***
MARINA «Too Afraid»
Юнги потерял контроль над собой в тот самый момент, когда его окутало этим до дрожи сладким и манящим персиковым запахом, таким естественным и таким подходящим именно Пусанине, с его этими рыжими волосами и упругими, блестящими от поцелуев губами. Юнги, честно, и не особо-то и пытался сдержать себя. Всё то время, что он держался подальше от омеги, было просто проверкой на выдержку для него самого и, возможно, попыткой переубедить себя?.. Например, в том, что ему не нравится Пусанина именно так, как может нравиться омега. Или в том, что он может поддаться каким-то несуразным желаниям и запасть на него, этого забитого заморыша, которого так смешно было унижать раньше. Но, держа его на руках сейчас, было так легко признаться в своих слабостях. Признать, что нравится, что запал, что унижать почему-то больше не хочется. Если бы Чимин попросил его упасть на колени и просить прощения за всё, что было раньше, Юнги не раздумывая сделал бы это. Возможно, это была бы единоразовая акция безумия с его стороны, время покажет. Но, целуя эти губы, ловя жаркие вздохи, прижимая это тело к себе, хотелось сказать всё это искренне и получить прощение, если это необходимо, чтобы больше не отпускать его. Юнги не понимал, что на самом деле творится с ним, но это чувство было… да, приятным. Очень приятным. И он чувствовал себя так плохо, сдерживая желание впиться в эти соблазняющие губы, когда на кухне Чимин заматывал его уже ни капли не болящую руку и бормотал какие-то глупости. Его губы из-за худобы лица стали как будто ещё пухлее, чем прежде, а целовать их сейчас было даже приятнее, чем утром, у школы. Да это были какие-то детские игры, а не поцелуй! А сейчас Чимин открыт и даже просит сам. От этого так сильно хотелось по-настоящему услышать его, почувствовать его, пробудить для каких-то еще чувств, кроме уже осточертевшей ненависти и постоянных колкостей в свой адрес. «Ненавижу, пошел ты, мразь…» — вот это всё Юнги слышать так надоело! — Я сделаю тебе так хорошо… Юнги шептал эти слова, пытаясь убедить Чимина наперед, если вдруг он прямо сейчас очнется и начнет вырываться, найдя какое-нибудь тупое оправдание, чтобы выпроводить его. Уйти от него в такой момент — да никогда в жизни! — Тебе будет так хорошо, — продолжал он, прерываясь на поцелуи, — так хорошо, как не было никогда, ни с кем… Даже с твоим истинным… — Т-ты… давай не будем об этом сейчас… — прерывисто вздохнул Чимин, вдруг уткнувшись в его плечо и зажмурившись так, как будто ему было больно. — Как скажешь, — просто кивнул Юнги, не пытаясь выпрашивать подробности. А когда Чимин поднял на него взгляд, то клюнул его в уже раскрасневшиеся и горячие от поцелуев губы. И ещё раз. И в шею, на коже которой проявились розоватые пятна от возбуждения. Затем в ямку меж острых ключиц, и под ушком, в висок и лоб. Юнги хотелось коснуться губами каждого сантиметра его ставшего таким хрупким тела. Он неуверенно двинулся вперед, едва не сбив по пути тумбочку рядом с дверью так нужной им сейчас комнаты, затем скинул Чимина со своих рук на найденную наконец-то кровать и навалился сверху, обхватывая омегу за щеки и не давая оторваться от очередного глубокого и мокрого поцелуя. Юнги чувствовал, каким горячим он был, слышал его тихие вздохи и едва уловимые стоны. Чимин выгнулся навстречу ему, подавшись бедрами вверх, и весь его вид просто кричал о том, как сильно он хочет… — Давай-ка уберем это, — пробормотал Юнги, стягивая через голову его толстовку и снимая почти насквозь промокшее белье. Чимин ни слова не сказал против, послушно дав избавить себя от одежды. А после — жадным взглядом следил за тем, как снимал свои вещи Юнги. Чимин дышал так часто, а его щеки горели алым так маняще, что Юнги пришлось поторопиться, чтобы наконец вернуться к поцелуям, начавшимся заново именно с его заалевших горящих щек. — Ты так похож на рисовую булочку, Пусанина, — бормотал Юнги, покусывая его щеки и даже ощущая фантомную сладость. — И твой запах… Персик так подходит тебе, знаешь? Юнги продолжил дорожку поцелуев вниз к груди, животу, такому исхудавшему и почти впалому, если не принимать во внимание едва различимый пресс. Это нравилось Юнги, хоть и было немного… не тем, о чем он фантазировал полгода, пока Чимина не было рядом. Чимин бормотал что-то, откинувшись на локтях назад и подставляясь под ласки. Его ноги задрожали, когда Юнги чуть развел их, чтобы устроиться между ними. Чимин весь сейчас выглядел как напряженная струна и как будто был готов закричать. Но лишь выдал просящее: — П-пожалуйста… Чимин просил его поторопиться, и Юнги хмыкнул, чмокнув его в низ живота, трепещущего от частого дыхания и с такой нежной, бархатной кожей. Чимин просил его, и кто Юнги такой, чтобы отказывать ему в столь искренней просьбе… Всего от двух пальцев внутри Чимин начал плакать, тихо и как будто облегченно вздыхая. Юнги это озадачило, и он решил спросить: — Почему плачешь? Что-то не так? На что Чимин напряженно ответил, мотнув головой: — Нет, хорошо… Просто очень х-хорошо… Тогда Юнги продолжил вводить пальцы, попутно поглаживая его по бедру и успокаивая тихим «тш-ш-ш», когда Чимин начинал извиваться и стонать громче. От запаха обильной смазки, начинающей стекать с его ягодиц прямо на покрывало кровати, Юнги сходил с ума. Она пахла так, что ее хотелось попробовать, но глядя на изнывающего омегу, Юнги решил не медлить сейчас и оставить разнообразие на потом, на следующий раз. В том, что это случится снова, Юнги не сомневался ни капли. От первого медленного толчка, который почувствовался как что-то невероятное, Чимин вскрикнул и захныкал еще сильнее. Юнги охнул и едва нашел в себе возможность говорить из-за туманящего мозг удовольствия, поэтому его хватило только на короткое: — Больно? И было так приятно почувствовать на плечах впившиеся в кожу короткие пальчики и услышать в ответ торопливое Чиминово бормотание: — Всё хорошо, всё х-хорошо… Пожалуйста, продолжай, не останавливайся, всё хорошо… Раз, два… Юнги начал двигаться медленно, погруженный в это странное гипнотическое состояние от всех ощущений: сладости запаха, ласкающих слух стонов, тесноты тела, в которое он вторгался глубже с каждым движением. Он смотрел в зажмуренные глаза напротив, уперевшись руками в изголовье кровати, и больше всего на свете ему хотелось, чтобы Чимину было сейчас так же приятно, как ему самому. Следуя странному порыву, он сцеловал те слезинки, которые намеревались скатиться с глаз омеги на подушку, и прижался лбом к его мокрому горячему лбу, чувствуя такое сильное желание быть с ним одним целым, какого не было у него еще никогда и ни к кому. Хотелось, чтобы Чимину было хорошо и совсем не было больно, чтобы всё, что он сейчас ощущал, было одним сплошным наслаждением и удовольствием. Юнги снова коснулся его губ, вбирая его очередной стон от нового толчка, и целовал до тех пор, пока не почувствовал, как Чимин под ним крупно задрожал, а его губы распахнулись в немом крике. Он выгнулся, сжав в своих кулачках покрывало под ними. — Сп… спасибо… — пробормотал он, дыша так тяжело и загнанно, как будто не лежал сейчас в кровати, а пытался угнаться за чем-то. — Для тебя всегда пожалуйста, — шепотом усмехнулся Юнги, почти безумно и довольно улыбаясь. Чимин, казалось, перестал замечать всё вокруг, пытаясь отдышаться и прийти в себя. Юнги понадобилось совсем немного, чтобы догнать свой кайф, с его губ сорвался негромкий, но такой низкий и угрожающий рык, что спустя секунду он заметил, что на коже Чимина появились мурашки. Юнги усмехнулся снова, чувствуя себя как никогда хорошо, и в этот момент поймал действительно благодарный взгляд Чимина. И тогда он почувствовал странный трепет внутри. Возможно, в груди. Как будто что-то новое пробуждалось в нем, что-то, чего ему не хватало всю жизнь до этого самого момента. Поэтому он, продолжая смотреть на Чимина, решил уточнить: — Ты не устал? Потому что я... вроде как, хочу ещё. — Что? — Чимин выглядел обескураженным этим вопросом, так что Юнги пришлось наклониться к самому его уху. Он зашептал, так, чтобы до Чимина точно дошло: — Я хочу тебя ещё. Хочу сейчас... Я готов все три или сколько там нужно будет дней прогуливать занятия, чтобы остаться с тобой и делать тебе так хорошо, что ты будешь кричать от удовольствия. А ты хочешь этого? Юнги коснулся губами его покрасневшего ушка, прикусил осторожно бархатистую мочку и потерся щекой о его щеку, дожидаясь ответа. Чимин ничего не сказал. Но, возможно, сцепившиеся на его талии руки и робкий поцелуй в уголок губ можно было расценивать, как «да». Тогда, буквально одержимый идеей продолжать это весь оставшийся вечер, Юнги начал двигаться внутри него снова, тут же замечая, как Чимин откинулся на подушку и прикрыл глаза, подаваясь бедрами навстречу. И всё пошло бы по второму кругу, а затем и третьему, если бы Юнги вдруг не обратил внимание на одну деталь. От которой он внезапно остановился, вызвав у Чимина недоуменное: — Что-то случилось? — Вот же ж черт… От осенившей голову мысли Юнги просто замер. И Чимин буквально похолодел, когда услышал от него: — Чимин. Мы забыли одну важную вещь, знаешь? — Какую?.. — робко спросил он, нервно сглотнув. Юнги вздохнул так, что мысли обо всём и сразу — какая-нибудь болезнь, не выключенная плита, хлопок входной двери, который они не услышали, пока занимались делами поважнее — всё это пронеслось в голове Чимина как бронепоезд, вышибая из головы все мысли о только что полученном удовольствии. — Что мы забыли, Юнги? — снова спросил он, замерев и дожидаясь ответа. — Ну, в общем… — Юнги почему-то отстранился и вышел из него, заставив Чимина чуть поморщиться от резкой смены ощущений, а затем выдал совершенно огорошивающее: — Как ты... относишься к детям? — Чего? — Я спрашиваю на тот случай, если ты решишь оставить ребенка, потому что, Чимин. Мы забыли презики. Мы забыли гребаные презервативы. И если ты не принимаешь никакие там таблетки, то, знаешь… Не то чтобы я готов становиться отцом в таком возрасте, но если что… Чимин хлопнул себя рукой по лбу и буквально закричал, так, что Юнги даже вздрогнул: — Господи Боже! Мин Юнги! Знаешь, что?!.. — Т-ты чего?.. Теперь была очередь Юнги вздрогнуть от страха. Таким разозленным он не видел Чимина ещё ни разу. — Я знаешь сколько всего надумать успел?! Идиота кусок! — А что такого я спросил… — растерянно спросил Юнги. Чимин бросил на него недоуменный, сердитый взгляд, а потом вдруг рассмеялся так внезапно и громко, что это вызвало у Юнги ответную легкую улыбку, но больше ему было всё-таки боязно. До тех пор, пока Чимин не сказал сквозь икоту и смех: — Я н-не… У меня не может быть никаких детей, Юнги. Ты чем на биологии слушал? Глазами? Юнги совсем смутился и вообще не понимал, что сказал не так. Заметив его замешательство, Чимин потихоньку успокоился и, уже чуть грустно, но наконец внятно пояснил: — Юнги, знаешь… Ты можешь не беспокоиться о детях никогда, если спишь со мной. Если бы ты учил биологию, то знал бы, почему. Но я тебе скажу, всё-таки. Он сделал маленькую паузу, чтобы перевести дыхание, и облизал свои всё ещё припухшие красные губы, заставив Юнги нахмуриться ещё сильнее в ожидании ответа. Чимин поднял на него чуть печальный взгляд и тихо сказал: — Мы с тобой не истинные, Юнги. Вот поэтому тебе не нужно беспокоиться о таких вещах, как дети. Их не будет никогда. Сказать, что Юнги стало в эту же секунду легче настолько, как будто он сбросил сотню кило разом, — ничего не сказать. Но заметив всё ещё блестящую в глазах Чимина грусть, он уже не мог так открыто радоваться этой новости. Возможно, ему только послышался тихий всхлип, но это заставило Юнги податься вперед, мягко взяв Чиминов подбородок и заставив посмотреть на себя. С глядящих на него карих глаз с длинными и темными, но слипшимися от слез ресничками скатились кристальные капли, которые Юнги стер большими пальцами, обхватив его щеки в свои ладони. — Эй, ну ты чего так расстроился? — принялся успокаивать он. — Ты подумай, это же здорово! Можно трахаться, сколько хочешь, и не думать о том, что из-за этого у тебя может усложниться вся будущая жизнь! Чимин усмехнулся в ответ, хоть и горько. — А ты прав, наверное. Возможно, д-да, это бы усложнило жизнь… — Конечно, я прав! — заверил Юнги и порывисто прижал его к себе, тут же почувствовав его мокрое от слез лицо на своем плече. — Конечно, прав… И мы будем трахаться всю ночь, и весь день завтра, и послезавтра, пока не кончится твоя течка. И всё будет хорошо. Всё у нас будет хорошо… — У нас?.. — Нас, нас. Ананас тебе в глаз. Чимин прыснул от смеха сквозь ещё один горький всхлип, а Юнги снова почувствовал на своей талии его руки, только теперь они обхватывали не от желания близости, а в поисках простой теплоты и поддержки. Юнги погладил его по влажной прохладной спине и неосознанно принялся покачиваться из стороны в сторону, как-то странно понимая, что Чимину именно это нужно сейчас. Он качался и похлопывал его по спине, чувствуя его всхлипы на своей груди, и улыбался. И не потому, что Чимину было плохо или что у них наконец-то случился нормальный секс. Хотя, если быть честным, об этом Юнги тоже мельком подумал. Но только мельком. Он улыбался просто потому, что, наверное, впервые в жизни он утешал кого-то вот так, обнимая и шепча успокаивающие слова. И это было приятно — чувствовать себя нужным. Чувствовать, что ты оказался нужным кому-то именно сейчас, в этот самый момент. И не только как альфа, конечно, хотя это и заставило гордость Юнги взлететь до небес. Но всё-таки, быть нужным как единственный близкий человек, которому можно доверить свои слезы, — это ощущалось куда приятнее. Намного, намного приятнее… Это продолжалось какое-то время, пока Чимин наконец не затих. Юнги чуть отпрянул, чтобы посмотреть на него, но Чимин как-то странно наклонился вслед за ним. И, глянув на его лицо, Юнги усмехнулся — потому что омега уснул у него на руках. Глядя на него спящего, губы как-то сами растянулись в странной, до ужаса довольной улыбке. Он стянул покрывало на пол, откинул одеяло и подтолкнул Чимина на подушку, укрывая его сверху до самой шеи. — Ложись рядом… — невнятно пробормотал Чимин, похлопав по своей подушке. И хотя Юнги и не собирался никуда уходить, всё же, эта просьба вызвала у него ещё одну улыбку. Он залез под одеяло и уложил голову на одну с Чимином подушку, пахнущую порошком и персиками Чимина. Затем потянулся рукой, чтобы отвести с глаз рыжие влажные прядки его челки, и провел кончиками пальцев по его щеке. Такая мягкая, теплая. — Юнги… — М? В ожидании ответа, он опустил руку ниже, на его шею, чувствуя ладонью спокойный размеренный пульс. Такого во сне или в фантазиях точно не почувствуешь… Чимин вздохнул, забавно причмокнув губами, но последовавший вопрос заставил Юнги буквально застыть от страха. — Юнги… а почему ты не пахнешь? — Вот черт…