Под одной крышей

Если бы Шерлок мог его видеть! Джон стоял у окна, вцепившись рукой в подоконник, чтобы не рухнуть как поверженный наземь Колосс, и дрожал от накатывающих предоргазменных волн. Кончал он, согласно собственному обещанию, тихо как мышь, и, кажется, даже пару раз тоненько пискнул, когда жар затопил тело и затуманил сознание. Черт возьми, как же всё это унизительно! C того памятного разговора Джон, находясь в кровати, не только боялся к себе притронуться, он боялся лишний раз повернуться, устраиваясь поудобнее, — не дай бог что-нибудь где-нибудь скрипнет, и Шерлок это услышит. «Черт бы тебя побрал! И кончить по-человечески уже нельзя!» У Джона нереально долго не было женщины и нормального секса: уже четыре месяца он спасался, как мог, если это можно было назвать спасением… Последний его роман закончился резко, можно сказать, оборвался на самом интересном месте. И оборвал его Джон. Как и все предыдущие свои романы. Почему это происходило? В чем загадка столь странной закономерности? И ведь женщина была чудо как хороша. Изящная, нежная, обворожительная… А главное — всегда готовая. Познакомились они весьма прозаично — в супермаркете, где столкнулись продуктовыми тележками. Она — полупустой, на дне которой лежали коробка яиц да парочка каких-то симпатичных нарядных упаковок чего-то явно женского и волнующего, Джон — плотно набитой пакетами и кульками. Женщина с любопытством заглянула в его тележку. Джон отчего-то смутился и, видимо, от смущения неизвестно зачем деловито спросил: — Яйца свежие? — Надеюсь, — ответила она и мило ему улыбнулась. Они побродили ещё немного по магазину, толкая вперёд тележки, и на прощание обменялись телефонами. У женщины было красивое и таинственное имя — Анна. С тех пор это имя всегда ассоциировалось у Джона со сладкой ломотой во всем теле и привкусом моря. Джон дорвался тогда до бесплатного: все ночи, за редким исключением, проводил у неё, как будто заранее знал, что всё это ненадолго, и запасался удовольствием впрок. Он чувствовал себя легким, как перышко, любил весь мир и даже Шерлока, который, к слову сказать, заметно нервничал, мрачнея день ото дня. Но вопросов Джону не задавал, лишь посматривал искоса с явным неодобрением. А Джон пребывал в своем упоении, взбудораженный постоянным, но необременительным возбуждением, которое вечером, конечно же, перерастет в стадию жгучего вожделения и закончится, конечно же, стадией ошеломительного освобождения от этого самого возбуждения-вожделения. И так бесконечно… Так вот, Джон Шерлока очень жалел: несчастный, затра… замученный гениальностью Шерлок, как же тебе, наверное, не хватает этого потрясающего чувства полета! Сидишь ты у камина, думаешь о чем-то глобальном и, черт бы меня побрал со всеми моими возбужденными потрохами, завидуешь черной завистью. А я сегодня вечером обниму её нежное тело и кончу сто раз. А может быть, даже двести. В один из редких вечеров, когда Джон оставался дома, а не парил в поднебесье, Шерлок, как видно, не выдержав, равнодушно спросил: — Женишься? — Что?! — Джон испуганно вскинул глаза. — Ты прекрасно слышал. — С чего ты взял? Равнодушие моментально слетело, и в глазах полыхнули молнии. — Да ты уже одной ногой в… — Где? — ещё больше испугался Джон. — Сам знаешь, где! — отрезал Шерлок и замолчал. И молчал как рыба на протяжении всего вечера. А в атмосфере их славной, чудесной гостиной уже витало что-то мрачное и трагичное, и логическое завершение оброненной Шерлоком фразы буравило охваченный паникой мозг: «…в могиле… в могиле… в могиле…» После этого пыл разгулявшегося донжуана поубавился очень быстро, и вскоре он решил, что достаточно запасся впечатлениями. Встречи так и не переросли в стадию отношений. Джон вновь оказался в привычной домашней обстановке, а запас впечатлений так быстро иссяк, что не прошло и недели, как его кровать запела очередную брачную песнь. *** И вот сейчас, тщательно стерев с пола и подоконника следы своего сексуального одиночества, и неподвижно («как в гробу!») лежа в постели, Джон вдруг подумал, что, похоже, не женится никогда. И не потому, что желающей назвать его «дорогим муженьком» не найдется, а потому что сам он себя в роли муженька как-то не видит. Или не хочет увидеть. И если копнуть поглубже и распахнуть пошире глаза, откроется очень простая истина: покинуть Бейкер-стрит и Шерлока Джону никак невозможно… Сделав это нерадостное открытие, он вновь оказался в своем «бездушном пространстве», где пребывал достаточно долго, ненавидя свою бесполезную, никому не нужную жизнь, не видя никакой перспективы, кроме одинокой беззубой старости. Но Шерлок на этот раз не казался ему напыщенным и чужим. Мысли о нём приняли несколько иную направленность. «Интересно… У Шерлока есть член. У него ведь на самом деле есть член! Невероятно! Неужели у него может стоять? И как это выглядит?» Он принялся увлеченно представлять стояк своего соседа, наделяя его совершенно фантастическими очертаниями и размерами, помещая его то в брюки, то в пижамные штаны, то в халат, надетый на голое (ГОЛОЕ!) тело. Неожиданно это очень сильно его захватило. Джон посвящал воображаемому стояку все свободное время. Представлял его перед сном, представлял рано утром, и даже иногда на работе, за что ругал себя на чём свет стоит. И допредставлялся до того, что захотел увидеть. Любопытство так и распирало Джона. Предложите ему на выбор увидеть живого мамонта или стояк Шерлока Холмса… О-о! Если человек загорелся идеей, человек пропал. Он совсем не хотел самого Шерлока, он хотел лишь увидеть. Хоть раз. Но желание было неодолимым, и постепенно приобретало признаки одержимости. А ещё ему опостылел собственный член, и его подростковая ненасытность. И в конце концов, Шерлок ведь сам предложил… Почему бы и нет? Но одно дело — думать, находясь на очередной грани очередного отчаяния. И совсем другое — заняться сексом с Шерлоком Холмсом, который, кстати, давненько ни к чему его не склонял…