По ту сторону отчаяния

— Камилла, — женщина тут же умолкла и замерла, прислушавшись, — скажите, а почему вы не называете меня по имени? На мгновение она застыла. Затем привстала, подхватила поднос и со звоном отставила его на тумбу, несколько натянуто улыбаясь. Сделав над собой усилие, расслабилась, доверительно заглянула ему в глаза и самым благодушным тоном спросила: — А как бы ты хотел, чтобы тебя называли? Вопрос застал Гарри врасплох. Он чувствовал, что во всех странностях замешана какая-то история, но какая именно — понять было решительно невозможно; а потому в рекордно быстрые сроки принял решение не ходить далеко и назвать первое пришедшее в голову имя. — Кхм… честно говоря, мне всегда нравилось имя Гарри, — ответил он и осторожно поднял глаза. По выражению её лица ничего невозможно было понять, кроме того, что она напряжена и взволнована: одновременно на нём отразились боль и радость, разочарование и триумф, неверие и понимание. Как такое могло быть, Гарри подумать не успел: в две секунды нахмуренный лоб разгладился, дрожащие уголки губ расплылись в мягкой улыбке, а взгляд снова стал осмысленным. — Замечательное имя, — на выдохе прошептала женщина. Всё больше приходя в смущение от разговора, Гарри судорожно пытался придумать, в какое русло перевести беседу, но Камилла оказалась проворнее. — Гарри, — нежно улыбнувшись произнесла она, — я бы хотела познакомить тебя со своим мужем. Если ты, конечно, готов к этому. — О, я не против, конечно, — принялся заверять её Гарри, — но я думаю, мне стоит одеться более подходящим образом, — он провёл руками вдоль тела, привлекая внимание к той части пижамной рубахи, что не была скрыта одеялом. — Разумеется, о чём речь! — воскликнула Камилла. — Я принесу тебе некоторые вещи, а чуть позже, когда ты совсем поправишься, мы прогуляемся до магазина. Что скажешь? — Я с удовольствием, но не хочу ставить вас в неловкое положение, — смутился юноша. — Гарри, мы теперь одна семья! Какая может быть неловкость? — окрылённая, она подскочила легко, словно юная девушка, и торопливым шагом направилась к двери. — Я сейчас! Он остался ждать её возвращения в смятении. Гарри совсем не знал, как себя вести и как нужно реагировать на такую опеку. Камилла чем-то напоминала ему Молли Уизли и в то же время была совсем на неё не похожа: если Молли больше похожа на курицу-наседку, то Камилла в своей суете походила на ласточку, вьющуюся с щебетом вокруг гнезда. «По крайней мере, я могу что-то выяснить, поговорив с её мужем», — решил Гарри. Каждый новый разговор с Камиллой был для него как хождение по минному полю: он старался задавать невинные вопросы и не попасть под подозрение, старался не показывать слишком явно свою реакцию, силился понять резкие перепады настроения своей собеседницы. Пока что он нигде не прокололся, но и узнал совсем немного — трудно сказать, можно ли считать такое положение дел успехом. «И как легко она сказала про семью. Мы ведь знакомы всего один день! С другой стороны, если этого мальчика… — то есть, меня — действительно усыновили, то мы теперь семья. Как бы дико это ни звучало». Камилла вернулась скоро, счастливо улыбаясь. Она много двигалась и болтала о всякой чепухе, как будто стараясь скрыть излишнюю нервозность в страхе разрушить только возникшее хрупкое взаимопонимание. — А вот, смотри, что у меня ещё есть: вот такие серые брючки, тебе должны подойти! — Камилла всплеснула руками, отряхивая, словно эти брюки давно лежали где-то в пыльном шкафу и ждали своего часа. Гарри нырнул ногами в приятную брючную ткань, подтянул пояс и застегнул пуговицу. Стоило только убрать руки, как штаны тут же собрались в гармошку на полу. Юноша стыдливо прикрыл руками пах и зарделся. — О! Прости, Гарри, сейчас я всё исправлю, — до неприличия весёлая Камилла извлекла откуда-то волшебную палочку. Не веря своему счастью, Гарри замер. «Она волшебница! Всё-таки волшебница! Слава Мерлину…» — Гарри! Ты меня слышишь? Придержи брюки на талии, пока я их подгоню! Он не знал, куда деть руки; наклонившись, потянул за пояс и неловко выпустил его из рук. Непослушная гладкая ткань выскальзывала, и только с третьей попытки ему удалось наконец вернуть брюки на место. Камилла взмахнула палочкой, произнесла заклинание и они тут же стали впору. — Ну вот, совсем другое дело! — воскликнула женщина, любуясь на плоды своих трудов. — А вот, смотри, что у меня есть ещё… В результате всех манипуляций в гардеробе Гарри оказались ещё одни брюки и пара джемперов. Ботинки, как выяснилось, у него уже были — поношенные простые чёрные оксфорды. «И откуда только этот мальчик их достал», — думал Гарри. — Надевай зелёный, он так подходит к твоим глазам! — щебетала Камилла. — Поторопись, время к ужину, Альберт скоро вернётся. А я ведь ещё хотела показать тебе дом! Гарри наскоро оделся, и женщина извлекла откуда-то из кучи одежды простую деревянную расчёску. Она заботливо причесала непослушные вихры, изрядно смутив этим Гарри; любовно оглядела юношу с ног до головы и всё-таки заставила надеть под джемпер рубашку с галстуком. Наконец, удовлетворившись конечным результатом, Камилла с улыбкой указала приглашающим жестом на дверь. По сравнению с воздушными и просторными летними комнатами, в которых находился Гарри, дом казался тяжёлым и тёмным, даже мрачным. Он был полон книг и антиквариата, а своей атмосферой напоминал дом на Гриммо; но в этом доме не было затхлости, не было старья — была старина: с ароматами лака на резном дереве, пыльными страницами и разными причудливыми вещами, сменившими не одного хозяина. Дом оказался двухэтажным: на первом этаже располагалась небольшая кухонька, вся выложенная камнем. В ней было прохладно и темно: света через маленькие арочные окошки почти не поступало, но всё пространство расписано причудливыми цветными узорами, так как вместо простых стёкол в окна были вставлены искусно выполненные витражи с изображениями ирисов и лилий. «Волшебно», — подумал Гарри, осмотревшись. На первом этаже в основной части дома также обнаружились столовая, библиотека и гостиная. В гостиной было скорее уютно: хотя такие комнаты обыкновенно оживают при свете камина. Уже сейчас Гарри хотелось задержаться здесь подольше. Пахло стариной, пылью и едва уловимым парфюмом; плотные зелёные портьеры были раздвинуты и оставляли на полу полосы света. Два диванчика и пара кресел окружали небольшой овальный столик тёмного дерева с резной ножкой, на котором покоилась кем-то позабытая книга. Камин в левом дальнем углу завораживал: вырезанный, высвобожденный из мрамора рукой мастера он хранил какую-то историю, мистически притягивал к себе внимание. Замершие в движении прекрасные девы поливали водой из кувшинов диковинные растения. Девы повернули головки к восхищённо замершему Гарри, синхронно ему улыбнулись и вновь отвернулись к цветам. — Нравится? — с гордостью спросила Камилла. — Этот камин — фамильная ценность семьи моего мужа. Подождём его здесь? Гарри кивнул и устроился на кресле. Женщина же принялась расхаживать по комнате, указывая юноше рукой то на пейзажи на стенах, то на книжные полки, то на небольшие статуэтки из слоновой кости. Гарри слушал внимательно, но, наконец, в глубине камина взметнулось зелёное пламя, из которого уверенным шагом вышел немолодой мужчина в сером костюме. Он внимательно посмотрел сначала на Камиллу, потом Гарри; пристально оглядев юношу с ног до головы, он остановился глазами на лице; из-под почти седых усов показалась лукавая улыбка, и он приветливо сказал густым, низким голосом: — Добрый вечер, молодой человек. Меня зовут Альберт Макнелли, — он подошёл к привставшему в кресле юноше и протянул руку. — Гарри, — голос от волнения стал хриплым. Юноша, поколебавшись, пожал протянутую Альбертом руку. Его ладонь была сухая и тёплая, а рукопожатие крепким, но не грубым; Гарри решил, что мужчина определённо производит приятное впечатление. — Милая, я рад видеть тебя в хорошем настроении. Вижу, вы уже нашли с Гарри общий язык? — обратился он к Камилле. — Альберт, к чему весь этот официоз? — весело ответила она. — Ты бы ещё бросился целовать мне руки! — Если твоё настроение будет таким же радостным, я готов целовать тебе ноги, — с улыбкой ответил он. Камилла зарделась, кашлянула и со странным блеском в глазах обратилась уже и к мужу, и к Гарри: — Предлагаю закончить с официальной частью и продолжить беседу за столом. Никто не посмел возразить.