Под одной крышей

Джон облизал губы и закрыл глаза, стараясь выровнять натруженное дыхание. Шерлок возился рядом, устраиваясь поудобнее. Так они полежали ещё минут десять, и Джон, несмотря на ноющую тяжесть внизу живота, чувствовал полное умиротворение, такое редкое в последнее время и тем особенно ценное. Шерлок продолжал возиться, и Джон вдруг насторожился. «Что-то затевает, не иначе». И сразу же, словно услышав его мысли, Шерлок сказал: — Джон, покажи мне, как ты это делаешь? «Ну точно!» — Что именно? — Он открыл глаза и взглянул на Шерлока искоса. — Как ты себя… ласкаешь? «Ласкаешь»?! Не «мастурбируешь», не «стимулируешь кулаком половой орган», не «доводишь себя до очередного выброса семени при помощи кольцевого обхвата пальцев», а «ласкаешь»?! Очень странно… — Мне неудобно. — Лежать неудобно? — Не ёрничай. Демонстрировать это тебе неудобно. — Брось, Джон, мы практически родственники. — Только этого не хватало! — Ну, хорошо. Я погорячился. Мы лежим в одной постели, и я только что кончил в твой рот. Чего же стесняться? Не понимаю. — Но… Как ты себе это представляешь? Я при тебе буду… себя удовлетворять. Это неприлично. — Очень даже прилично. Это же я, не кто-нибудь. Слышать такое было чертовски приятно. Настолько приятно, что Джон невольно заулыбался. Но усилием воли улыбку свою погасил. Незачем Шерлоку видеть, какое впечатление произвели на него эти, на первый взгляд простые, слова. И за всем этим явно что-то скрывалось. Очень странно. — Нет, Шерлок, это уже слишком. В конце концов… — Джон, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста. Господи, опять за свое! — Ну, хорошо, хорошо. Только (...заткнись) закрой глаза. — С ума сошел?! — Гм… То есть, я хотел сказать — я закрою. — Да ради бога. Сколько раз Джон проделывал это. Даже если бы вдруг неожиданно отключилось сознание, рука бы его ни капельки не растерялась, двигаясь по-прежнему слаженно и уверенно. Но такого блаженства от обыкновенной мастурбации Джон не получал никогда. Поначалу было неловко, да что там говорить, попросту стыдно. Но постепенно всё отошло на задний план, а потом исчезло, растворившись в безумии наслаждения. Знать, что на тебя, не отрываясь, смотрят два затуманенных возбуждением глаза (а в том, что возбуждение неизбежно, Джон даже не сомневался), было по-новому эротично. Джон так распалился, что забыл о всяком стыде. А вот бесстыдства было хоть отбавляй. Настоящего, откровенного, дикого. Он широко раздвигал ноги, подбрасывая таз навстречу руке, облизывал губы, сжимал напрягшиеся соски, гладил грудь, живот и бедра, жарко метался головой по подушке, ни на минуту не останавливая движения — в общем, бесчинствовал, как мог. В какое-то мгновение горячая рука внезапно убрала его ладонь с пульсирующего ствола, и влажно, сильно прошлась по всей его длине, распределяя прохладный гель. От этого короткого прикосновения Джон выгнулся так, что ему позавидовал бы любой акробат. — Шерлок… — Нет, Джон, нет… Сам… — Теплые губы прижались к пылающему уху. Будто током пронзили. Будто вместе с шепотом влили в ушную раковину раскаленный металл. Шерлок, мать твою, что же ты делаешь… Он двигал ладонью с бешеной скоростью. Сейчас… сейчас… О господи! Руку обожгло трепетное дыхание, и на мгновение Джон почувствовал, как по пальцам скользнул влажный, едва осязаемый поцелуй… Рука замерла удивленно, прервав томительную сладкую муку, и её вновь нетерпеливо убрали, заменив потрясающе жарким ртом. Шерлок со стоном сосал его член, втягивая в себя, погружая в самое горло, плотно сжимая у основания припухшие губы. — Шерлок… Остановись… я сейчас кончу. Но губы упрямо продолжали свою работу. — Шерлок, я не могу терпеть. Убери свой рот! О, нет… Горячая струя выстрелила и растеклась внутри. Так невероятно сладко, так незнакомо и неизведанно… Дрожали оба и оба дергались, как припадочные. Один — отдав, другой — получив. Один — блаженно опустошенный, другой — наполненный новым вкусом и облизывающийся, как кот. — Шерлок, тебе попало в рот это. И ты это проглотил. — Знаю. — Ты как будто рад. — Вот ещё! Чему мне радоваться? И вдруг порывисто обхватил руками, прижался всем телом и уткнулся носом в висок. А потом, как всегда, натянул штаны и исчез. И даже спокойной ночи не пожелал. Очень странно. «По-моему, он меня обнял…» Давно уже Джон так крепко не спал.