, кто нарушал законы Асгарда. — Знаю, — согласился Локи. — Для этого наш царь слишком мягкотел. — А ты уверен, что это действительно необходимо? — несколько обеспокоенным тоном полюбопытствовала Сиф. — Власть можно удержать только страхом и уважением, — менторски проговорил Локи. — Может, власть Тора и неоспорима, но для её удержания недостаточно только одной крови. Вспомни Ванахейм, которой сменил уже три правящие династии, каждая из которых стремилась доказать, что в их жилах течёт кровь первых царей. В Асгарде всегда прежде всего ценилась сила, поэтому и царь должен быть не только «добряком», — последнее слово Локи произнёс, недовольно кривя губы. — На доброте подчинённых далеко не пойдёшь и не заполучить их лояльности, пока государство нагло их обкрадывает, обманывает и не выказывает никакой ответной поддержки. Только через страх можно заслужить уважение не только собственных граждан, но и наших соседей, которые сейчас ни во что нас не ставят. И страх поможет мне приструнить распоясавшихся дворян. Поэтому, отвечая на твой вопрос: да, моя царица, это необходимая мера. Сиф выслушала его, не перебивая, выглядя немного потерянно и устало, бездумно глядя куда-то вперёд себя. Царица Асгарда пребывала в глубоких раздумьях, а, может, колебалась или сомневалась в истинности слов трикстера. — Я всегда была далека от политики. Никогда не понимала и даже не пыталась вникать во все эти придворные игры. И мне никогда не было понятно, как подобное удаётся тебе: все эти обманы, хитрости, уловки, манипуляции, — тихо прошелестела Сиф, изучающе касаясь кончиками пальцев цветущего бутона роз. Сиф замолчала и поджала губы, выглядя непривычно печально. Локи редко когда видел её в столь угнетённом состоянии. — Я, наверное, самая ужасная царица за всю историю Асгарда. Локи театрально закатил глаза. — А теперь вспомни всех своих предшественниц, Сиф, — намеренно-строго произнёс Локи, пригубив напиток для того, чтобы к концу его речи горло не пересохло. — Все они были воинами. Валькириями. Даже моя мать до замужества с Одином была воительницей. Думаешь, им было легко сменить свои мечи на золотые венки? Думаешь, никто из них не испытывал никакой тяжести из-за возлагаемого груза ответственности? Или, думаешь, они не совершали никаких ошибок в своём правлении? — Локи грациозно поднялся с дивана и подобрался к Сиф, при этом не сводя с неё прямого строго взгляда. — Твои предшественницы тоже испытывали тяжесть, потому что им, как и тебе самой, не доставало драгоценного опыта. Ты не худшая, Сиф. Поверь, — и, усмехнувшись, весело добавил. — Но и пока не самая лучшая. Локи заметил, как после его слов Сиф воссияла от надежды и облегчения, что ей подарили его слова. От этого бог обмана ощутил себя немного неловко, не привыкший к такой откровенности, которую он внезапно проявил со своей стороны. Это было необычно: что-то новое, странное, но и не столь ужасное, как могло показаться. В любом случае, нельзя было позволять, чтобы царица Асгарда закомплексовала из-за собственной неуверенности, оборачиваясь к своим предшественницам, которым в своё время тоже было весьма нелегко. Сиф должна быть сильной и уверенной в себе, как и прежде до всех этих коронаций и свадеб за наследника. Слабую и неуверенную в себе царицу Асград попросту не примет. Внезапный девичий визг и хохот наследника привлёк их внимание, заставив с любопытством повернуться в сторону лебединого озера. Закончив с тренировкой со своим отцом, Моди направился к сёстрам и, перекинув обеих себе на плечи, понёсся прямо в воду, где вскоре они скрылись. — Моди! — визгнули обе царевны с такой лютой ненавистью, что на месте наследника Локи поберёгся их гнева. Моди весело гоготал, откровенно потешаясь над сёстрами, пока те с особой ожесточённостью пытались утопить своего непутёвого брата, но, поддавшись веселью и общему настроению, уже и сами веселились, как малые дети. Локи наблюдал за этой идиллией и даже не замечал, как и сам начал довольно улыбаться подобно мальчишке.ᚱ᛫ᛜ᛫ᚨ
— Я сам ушёл, — мрачно заявил бог воинской доблести Тюр. — Ушёл сразу, как только стало ясно, что с таким правлением Асгарду ничего хорошего не светит. — Значит, ушли и даже не попытались бороться? Не попытались обратиться к царю и его вразумить? — с той же мрачностью, но более недоброжелательно вторил ему Локи. Тюр уязвлённо поджал губы. Его всегда задевали любые слова, которые бы могли поставить под сомнения его доблесть, отвагу и мужество. Воин старой закалки. И упёртый, как баран. — Меня и так собирались убрать с поста советника и главнокомандующего армией, — оправдывался воин, но Локи оправдания в любом виде всегда только раздражали. — А так я ушёл сам, тем самым сохранив при себе свою честь и самоуважение. Моди рядом с Локи недовольно фыркнул, но благоразумно решил промолчать. С Тюром всегда приходилось вести весьма деликатные беседы, чтобы те случайно не затронули какие-нибудь самые чувствительные струны старого воина, ибо оскорбить его было проще простого, тяжелее после вновь заслужить его уважение и почтение. И только Локи мог себе позволить ходить по лезвию ножа, потому что любимая жёнушка бога доблести всегда искренне благоволила младшему сыну любимой подруги. В этом Локи имел власть над своим оппонентом, чем нередко нагло пользовался. Многоуважаемая Ингрид Вардасдотир даже Тора не так сильно любила, как младшего проказника. Локи даже помнил, как мать нередко говорила, что, мол, будь у Ингрид дочь, то, несомненно, попыталась бы их свести и обвенчать. Такая перспектива всегда пугала бога обмана, отчего он в такие минуты откровенности Фригги мысленно радовался тому факту, что у бога доблести только сын. А иначе трикстера бы непременно обручили с этой несчастной девицей. Локи вообще до ужаса боялся и не любил свадеб: для этого он был ещё слишком молод и слишком умён, чтобы позволить связать себя тюремными узами брака. Даже темница Всеотца казалась ему более привлекательной перспективой, чем мысли о браке и семейных вечерах в обществе жёнушки и неугомонных отпрысков. «Не нагулялся», — мысленно соглашался с ним собственный голос разума. — О, так выходит, сохранение собственной чести вас беспокоит сильнее, чем благополучие царства, которое вы поклялись защищать ценою собственной жизни? — это был удар ниже пояса, весьма и весьма неприятный для Тюра. Локи заметил хитрый одобряющий взгляд Моди, который буквально за него самого ликовал. Взять с собой на встречу старшего наследника оказалось для Локи спонтанным и неожиданным, но более странным показалось желание обучить мальчишку всем премудростям переговоров и политических игр. Самому того до конца не осознав, богу обмана захотелось стать для Моди наставником, в котором он смог бы воспитать достойного царя для Асгарда. Если всё получится, то и не придётся разрабатывать новый план по узурпированию трона. Локи не удивился только тому, что мальчишка и сам не был против такого наставника, как бог обмана и коварства. Это даже порадовало трикстера, неплохо польстив его самолюбию. — Хотите меня в чём-то обвинить или упрекнуть? — оскорблённо произнёс Тюр, напыжившись, вызывающе расправив массивные плечи и выпрямившись во весь свой немалый рост. Бог воинской чести для своих-то преклонных лет выглядел ни много ни мало потрясающе: высокий, статный, широкоплечий и буквально всем своим видом демонстрирующий силу и уверенность. Просто взглянув на этого крепкого и хорошо сложенного аса, начинаешь понимать, что с ним нельзя не считаться. Благородное лицо так и вызывало немое уважение, наполненное непоколебимой стойкостью и уверенностью. И при этом Тюр никогда не был напыщенным индюком с завышенной самооценкой, как у того же Арнгейна Болдрсона, что сейчас занимает пост главнокомандующего армией Асгарда. Точнее, занимал. — Не поймите меня неправильно, — на учтивой ноте продолжил Локи, стараясь говорить максимально уважительно, чтобы не гневить возможного союзника. — Я всегда вас глубоко уважал. Мой отец, Один Всеотец, всегда называл вас своим единственным другом, которому мог довериться во всём. И вы были одним из немногих, кто знал, что из Йотунхейма он забрал далеко не только ларец вечных зим. Стоя у широкого окна, Тюр заметно расслабился, выглядев, скорее, нахмурено, должно быть, вспоминая дни минувшие. Грусть читалась на благородном лице воина, испещрённого глубокими морщинами, что скучал по своему ушедшему боевому товарищу. Локи знал: своими словами он сможет пробудить эту тоску, которую Тюр прятал ото всех, тем самым решив сыграть на этих сильных чувствах. — Я много раз говорил ему, что нельзя вечно скрывать от тебя правду, — внезапно признался Тюр. — Но Один редко слушал чужие советы. Даже друзей. Локи был удивлён, но виду не подал, лишь заметил заинтересованный взгляд Моди, что притаился будто тень. — Возможно ты и прав, Локи, — снова удивил его бог доблести, направившись в их сторону, чтобы присесть на соседний диванчик напротив своих гостей. — Я и вправду поступил несколько… бесчестно и эгоистично. — Всё ещё можно исправить, — уверенно прошелестел бог обмана, хватаясь за размякшего аса когтями и зубами так, чтобы тот не имел никакого шанса увернуться. — Я уже начал наводить порядки, но мне нужны благородные асы в совете, которым я бы мог доверять так же сильно, как и когда-то мой отец. Я хорошо знаю, что вам небезразлична судьба Асгарда, поэтому и пришёл к вам с просьбой вернуться в совет. На лице Тюра расплылась довольная усмешка. — Значит, недавние аресты некоторых членов совета — это твоих рук дело? — И это только начало, — гордо заявил Локи, откидываясь назад, важно закинув ногу на ногу. — У меня долго идущие планы. Скучать не придётся. — Вижу, молодой наследник вхож в эти планы, — Тюр улыбнулся наследнику, окинув того долгим оценивающим взглядом, следом сказав: — Так похож на отца. Как две капли воды. — Я решил поучиться у своего дяди, — пояснил Моди, впервые заговорив. И улыбнулся улыбкой своего отца. — О, это похвально. Коварству твой дядя учился тоже только у лучшего из лучших. Хотя так и не превзошёл твоего деда, Одина Всеотца. — Ну, я бы поспорил, — шуточно-оскорблённо возразил Локи. Тюр рассмеялся, а потом вздохнул и более тяжело произнёс: — Я подумаю о твоих словах, Локи. — Буду рад видеть и вашего сына, Видара. Локи поднялся с дивана и поправил ткани своей одежды, после чего почтенно поклонился богу доблести. Моди повторил всё вслед за своим наставником, но улыбаясь заметно шире и более искренне. — Не останетесь поприветствовать мою жену? — несколько насмешливо обратился к ним Тюр, замечая, как Локи теряется от его слов. — Боюсь, у меня совсем нет времени. Нужно ещё наведаться к мудрецам Мимиру и Хёниру, — поспешил выкрутиться трикстер, при этом совершенно не солгав. А если быть точнее, Локи планировал это сделать только завтра. — Но через неделю во дворце состоится пир в честь моего возвращения. Надеюсь, что увижу вас с супругой и сыном на торжестве. Тогда же можно будет обсудить с вами все оставшиеся детали, если всё же согласитесь вернуться в совет. — Конечно, даже не сомневайтесь, — заверил его бог доблести, поднимаясь следом за гостями. — Моя дрожащая супруга будет вне себя от радости увидеть своего любимчика. — Тюр нахмурился и озадаченно произнёс: — По правде сказать, порой мне кажется, что тебя она любит даже больше, чем родного сына. Локи хоть и добродушно рассмеялся, но мысленно напрягся, снова радуясь тому, что у многоуважаемого Тюра нет дочери, которую бы могли насильно сосватать Локи. От самой только мысли о браке тело отзывалось дрожью.ᚱ᛫ᛜ᛫ᚨ
В библиотеке всегда было тихо и уютно, за что Сигюн и любила это место, полное всевозможных знаний, которые она для себя открывала. Любовь к чтению Сигюн привила себе сама, потому что очень рано познакомилась с жестоким обращением со стороны других, более благородных особ, которым общество бастарда, пусть и царского происхождения, по каким-то неведомым для ребёнка причинам было неприятно. Устав от слёз, Сигюн, в конце концов, нашла себе отдушину в этом величественном месте знаний, наполненном чужим жизненным опытом. Детство маленькой дочери громовержца прошло в одиночестве, впрочем, даже по прошествии лет мало что изменилось. Сигюн по-прежнему была одинока, но теперь научилась этим наслаждаться. Ей не было никакого дела до других благородных особ, интересы которых мало чем могли заинтересовать, будучи до того банальны и просты, что это даже казалось немного грустным. Дворцовая жить вообще мало чем могла заинтересовать, кроме поисков мужей для одиноких дам, всевозможных интриг, происками не в меру амбициозной знати и нередкими пирами. Только ничего из этого не интересовало Сигюн, что всегда отличало её от остальных. Белая ворона в золотой клетке. Но у Сигюн были и другие причины для волнений. К несчастью, последние несколько месяцев уважаемый Бальдр всё никак не оставит своих попыток соблазнить старшую дочь своего царя. Об этом Сигюн всегда размышляла с головной болью, которую всё никак не могла вылечить, когда приходилось думать о нежданном ухажёре. Бальдр никогда не упускал возможности пригласить Сигюн на обед или на прогулку, во время которых, не умолкая, рассказывал, как тому приходится тяжко и как много он делает для любимого Асгарда. Сигюн всегда слушала молча, чаще пребывая в собственных мыслях и тревогах, тем самым не позволяя самолюбивому асу заговаривать себе зубы. Сигюн понимала, что ей следовало бы поставить бога света на место своим категоричным отказом, но почему-то каждый раз испытывала дискомфорт и толику стыда. Ведь Бальдр не сделал ничего для того, чтобы она была с ним груба. Сочувствие и жалость — её наихудшая сторона, чем Бальдр, несомненно, пользовался. В такие моменты Сигюн завидовала стойкости сестры, которая не боялась отказывать, проявляя сочувствие лишь к тем, кто был ей самой небезразличен. Сигюн вошла в огромный холл библиотеки, что буквально утопала во всевозможных радужных оттенках в предзакатных лучах солнца, что проникало через мозаичные окна с разноцветным стеклом. Здесь всегда было красиво и уютно, окружая каждого посетителя особой атмосферой. И в такие моменты Сигюн радовалась тому, что посетителей в царской библиотеке бывало не так уж и много. Но радость была временной, пока глаза случайно не отыскали его. Локи сидел в полном одиночестве у огромного камина, сидя на просторных кожаных диванах, вальяжно закинув длинные ноги на низкий столик, заваленный всякими бумагами, свитками и старыми книгами. Всё его внимание занимали какие-то бумаги, которые Локи сосредоточенно изучал, хмурясь, поджав тонкие губы. Он не заметил её появления — настолько был увлечён своей работой, которой последние дни не достаёт царю Асграда. Сигюн лично видела, как могучий и храбрый Тор, бог грома и молний, прятался в коридорах от собственного брата, будто тот был глашатаем с самого Хельхейма, собирающегося забрать его в чертог царицы смерти. Сигюн замялась. Нервно оглянулась. Сложно было признавать, но Сигюн испытывала стыд после их последнего разговора. У неё, конечно, было весомое оправдание: старая, так и не зажившая обида на бывшего возлюбленного, но и от собственной совести никуда не могла убежать. Сигюн корила своё мягкое сердце, ругала и всячески убеждала себя в том, что Локи вполне заслужил той реакции и гнева, которым она одарила его в тот день. Вот только разумные доводы никак не помогали прекратить испытывать стыд и вину за свои слова. И Сигюн от этого злилась. Сигюн давно хотела извиниться, но пересилить себя и свои чувства всё никак не могла. А стояло увидеть Локи, так и вовсе пожелала как можно скорее скрыться от его проницающего взгляда, который против воли всё же ощущала за своей спиной, будто нависающий над ней дамоклов меч. Хотелось бежать и скрыться от этих пылких изучающих глаз, но сильнее всего хотелось посмотреть в ответ. И это мучило Сигюн так же сильно, как вина и стыд. В отличие от самого Локи, который, как ей казалось, вообще ничего не чувствовал. Локи не заметил её появления даже тогда, когда Сигюн присела на противоположном от него диване, позволив ненадолго полюбоваться знакомыми чертами. Сигюн всегда нравилось, когда он хмурился и выглядел задумчивым, смотрясь при этом как-то по-особенному очаровательно. Но сейчас в его глазах отчётливо виднелась усталость из-за работы, которую Локи на себя взвалил. Своим тяжёлым вздохом бога лжи прервал тишину. Откинув в сторону бумаги, которые так усердно изучал, Локи прижал пальцы к глазам, жмурясь, а когда снова отрыл, то увидел перед собой свою нежданную гостью. Удивление отразилось во взгляде изумрудных глаз, что мгновенно оживились и с подозрением осмотрелись по сторонам, как если бы искали в происходящем скрытый подвох. Было приятно осознавать, что Сигюн удалось застать его врасплох. Локи молчал. Просто смотрел и молчал. И по его лицу было видно, что он хотел ехидно ухмыльнуться, но, непонятно по каким причинам, этого не делал. Бог лжи искусно нацепил маску полной безучастности и безразличия, но за проведённое время в обществе этого интригана Сигюн научилась неплохо предугадывать его истинные чувства по глазам. Только для этого требовалось стойко выдержать его прямой напор, что буквально изучающе препарировал без анестезии и обезболивающих. А сейчас Локи было крайне интересно, что такого могло случиться, что Сигюн сама решила с ним заговорить. И из-за любопытства не облегчал ей задачу, продолжая сохранять смиренное молчание. Сигюн пришлось поддаться и первой заговорить: — Я пришла извиниться, — это было нелегко из себя вытолкать, но Сигюн каким-то образом всё же удалось, поэтому следующие слова дались немного легче. — Это было слишком импульсивно с моей стороны так грубить. Я не хотела. Прости, пожалуйста. Сигюн судорожно выдохнула, чтобы вновь собраться с силами и продолжить, усердно игнорируя всё такой же невыносимо припирающий взгляд, что будто стремился пожрать, перебирая внутренности, детально изучая каждый орган. Сигюн ещё никогда не сталкивалась именно с таким его взглядом, и поэтому ощущала себя скованно и неуверенно. Ей было неуютно в его обществе. И это тоже было странно. — И у меня было достаточно времени, чтобы как следует поразмыслить над сложившейся ситуацией: я не совсем согласна, но в чём-то и ты был прав. На самом деле, всё происходящее напоминает мне дурной сон. Очень странный и безумный сон, больше напоминающий несмешную шутку. И я не знаю, что нужно делать, как себя вести и реагировать. Я в растерянности, Локи. Но и игнорировать прошлое с такой же лёгкостью, как это делаешь ты, я тоже не могу. Удивительно, но усмешка в глазах напротив исчезла, когда Сигюн закончила говорить и неловко-смущающее уставилась на Локи в ответ. Спокойное лицо трикстера выглядело задумчивым, но не таким, как во время изучения каких-то документов: отсутствовало напряжение, усталость, раздражение и даже злость. Перед Сигюн словно бы сидело прекрасное бледное каменное изваяние в оттенках любимого чёрного и изумруда. Локи сбросил ноги со столика, удобнее присев на диване, медленно подался вперёд, упираясь локтями о колени, проницательно заглядывая ей в лицо. От этого на сердце приятно-предательски защемило от жгучего желания сделать то же самое, только сесть рядом, мягко коснувшись острых скул. Но Сигюн пресекла это желание на корню, не без доли садизма ощущая одновременно облегчение и разочарование. Хотела Сигюн того или нет, но Локи стал для неё первой любовью с горько-сладким привкусом лжи на губах. От этой правды не сбежать, как и не подавить все чувства до конца, что, так или иначе, будут напоминать о всех проведённых совместных днях и ночах в светлом Альфхейме. Это была пытка, сладкая и невыносимо жгучая. — Я не игнорирую прошлое, Сигюн, — заверил её Локи своим доверительным тоном. — И уход дался мне не так уж и легко. Сигюн саркастично фыркнула. Было тяжело верить его речам, снова доверившись как раньше. — По тебе и не скажешь. Ты ведь знал, что рано или поздно вернёшься. Так на что ты рассчитывал своим уходом? — Сигюн ощутила, как против воли начала распаляться от того внутреннего жгучего негодования, что засело глубоко на сердце и душе из-за подлости того, кто перед ней сейчас сидел. — Думал, пройдёт время, я всё забуду и при возвращении встречу тебя, как старого доброго друга? Локи оскорблённо поджал губы; взгляд потяжелел. — И что же по-твоему я должен был сделать? — Поговорить со мной! — гневно вспылила Сигюн, но тут же пожалела, потому что в библиотеке было слишком тихо. Она раздражённо дёрнула головой, отведя взгляд в сторону, снова собираясь с мыслями. Локи тяжело и горько вздохнул. — Одни разговоры эту проблему бы не решили. — А бегство тебе прям сильно помогло, — язвила Сигюн, оскорблённо сложив руки на груди. — Я уберёг нас от ещё большего разочарования, Сигюн, — опасно-тихо прошелестел трикстер, опасаясь быть услышанным посторонними ушами. — Я ушёл, потому что этим отношениям изначально суждено было разбиться о бетонную стену, как только твоему отцу стало бы известно, с кем и как развлекалась его дочь в Альфхейме. — На самом деле, ты думал о себе, — небрежно бросила ему в ответ Сигюн. Локи заметно напрягся от возмущения, готовый принять защитную позицию, но она ему этого не позволила, продолжив говорить спокойно и уверенно, будто говорила о чём-то незначительном и обыденном: — Знаешь, Локи, когда я ещё только росла, то в Асграда только о тебе все и говорили. Я выросла на россказнях об опальном царевиче, хитростном боге обмана и коварства, которому ничего не стояло обвести вокруг пальца даже саму смерть. — Сигюн улыбнулась своим воспоминаниям, замечая интерес в изумрудных глазах, а после искренне призналась: — Я никогда тебя не видела и даже не всегда верила тому, что о тебе рассказывали, но это не мешало мне тобой восхищаться. И я знала о тебе достаточно, чтобы уверовать в то, что ты ничего и никогда не боялся. Может, некоторые твои подвиги и вызывали сомнения в правильности, но для меня ты всегда оставался тем самым никем не понятым героем из книг, которого проще обвинить во всех страшных грехах, чем попытаться заглянуть в душу и разгадать причины этих поступков. Сигюн резко замолчала, и внезапная тишина буквально заполонила собой всё пространство. Ни единый мускул в его напряжённом теле не дрогнул. Всё это время Локи не отводил от неё взгляда, дожидаясь финала этой речи, полной внезапной искренности, что обухом свалилась на бога обмана. Сигюн и сама этого от себя не ожидала, действуя, скорее, интуитивно, прислушиваясь к голосу сердца, нежели разума. Просто ей захотелось, чтобы хоть кто-то из них, наконец, заговорил честно без того горько-сладкого обмана, которым себя поневоле запеленали и убаюкивали в минуты слабости. Хотелось быть открытой и, наконец, услышанной. Сигюн хотела, чтобы он буквально почувствовал её боль, которую Локи продолжает, пусть и не намеренно, но причинять. Это было жестоко и эгоистично, но и Локи не был святым. — Я уже больше не злюсь. Я просто в тебе разочарована, Локи. Ты сбежал как трус не потому, что беспокоился о моей чести и защищался от возможных дворцовых предрассудков. Ты сбежал именно потому, что испугался за сохранность собственной шкуры, — она замечает, как после этих слов он растерянно смаргивает, будто скидывает с себя внезапное наваждение. Лицо Локи заметно напрягается, и Сигюн вдруг понимает, что он начинает злиться. — Ты внушаешь окружающим страх потому, что и сам боишься очень многого. Боишься собственного брата, и со стороны это выглядит… жалко. Сигюн резко поднимается на ноги и, прежде, чем уйти, небрежно бросает напоследок: — Все истории о тебе действительно оказались до неприличного преувеличенными. Сигюн быстро разворачивается и, чтобы её уход не напоминал бегство, старается идти медленно, уверенно и с гордо поднятой головой. Она покидала библиотеку так, словно вышагивала по ковровой дорожке, пока сзади не донёсся его холодный, — опасно холодный — голос с непередаваемыми оттенками хорошо скрываемой ярости из-за задетого эго и самолюбия, которым Локи так сильно дорожил. Но в тоне проскальзывает до этого незнакомая Сигюн злая насмешка, которая бьёт её прямо в спину, тем самым заставляя обернуться и увидеть в потемневших от злости изумрудах опасный огонь. — Надеюсь, у тебя ничего серьёзного с этим выскочкой Бальдром Светоносным? Вопрос ставит её в тупик, отчего Сигюн непонимающе хмурится, даже не пытаясь скрыть своей растерянности. — Надеюсь, это не ревность в твоих словах, — Сигюн хочется его снова больно уколоть, хоть и понимает, что это уже граничит с хождением по лезвию бритвы, но и остановиться не может. — А то что подумает мой отец, верно?.. Локи улыбается её словам, довольно сверкая изумрудами всё с тем же пламенем во взгляде. Улыбается так до невозможности сладко и обольстительно, что всё внутри буквально переворачивается от самых разных ощущений, от жгуче-невыносимой ностальгии до предчувствия неминуемой беды. — Не переживай, моя дорогая. Ничего личного, просто… — Локи тянет театральную паузу, усердно изображая из себя саму невинность и учтивость. — Просто надеюсь, что ты не станешь слишком сильно убиваться, когда Асгардский суд вынесет ему смертный приговор. Это будет весьма прискорбно, когда ты потеряешь ещё одного трусливого ухажёра. Сигюн ничего ему не отвечает, а лишь торжествующе-нахально улыбается ему прямо в лицо. Довольствуется тем сладким мигом, когда смогла задеть самого бога обмана за живое. Откровенно упивается этим мгновением. По каким-то своим странным соображением Локи считает, будто Бальдр ей хоть немного интересен, чем и решил атаковать в ответ, тем самым нанеся ту же ответную боль, дабы хоть немного залечить задетое самолюбие. Только Локи и не подозревает, что Сигюн нет никакого дела до судьбы Бальдра. Но Сигюн упивается этим мгновением недолго, после чего молчаливо и торжествующе уходит. Это было совершенно странно и необъяснимо, но после этого разговора Сигюн во много раз стало легче. Боли больше нет.