Под одной крышей

Шерлок орал так громко, что у Джона звенело не только в ушах — звенела каждая клеточка его потрясённого тела. — Как ты мог?! Ещё секунда, и он прострелил бы тебе руку. Или ногу. Или легкое, и ты захлебнулся бы кровью прямо у меня на глазах! Ненавижу тебя! Ты нарочно лезешь под пули, чтобы нервы мне потрепать! Он метался перед Джоном, обдавая потоками прохладного воздуха, а потом рванул на себя и, прижавшись к макушке лицом, жадно втянул ноздрями родной, будоражащий запах, заполняясь им и медленно приходя в себя. — Я мог тебя потерять, Джон… Он так долго его держал и так крепко сжимал, что у Джона заболела спина. И уже не хватало воздуха. И шарахалось по грудной клетке мало что понимающее сердце. Так же резко Шерлок отпрянул и, заглянув Джону в глаза, гневно спросил: — Почему ты никогда не целуешь меня?! Почему ты никогда не целуешь меня в губы?! Я уже с ума от этого схожу! «Господи, только бы не заквакать!» — Шерлок… Я очень хочу поцеловать тебя… в губы… И тоже схожу с ума… Уже сошел… Да я… Да хоть сейчас… Но здесь… — Я люблю тебя! Джон Ватсон, я невозможно тебя люблю. Я почти умираю от любви к тебе. — Что? — Джон… Джон… И снова сжал со всей силы. «Придушит, ей-богу», — обессилено прошептало сознание и погрузилось в ослепительный свет ошеломляющего счастья. — Джон, я кретин! Идиот! Придурок! — Вообще-то да. Когда приехали, а потом уехали сотрудники Скотланд-Ярда, когда несчастный преступный элемент был помещен в полицейскую машину подальше от ярости Шерлока, который чуть его не убил, когда были соблюдены все формальности, Джон и Шерлок вернулись домой. В такси они то и дело зависали взглядами на губах друг друга и улыбались, как заговорщики. Шерлок держал Джона за руку. Крепко держал. *** Дома он ходил за ним, как привязанный, преданно заглядывая в глаза и беспрерывно к нему прикасаясь. И на каком-то этапе Джон, как бы ни был он счастлив, от этого немного устал. Ему захотелось, как ребенка, усадить Шерлока на диван и дать ему в руки игрушку, например, ноутбук, чтобы спокойно заняться приготовлением ужина. Так он и сделал. Но через десять минут Шерлок притащился на кухню вместе с «игрушкой». Правда, сидел за столом тихо и смирно, щелкал клавишами и ни во что не вмешивался. Лишь время от времени просил (просил!): «Поцелуй меня, Джон». Поцелуй… Сначала был поцелуй. Целоваться Шерлок совсем не умел. Его язык бестолково метался у Джона во рту, как слепец в незнакомой местности. Но Джон был от этого без ума. И, конечно же, такой сладости он не пробовал ещё никогда. Такого нежного, неумелого, до тьмы в глазах любимого языка он не знал. Такой обоюдной жажды и ненасытности, такой опаляющей неги. И такого тепла. — Джон, ты везде вкусный. Какой я дурак! И снова сплетались языки, смешивалась слюна, алели губы… Как это ни странно, они не побежали в спальню, не улеглись на полу в гостиной, нет. Они просто целовались и обнимались, как одержимые. Джон был зацелован весь: нос, щеки, глаза, шея, волосы и даже уши познакомились с переполненными любовью губами. И были несказанно этому рады. В этот вечер у них не было секса. Совсем. Они лежали в обнимку, разговаривали, целовались, и секс не вписывался в эту сладостную идиллию. Правда, потом он в неё всё же вписался. Никто и никогда не вспомнит теперь, кто кого разбудил посреди ночи… Но кровать Джона скрипела нещадно, страстные крики рвались из окон, оповещая Вселенную об очередном оргазме землян и доказывая, каким оглушительно счастливым может он быть. Но это ночью. А вечером, в полутемной спальне помимо так приглянувшихся Шерлоку поцелуев были разговоры и признания, удивительные открытия и даже упреки. * — И когда же ты успел меня… полюбить? При слове «полюбить» Шерлок вновь потянулся к губам, но Джон мягко отстранился — вопрос как-никак серьезный. Шерлок разочарованно вздохнул: никак не мог нацеловаться досыта. — Когда, Шерлок? — настойчиво повторил Джон. — Джон, если бы ты пользовался хотя бы десятой частью своего головного мозга… — Гм… — Извини. Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста… — Шерлок, не начинай! Просто ответь на вопрос. — Я сказал: «Теоретически мы вполне можем стать любовниками». — Уже тогда?! — Конечно! Джон, я очень тебя уважаю и очень ценю, но неужели ты думаешь, что я затащил тебя в постель только… ради тебя. — Какой же ты эгоист! — изумился Джон, не зная, то ли радоваться, то ли обижаться. — Да. «Да…» Джон понял, что обидеться ему хочется все-таки больше. Сколько бессонных ночей, утраченных иллюзий, неуверенности в себе. Сколько «бездушного пространства», где он загибался от безысходности и тоски, и мир казался черным колодцем, на дно которого он летел, сосредоточившись лишь на падении, не видя вокруг себя ничего: ни добрых лиц, ни веселых глаз. И в конце концов, сколько чертовых новоприобретенных морщин, совсем не украсивших его и без того не аленделоновскую* внешность. Шерлок встревоженно провел по его лицу ладонью. Пробежался пальцами по лбу, погладил щеки, очертил линию скул. — Джон… Ещё бы за нос подергал! — Комедию-то зачем ломал? «Анальное проникновение», «фрикции», «мастурбация»… — Джон решил не скрывать обиду. — Прямо научный форум секс-специалистов! А командовал сколько? Ни души, ни сердца! — Джон распалялся всё больше. — Вёл себя, как придурок! Не хочу, чтобы это попало мне в рот. А сам глотал и ни разу не подавился. — Джон, ты не прав, — перебил Шерлок, осторожно поглаживая его шею. — Со мной такое впервые. Такие эмоции. Такое сильное желание. Естественно, я растерялся. Обида мгновенно ослабла. Растерялся? Шерлок? Надо же… Джон чуточку смягчился. — Нет бы по-человечески сказать: «Джон, я тебя люблю. Джон, я тебя хочу». От удивления Шерлок даже гладить его перестал. — Прямо так?! — воскликнул он. — Да ты что, Джон?! Это же неудобно. И стыдно. — А уложить меня в постель — не стыдно? — в который уже раз изумился Джон. — А три презерватива — удобно? Кстати, это правда? — Нет, Джон, не правда. — Так я и знал. — Их было два. Джон улыбнулся, и губы его сразу же опалило, выжигая обиду и возмущение. Бессонные ночи… Утраченные иллюзии… Бог мой, он уже целуется лучше меня… Неуверенность в себе… Ничего не осталось. Только губы, только их сладость и страсть, только Шерлок. Всё. И морщин больше нет. Как же приятно прижимать к себе Шерлока. Как приятно чувствовать биение его беспокойного сердца. Согревающее шею дыхание. Руку, лежащую на груди. Кожу, волосы. Блестящие в полумраке глаза — совсем рядом, близко. Черт бы его побрал! И всё это Джон получал какими-то жалкими порциями?! Да, конечно, это было каждую ночь… Но время бежало так быстро! Ни насыщения, ни успокоения. — Почему ты от меня сбегал после… всего? Снова ладонь прикоснулась к лицу. Чувствует, чувствует Шерлок вновь зарождающуюся обиду. — Джон, но это тоже не слишком удобно. Вернее, совсем неудобно! На мой взгляд, это нахальство — ты же не приглашал меня… спать. — Для всего остального я тебя тоже не приглашал. — Это совсем не одно и то же. Шерлок, твою логику мне не постичь никогда. — Сам посуди, как бы я это сделал? Притворился спящим?.. О черт! Почему я раньше до этого не додумался? — Не могу поверить, что ты говоришь серьезно. Джон и вправду не верил. Его не покидало ощущение, что Шерлок его разыгрывает. Доводил до обморока своим темпераментом, кончал в рот. И вообще, куда только не кончал… А остаться на ночь смог бы только по личному приглашению. Чудеса! Точно — разыгрывает. — Я скромный человек. Все гении довольно скромны. Если бы ты знал, Джон, как всякий раз, выходя за твою идиотскую дверь, я подолгу стоял и боялся дышать. И ждал… А ты ни разу не остановил меня! Не позвал! Похоже, теперь настала очередь Шерлока обижаться. Он резко сел на постели, обхватив руками колени и сгорбив спину. — Мне было так одиноко, так тоскливо в своей огромной кровати… Кстати, Джон, я думаю, спать мы будем все-таки у меня. Свою кровать ты довел до критического состояния. — Иди сюда… Джон притянул его к себе и обнял, задрожав от горячего удовольствия, и Шерлок тут же закинул на него свою длинную ногу, прижался теплым пахом и потерся томительно-медленно. Даже два слоя ткани (домашние брюки и трусы) на Шерлоке и один слой ткани (пижамные штаны и никаких трусов) на самом Джоне не спасли его от излучения. — Шерлок, мать твою, что же ты делаешь… Шерлок прижался ещё плотнее, врос в его напрягшееся бедро. И потерся чуть-чуть быстрее. — Твою же… Какой удивительно сладкий рот. Вместилище искушения. — Джон, я совсем не умею целоваться. — Поверь мне, никто на всем белом свете не целуется так, как ты. — Ты перецеловался со всем белым светом? — Да… Что? Шерлок! — Шучу. — … — Но я всегда это подозревал и оттого ужасно ревную. — Боже… *** Ночь вливалась в комнату, пряталась в темных углах, заполняла пространство, убаюкивала утомленные впечатлениями тела. Да и губы уже пылали. Джон лежал на животе, обхватив руками подушку. Шерлок лежал на нем. — Джон, а ты заметил, что мы сегодня впервые выясняли отношения? Джон слабо пошевелился, и тяжесть лежащего на нем тела стала ещё ощутимее. И ещё приятнее. — Люди любят выяснять отношения, когда… любят. — Значит, мы настоящие любовники? — Да уж не игрушечные. Шерлок сладко зевнул и передернул плечами. — Спать хочется. Во-первых, от наших с тобой разговоров устал даже я, во-вторых, мне не терпится уснуть рядом с тобой. И они уснули. А ночью их разбудила Любовь. *Ален Делон — французский киноактер, в свое время считавшийся едва ли не эталоном мужской красоты.