***
Клиника «Сады» находилась на таком удалении от цивилизации, что тут с трудом ловило сеть, и это в стране с самым быстрым интернетом в мире! Но СеХун и не думал ни на что жаловаться; напротив, он считал, что ему крупно повезло: накануне они вместе с ЧанЁлем ездили туда, и он хорошо запомнил дорогу. Машина прокурора летела по узким дорогам как стрела: ему хотелось попасть в место назначения как можно быстрее. СеХун сильно рисковал: он действовал неофициально, к тому же, выходил далеко за рамки своих служебных полномочий. Ещё хуже было то, что он не поставил полицию в известность о своих действиях. Иными словами, он был сам по себе. Но это его не останавливало; напротив — он жаждал раскрыть это дело, добраться до сути, призвать страшного убийцу к ответу. А также заслужить признание не как сынок судьи, выскочка, чересчур быстро поднявшийся по карьерной лестнице, а как истинный борец за законность и справедливость. Остановившись у забора, СеХун выскочил из машины, схватил портфель и помчался к воротам. Он даже не запер автомобиль, решив не тратить ни единой драгоценной секунды. Не обращая внимания на траву и репей, то и дело попадавшиеся на пути, полностью наплевав на вид своего лёгкого костюма от частного портного, прокурор летел вперёд со спринтерской скоростью. Его сердце билось часто, но причиной тому являлся не бег. Он весь горел жаждой добиться чего-то большого, достичь той цели, которая осталась недосягаема для всего элитного отдела по расследованию особо тяжких преступлений. Телом СеХуна в данный момент руководили в большей степени эмоции, чем разум, и он сам прекрасно отдавал себе в этом отчёт, не считая, что здесь есть нечто зазорное. Иногда нужно откинуть рационализм в сторону и слушать исключительно зов сердца — так говорил один прокурор в одном из телевизионных сериалов. Благодаря этому персонажу, кстати, СеХун выбрал будущую профессию в весьма нежном возрасте. И пусть потом он много раз жалел об этом, разочаровывался во всех сторонах машины Фемиды, всё же жажда справедливости царила в его душе. Поравнявшись с воротами, СеХун дал себе десять минут на то, чтобы отдышаться, а потом нажал на кнопку интеркома. Ему тут же ответила та самая дама с противным голосом. — Прокурор О СеХун, — коротко отрапортовал он. — Я уже приезжал сюда вчера с офицером полиции. Мне нужно переговорить с главой клиники. Женщина пропищала краткое: «Сейчас», но СеХуну пришлось ждать добрых четверть часа, прежде ем его впустили. Он догадался, что дежурная, скорее всего, уточнила у своего шефа, стоило ли пускать в «Сады» незваного гостя. Небрежно бросив дежурной слова приветствия, СеХун быстро направился к зданию больницы. Он уже знал дорогу и рассчитывал пройти в кабинет к Лу Ханю один, но дама-цербер оказалась куда проворнее: она нагнала его и всю дорогу шла рядом. Постучавшись к доктору, она приоткрыла дверь и тихо вымолвила: — Это тот прокурор, который приезжал вчера. Говорит, у него к вам разговор. — Пусть войдёт, — глухо ответил голос доктора. Дама с гримасой неодобрения на лице посторонилась и пропустила СеХуна. Прокурор стремительно вошёл в кабинет и, не дожидаясь приглашения, сел на один из гостевых стульев. Теперь с ним не было ЧанЁля, значит, можно играть роль полного хозяина положения. СеХун поставил портфель на пол и пристально посмотрел на Лу Ханя. Выглядел тот неважно: искорки в задорных глазах потускнели, у век пролегли морщинки, щёки ввалились. Казалось, за сутки он постарел на десять лет. — В чём дело, прокурор? — спросил психиатр, потирая висок. — Остались какие-то вопросы насчёт моего заключения? Вы могли бы просто позвонить по телефону… — Открылись новые обстоятельства, — перебил его СеХун. — Те самые, которые вы скрыли от следствия. — Я? Скрыл? — Лу Хань поднял брови, но во взгляде его читалась лишь усталость. — Не понимаю, о чём вы. СеХун хмыкнул и положил одну ногу на другую. — То есть вы хотите сказать, — протянул он, — что не были влюблены в Бён ХоЁн, библиотекаря университета Сольнам и одновременно одну из жертв серийного убийцы? Лу Хань посмотрел на него как-то жалобно и едва слышно простонал: — Был. А потом он вдруг закрыл лицо руками и зарыдал. Это проявление эмоций застало Сехуна врасплох: он никогда ещё не сталкивался с тем, чтобы взрослый человек плакал вот так, как ребёнок. Прокурор молча сидел на стуле, ошарашенно глядя на психиатра и ожидая, когда он успокоится. Но только этого не происходило. Лу Хань всё плакал и плакал; его плечи мелко тряслись, а с губ то и дело срывались сдавленные рыдания. СеХун закусил губу и, подняв портфель, порывисто встал. — Не уезжайте из города, — бросил он, направляясь к двери. — Скоро к вам наведается полиция. Он вышел в коридор и сбежал по лестнице, никого не встретив по пути. Видимо, в такой час вся больница замирала: кто-то уходил на обед, кто-то спал после ланча… Остановившись на втором этаже, СеХун поддался соблазну и, ступая мягко и бесшумно, направился в сторону комнаты БэкБома. Ему никто не встретился; его никто не остановил. Просто удивительная беспечность. СеХун потянул на себя дверь комнаты, и она поддалась. Он заглянул внутрь. БэкБом сидел за столом и что-то рисовал. Закрыв створку, СеХун нахмурился. Почему-то это открытие насторожило его. Он направился к лестнице, но уже намного медленнее, чем раньше. Какая-то мысль не давала ему покоя, но она постоянно ускользала. Выйдя из здания больницы, СеХун побрёл к воротам. У проходной к нему присоединилась дама-цербер, смотревшая всё так же враждебно. Проводив его до калитки и выпустив, она с такой силой хлопнула створкой, что одна из гроздей декоративного винограда сорвалась с лозы и упала на тропку. Но Сехун даже не обратил на это внимания: он тихо брёл к своей машине, вовсе не ощущая себя победителем.***
Ли ИмСу казалась типичнейшей библиотекаршей: вязаная кофта с горлом (это в июне-то!), очки с толстыми стёклами, любезная улыбка и тихий, вкрадчивый голос. В данном случае, внешность обманчивой не являлась: эта дама работала с книгами около четверти века. Она сидела в своём небольшом кабинетике, удивительно подходившем ей. Цвет стен различить было невозможно, потому что каждый сантиметр их был скрыт за фотографиями котят. С потолка свисала люстра со старомодным абажуром. Кресла для визитеров были не на колёсиках, а добротными, консервативного дизайна, мягкими и с кучей разноцветных подушек. Окно пряталось за длинными гардинами, перехваченными шелковыми шнурами с кистями, а стол представлял собой жизнерадостный ансамбль из глиняных фигурок кошек, фотографий в вычурных рамках, книг, документов и ваз для цветов. — Может, ещё чаю, офицер? — предложила Ли ИмСу, чуть наклонившись вперёд. — Не отказался бы, — вежливо улыбнулся ЧунМён, ставя чашку на блюдце. — Букет просто восхитителен. Сейчас мало кто заваривает листья по всем правилам, и так отрадно встречать столь трепетное отношение к напитку. — Вы правы, офицер, — ИмСу, ловко схватив заварочный чайник, расписанный цветами, налила гостю вторую порцию. — Сейчас чаще заваривают пакетики, потому что это быстро и менее хлопотно, но от этого процесс чаепития постепенно теряет всю свою романтику. ЧунМён согласно кивнул, отпивая глоток чая (который и в самом деле был великолепен). Он внимательно наблюдал за своей собеседницей, с которой вёл неторопливую светскую беседу: он не спешил переходить к делу, потому что понимал, что сначала важно сломать лёд, расположить потенциального свидетеля к себе. Пятнадцать лет назад Ли ИмСу трудилась в библиотеке университета Сольнам и состояла в довольно дружеских отношениях с Бён ХоЁн. После трагедии, разразившейся тогда, она уволилась и устроилась работать сюда — в правовую библиотеку при суде. Тогда, в две тысячи четвёртом, её допрашивали наравне со всеми, но процедуры эти велись уж слишком протокольно. К этой же даме — ЧунМён понял это с первого взгляда — требовался совершенно иной подход. — Та трагедия была просто ужасной, — кивнул он, осторожно ставя тонкую фарфоровую чашку на блюдце и потянувшись за печеньем, лежавшем в довольно громоздкой стеклянной конфетнице. — Вы ведь из-за этого ушли из Сольнама? — Именно, офицер, — кивнула ИмСу, тоже беря печенье своими худыми сухими пальцами. — ХоЁн была моей подругой, и тот случай настолько меня потряс, что я больше просто не могла ходить туда, как и раньше, хотя место было довольно хорошее. После убийства я то и дело застывала, смотрела на место, которое обычно занимала ХоЁн, и принималась плакать. Совершенно потеряла контроль над собой! Заведующая проявила редкостное понимание, она вообще очень добрая и милая женщина, мы до сих пор поддерживаем контакт и звоним друг другу несколько раз в месяц. Недавно в Сольнам поступила её внучка, она работает в библиотеке время от времени, но, сами понимаете, молодёжь не жалует стабильность. — Действительно, — кивнул ЧунМён, помешивая ложечкой свой чай. — Вы с Бён ХоЁн были подругами; наверное, между вами было много общего? — Конечно! — ИмСу грустно улыбнулась. — ХоЁн была потрясающе милой, внимательной, никогда не забывала поинтересоваться, как здоровье родственников. Мы вместе каждую субботу ходили обедать в кафе «Карриотика» — оно напротив библиотеки, точнее, было: сейчас там устроили какой-то спортивный клуб… Но это только в субботу, как я и говорила. По будням мы питались тем, что приносили из дома, и я всегда делилась с ХоЁн рисом: её лоток для еды был слишком маленьким, но она носил именно его, потому что получила как подарок от старшего сына. Ах, я помню БэкХёна — такой улыбчивый и милый мальчик! Любил общаться, узнавать всё новое… Помню, вечно заваливал нас тонной вопросов. Младшенький, к сожалению, был, что называется, интровертом. ХоЁн пыталась заставить его общаться с другими детьми побольше, но как-то не получалось. Помню, один раз она привела их обоих и оставила в малом читальном зале, так БэкХён прибежал к нам через минуту и заявил, что ему скучно, а младшенький… Как же его звали, я забыла… Ах, БэкБом! Так вот, БэкБом просидел там до самого вечера! Вы можете себе это представить? — Довольно необычно для ребёнка, — вставил ЧунМён, кладя ложечку на блюдце. — Я тоже так считаю, — ИмСу чуть подняла подбородок. — Но ХоЁн была прекрасной матерью и чудесной, преданной женой! Они с ДжуМином жили душа в душу и периодически устраивали романтические вечера — ну разве это не прекрасно? — Несомненно, — кивнул ЧунМён. — Наверное, и студенты любили её? Ли ИмСу улыбнулась. — Конечно, — она рассеянно поднесла чашку к губам и, так и не сделав ни одного глотка, поставила её обратно на блюдце. — Никто не мог так подобрать литературу, как она! Знаете, у неё было чутьё библиотекаря — мы так это называем. Она чувствовала книги, интуитивно знала, в каком именно томе содержалась нужная информация, — очень редкий талант. Я думаю, наша заведующая планировала повысить её до должности своей заместительницы… Та трагедия спутала всё. ХоЁн догадывалась о грядущем назначении, но она ни в коем случае не важничала! Напротив, офицер, она воспринимала это с юмором и говорила, что вскорости сможет позволить себе одежду не из магазина уценённых товаров. А ещё ей хотелось проконсультироваться со специалистом насчёт БэкБома; видимо, её беспокоила необщительность мальчика. Но эти частные психологи, сами знаете, берут очень дорого, поэтому она и ждала повышения. В беседе мне даже призналась: «Я обязательно отведу его к одному из консультантов». Она использовала слово «консультант», потому что не очень приятно говорить «психоаналитик», когда обсуждаешь собственного сына, верно, офицер? В последний год БэкБом вообще не приходил к нам в библиотеку, очень часто сидел дома. Я думаю, ХоЁн боялась, как бы он не стал… Знаете, такое длинное японское слово, запамятовала его… Означает «отшельник», вы наверняка об этом слышали: так называют психов, которые не выходят из своих комнат. — И БэкБом действительно мог стать таким? — поднял брови ЧунМён, беря ещё одно печенье. — Думаю, вероятность имелась, — ИмСу поморщилась. — Знаете, когда он с братом ещё приходил к нам, я заметила его странности: он мог вдруг замереть на одном месте и уставиться в никуда. А на лице появлялось выражение безумного ужаса, будто он мог видеть то, что другим недоступно. Когда он проделал это при мне в первый раз, я страшно перепугалась, начала трясти его за плечо. Он тут же вернулся к реальности, оттолкнул мою руку и отошёл подальше. В высшей степени странный мальчик, офицер. И неудивительно, что ужасная трагедия совершенно свела его с ума. Хорошо ещё, что старший смог собраться и не поддаться горю. — Да, БэкХён остался на плаву, — кивнул ЧунМён. — И даже помогает нам в расследовании дела — оно для него имеет особое значение. Как я сказал вам ранее, открылись новые обстоятельства, и именно поэтому мы снова изучаем все улики, заново снимаем показания, потому что вполне могли что-то пропустить пятнадцать лет назад. — Я понимаю, — кивнула библиотекарша, отпив глоток чуть остывшего чая и бесшумно поставив чашку на блюдце. — Порой спустя много лет вдруг вспоминаются такие подробности, о которых начисто забыла во время допроса. — Вот именно, — ЧунМён тепло улыбнулся. — Вы были самой близкой подругой Бён ХоЁн, поэтому ваши показания особенно важны. И сейчас я задам вам вопрос, который может показаться странным… Скажите, пожалуйста, не случалось ли так, что некоторые из студентов проявляли к ней повышенный интерес? ИмСу пустила голову и, взяв в пальцы ложечку, начала рассеянно поигрывать ей. На её лице отразилось сомнение. — Я понимаю, что вам не хотелось бы тревожить память подруги, — мягко вымолвил ЧунМён, склонив голову набок. — Но речь идёт о поимке преступника, лишившего её жизни, и именно информация, которой владеете вы, может дать нам ключ к раскрытию его личности. Библиотекарша пожевала губами и, решившись, кивнула. Положив ложечку обратно на блюдце, она заговорила: — Да, ХоЁн признавались в любви два или три раза. Она ведь была интересной женщиной, это неудивительно. Но только не подумайте ничего плохого: ХоЁн оставалась верной своей семье и никогда не переходила границ дозволенного. Да и студенты вряд ли имели серьёзные намерения: они не выходили за рамки романтических посланий и цветов. Один юноша — он был совсем молоденький, приехал из-за границы… Так вот, он оказался настойчивее всех, даже нарисовал портрет Хоён и подарил ей. Он приходил в библиотеку каждый день в течение месяца и постоянно приносил цветы — это было так мило! ХоЁн не воспринимала того юношу всерьёз: сами понимаете, эти студенты особым постоянством не отличались. Она была уверена, что вскоре мальчик, что называется, перебесится и оставит её в покое, но… ИмСу замолчала и стиснула пальцы, словно внезапно заволновавшись. — Но этого не произошло, не так ли? — пришёл ей на помощь ЧунМён. — Да, — женщина коротко кивнула. — Молодой человек становился всё настойчивее, и вскоре ХоЁн даже начала беспокоиться. Ей не нужны были никакие истории или приключения; она довольствовалась своей тихой семейной жизнью, а ухаживания студента принимала просто потому, что считала: это ненадолго и не всерьёз. И тогда я посоветовала ей объясниться с ним, раз и навсегда расставив всё по своим местам. Насколько мне известно, ХоЁн так и поступила, но тот юноша не воспринял эту новость так, как надлежало: он стал угрожать, что покончит с собой, что отправится к мужу ХоЁн, что подожжёт библиотеку… В общем, он буквально бушевал, один раз устроив скандал прямо у конторки читального зала, при всех. Иногда он шёл дальше словесных угроз: несколько раз писал на двери библиотеки довольно оскорбительные стихотворения, оставлял на столе ХоЁн разорванную бумагу… В общем, некоторое время мы жили, как на вулкане, ожидая очередной его выходки, но внезапно он исчез — как в воду канул. И безобразия тоже прекратились. — И когда это случилось? — спросил ЧунМён, сузив глаза. — Где-то за полгода до… Смерти ХоЁн, — ИмСу поднесла ладонь к горлу. — Но, офицер, мне не кажется, что тот мальчик был способен на подобное злодейство! Он же был всего лишь… Она беспомощно огляделась, словно ожидала, что умильные котята, взиравшие с фотографий на стенах, подскажут ей, как поступить. — Но я вовсе не утверждаю, что он это сделал, — к ЧунМёну разом вернулась вся его мягкость. — Просто мне необходимо переговорить с этим молодым человеком, поскольку он, проводя много времени непосредственно рядом с Бён ХоЁн, мог заметить кое-что значимое. — Тогда понимаю, — Ли ИмСу тяжело вздохнула. — Но прошло столько лет… Может быть, он уже давно уехал на родину… — Всё равно, — терпеливо произнёс ЧунМён. — Мы обязательно должны его проверить. Вы ведь помните его имя? Лу Хань, верно? ИмСу удивлённо воззрилась на капитана. — Лу Хань? — повторила она. — О, нет, офицер. Того юношу звали Тао.