Алый айсберг

Рону Уизли чертовски нравилось сидеть на центральном, лилово-красном бархатном кресле и упираться ладонями о позолоченные львиные гривы на подлокотниках. Жареная курица в масле и сливочном соусе плавно скользила по пищеводу, вкус малинового чая до сих пор держался на корне языка, а руки все еще пахли шоколадными трюфелями и кремовыми плюшками. Рону Уизли, хоть он об этом и не особо знал, очень повезло с друзьями. Гриффиндорец умел дружить по-настоящему, искренне, чего люди почти всегда недооценивали в нем. Он часто угасал на фоне своих старших братьев, но выглядел весьма гармонично среди Дина и Симуса, отпетых хулиганов, известных своими хоть и пакостными, но совершенно безобидными проделками. Рон Уизли был обыкновенным рыжим мальчишкой, с яркими веснушками возле носа и желтыми прямыми ресницами. Он любил квиддич, Хогсмид и все с ними связанное, волшебные шахматы и вкусно приготовленную еду. Спокойный, открытый и доброжелательный, Рон умел общаться с людьми, если они, конечно, не являлись Гермионой Грейнджер… — Ты занял мое место, Уизли, — заявила гриффиндорка, усердно прижимая толстую книгу к груди. Она была уставшей, с темными кругами вокруг глаз, потому что всю ночь готовилась к вступительной аттестации по Зельям. — Твое? — безразлично спросил Рон, не удостоив Грейнджер взглядом. Он смотрел на багровый огонь, собственнически запрокинув голову на спинку кресла. — С каких это пор собственность Гриффиндора стала твоей? — Я сидела здесь десять минут назад, сходила за книгой, а тут ты! — громко цедила Гермиона, помогая себе руками и жестами, и мельком осматривалась по сторонам, ища поддержки у гриффиндорцев. «И на что она только надеется?» — усмехнулся Рон, демонстративно опуская глаза и поглаживая рукой бархат алого кресла. К Грейнджер все относились равнодушно. Никто ее не любил, никто ее не ненавидел, просто всем было глубоко плевать до выскочки, у которой можно было частенько списать или отобрать готовые конспекты и доклады. Этим обычно занимались Рон, Симус и Дин, так как старшекурсникам работы по четвертому курсу были бесполезны, а младшим курсам — непонятны. Девочка, осознав свою незначительность, неуверенно и обидчиво поджала губы. В уголках глаз слегка защипало, а дыхание прервалось. Последней каплей стало то, что ворвавшиеся без предупреждения близнецы Уизли случайно толкнули бедную Грейнджер вбок да так, что портрет, на который она навалилась, чертыхнулся и грохнул розовый бокал с вином. — Не, ну вы слышали?! — возмущался Фред, пока Джордж плюхнулся на мягкий диван, потрепав Рону волосы. — Что себе позволяет эта Поттер, раз становится чемпионом? Ей и пятнадцати, наверное, еще нет! В гостиной была четверть факультета. Она состояла в основном из шестикурсников, которые болтали на тему чемпионата. В полдесятого здесь обычно собирались исключительно старшеклассники. Грейнджер, подобрав слетевшую книгу и извинившись перед перепугавшимся мужчиной в портрете, что-то буркнула под нос и уставилась на близнецов — виновников своих несчастий. Почти никто этого так и не заметил. Ну, если честно, этого вообще никто не заметил. — Смотри, не расплачься от зависти, Фредди, — пролюлюкал Джордж, сделав губы в уточку. Только Уизли могли смеяться над их семейными подколами. Однако почти все присутствующие захохотали, умилившись шуточной драке близнецов. Фред щекотал Джорджа, совсем не по-детски, и дал, не глядя, эффектный щелбан. Второй засмеялся, встав ногами на диван, и залез брату на спину. Два, в точности одинаковые, близнецы дурачились недолго — до тех пор, пока Симус и Дин снова не завели разговор об Авроре Поттер. — Эта «Избранная», — Дин показал скобочки пальцами, — то и делает, что звездится везде. А сама стоит не больше галлеона, — злился он как-то не по-своему, обмеривая лицо Симуса старательным взглядом. — Каркаров делает все, лишь бы проставить Крама и Поттер, — верно подметил Финниган, с которым согласились большинство. Даже уходящая прочь Гермиона. Фред тем временем фыркнул, дав хохочущему Джорджу шуточный подзатыльник, и воинственно прилег на крупную оранжевую раскладушку, поджав одну ногу. Деловито поковырявшись в зубах какой-то зубочисткой, гриффиндорец прервал громкое бормотание какого-то чудика, говорившего с Анджелиной Джонсон, и приковал к себе еще большее внимание. — Итак, что мы имеем? — спросил он у самого себя, начав загибать пальцы: — Крама, первосортного здоровяка с мышцами, — его поклонницы вдруг заохали, пряча застенчивые улыбочки, — Диггори, красавчика с пышной шевелюрой, Флер Делакур, вейлу, на которую Рон позарил свою девственность, — во Фреда прилетела лиловая подушка, но тот успел увернуться, — и какая-то там Поттер, о которой ни слуху, ни духу за все эти годы, — юноша драматично развел руки, глазея по сторонам, — которая ни разу не объявилась в родной стране, которая наверняка и английского не знает. Говорит на каком-то… Не знаю, в Дурмстранге эльфийский? Или они там вообще не разговаривают, а кричат, как медведи? Раскатился задорный гриффидорский смех, который подействовал на всех как облегчающее средство. Главной их силой было сплочение. Пока не наступил отбой, ребята еще долго рассуждали насчет сложившейся ситуации. Девушки обсуждали в основном заграничных парней, расхваливали манеры горделивых шармбатонцев и нравы суровых дурмстрангцев. Парни ругались насчет Поттер, которая, по их мнению, нисколечко не заслуживает участия в Турнире. Кто-то предположил, что все это подстроил Каркаров, чтобы прикарманить к себе выигрыш (то есть, с двумя чемпионами будет больше шансов победить), а кто-то ссылался на дедулю Дамблдора, который наверняка пытается «прикарманить» к себе драгоценную Поттер. О ней он не всем рассказывал, говорил, что она не может учиться в Хогвартсе по определенным обстоятельствам. Рону ни одна из теорий не пригляделась. Ему и самому было не прочь поучаствовать, обзавестись поклонниками и славой, не стать, наконец, обузой для родителей, а чем-то более ценным, чем просто «предпоследним ребенком». Да, он определенно об этом мечтал. Но каждый раз в такие моменты к нему приходила одна и та же мысль — абсолютно всё достается только тем, кто этого совершенно не заслуживает. И Аврора Поттер относилась к таким людям. Сам не зная почему, Рон чувствовал отвращение к ней. Но это было лишь первым впечатлением.

***

Послышался звук разбитой бутылки. В небольшую комнату залетела Шарлотта Свейнпол, выругавшись на немецком, и засияла в приветливой улыбке. В ее чертах читалось напряжение, пальцы все еще агрессивно сжимались, но сама Шарлотта вела себя манерно и воспитанно, не забывая про широкую улыбку. — Чем занимаются два чемпиона? — Девушка разбавила своим высоким певучим голосом мрачную и устойчивую тишину. Она села рядом с Авророй, положив ногу на ногу, и покосилась на дверь. Девушка ее заперла, чтобы никто больше сюда не смог войти. Крам безразлично кивнул Шарлотте, уткнув подбородок в кулак, и неторопливо поморгал. Он ждал ответа Авроры уже полчаса, миролюбиво переводя дыхание и отпуская все напряжение прочь. Обстановка была тяжелая. — Чего молчим? — Кто это сделал? — сдался Виктор, отстав от Авроры. Она ничего не собиралась говорить, поэтому Крам обратился к Шарлотте. — Зарецкий? — О чем ты? — слишком громким и несвойственно хриплым голосом посмеялась Свейнпол, переводя на Крама бесполезно недоуменный взгляд. Было ясно, что она понимает, о чем Виктор. Парень увидел красный след на шее от чужих пальцев, который явно говорил о чем-то насильственном. Андрей Зарецкий любил Шарлотту, но ненавидел ее отказов. — Он не смеет трогать тебя, — произнес Виктор, хладнокровно хмуря лицо. — Вспомни уроки борьбы, когда Зарецкий еще раз тебя коснется. Не жалей его. — Так и сделаю, — ментально воскликнула, обожгла словами девушка, убрав с лица невинное выражение и улыбочку. — Только Андрей и сам изучал борьбу, и если я подниму руку, то скорее умру, чем останусь в живых. Аврора смотрела в серый угол, контролируя желание забиться в него. Ее волосы закрывали боковую сторону, на которую падал взор Крама, а щека, вне его поля зрения, все еще горела. Холодными костлявыми пальцами она подтирала ее, собирая редкие горячие капельки, и усердно пряталась от чужих взглядов. Была ночь. Близился первый, или второй час ночи; на корабле Дурмстранга, к сожалению, не было часов, показывающих время. Однако ничего не чувствовалось сейчас — ни глубокая ночь, ни удушающий шум, ни озноб, ни боль, пробивающая насквозь тебя и твою плоть. — Я сожалею, — прошептала Аврора, не поворачиваясь к Краму и заглатывая свои слова обратно. Пока никто не видел, она легонько надавила на веки, чтобы не зареветь. Дура. Ее тихий, тонкий голос был похож на лопающуюся струну. Он никогда еще так не звучал. — Ты не должна, — сказал Виктор, спустя несколько мгновений. Он поймал напуганный непонимающий взгляд Шарлотты, но уже не наигранный. — Ты знаешь правила Дурмстранга и ты знаешь Каркарова. Не могло быть иначе. Аврора скрыла свое лицо в ладонях. — Мне жаль, что я позволил… — Виктор сглотнул. Потерев пальцами сырой лоб, он тяжко вздохнул. — Не смей перечить мне, глупая девчонка! — орет Каркаров, держась за шею. Он, не глядя, толкает Виктора в стену и, сжимая кулаки, приближается к Авроре. — Ничтожество! — кричит Поттер в ответ, слушаясь голос в голове. «Унизь его, Аврора. Это Каркаров виноват во всем». — Вы никчемное… — Аврора делает один шаг назад, — низкое… — два шага назад, — бездарное… жестокое… — уже три, — чудовище! Лжец! Лжец! Лжец! — взахлеб орет Аврора, давясь слезами. А Каркаров все ближе. Аврора вздрагивает от теплого прикосновения Шарлотты. Девушка осторожно поглаживает ту за плечо, присматриваясь к левой щеке. Ее глаза начинают влажно поблескивать, она кусает губы, страшась заглянуть в глаза дрожащей от страха Авроре. — Не говори об этом никому, — безотказно просит Виктор, сдержанно наблюдая за растроганными девчонками. — Шарлотта. — Я поняла, — сухо выдает Свейнпол, поджимая губы. Аврора тяжело дышит. Пытается убрать руку Шарлотты с горящей щеки, но ничего не получается — девушка стоит на своем, только сильнее прижимая Аврору к себе. — Я всегда ненавидела Каркарова, — признается она, убавив тон голоса. — Особенно… вот за это. Каркаров тогда ударил Аврору. Точнее, дал пощечину. Резкую, неожиданную, хладнокровную, оставляющую после себя пятнистую алую ссадину. Такую, что Аврора упала, не смея поднимать взгляд вверх, и тут же все ее голоса пропали. Она до сих пор слышала только тишину в сознании. Она не слышала даже своих мыслей. — Я тебя предупреждаю, Шарлотта, — грозным тоном говорил Крам, сведя брови. — Не смей говорить об этом, — еще раз предупредил он. — Не смей даже думать и вспоминать, — процедил парень. — Об этом не должен узнать никто. Особенно Каминский. Аврора задержала дыхание и подняла глаза на Виктора. — Да, я знаю, — подтвердил он. — Трудно не заметить вас двоих. После паузы, Крам продолжил: — Если Ярослав узнает, что сделал Каркаров, то, поверь мне, он его утопит заживо. Как слепого котенка. — Виктор потер перенесицу и зажмурился. — Аврора… Каминский страшный человек. — Шарлотта закивала, поддерживая слова Виктора. — Я знаю Ярослава сто лет, жизнь в тяжелых условиях сказывается на человеке, так что… — Замолчи же ты, — прошипела Аврора. — Он не такой, тебе ясно? На удивление, Виктор усмехнулся. — Рано или поздно ты поймешь, что я имел в виду. Она знала, что Ярослав не простой человек. Но и она сама не ангел. Что за «тяжелые условия»? И Аврора жила в таких условиях, но это ведь не значит, что она будет жестоким человеком? Злоба подпирала куда-то в глотку, заставляя Аврору дышать чаще, а противное ощущение никчемности давило на нее сверху. Все было плохо. И завтра, она была уверена, все будет по-прежнему плохо.

***

Четверых чемпионов собрали в небольшом холле, где находилась свита журналистов, которую возглавляла Рита Скитер. Она была одета в шелковую светло-имбирную рубашку с белыми пуговицами, черную траурную юбку, с которой свисала блестящая бахрома, а также в яркое пушистое пальто, украшающее ее аппетитную фигуру. Рядом с ней стоял плечистый мужик и держал в руках огромный колдограф. Серый небрежный пиджак свисал с его немаленьких плеч, а клетчатые новомодные брюки обтягивали жилистые ноги. — Друзья, — начала она, хлопнув в ладони и задержавшись в таком положении, — этот день войдет в историю. Сегодня я — небезызвестная Рита Скитер, главный… — она смахнула с глаз свисшее янтарное перо и прокашлялась, улыбнувшись, — …редактор «Пророка», проведу легендарное интервью с будущими легендами! — Она повернулась к позади сидящим чемпионам, оголив десны и блеснув жемчужными зубами. Журналисты похлопали в ладоши, некоторые сели на одно колено и раньше времени начали фотографировать «легенд». Скитер льстила, и эта лесть лилась из ее рта, как нескончаемая. Едва не упав на чемпионов с объятиями, она подвигала плечами, бросая на них хищный голодный взгляд, и чмокнула обильно накрашенными губами Флер Делакур. Больше всего ее привлекали девочки, которые, согнув одну ногу в колене, сидели вместе, как две сестры, и покорялись велениям профессоров — вели себя скромно, улыбались, словно выиграли лотерею в миллион галлеонов, и хлопали ресничками. Как и велели мадам Максим и профессор Каркаров. В кремово-розовом платье, с уложенными мерцающими волосами, Флер Делакур благоухала приторно-сладким ароматом безе, трюфелей и прочих французских десертов, улыбалась до жути счастливой и миловидной улыбкой, складывала руки на грациозных коленках и не смела открывать рот. Она должна была молчать и завораживать своей вейловской красотой. Скромные, но явно недешевые бриллианты лежали на шее и висели в ушах, волшебно поблескивая. В черном полушубке, строгом молочно-белом костюме, с объемной косой, лежащей на плече и груди, Аврора Поттер прятала руки в черной крупной муфте и пыталась утихомирить дрожащие пальцы. Слава богу, их никто не видел. Она улыбалась слабой, сдержанной улыбкой, сохраняя спокойствие на лице, и смотрела в одну точку. — Какие миленькие! — пролюлюкала Скитер, воспринимая Флер и Аврору как двух породистых собачек на выставке. Она похлопала обеих по щекам, как бы сделала тетка при виде подросших племянниц, и снова чмокнула их лиловыми губами. — Кажется, вы ошиблись местом, — подмигнула она. — Это не конкурс красоты, а Турнир Трех Волшебников, — похихикала она, посмотрев на журналистов в ожидании реакции на весьма «оригинальную» шутейку. Свита посмеялась, заново взявшись за колдографы, а Рита Скитер тем временем направилась к Седрику Диггори и Виктору Краму, стоящих позади чемпионок. Седрик был одет в обычную школьную форму, только черно-желтый галстук затянул чуть уже и причесал волосы с большим количеством геля. Они у него были объемными, шикарными с гелем и без, но все равно требовали ухода. Виктор же надел особый кроваво-красный костюм с черным мехом и такой же угольной мантией. Он выглядел уставшим, хоть вчера и не пил «в честь открытия Турнира». Томные опухшие веки, угрюмый взгляд, губы в единую ниточку — Скитер поняла, что парень серьезный, поэтому решила с расспросами к нему сильно не приставать. — Два джентльмена и две леди, — произнесла Рита, обняв за плечи высоких Седрика и Виктора. — Как… прозаично! Журналисты захлопали, запустили в эту пятерку тысячу вспышек, у чемпионов чуть ли не слетела крыша от такого объема (в отличие от Крама, которому было не привыкать), а об стены застучали шуршащие звуки пера. — Мисс Поттер! как вы думаете, становление четвертым чемпионом сыграет на вас свою роль? — зазвучали голоса журналистов. — Мисс Поттер, прошу! Мой вопрос: вам действительно четырнадцать лет? Как вы тогда стали чемпионом? — Аврора! Аврора Поттер! Мы все в ожидании вашего участия. У вас есть какие-либо прогнозы? — Я здесь, мисс Поттер! — Молодой журналист, в самом конце, помахал рукой, в которой держал перо и блокнот. — Скажите, вы бросали свое имя в Кубок огня? Насколько нам известно, только сильная магия могла повлиять на данный артефакт. Вас обучили этому в Дурмстранге? — Как вы считаете, — каждый журналист обращался исключительно к Авроре Поттер, поэтому они перестали называть того, к кому именно обращались, — какова вероятность вашего выигрыша? Есть ли у вас шанс победить? — Нас интересуют вопросы про Того-Кого-Нельзя-Называть! — возмутилась какая-то женщина, осмотрев пыхтящих коллег. — Сколько еще вас ждать?! Что вы можете сказать по поводу темного волшебника? Вы хоть что-нибудь предпринимаете?! Сглотнув, Аврора забегала взглядом по толпе журналистов. Она не заметила выпученных глаз Флер, которой очень не нравилось такое большое внимание к маленькой полукровке, известной своим «подвигом». — Мисс Поттер! Не молчите! Жар пробрался к щекам. Аврора не знала, что говорить, ее раздражали когтистые руки Скитер с метровыми ногтями, вцепившиеся в плечо девочки. Едва вздохнув, она быстро облизала высохшие губы и заморгала. — А мисс Поттер, оказывается, большая скромница! — громко и весело произнесла Скитер, пытаясь заполнить напряженную обстановку недолгим брейком. — Думаю, для начала стоит вызвать нашу стесняшку на индивидуальное интервью! — выкрутилась Рита, «насильно» схватив Аврору за руку и потащив ее в ближайшее место для уединения. Настойчивая журналистка загнала Поттер в каморку для швабр с большим арочным окном, из-за которого маленькая неуютная комнатка становилась светлой. Рита села на маленькое деревянное сидение, а Аврору посадила на обратную поверхность ведренного дна. — Ты вся дрожишь, — заметила Скитер, приоткрыв рот и погладив девочку по открытым запястьям. — Не бойся, — успокаивающим тоном попросила она, уже доставая из глянцевой сумочки прытко-пишущее перо и блокнот. — Я не буду задавать тебе такие вопросы. — Она метнула головой на входную дверь и впустила в воздух перо, которое написало какой-то заголовок, усердно прячась от Авроры. Скитер выпрямилась, широко улыбнулась, пытаясь вытащить из девочки хоть одно слово, и вздохнула, безынтересно оглядывая каморку. — Какое славное место! — восклицала она. Журналистка опустила взгляд на растерянную Поттер и наклонила голову вбок. — Меня не надо бояться, милая, — промурлыкала она. — Мы ведь друзья, не так ли? А друзья ничего друг от друга не скрывают, — опасливо подмигнула она, поглядывая на записывающее ее каждое слово перо. — Итак, что тебя побудило бросить свое имя в Кубок? — Я не бросала, — сказала Аврора, сместив брови. Эта тетка ее жутко раздражала. — Ну да, конечно, ты не бросала, — отмахнулась от слов Авроры, как от мухи, журналистка. — Я слышала, что про тебя говорят в Дурмстранге… поэтому… — задумалась она, слегка надув губы и почесав их длинным красным когтем, то есть — ногтем, — неудивительно, что ты себя так ведешь, милая. Хулиганок любят все, — старательно подмигнула она, вскинув тонкую изящную бровь. — Я не… — начала было Аврора, но Рита ее заткнула: — Да, да, да, ты не хулиганка! Конечно! — наигранно похохотала она, еще сильнее оголяя зубы. — Мы все это знаем… Кстати говоря, ты, такая эксцентричная, яркая, обаятельная особа, уже обзавелась поклонником, а? — Этот взгляд и тон были готовы подпалить Аврору и тут же выкурить. Она раскраснелась, стала походить на клюквенный морс. — Мне всего лишь четырнадцать, — заявила она, слегка вздернув подбородок. — Мне не до этого, — соврала Аврора, закусив губу. — М-м, — протянула журналистка. — Я думала, за тобой толпы мальчишек бегают… — льстила Рита, считая, что этим можно подкупить уважение Авроры. — А щечки-то покраснели! — Она снова похлопала девочку по алым щекам. Аврора одернула лицо от рук Скитер. Интервью продолжалось несколько минут. За это время Рита Скитер расспросила девочку про родителей, их потерю, учебу в Дурмстранге, про Седрика Диггори, которого она называла Дедриком Сиггори, про Крама и дружбу с ним, про Флер Делакур, ее новую «лучшую подружку», про родственников — Дурслей, которые, по ее источнику, прогнали девочку в десять лет, на что Аврора лишь цокнула языком.

***

Зал трофеев поразил ее. Столько кубков, медалей, наград и столько… золота. Глаза разбегались при виде янтарных полок, точно дурмстрангских, серебряных подставок для слизеринских орденов, мраморного, почти пурпурного пола и обильных драгоценностей, увешанных вокруг гриффиндорских трофеев. Весь день был посвящен четырем чемпионам, всяческим интервью и прогулкам по Хогвартсу. Зал трофеев не обделили, поэтому журналисты, Рита Скитер, участники Турнира и некоторые профессора, в том числе и Каркаров с Дамблдором, направились первым же делом туда. Профессор Макгонагалл показала журналистам место, где должно будет высечено имя победителя Турнира, а также место, предназначенное для главного турнирного трофея. Аврору это не интересовало. В полушубке ей было ужасно жарко, она не понимала, как Виктор терпит это. От нечего делать, чтобы снять напряжение, девочка отошла от «кучки» и начала рассматривать другие кубки. На одном из трофеев были выгравированы имена игроков в квиддич, игравших еще два десятка лет назад. Аврора слышала про «квиддич», Виктор участвовал в чемпионатах по этой спортивной игре, но в Дурмстранге у них был собственный квиддич, значительно отличающийся от квиддича британского. — Еще на первом курсе Джеймс стал охотником, — послышался глубокий голос. Аврора обернулась, ужаснулась, но не отстранилась, наблюдая за профессором Дамблдором. — Тогда им гордился весь факультет. Не понимая, о чем говорит директор Хогвартса, Аврора прищурилась и снова повернулась к сверкающему трофею. На выпуклом позолоченном щите, таком маленьком, но заметном, были выгравированы имя и год:

«Джеймс Поттер, 1970»

Сглотнув и почувствовав нечто порхающее внутри, Аврора поморгала, убеждая себя в том, что это не сон, и, согнувшись в коленях, прильнула к стеклу. Дамблдор не возмущался, что девочка оставляет отпечатки пальцев на идеально-чистом стекле, и улыбнулся. Это была его дочь. Дамблдору не верилось, что он, в здравом раскладе ума, видит перед собой дочь Джеймса Поттера, которая только полмесяца назад приехала из кровожадного Дурмстранга, и теперь стоит перед ним, совсем рядом. Он знал, что, возможно, Авроре не суждено прибыть в Хогвартс. Его сомнениям не было предела. Однако, спустя всего несколько лет, Аврора с гордостью и сожалением рассматривает, читает по нескольку раз, смотрит на золотистые высеченные буквы, гласящие имя ее отца. Словно все эти тринадцать лет она не была сиротой, не жила в ужасных условиях у Дурслей. Все разом пропало, перестало существовать для Авроры, ведь теперь она могла сотни раз повторять одно и то же имя. Ей всегда было больно, когда она думала об отце. Она никогда не перестанет винить себя в смерти его и матери. Но не сегодня. Сегодня она поняла кое-что важное. Аврора не боится Каркарова. Она ничего не боится. Отец рядом, и он поможет ей. Она со всем справиться, потому что знает, что нет ничего сильнее любви. И все однажды закончится. Но лишь однажды, не сейчас.