Умрут за нас

      Бутылка виски, распитая на двоих, напоминает о себе только оглушительно-беспощадным звоном стекла, мелким крошевом разлетающимся по кафелю; в такое же крошево разлетается и лёшино сердце, когда Андрей говорит:       — Перестань делать мне больно.       А Лёша и рад бы, но не знает, как.       Он в итоге даже не отвечает ничего, просто пьёт молча. Потому что всё, что хочется сказать Андрею («Я всё ещё помню вкус твоих губ», или «Иногда я до сих пор дрочу на воспоминания о тебе», или «Я так и не смог заполнить пустоту в груди, которую ты после себя оставил»), никогда уже не должно быть произнесено вслух.       Потому что незачем больше. Потому что вся их больная любовь осталась там, в душной комнате, где от гула системника и жара чужих губ спина покрывалась мелкими каплями пота, а кончики пальцев горели от прикосновений к чужой влажной коже.       Руки сами тянутся к сигаретам, хотя Соло обещал себе не курить; просто рядом слишком много Андрея и его запаха, напоминающего о прошлом, в котором можно было любить и не думать о том, когда они успели настолько друг друга возненавидеть, что перестали звонить и видеться за пределами турнирных афтепати. В какой момент Лёша понял, что всё кончено. В какой момент Андрей оставил его без сердца.       Дред смотрит волком, обиженным ребёнком, раненым зверем: смотрит так же, как сам Лёша смотрит на него. Разница между ними только в том, что Андрею хватает сил сдержаться и не повторять старых ошибок, а Соло не умеет так. Не умеет по-взрослому.       Лёше нужен всего один поцелуй — как один прыжок на рельсы. Последний. Прощальный.       И он тянется к чужим губам, сопротивляясь руке, удерживающей его на расстоянии; и он касается этих губ со вкусом виски и тепловой смерти, чувствуя, что вместе с ним отрывает от себя последнее, что всё ещё принадлежало ему самому.       Он отдаёт этот кусочек Андрею, отстраняясь и заглядывая ему в глаза, а Голубев только со злостью смотрит в ответ, проклиная себя за то, что сдаётся, за то, что опять ныряет в этот ад лёшиных глаз.       И сам целует снова.       А Лёша думает, что эти перебежки по рельсам рано или поздно убьют его.       Но ему не страшно.       Потому что без Андрея он всё равно не чувствует себя живым.