***
RM — tokyo (lofi ver.)
Когда твои друзья — двое альф, озабоченные укоренением своей устрашающей репутации в недрах школы и втайне жаждущие встречи со своими истинными парами, в какой-то момент невольно задумываешься: а всё ли правильно в твоей жизни? Намджун никогда не был шумным ребёнком, и буйным подростком тоже не был. Возможно, будь он влюблён в книги, как тот же Ким Тэхён, то был бы лучшим учеником в школе. Но ему не нужно, да и Тэхён куда больше заслуживает этого статуса. Всю свою сознательную подростковую жизнь Намджун чувствовал себя… никаким. Не в плохом смысле этого слова, конечно же, но он не чувствовал себя какой-то выдающейся индивидуальностью, как, например, Юнги или Чонгук. Он всегда был кем-то «между», вроде и не забытый всеми, но и не на виду. Где-то посередине между чёрным и белым, хорошим и плохим. Всё, о чём он мог мечтать в жизни — это достойно закончить школу, потом какой-нибудь универ, устроиться на работу, которая бы приносила средств на жизнь и хороший отпуск, найти себе пару, чтобы было нескучно жить, ведь в конце концов не всё же время шататься с друзьями. Ведь когда-нибудь они все разойдутся и устроят собственные семьи. Вот и всё на этом, наверное? О чём ещё мечтать. Намджун с исключительно реалистичной точкой зрения смотрел на жизнь и принимал тот факт, что его судьба — это всегда быть между чёрным и белым и хорошим и плохим, как и большая часть людей на этой планете. В этом нет ничего плохого, как он считал. В этом и довольно много плюсов, кстати, таких как стабильность, спокойствие, размеренное и тихое течение жизни. А потом в его жизни появляется Ким Сокджин. Доктор Ким Сокджин, который во-первых — омега, во-вторых — намного старше, в-третьих — самый красивый парень, каких встречал Намджун. И всё бы закончилось простым любованием красивым доктором в белом халате время от времени в моменты их коротких пересечений. Ведь Намджун не дурак и понимает, что с Ким Сокджином ему не светит по нескольким очень веским причинам: во-первых — он омега, во-вторых — он невероятно красивый омега, в-третьих — намного старше, в-четвёртых — у него наверняка уже есть истинный, и в-пятых — общество Кореи просто не готово к таким парам. А потом случается та маленькая пирушка с пивом и соджу у круглосуточного магазинчика. Сердце Намджуна так и трепещет, когда он, чувствуя себя рыцарем, подхватывает пьяного доктора под руки и провожает домой. А ещё чуть позже Сокджин любезно предлагает остаться у него в гостиной на ночь, и честное слово, Намджун не уверен, что его абсолютно точно влюблённое сердце выдержит настолько долгого присутствия рядом с этим совершенством. Поэтому он так же любезно отказывается и возвращается домой, где его отец уже вовсю бурно мирится со своей новой пассией. Но ничего, лучше уж так, лучше заткнуть уши наушниками и погрузиться в утешающий мир музыки, чем заставлять свой самый жизненно важный орган разбиваться об осколки томительных надежд, которыми Намджун нехотя преисполняется каждую нечаянную встречу с Ким Сокджином. А потом выясняется, что Сокджин одинок. Что он потерял своего истинного несколько лет назад и до сих пор страдает, так и не пережив эту потерю. И больше всего на свете Намджун не хочет видеть слёз в этих невероятных глазах и гримасу боли на этом невероятном личике. Он знает, что ничем не сможет облегчить это горе, но не может сдержаться, обнимая Сокджина, тепло и крепко, в попытке хоть на каплю облегчить его боль. Пара дней затишья после этого события, наполненных угрызениями совести за своё молчание и попытками вразумить безумное сердце, что всё, чего оно хочет, невозможно, проходят мучительно и бесполезно. А потом Сокджин сам звонит ему. — Алло? — осторожно отвечает Намджун на незнакомый номер, ожидая в очередной раз услышать «Здравствуйте! У нас для вас выгодное предложение!» — Привет, это… это Сокджин. Ну, доктор Ким, да. Я хотел спросить, не хочешь ли ты, ну… Это неловко, конечно, и я понимаю, что, может, это не совсем вежливо по отношению к тебе и я звоню слишком поздно… Не в смысле поздно, а поздно для такого события, да и вдруг у тебя уже есть планы на этот день, и всё же… Намджун готов ответить «да» на это определённо выгодное предложение, что бы это ни было, но он украдкой улыбается, застыв у школьных ворот, и терпеливо ждёт, когда Сокджин наконец закончит. — …вдруг ты свободен? Я всего лишь хотел пригласить тебя погулять завтра. На день города. Н-но если ты занят или просто не хочешь, то ничего страшного, может как-нибудь в другой раз… — Я за, — мягко прерывает его длинную спутанную речь Намджун. — Где встретимся? — О. — Сокджин на том конце связи тихо вздыхает. — О… я, э-э, не ожидал. Не ожидал, что ты согласишься. В смысле, что ты окажешься свободен. Честно. Извини, я просто… Иногда мне сложно собраться с мыслями. Где мы встретимся? Ну, я бы предложил прогуляться у ручья Чонгечон, ты бывал там? — Да, пару раз. — Я часто там бываю, и, не уверен, но может ты знаешь там палатку с эксцентричной старушкой, которая продаёт цветы? — Кажется, понял, о чём речь, — хмыкает Намджун. — Тогда можем встретиться там. Например, в два часа дня. Подойдёт? — Хорошо, — кивает Намджун. — В два часа. — Я буду в розовом пальто, ну, чтобы ты меня не потерял, то есть, сразу нашёл. Просто там всегда собирается толпа. — Хорошо, — снова повторяет Намджун в трубку. — Тогда, до встречи? — До встречи. И, сжимая в дрожащей руке телефон, Намджуну совсем не верится в то, что только что произошло. У него есть целых четыре причины, почему этого не должно было произойти и почему он должен был отказаться от этой встречи (возможно, даже свидания, потому что вряд ли у Сокджина в этой встрече только дружеский интерес, они ведь даже и не друзья). Целых четыре причины для отказа. Четыре. И ни одной, с которой было бы согласно его глупое и, кажется, влюблённое сердце. И после той встречи начинается череда самых счастливых дней в жизни Намджуна. Он идёт на занятия с мыслью, что после них (а может, даже раньше, если получится улизнуть с уроков) позвонит Сокджину, с которым после того всё-таки свидания теперь на «ты», и спросит, не сильно ли он занят после работы и хочет ли погулять или сходить куда-нибудь. И где они только ни побывали за те чудесные несколько недель, дни которых через раз были заняты их прогулками (свиданиями, отмечал Намджун у себя в голове). А потом случилось то самое… Поцелуй. Это было десятое свидание. На тот момент Намджун чувствовал себя окрылённым и разбитым одновременно. Просто, если подумать, то свиданиями эти встречи из них двоих называл, кажется, один только Намджун. Для Сокджина, как казалось, это было просто приятное времяпрепровождение. Правда вот, какого лешего кому-то вроде Сокджина тусить с кем-то вроде Намджуна — сам Намджун понять не мог. Но не в этом суть. На тот момент Сокджин рассказал, наверное, уже всё, что мог, о своей жизни. По крайней мере, Намджуну так казалось. Иногда в этих историях мелькал тот самый погибший истинный, и это отдавалось в груди чем-то странным. Смесью горечи, ревности, сочувствия и злости. И злости было куда больше, как ни странно. Злости из-за того, что, если бы этот истинный не попал в ту дурацкую аварию и не разбился, то Сокджин не выглядел бы так несчастно каждый раз при упоминании его имени. Всё в нём, казалось, застывало на несколько секунд, а разум снова и снова переживал эту утрату. Это и злило. И Намджун ничего не мог с этим поделать. Как и с тем, что Сокджин, кажется, совсем не был в него влюблён. И тогда Намджун дал себе время — ещё пять свиданий. И если за эти пять свиданий ничего, что намекало бы на чувства Сокджина, так и не произойдёт, то он бросит эту затею. Так он сказал себе, хмуро кивнув собственным мыслям и пялясь на розовую, прямо как пальто Джина, сахарную вату в своих руках, будто она была врагом народа. И вдруг Сокджин кричит что-то, дёргает за руку и резко тянет на себя. Намджун врезается в его грудь и падает на землю вместе с ним, а мимо них на скорости проносится велосипедист. — Ах ты… ГОВНА КУСОК, ЧУТЬ НЕ СШИБ НАС!!! — орёт Джин вслед парню. — Я тебя засужу, слышишь?! Я тебя запомнил, придурок!!! Сахарная вата упала. Намджун вздыхает. Вот блин. — Эй, ты в порядке? Он тебя не задел? — тараторит Джин, вцепившись в его плечо и ощупывая. — Если он тебя хотя бы поцарапал, то пусть готовит свою жопу, я ему таких люлей навешаю! Гоняют тут… — Джин, стой, погоди, всё нормально, — бормочет Намджун, едва сдерживая смех. Это так нелепо, и ещё Намджун никогда не видел Сокджина таким взбешённым, и от этого смешно вдвойне. Намджун хохочет, а Джин в своём испачканном в земле пальто и с каким-то листиком в волосах продолжает лепетать что-то насчет того, что у Намджуна, видимо, сотрясение. — Эти подростки… Никакой ответственности. Здесь люди гуляют, между прочим, а они носятся, как угорелые, это не парк, а какая-то магистраль. Ну, что? — хлопает глазами Сокджин, когда замечает наконец, какими большими глазами смотрит на него Намджун. — А я тоже подросток, — говорит невпопад Намджун. — Ты другой, — закатывает глаза Джин. — А я говорю про этих… — Можно я тебя поцелую? Это был вопрос просто из вежливости, и Намджун даже не ждёт ответа, а вплетается пальцами в волосы Джина, притягивает к себе и целует, просто прижимаясь губами к его. Это длится, по ощущениям, целую вечность и всего лишь мгновение. Этого мало, но и так много… Они лежат на земле после этой почти аварии, испачканные и испуганные, а влюблённое сердце Намджуна только и может, что трепетать от восторга, наслаждаясь долгожданным поцелуем и тем, что Сокджин не отпрянул от него, не оттолкнул, а, кажется, даже подался ближе незаметно распахнул свои сладкие губы. Намджун отпускает его, чувствуя, что ему нужно вдохнуть. Что от волнения его сердце стучит так сильно, как будто он пробежал марафон только что. — Можно, — шепчет запоздалое согласие Сокджин ему в губы. Раз можно, то Намджун позволяет себе ещё один маленький поцелуй. И ещё один. И с того дня начинается безумие. Всё, чего хочется каждый день, это поскорее уйти с занятий, чтобы перехватить Джина после работы и потом пойти с ним куда-нибудь или позависать у него дома вместе с их любимым мороженым и Джиновым котом за сериалами. Джин много расспрашивает его о жизни, о планах, о мечтах. Он и до этого спрашивал, но теперь это не что-то формальное, эти разговоры глубже. Намджун чувствует, что может… открыться. Так, как никогда и не перед кем. И он признаётся, что у него нет никаких особенных планов, что большой мечты тоже нет, и всё, чего он хочет от жизни, это просто жить хорошо. Просто жить. Намджун понятия не имеет, почему, но Джин плачет, когда слышит это. А потом целует. — Тогда просто живи, — шепчет он, обдавая губы Намджуна своим тёплым дыханием и орошая слезами. — Просто живи. И будь рядом. А потом это происходит. Они проводят первую ночь вместе. И это что-то за гранью. Если можно так сказать, Намджун довольно опытен в постели. В теории. Его коллекция с самым разнообразным высокорейтинговым контентом всегда восхищала его друзей, и Намджун ею почти гордился. И никогда не думал, что что-то из увиденного ему может пригодиться в практических целях помимо тех моментов, когда он был один на один со своей правой рукой. Сокджин падает на кровать, тянет к себе, оплетает руками за шею и закидывает стройные ноги ему на талию. Намджун двигается в нём медленно, плавно, целует нежно, переходя на взмокшую шею, горячую грудь и дрожащие плечи. Покрывая легкими поцелуями его лицо. Сокджин опять плачет, и Намджун никак не поймёт отчего. Хочется узнать это так сильно, как и не хочется. Вдруг, он спросит и всё разрушится? А вдруг Намджун как-то ранит его всё время, а Джин просто терпит? Вопрос только: зачем терпит? Слишком много вопросов для такого момента. Намджун отмахивается от них, сцеловывает слезинки с чужих висков, ускоряет темп, выпрямляясь и держа Джина за талию. Вот так, так лучше, пусть он стонет, пусть лучше падает в эти чувства, чем погружается в свою старую, закостенелую боль. Джин задыхается и поскуливает, вцепившись в простынь, подмахивая бёдрами и дыша так загнанно, что от одного вида его вздымающейся груди у Намджуна голова кружится от фантомной гипервентиляции. Джин кончает, даже не коснувшись себя, а Намджун следом, на пике удовольствия прильнув к чужим влажным губам и вобрав с них затихающий сладкий стон. Эту ночь и утро после неё Намджун может назвать самыми счастливыми моментами в своей жизни. Но ничто не вечно в этом мире, как и, видимо, чувства. В какой-то момент всё меняется. Джин становится замкнутым, отстранённым, погружается в работу с головой и всё чаще отказывается от встреч. Как реалист, Намджун конечно огорчается, но со смирением принимает это, готовясь к тому, что жить их отношениям осталось недолго. Сердце болезненно ноет и не хочет отпускать, но каждый день, каждый отказ — как ложка яда, которую он принимает, чтобы выработать устойчивость к этому событию. К расставанию. Он готовится. И оказывается прав. — Привет, Джин, — вздыхает он в трубку. — Привет, — устало звучит голос на том конце. — Придёшь сегодня? Я хочу… поговорить. Звучит настолько уныло, что Намджун почти уверен, о чём именно хочет поговорить Сокджин. Он, конечно, соглашается на встречу, готовясь к ударной дозе того самого горького яда, к которому так долго готовил себя, потому что расставание, очевидно, случится именно сегодня. И снова оказывается прав. Но Намджун всё равно по пути берёт в магазине ведёрко любимого фисташкового мороженого для Джина, лелея хрупкую надежду на то, что этот вечер не закончится так уж ужасно, как подсказывает ему интуиция. — Проходи, — вяло улыбается Джин, пропуская в свою квартиру. Она Намджуну уже как родная, ему знаком запах, расположение мебели, и на кухне он чувствует себя уверенно, сразу шагая туда и доставая две кружки. По непонятным причинам, Джин любил запивать мороженое горячим чаем, и каким-то образом Намджун у него эту привычку перенял. — О чём хотел поговорить? — осторожно заводит разговор Намджун. — Ты в последнее время был так занят… — Да, много работы, — отмахивается Джин. — А поговорить я хотел об… Неважно. Просто поговорить. И рассказать кое-что. — Я весь внимание, — мягко улыбается ему Намджун. Он наливает в свою обычную кружку обычный чёрный чай, подаёт Джину его кружку, садится за своё привычное место за столом, распаковывает мороженое и ставит его перед Джином. Всё так буднично и так по-чужому в то же время. Они так сильно отдалились. Намджун не хочет этого всего и хочет, чтобы поскорее закончилось. — Ты помнишь… — грустно улыбается Джин, глядя на мороженое. Конечно, Намджун помнит. Он помнит, что Джин любит розовый цвет, пионы, фисташковое мороженое, своего кота, смотреть на дождь и… его. Ну, вполне возможно, что последний пункт будет вычеркнут сегодня вечером. — Я хотел кое-что рассказать, — начинает Джин. — И, возможно, ты возненавидишь меня за это, но… Я не могу больше держать это в себе. — Он поднимается из-за стола, бледный, похудевший и немного потерянный. Бросает усталый взгляд. — Подождёшь? Я быстро. — Конечно, — хмурится Намджун. Джин возвращается через минуту, держа какую-то карточку в руках. Это оказывается полароидной фотографией. — Вот. Я… Я хотел показать тебе её. Возможно, надо было сделать это давно, но… я всё не мог собраться с духом. На этой фотографии они с Джином. Только у Джина тут красные волосы, более юное лицо и тело, а у Намджуна здесь странная зелёная стрижка под горшок. И Намджун уверен абсолютно точно, что у него никогда в жизни не было такой стрижки. — Это… — Он сглатывает, пялясь на собственное лицо на фото. — Это кто? У Джина на глазах опять слёзы. — Мой истинный. И в это мгновение становится ясно так много. Становится ясно практически всё. Становится ясно, почему, несмотря на полное отсутствие логики и наличие целых четырех причин для несуществования этих отношений они всё равно случились. — Ты пытался заменить мной… его? — тихо спрашивает Намджун. Приглядевшись, разницу всё-таки можно заметить. Этот парень на фото — более долговязый, худощавый и смуглый. Он носит очки. У него пальцы чуть короче. Намджун с ним похож разве что лицом. — Сначала — да, — вот так сразу признаётся Сокджин. — А потом… Потом стало ясно, что вы совсем разные. И я всё больше влюблялся в тебя. Но временами ты так сильно похож на него, что мне становится больно. Прости… что вываливаю на тебя это так внезапно. Намджун даёт себе ещё пару секунд убедиться в том, что на фото действительно совершенно другой человек, просто похожий на него, после чего кладёт полароид на стол, понурив голову. — И? И что дальше? Что теперь делать мне, зная это, и тебе, живя с этим? — Я… — Сокджин машет головой, растерянно улыбаясь сквозь слёзы. — Я не знаю. Ноги не держат его, и Джин, придерживаясь за стол, садится прямо на пол, приваливаясь спиной к кухонным шкафчикам. — Поначалу я так сильно… надеялся. Я не думал обо всех тех «но», которыми окружены наши отношения, просто поверил в то, что смогу наконец вернуть то счастье, которое имел, когда Джунён был жив. Ваши даты рождения, внешность, голос, даже имена, Джун… Всё это не давало мне покоя. Сама судьба свела нас, так я думал. А на самом деле я пытался догнать поезд, который ушёл уже много лет назад. Бежал за призраком. Когда я… Когда я только решился на то, что хочу быть с тобой, то понимал, что это будет неправильно по отношению к тебе. Что я буду обманывать тебя. Но в какой-то момент… знаешь, это перестало быть ложью. Я тебя полюбил. Я полюбил тебя, Джун. И так как твои чувства с самого начала были настоящими, я решил рассказать тебе это, перед тем как мы расстанемся. Так будет… справедливо. Справедливо, — отдаётся эхом в голове. Справедливо? Серьёзно? — Помнишь тот день, когда ты обнял меня? Тогда, в лаборантской. Я расплакался, а ты утешал меня. — Помню, — глухо шепчет Намджун. — Тогда я решил, что не хочу больше мучаться. Я хочу жить, а не выживать каждый день, мучаясь воспоминаниями. Так что… я просто позволил себе это. Упасть в эти отношения, чтобы окончательно сойти с ума. Или прийти в себя. Одно должно было добить меня, другое — воскресить. Так я решил, в конце концов. — И какой ты сейчас? — глядит на него Намджун. Его глупое влюблённое сердце разбивается, когда Джин плачет вот так, сквозь улыбку, как будто боли вовсе нет. — Я свободен, Джун, — едва слышно выговаривает он. — Я свободен. Мне больше не больно, когда я вспоминаю о Джунёне. Это сработало. Я… оттолкнулся от дна и всплыл наконец на поверхность, чтобы жить дальше. — Значит, это не ты сейчас плачешь прямо передо мной? — горько смеется Намджун. — Иначе счастье в твоём понимании и в моём — совсем разные вещи. Джин задушенно смеётся и вытирает мокрый нос худой рукой, дрожащими пальцами вытирает глаза. — Я плачу, Намджун, потому что все те «но», против которых мы шли, теперь имеют вес. Обречённый смешок срывается с губ против воли, и Намджун ищет, чем занять руки, побелевшие от сжимающихся кулаков. — Я сходил с ума. Я видел Джунёна в тебе и был влюблён сначала в него. Потом я влюбился в тебя, и это были лучшие мои моменты за много лет. Но я так больше не могу. Я достаточно настрадался, я исцелился и теперь готов наконец закрыть эту страницу своей жизни. Просто мне больно отпускать всё это. Я… Прости меня Джун. Пожалуйста, прости. Но я больше не могу встречаться с тобой. — Не можешь или не хочешь, Джин? — рычит Намджун. — Потому что я влюблён в тебя, и мне… Мне плевать, если ты использовал меня и врал о своих чувствах. Мне плевать на это, потому что у тебя были веские причины это сделать, потому что это было нужно тебе, чтобы справиться с твоим прошлым, но. Я хочу знать. Ты не хочешь больше со мной встречаться или не можешь по каким-то причинам? Джин долго молчит, пытаясь безмолвно решить что-то в своей голове. А потом хлопает глазами, гулко сглатывает и шепчет: — Не могу, Джун. Нас все осудят за такие отношения. Как на тебя будут смотреть?.. — Да мне плевать! — вскрикивает Намджун. — Если ты волнуешься за меня, то забудь, я справлюсь с общественным давлением как-нибудь сам, это не твоя проблема! Даже если ты старше меня, это не значит, что ты моя мамочка, Джин! Это наша личная жизнь, и никто не имеет права указывать, кого и как мне любить! Просто скажи мне: ты действительно переживаешь за меня? Или ты боишься осуждения в свою сторону? И Джин обречённо кивает. — Прости. Да. Я волнуюсь и за себя тоже. Это испортит мне репутацию. Это неправильно поймут, да и… Это просто неправильно, пусть и для других, а не для нас. Мы не сможем скрываться вечно, а выставлять напоказ такие отношения тоже нельзя. Мы ничего не сможем сделать с этим, мы живём не в том мире, где нас примут, Джун. А от этого зависит и твоё, и моё будущее тоже. Мы просто не можем позволить себе не обращать внимания на это. То есть, дело не в чувствах Джина, а в дурацком мнении большинства? И Джин готов принести в жертву свою любовь в обмен на спокойное существование, не выходящее за рамки нормальности. Что ж, прекрасно. Отлично. Супер. Челюсти сжимаются в попытках не выпустить наружу злобу и разочарование. Намджун ведь знал, он предполагал, что сегодняшний вечер закончится плохими новостями. Но разве мог он предугадать что-то настолько ошеломляющее? Конечно, не мог. Он вылетает из-за стола, чуть не споткнувшись о худые лодыжки Джина, через которые переступал второпях, обувается в прихожей и громко хлопает дверью, стараясь заставить своё сердце не обращать внимание на всхлип и отчаянное: «Джун, подожди!..», которые слышал секундой ранее. Вот так всё и заканчивается.***
С разбитым сердцем и надеждами, которые не стоило лелеять с самого начала, Намджун топит горе пивом на кухне у Юнги. Если бы он просто любовался издалека красивым доктором Ким Сокджином, сейчас бы не пришлось собирать себя по кусочкам. Это его ошибка. — А ты-то чего сопли распустил? — вздёргивает бровь Юнги. — С чего вдруг надраться приспичило? — Да встречался я тут… с одним омегой, — признаётся Намджун. — А сегодня расстался. — С омегой? Необычно. Я думал, какую-нибудь бету-девчонку себе найдёшь. А тут омега, да ещё и парень. Наверное, хорош, раз ты так вляпался в него по самые яйца. — Юнги посмеивается, вскрывая новую банку пива, третью уже. — Ну, вряд ли твоя история хуже моей. — Намджун удручённо молчит, сжимая банку. — Серьёзно? Хуже? — Как сказать… На самом деле, у Намджуна целых пять причин, почему его отношения были хуже, чем у Юнги. Например, потому что Ким Сокджин — омега, а он — бета. Сокджин невероятно красив, а он, ну… совсем обычный парень. Джин намного старше, он уже доктор, а Намджун всего лишь выпускник старшей школы. Общество не одобрит их отношения. А ещё — Сокджин, кажется, его совсем не любил. Иначе не дал бы чужим дурацким предрассудкам встать на пути своего счастья. А Намджун честно, до боли в груди хотел бы каждый день делать Джина счастливым. Каждый Божий день. Может, слово «хуже» здесь и неуместно? У них с Юнги просто слишком разные жизни и разные отношения. — По крайней мере, вряд ли твой омега сбежал от тебя на другой конец планеты без объяснений и, походу, на всю жизнь. — Юнги раздражённо цыкает. — Какого хрена у него так много денег на такую херню? Не мог, как все нормальные люди, просто уйти куда-нибудь погулять или сбежать из дома? До сих пор не пойму. Бесит, сука, до дрожи. Но как же я его люблю… Намджун отпивает пива и заедает солёными чипсами, ловя невыносимо болезненный флешбек с того самого вечера с Сокджином у круглосуточного магазинчика. — Он меня использовал, — объясняет Намджун, — чтобы забыть своего погибшего истинного, с которым я похож как брат грёбаный близнец. Потом он влюбился в меня, а потом осознал, что пострадает его репутация, если он будет встречаться со мной. И бросил. Юнги какое-то время тупо пялится на него, так и не донеся чипсу до рта и не зная, что сказать. — Вот черт… — хмыкает он в конце концов, сипло хихикая и вздыхая, протягивая руку за пачкой сигарет. — А я думал, что только у меня всё так хреново с омегой. А ты вон, тоже нашёл себе королеву драмы. И ведь вы даже не истинные. Это что получается, у нас тут один Чонгук нормально устроился в жизни? — Получается, да, — пьяно усмехается Намджун. — Вот засранец, — шипит Юнги, закуривая и выпуская сизый дымок над своей головой. — Повезло же. Они добивают по третьей банке пива, приканчивают огромную пачку чипсов, Юнги курит сигарету за сигаретой, а у Намджуна в какой-то момент будто щёлкает в голове. План. Джин ведь не сказал, что не любит его! Проблема только в обществе! И, что ж, Намджун не телепат, чтобы в раз взять и поменять мнение людей на то, которое нужно ему. Но он может поменять общество. Уйти туда, где его поймут, примут и не будут осуждать. Это действительно план… И, кажется, впервые за всю свою жизнь у Намджуна наконец появляется одна большая, розовая, глупая, прямо как его влюблённость, мечта.