Insight

      Слёзы должны были литься из моих глаз непрерывно, и они ответственно выполняли свою задачу. Я же ребёнок, в конце концов. Страх, головная боль вкупе с потерей ориентации в пространстве. От того, что я тряслась на чьих-то руках, легче мне не становилось. Загнанное влажное дыхание Женщины горячо билось в макушку и долетало до носа неприятными ароматами болезни и лука. Очевидно, про хороших врачей, питание и уход за собой здесь не слышали.       О чём я только думаю? Впрочем, не важно. Всё равно это будет мелочно в сравнении с событиями. Ситуация явно назревала из разряда “напиться и забыться”. Увы, мне ещё долго такой сценарий будет неподвластен. Тем более, заботы были другими.       Женщина определенно служит Варису. Тот попытался помочь мне и Элии, организовал подмену малыша Эйгона в колыбели. Вот только насколько удачно протекал его план? Отсутствия очередной рокировки младенца по пути в Эссос никто не гарантирует. Элия упала с лестницы, пересчитав собой ступеней двадцать, как минимум. С её здоровьем — не самое лучшее количество, тем более учитывая их каменистость и углы. У меня очевидное сотрясение и полная неизвестность впереди.       Все, что я знаю твёрдо: всеми силами надо отказываться, отбрыкиваться от неизвестных зелий. Принять их — верный путь к смерти. Надёжнее только потерять сознание, чтобы эту дрянь влили насильно. Или действовали куда более топорно. Во всех смыслах. Ставке Ланнистеров никто не помешал сделать вещи похуже, чем один удар палача.       Я тут меньше суток, а уже поддерживаю дедулю Эйгона: сжечь их всех, да и проблемы себя исчерпают. Нет жизни — нет проблем, как говорится.       Вот только видеть Безумного короля мне перехотелось уже давно. Все мои желания сводились к простой постели и спокойному сну без покушений на мою скромную персону. Сквозь слёзы видно было плохо, да и тошнота, пусть и не грозила больше прочистить желудок, все еще мешала нормальному самочувствию. Хватаясь за плечо служанки, я почувствовала еще и боль в запястье. Шевелить получалось, не вывихнуто с виду, но растяжение и ушиб наверняка присутствовали.       Перед глазами плыло от слез и головокружения, но я пыталась запомнить дорогу. Из укрепленных стен замка мы вышли без проблем. Разводной мост у массивных, закованных в железо дверей был опущен, а стражи возле него не наблюдалось. Где-то далеко слышались мужские крики, похожие на военные приказы. Удары ног Женщины о деревянную площадку моста перебивали почти все звуки, так что отдельные слова были неразличимы. Когда мы оказались на рыхлой влажной земле двора, сбоку какая-то девушка отчитывала ребенка в обносках:       — Ты слышал приказ, грязный оборванец! Сейчас сюда прибудут высокие лорды, а ты всё хлеб у свиней таскаешь! По хребту тебе мало было? Да я тебя!..       Жизнь Красного Замка кипела, как перед большим праздником. Заметить волнения было сложно, если не ждать атаки и не знать на что смотреть. Я подозревала. Слишком много рыцарей взбудоражено носилось вокруг. Черно-красные знамёна мелькали на поднимаемых копьях.       Пока я тряслась на чужих руках с задранной до голой задницы юбкой, взгляд зацепился за грязное бурое пятно над входом в Твердыню. Это было знамя, которое чётко рассмотреть все никак не получалось. Словно запылённое и испачканное тряпье с выцветшим рисунком оно пару раз трепыхнулось под порывом резкого ветра с моря. Я закрыла глаза, чувствуя, как застилающие их слёзы упали на щёки по проторенным подсохшим дорожкам, стягивающим кожу. Когда веки поднялись, подчиняясь моему желанию все же увидеть символ Таргариенов во всём его величии, служанка резко свернула налево и, перепрыгивая через ступени, понеслась вниз.       Алая драконья пасть и когтистая лапа под ней были единственным, что успело мелькнуть, прежде чем пропасть из вида навсегда.       — Мамочка! — выкрикнула я, тут же получая хлесткий удар по жопе раскрытой ладонью. Плакать хотелось всё сильнее, а сил сдерживаться не было. Так себя чувствуют взрослые люди, которых бьёт неподконтрольная истерика. Когда даже усилия окружающих и пробивающийся смех отпущенной ситуации не дают солёному потоку остановиться, вызывая сбившееся дыхание и тяжёлую икоту.       Мои вопли не остались незамеченными. Женщину, что несла меня, резко выкинув руку в сторону, схватил какой-то щуплый парень. На нём не было доспехов, лишь кожаный жилет и жёсткие на вид наплечники. Голову его облаком венчали каштановые кудри, а косые глаза были выразительны не цветом, а красными белками от потрескавшихся капилляров. Он мог бы быть симпатичным, если бы не эти глаза. Они делали нелепого человека ужасным даже больше, чем его несуразно длинные руки и узкая грудная клетка.       — Эй, ты! — слишком громко окликнул он уже пойманную служанку. Она развернулась так, что теперь я была спиной к незнакомцу. Попыталась отстраниться и взглянуть на него снова, но Женщина рывком высвободила свою руку и прижала мою голову к своему плечу. Вероятно, чтобы этот недорыцарь не увидел моего лица. Я больно ударилась переносицей о выступающие под платьем кости, но больше возмущаться не посмела. Только тихо всхлипывала, чувствуя, как чужая сухая до шершавости кожа становится горячей и влажной под моим частым дыханием и соплями. Последние были хлеще слёз и казались их продолжением. В них были все маленькие ладошки и даже узкие рукава нарядного синего платья.       От приступа икоты тельце мелко вздрагивало, а горло и лёгкие начинало печь. Оставалось лишь сильнее скукожиться в чужих руках.       — Чего тебе, Флауэрс? — ощерилась Женщина, начиная нервно потряхивать меня на своих руках, словно в пародии на укачивание.       — Это же принцесса Рейнис? — теперь уже эти большие руки потянулись ко мне. Я почувствовала грубое прикосновение к своему плечу, что было пресечено очередным поворотом моей похитительницы. — Куда ты её несешь? Его Величество приказал принцессе Элии и детям не покидать...       Женщина вновь резко развернулась и отняла руку от моей макушки. Вспотевшему затылку тут же стало холодно от накинувшегося волком порыва ветра. Откуда ему вообще было взяться при таких стенах замка, чёрт подери?       — Ты видишь, как её трясёт? Принцессе сделалось плохо и Её Высочество послала меня с ней к мейстеру. Старик пока спустится — девочке станет ещё хуже. Не нравится — идём к королю! Только если по пути она умрёт — я всех собак на тебя спущу прежде, чем мне голову отсекут, понял?       Блеяние со стороны мужчины было невнятным, словно бы оправдывающимся, и детским. Почувствовав свою победу, Женщина сходу перескочила еще несколько ступеней, но надоедливый борец за справедливость не думал отставать.       — Птичник ты уже прошла, девка! А ну, стоять! — очередная попытка схватить служанку за плечо пришлась мне пальцами с грязными ногтями по лицу. Ничего серьёзного, но от легкой саднящей боли на лбу я заревела с новой силой, словно бы открыв второе дыхание.       Эти стенания уже достали меня саму, но как их прекратить — не имела не малейшего понятия. Кажется я подозреваю, что именно выбесило сира Амори Лорха, заставляя раз за разом вгонять в маленькое тело ножевые удары. Когда моя сестрёнка Джей-Джей была маленькой, я и сама не раз думала утопить её в ванной, чтобы в доме стало тихо. Вот только я жила в мире, где кара была за любое убийство, а терпение и здравый смысл являлись не меньшей ценностью, чем любовь и диплом Оксбриджа.       Куда удачнее, чем Элия несколькими минутами ранее, Женщина сбежала еще с пары ступеней, достигнув поворота на следующий пролёт и развернулась, упираясь спиной в стену. От таких манёвров я перестала икать, испуганно втянув в себя прохладный воздух.       Парень резво подлетел следом, одну руку впечатав в стену прямо возле моего лица, а второй принимаясь копошиться в волосах служанки. Возможно, это была попытка заигрывания, но время эта особь человека выбрала крайне неудачное. Женщина легко подкинула меня на руках, так как из-за неудобно задравшегося платья я начинала сползать. Теперь обнаженная королевская задничка прикрывалась тканью верхнего платья хотя бы через чужую руку. Мир был сужен до всего лишь двух действующих лиц, но уверенность в том, что нас видели и другие, не отступала.       — Эллиса, давай без твоих увёрток, — сально начал Флауэрс, наматывая темную прядь на тонкий узловатый палец. — Даже если ты по приказу куда-то несешься с принцессой, ты же не к мейстеру, да? Я слышал, как Фоули получил приказ охранять Твердыню, знаешь? Вряд ли это означало выпускать всех желающих. Скоро у нас будут гости и высокому лорду вряд ли понравится твоё самоуправство.       Если от Женщины пахло переваренной едой и гнилью, то дыхание этого неприятного человека было сплошь чесночным и мясным. Словно бы он сам из себя представлял пропавший на столе кусок сырой баранины, нашпигованный зубчиками для аромата. С моим кашлем я тут же срыгнула желчь на чужое плечо, потому что слишком уж отвратительно это было ощущать, а тем более представлять.       Мужчина отпрянул от звука пошедшей горлом жидкости и целую секунду не двигался, пока Женщина не двинулась навстречу ему, уверенно тесня к пройденным порожкам. Животом я чувствовала как в солнечном сплетении у нее колотится аорта, вторя сердечному ритму. Не я одна переживала за наш побег и выживание, что не удивительно.       — Мейстера нет на месте, Эдвин, — с трудом совладав с дыханием, ровно ответила моя спутница. — Так сказала стража, поэтому его надо найти как можно...       — Я понял, понял, — растерянно пробормотал этот идиота кусок, обходя нас со стороны и тут же оказываясь у меня перед лицом и заглядывая в глаза. — Надеюсь, малышка, ты запомнишь меня и скажешь своему дедуле, что я буду рад повышению в рыцари за твоё спасение.       От детской игры в козу с двумя разведенными пальцами меня спас очередной разворот. Да и так близко смотреть на уродливое лицо не хотелось. Слёзы уже не скапливались, а просто текли, не сильно мешая зрению. Так я рассмотрела не только янтарные зрачки, смотрящие почти в противоположные стороны, но и огромные забитые поры, редкую трехдневную щетину и сломанный когда-то горбатый нос. Сросся он, кажется, не совсем правильно, отчего с одной стороны под кожей будто шишкой выпирал хрящик. В итоге получался нос-верблюд.       — На твое счастье она не так много понимает на общем языке. Принцесса говорит только на высоком валирийском, — в голосе Женщины сквозило явное недовольство.       В моей голове гуляло неприятное удивление. Я с горем пополам понимала их “общий”, большую часть фраз додумывая самостоятельно по контексту и лексемам. Сказывалась практика изучения иностранных языков. О языке Древней Валирии читала лишь в книгах и кроме произнесенных Дейнерис в сериале фраз представления о нём не имела. А здесь, оказывается, это основа моей речи.       Если прикидывать, что мне года три (не исключаю, что и того меньше), то мой словарный запас и без того невелик. Помимо просьб отвести меня к “дедуле” я успела сказать только предложения два на общем языке. Осмысленных и построенных неграмотно из-за моего современного — для меня — построения конструкций. В принципе, с этой стороны я себя не выдала. “Плохие люди”, глагол “идти”, вопрос “где братик” — ничего сверхъестественного. Слышали это только Варис, не обращавшая ни на что внимание Элия и тот сир Ричард или как там его, который вряд ли состоял с принцессой в дружеских отношениях. Можно было бы выдохнуть и расслабиться. От чувства прокола я даже плакать перестала. Вот только знаний другого языка во мне больше не стало, что осложняло ситуацию.       Выводы напрашивались сами собой. Если Женщина так хорошо меня знает и не несет на смерть, то с ней следует держать ухо востро. Пусть я и трехлетка, но дети в этом возрасте уже отличаются какими-то чертами. В них уже можно рассмотреть зачатки личности и ментальных особенностей. С речью то же самое. Проще будет замолчать на некоторое время. Это можно списать на шок, ничего сверхъестественного. Да и не думаю, что в ближайшее время от моих слов будет что-то зависеть.       Далее. Мне необходимо найти источник знаний валирийского языка. Во-первых, это родной язык для этого тела и, хочется верить, что способности к развитию у меня соответствуют его возрасту. То есть с запоминанием новых слов и форм проблем не будет. В дальнейшем такое знание может пригодиться. От использования в качестве тайного языка (по крайней мере, количество понимающих сократится) до показателя культуры. Помнится, он был сродни латыни для Семи Королевств, пусть и не использовался широко. Во-вторых, наверняка есть хорошие исторические источники, написанные не на общем языке. Уж узнать получше мир, в который попала, было необходимо.       Я была впереди многих стратегов на сотню шагов. Впереди было Восстание Грейджоя и Война Пяти Королей. Плюс я заочно знала о рождении еще одного наследника престола. Подозреваю, что Джон Сноу будет бастардом милого папеньки, но его прав это не умалит, если тот его успел признать. Ставлю косичку на отсечение, что успел. Вряд ли он мог бросить беременную любимую женщину без какой-либо расписки, чтобы их общий ребенок рос бесфамильным ублюдком. Или, по крайней мере, чтобы таким прожил до конца жизни.       Наблюдать за окружающей действительностью и плавать в своих мыслях одновременно для детского тела оказалось слишком утомительно. Проморгавшись, я поняла, что Женщина уже унесла меня со двора. Если я и надеялась сориентироваться по окружению куда меня несут, теперь это было безнадёжно. Из пришедшейся некстати дремоты меня вывел тихий скрип закрывшейся со стуком двери. Мы вошли во тьму то ли крепости, то ли замка.       На парадные своды, что можно было бы ожидать от тронного зала это было не похоже, поэтому мне оставалось лишь гадать. В который раз приходилось уже сожалеть, что кинематографические клише не распространяются на жестокую реальность. Под нос себе служанка ничего не бормотала, дабы ситуация для меня прояснилась. Того бастарда рядом не наблюдалась. Куда она его отослала? Кто это был? Куда понесла меня? Что именно сейчас происходит вокруг? Неизвестно.       С одной стороны, перемещались мы из-за молчания тише и неприметнее, что увеличивало шансы на успешный побег. С другой — моё информационное голодание заставляло меня сожалеть о том, что перемещение в чужое тело не дало мне каких-нибудь бонусов в виде телепатии или способности кидаться огненными шарами. Видимо, мне надо было благодарить всё того же бога-шутника за то, что моя память осталась при мне, не замутнённая и живая. Не будь это так, я бы сейчас развлекалась игрой в прятки, которую непременно бы продула сумасшедшему маньяку.       — Lyka, ñuha dārilaros,* — раздалось у меня над ухом, когда я, уже перестав рыдать, всхлипнула непроизвольно в попытках нормализовать дыхание. На пальцах одной из рук застывала холодной мерзостью моя собственная желчь, в которую я вляпалась, коснувшись лопатки Женщины. Учитывая, что капли были и на её плече, боюсь предположить, что на собственной щеке я её так же обнаружу.       Что эта героиня имела в виду, я так и не поняла, но судя по тому, что далее не последовало ничего, она подумала, что я её поняла. Пусть продолжает так думать. Боже, храни Королеву, конечно, но я уже на всё согласна.       Далее последовала череда тёмных коридоров, узких лестниц и массивных дверей, которые открывались, когда Женщина с усилием толкала их спиной или, отклоняясь всем корпусом назад, тянула на себя. Следить за всей сменой великого множества ходов было невозможно. Последствиями истерики меня окутывал сон, заставляя зевать и незаметно всё чаще утыкаться пухлой по-детски щекой в узкое жёсткое плечо.       Призыв разума к тому, что это опасно, что я должна следить за своим местоположением, бороться, окончательно утих. Меня тащили в какие-то катакомбы разве что для того, чтобы зарыть. Чтобы напоить ядом достаточно было просто угостить меня соком в укромном уголке. Без риска, что я закричу или взбрыкну где-то по пути.       Знание же того, где именно я нахожусь, всё равно не пришло вместе с открытыми глазами. Я понятия не имела где мы, хотя пыталась запоминать каждую каменную стенку, мимо которой мы проходили. Однако в памяти отложился только мелкий чёрный котёнок, что шмыгнул следом за нами в одну из пройденных дверей. К сожалению, сразу после этого он пропал в тени и больше я его не видела.       Прежде чем отдаться сну окончательно, я заметила красивый пол в зале, где мы проходили в тот момент. Почти закрытые глаза заметили красную пасть и когтистую лапу, как на знамени. Сознание не удержалось в выбившемся из сил утомлённом теле. Оно ушло вместе с мелькнувшей вспышкой пламени от факела на стене.       ///       Пробуждение пришлось на тошноту от лихорадки. Это было вполне ожидаемо после столь насыщенных событий первого дня моей новой жизни. Детское тело, стресс до состояния истерики.       Сначала я пыталась убедить себя в том, что наконец-то очнулась после пьяного трипа к мировому достоянию. Симптомы очень уж походили на сильное похмелье и простуду. Вот только голос Женщины рядом и поднятая с огромным трудом рука убедили в обратном. Мое перемещение — не сон и не галлюцинация воспалённого сознания. Даже в самых ярких кошмарах чувствуешь подвох, а мелкие детали выдают нереальность происходящего. Здесь такого не было. Раздражающие звуки, крепкие терпкие ароматы благовоний и человеческого тела выдавали окружение. Меня будто бы качало, а вокруг всё периодически плыло.       К счастью, в сознании я не оставалась надолго. Возможно, будь я ребёнком взаправду, я бы перенесла всё легче, воспринимая за игру или опасное приключение. В моей же ситуации я твёрдо понимала все нюансы собственного положения. Свершившийся переворот, гибель родителей (сильные сомнения на счет пережившей падение Элии), нынешняя неизвестность — лишь малая часть того, что сейчас творилось в мире. Будучи принцессой падшего правящего дома, я автоматически становилась целью множества людей, которым необходимо было остаться у власти. Хорошо, если о моем побеге ничего не знают. Плохо, если об этом в курсе весь двор или хотя бы та его часть, что решит вылизать задницы Тайвина Ланнистера и Роберта Баратеона. Достаточно одного человека, что пустит слух о живой Рейнис Таргариен, чтобы меня начали искать чёртовы параноики у трона.       Вспоминая события лора вселенной, так же приходилось учитывать и Драконий Камень — последнюю обитель Таргариенов в Вестеросе. Там находились беременная королева Рейла и принц Визерис, мой славный дядя, что успел поехать крышей к основным событиям сериала. Я буквально убеждена, что ему в этом активно помогали по мере его взросления. Не то, чтобы по моим представлениям его монета выпала стороной величия, но воспитание никогда не играет последнюю роль в социализации человека. Если на ранний период его детства пришлась жизнь в роскоши и богатстве, где его король-отец наверняка сулил ему трон вместо мятежного брата, то на пубертат и юность выпали сладкие речи заморских слуг и друзей Вариса о том, что дома его все ждут с распростёртыми объятиями. Что женщины по ночам ткут гобелены с драконами на черном поле, а бравые рыцари ждут единственно его прихода, чтобы преклонить колено и отправиться на штурм Королевской Гавани, дабы вернуть положенный ему престол.       С такой атмосферой волей-неволей и впрямь не допустишь в голову варианта, что простому народу вообще плевать чьим задом полируется Железный Трон. Крестьянину хочется лишь урожайного сезона и справедливости над соседом, который украл кобылу. Духовенству — нерушимости божественных клятв. Страже — спокойной смены без ворья и разбоя, чтобы деньги были лёгкими, а работа всё ещё считалась престижной. Дворянство и аристократия желают влияния, земель и денег.       Кто всё это даст — людям плевать. Если дойная корова вдруг стала рыжей, а не в яблоках — всем будет на это срать, пока она будет давать столько же молока, а то и больше.       Я хотела бы дать это понять Визерису, пока не стало слишком поздно. Хотела бы оказать на него влияние. Могла бы стать материнской фигурой для Дейнерис, что только появится на этот свет и тут же станет сиротой. Я бы хотела, чтобы мои принц и принцесса не заслужили в действительности ни единого порицания за свои мысли и действия.       Вот только вряд ли мне это по силам. Я даже не знаю где нахожусь сама, сколько мне точно лет и что меня ждет через пару часов.       Температура то спадала, то вновь заставляла тело гореть. Женщина иногда будила меня, давая какие-то настойки и отвары. Я урывками слышала её слова на валирийском, когда бред на мгновение оставлял сознание. Вскоре сон снова одолевал. Так продолжалось снова и снова, пока в один день я не услышала общий язык рядом с собой. Голос Женщины я узнала сразу. Она, и только она, была знакомым мне здесь человеком. Паренек опознанию не поддавался. Голос подростковый, на пороге ломки, отчего срывающийся и будто простуженный. Только говорил он серьёзно. И не так, как обычно мальчишки убеждают родителей в необходимости купить новую приставку, а действительно твёрдо и с должной долей эмпатии и уверенности. Вероятно сказывалось то, что средневековый менталитет повально заставлял взрослеть раньше, а людей за шестьдесят считать априори либо мудрецами, либо безумцами, но, несомненно, досточтимыми.       — Уже видно берег. Она приходила в себя? — парень говорил так, что для узнавания слова “берег” мозг обратился к испанским корням и латыни.       — Нет. Только, когда я её бужу. Будем надеяться, что это защита Матери, а не происки Неведомого, — голос Женщины был уставшим. На лбу я ощутила влажную ладонь, что погладила меня по голове, отводя волосы к затылку.       — Думаешь, к ней сватается Неведомый?       — Ты читал послание, милорд. Его Величество отправился в Седьмое пекло. Если бы он не решил утащить за собой хотя бы свою семью, нас бы всех тут не было.       Повисшая тишина была напряжённой. Каждый думал о своём, пока мои веки предательски быстро дрожали. Лихорадка медленно отступала и организм отчаянно пытался проснуться, посмотреть на мир трезвым взором. Увы, радовать своих спасителей сейчас я не хотела.       Мне надо было понять что я делаю здесь и, главное, где это “здесь” располагается.       До самой команды “спустить шлюпки” я лежала на руках Женщины, что пальцами путалась в моих влажных волосах и гладила меня по голове. Нас качало, что дало мне думать о том, что мы на корабле. Стало быть, из Королевской Гавани мы точно сбежали. Оставался вопрос: “куда?”       К сожалению, до звания мега-фана мне далеко и дома союзников Тагариенов я не знала. Вернее, читала о Дейнах и еще ком-то из Дорна, но вряд ли плывём мы по пустынным дюнам. О том, кто был связан с морем я понятия не имела. То, что это был лорд, а не рандомный парень с лодкой, стало понятно из того, что я услышала. “Милорд”. Да и новость года с места событий на простой кораблик просто так не пошлют.       Чёрт. Даже география региона для меня ограничивалась тем, что город стоял в заливе Черноводной, а дальше были Узкое море и Эссос. Что было в этих промежутках — хрен его знает. Да и Черноводная — это же река, верно? Возможен ли сплав по ней?       Незнание раздражает. Нахождение в почти полном информационном вакууме — тем более. Дайте мне мой смартфон и сотню фунтов на хороший тариф. Гугл, мой гугл, как ты там без меня поживаешь?       У вас есть три секунды, чтобы показать пальцем на леди, что в обозримом будущем станет самой любознательной и начитанной принцессой крови. Я не хочу ещё раз попасть в подобную отвратительную ситуацию. Тем более, когда смогу чуть более свободно распоряжаться своим личным пространством и принимать решения самостоятельно.       Сейчас необходимо было выучить язык. Желательно, конечно, валирийский. Объяснить немоту божественным проклятием для этих туземцев можно, да и быть болтливым дитятком я не намерена. Но слушать других людей иногда бывает полезно. Тем более в рамках того, что мне предстоит пережить. В Вестеросе нас ничего не держит, а безопаснее находиться в Эссосе. Там же валирийский, пусть и диалектный, является местным. Как лингвист — интересовалась, каюсь. С общим проще. Его я хотя бы понимаю.       Женщина на руках вынесла меня из каюты, когда дверь отворилась и очередной незнакомец предложил проследовать на берег. Не удержавшись, я всё же приоткрыла глаза. Один хрен я действительно болела и взгляд осмысленным посчитать было проблематично.       Вокруг суетились матросы, готовясь к тому, чтобы высадить людей. Палубу ощутимо качало. Небо было хмурым, темно-серым и грозилось разразиться ливнем с минуты на минуту, заливая даже укрытые парусиной маленькие лодчонки. Очевидно, что назревал шторм. Еще более ясно, что он даже не был в разгаре, а лишь набирал силы, чтобы ударить со всей своей мощью. Ветер завывал и нёс с собой запах озона — верного признака грозы.       — Госпожа, Вам следует пройти сюда, — седовласый мужчина с неопрятной бородкой сказал что-то ещё, но, судя по сморщенному носу Женщины, мне и не следовало знать этих слов. Матрос это был или нет, но говорил он на низком наречии, что было понятно по грубости выдаваемых им звуков в сравнении с теми, что я слышала раньше. Даже в говоре того стражника, что остановил нас при побеге из замка, был больший налёт манерного лоска. Длина гласных тут была другая, носовые согласные выговаривались чётче, а велярный “н” произносился едва не как “нг”, что звучало поистине дико для образованного человека.       Женщина пошатнулась, шагая по стонущему буквально настилу палубы. Очередная волна захлестнула выше борта, пенными клочьями падая рядом и намывая чужую обувь. Что ж, мне бы и здоровой вряд ли дали идти самостоятельно. На единственной видимой мне мачте в накрапывающих первых каплях дождя скрывался свёрнутый парус грязного синего цвета. В солнечных лучах и сухой погоде он наверняка был светлым и с каким-нибудь премилым гербом, но сейчас больше напоминал плохо выкрашенную половую тряпку, кое-как намотанную на швабру. Казалось, если взяться его отжимать, то вода пойдёт разводами от грязи и пигмента.       Было бы интересно узнать, под чьими знамёнами я впервые в жизни вышла в море, но на символы власти мне нынче явно не везло. Оставалось надеяться, что рядом кто-то да обмолвится о полной картине мира. Как показывала практика — событие из разряда фантастических.       До берега было не так далеко, как мне представлялось. Из-за высоких волн корабль с двумя мачтами, на котором мы добрались до этого острова, не мог причалить к пристани. Даже маленькие лодки, на которых мы отправились к достаточно длинному пирсу, не смогли проделать всего пути. Оно ясно, что большой корабль грозился разбиться, но нечто более лёгкое перевернулось на первом же гребне. Женщина держала меня крепко, когда мы обе и пятеро мужчин, включая, кажется, того из каюты, с криками полетели на обнажённое каменистое дно головами вниз.       Мне определенно везло на падения с девушками, хоть зарекайся сидеть у кого-то из них на руках. В этот раз пришлось хуже. Едва из лёгких вышел воздух вместе с криком, а шок заставил глубоко вдохнуть, как первые солёные капли на языке обернулись раздираемыми потоком внутренностями. Вместо воздуха всё моё тело заполняла морская вода, которая не думала кого-то щадить этим днём. Почему-то я была убеждена, что сейчас именно день, пусть тёмные небеса и пытались убедить в обратном.       Где-то в аду раздались первые удары грома.       Верх и низ, поверхность и дно, небо и земля — всё потеряло значение. Я чувствовала, что тело инстинктивно пытается бороться, отпихивая от себя неразумную Женщину. Как она могла делать попытки спастись, если змеиным клубком свернулась вокруг, боясь потерять? Вместе мы утонем или по-отдельности — какая разница? Внутри всё горело. Открытые глаза жгло, но на общем фоне это было совершенно незначительным дополнением. Все, что получилось рассмотреть — мелькнувшая прямо передо мной тень, но ставлю на то, что это было разыгравшееся воображение. Слишком быстро всё происходило.       Женщина смогла ухватиться одной рукой за что-то на дне и нас не смыло вместе с отступающей волной. Вот только что-то кроме сделать она не успела: нас тут же захлестнуло второй. Гребень обрушился сверху, ударяя мою спасительницу в спину и роняя прямо на меня. Зажатая между чужим телом и ударившимися о гальку руками, я выплюнула, кажется, всё то, чем успела наглотаться. Только для того, чтобы тут же глотнуть ещё больше с новой попыткой отобрать свою долю кислорода.       В этот раз мотало сильнее. Вверх, вниз, вправо, вокруг себя через голову. Я потеряла момент, когда посреди бушующей стихии оказалась абсолютно одна. Больше не было вокруг уверенных объятий и даже за руку никто не держал. Лишь охвативший ужас, попытка зацепиться хоть за что-то и ледяное пламя, пожирающее изнутри.       Пожалуй, то состояние потерянности и смирения, ошарашевшее меня в итоге, было прекрасной аллюзией на то, что будет происходить со мной весь остаток дальнейшей моей жизни. В тот момент я не могла подозревать о чём-то подобном. Какой-то Бог, вознамерившийся повеселиться за мой счёт, точно так же кинул меня в разгар дворцового переворота, не озаботившись ничем в мою пользу кроме небольшого запаса моих собственных знаний. Я в Вестеросе целиком наедине с собой. Что бы я ни делала, стихия вокруг всегда будет сильнее и повлиять на неё я никогда не смогу. Никто не может управлять волной. Даже опытный пловец легко может утонуть. Мне же предстояло и вовсе только учиться посреди разверзшейся бездны.       От недостатка кислорода я быстро потеряла способность к сопротивлению. Мысли стали течь совсем вяло и неохотно. Может меня и продолжало швырять о дно раз за разом, словно в зацикленном воспроизведении. Может, отнесло дальше от берега, где вода вела себя чуть спокойнее перед порогом. Это стало таким неважным. Посреди кромешной тьмы и безумия последних дней я увидела пятно света.       Словно со стеклянной глади зеркала, на меня смотрела моя крошка Джей-Джей и протягивала ко мне руки. Сестренка улыбалась привычной улыбкой, кривящей на левую сторону из-за неправильного прикуса. Мне так хотелось обнять мою малышку. Мне было двенадцать, когда она родилась. Она была настоящим праздником в нашей семье, нашим солнечным лучиком. И сейчас именно она звала меня следовать за ней. Меня не должно было быть здесь. Это всё — фарс и чудовищная ошибка. Количество бреда перевалило за все границы. Что за история с грустным финалом, так и не успевшая толком начаться?       Всколыхнувшееся внутри возмущение заставило сестру улыбнуться и шире и покачать головой. Я протянула руку и даже коснулась чужих кончиков пальцев. Вот только ледяной слой зеркала перед моими глазами всё ещё был между нами. Кончики пальцев будто пружинили о него. Джей-Джей отняла руку и приложила её к сердцу, заглядывая мне в глаза и одними губами говоря: “всегда”. Грёбаный фанатик Поттера.       Я люблю тебя, Джей-Джей, не уходи от меня, слышишь? Не покидай, прошу!       Но стихия и здравый смысл взяли своё. Темнота заволакивала всё. Джей-Джей продолжала держать руку у сердца, пока её образ уносило жестокое холодное море. Сначала она уменьшилась в размерах и стала моим отражением, а потом бездна поглотила и его. Это был первый и единственный раз, когда мне удалось хотя бы на мгновение коснуться той стороны, с которой я пришла. Больше я никогда не видела ни ласковых глаз сестры, ни тёплых родительских улыбок. Словно включив защитный механизм, мой разум целиком и полностью смирился с тем, что работать приходилось отныне на другого человека.       Что мертво, умереть не может. Так гласила разошедшаяся по народу фраза, принадлежащая дому Грейджоев. Народу морскому и повязанному с каким-то водяным верованием. Они должны топиться во славу своего господина и воскресать. Как минимум один завет я точно выполнила.       Попытки реанимировать меня я не ощущала до тех пор, пока вся вода, что пропитала меня насквозь, не стала выходить из меня потоками через рот и нос вместе с кашлем и рвотой. Мне больше нравилась спокойная и безмятежная тьма, если честно. Я понимала ,что в своём состоянии скоро там окажусь, но пока что моё сознание вежливо давало прочувствовать всю прелесть утопления и его последствий. Если честно, прекрасно бы обошлась без этого магического момента. Если бог семьи Теона был садистом, то я явно не оценила обряд, окей? Вместо жреца этот светловолосый бледный до смерти пацан, что настойчиво заставлял меня выблёвывать всю воду, которой я наглоталась.       Для себя я точно разрешила вопрос с коматознаками. Со стороны я могла казаться безжизненной сломанной куклой со стеклянным взглядом, вот только я всё отлично воспринимала, к своему сожалению. Никакого видения со стороны и астральных тел. Всё от и до на своей шкуре.       — Кровавая пена. Надо пускать кровь, — раздалось буквально с неба, когда я подняла, хрипя, голову. Парень выглядел, как Таргариен: тонкие черты лица, глаза, бледная кожа и волосы, белые даже под каплями дождя. Странно, мне казалось, что все они вымерли. Мокрый до нитки, он придерживал мой затылок, уложив на землю, только вытащил пальцы из моего рта, до того вызывая рвоту. Хорошо еще догадались голову набок повернуть, гении. С другой стороны, это прям подозрительно близкие отношения. Ближе, чем если кто-то держит тебя за волосы, пока ты так же беззастенчиво блюёшь. Парень, да мы повязаны. Мне уже предлагать свои руки и сердце? Вряд ли ты откажешь принцессе.       Голос же исходил от кого-то другого. Он был грубым и скрипящим, будто прокуренным. Не уверена, есть ли здесь табак. Откуда-то сквозь шум набирающего обороты дождя донёсся возмущённый крик “капитан”.       — Море никого не щадит. Таргариены — это пламя и кровь. Мартеллы — седьмое пекло в пустыне. Рейгар утонул в луже, а его дитя чудом ещё хлопает глазами. Пустите ей кровь, прижгите рану и тащите в Дрифтмарк. Пусть её дед с отцом ублажают Неведомого, нам большее не под силу.       И пробило бы меня посмеяться с этого “ублажают”, но слишком уж плохо было. Сознание верной собакой сидело в голове и, будто в насмешку, не желало меня покидать. Решило быть со мной до последнего, что лучше мне не делало. Женщины видно не было, и я понятия не имела жива ли она вообще или её унесло в море. Если целью было моё спасение, то в такой шторм никто не полезет за условно незнакомой служанкой.       Для себя я отметила, что команда явно в курсе моего статуса. Они из приближенного дома. Да и Дрифтмарк — Дрейфующий Знак. Такое имя не дадут халупе рыбака, а на разбойников ребята не тянули. Может, это те ребята? Блэкфайр и компания? Я читала, что это отдельная ветвь от бастарда одного из королей. Тогда и внешность паренька понятна, да и наличие корабля. Другое дело, что они тоже, вроде как, пали все в борьбе за Железный Трон, но чёрт его знает. Я не настолько знаю этот мир, к сожалению.       Зато я знаю, что мне совершенно не нравится эта медицина. Это что еще за “пустите кровь”? Папа — огонь, мама — огонь, а вы её в воду. Доказательства? Папаша утонул, куда надёжнее? Вот вы подожгите и там пусть мёртвая родня перетирает с богами. Алло, это варварство! Я не прошу вас изобретать пенициллин или делать вентиляцию лёгких, тем более откачивать жидкость из них, если она там есть. Я даже не врач, чтобы сказать, что звучит это всё неправдоподобно и небезопасно.       Продолжая отхаркивать мокроту с кровью (сомневаюсь, что там были куски лёгких), я попыталась вырваться. Кто его знает, зачем? Далеко бы я не уползла, даже если решила бы закончить начатое опрокинувшейся лодочкой.       Руки сухого на вид, мокрого в противовес и дрожащего подростка, которого я посчитала Таргариеном, крепко схватили меня за волосы на затылке, путая в них пальцы и держа голову так, чтобы я всё ещё могла не захлёбываться кровью. Комки кровавой пены, как назвал её незнакомец, застывали на губах, оставляя солноватый металлический вкус за собой. Стегущие капли дождя больно кололи голые руки и щёки и тоже были морскими на вкус. Я с трудом могла дышать, но запахи мокрого дерева и рыбы чувствовались настолько въедливо, что, казалось, пропитали это место насквозь. Они проникали внутрь меня, чувствовались на корне языка и выходили с очередным влажным кашлем, оседая на уголках рта.       Сама себе я казалась выброшенной на берег рыбой, которая подумала о прекрасной возможности эволюции и решила попробовать это провернуть с поистине божьей помощью. Мой мир с вечной кнопкой вызова “112” под рукой на холёном смартфоне был тихой заводью. Этот — какой-то локальный филиал Ада, где утопленнику предлагают верить в лучшее. Если вы блюете кровью, надо уменьшить её количество в организме, потому что девиз вашего дома — “Пламя и Кровь”. Как хорошо, что я не Тирелл с их “Вырастая — крепнем”. Ждали бы пубертата, отправили бы на вытяжку, но помощи бы не оказали.       Блять, та дрянь, что решила так надо мной пошутить, один вопрос: за что, мать твою? Потому что я недостаточно хороша, чтобы быть дриадой и танцевать на древней реликвии? Можно было и словами сказать, я девочка понятливая!       — Монфорд, держи принцессе руки. Нам не до пиявок, резану на ноге. Девчонкам видные шрамы иметь не пристало, — голос снова был мужским, но до того я могла его слышать разве что где-то фоном. Из-за накатившей слабости всё стало доноситься, как через слой ваты. Уши закладывало сильнее, чем до того. — Режу и тащим в замок. Если Матерь будет благосклонна, то у стен будет огонь. Здесь мы всё равно только потеряем время с этим дождём.       Часть слов уплывала в никуда. Подозреваю, что моряки опять матерились. Отдавали друг другу команды, суетились. Периферийным зрением удалось заметить, что чуть поодаль другая шлюпка более удачно на волне вылетела на берег, днищем взрывая его.       Каждую кость в теле начинало ломить, будто они сейчас лопнут от жара. Голова гудела. Кажется, по щекам потянулись дорожки слёз, что едва были теплее капель дождя. От принцессы во мне была только родословная и лживые воспоминания о детских сказках, где Русалочка превратилась в морскую пену. Оригиналы казались всегда куда правдивее адаптации Дисней, но и они, как выяснилось, не хотели передать даже части того, что происходит на самом деле. Даже если рыцарь спасает принцессу, это не значит, что она доживёт до момента вручения тому награды. Что награду вообще будет кто-то вручать.       Возможно, проблема в том, что в моей истории жертва и дракон исполняются одной актрисой? Тогда всё становится на свои места.       Драконов все и всегда хотят убить.       Чьи-то руки снова коснулись моего лица, грубо надавливая на челюсть. Безвольно я открыла рот и с силой булькнула, выхаркивая на пальцы очередную дозу того, что было внутри, мешая дышать. Парень надо мной зашипел, а чьи-то противные грубые когти запихнули мне в рот что-то жёсткое, вызывая рвотный спазм. Желчь дошла до горла и с трудом вернулась обратно, отправляемая в желудок.       — Иначе... язык... немая принцесса, — донеслось до меня обрывками.       Ногам стало до мерзкого холодно. Я смотрела на сапог и часть бедра державшего меня парня Таргариена, лёжа на холодном песке и мелких камнях, самый острый из которых, конечно же, впивался мне куда-то вбок. Мокрое изгаженное платье ему не было помехой. Его вообще кроме как тряпкой уже ничем и нельзя было назвать. Даром, что Женщина накинула его поверх нижней рубашки. Наверняка больше для тепла, чем из-за эстетического соображения.       Мне стало безумно мерзко. На внутренней стороне бедра ощущалась огрубевшая горячая кожа чьей-то огромной руки. Сам факт того, что кто-то касался так детского тела, в каких бы то ни было целях, выводил из себя. Организм снова подавил рвотный позыв.       Я точно сегодня умру.       А потом острая боль от холодной стали прошила всё тело вдоль позвоночника. Очаг находился под той рукой, которая стала ещё жарче. Тряпка пришлась весьма кстати во рту, потому что в три года дети не знают, что такое сильная боль. Пусть разум мой это ведал, Рейнис Таргариен было на это плевать.       То ли описавшись, то ли начиная истекать кровью, дрожа от страха и холода, моля о смерти и задыхаясь от унижения и последствий утопления, я наконец лишилась сознания.       Я ни за что не хотела бы прийти в себя снова.