***
Юнги никогда бы в жизни не сказал, что повседневная рутина может быть такой занимательной. В смысле, да, все эти простые домашние дела действительно могут быть увлекательными, когда рядом тот, кто заставляет сердце замирать от простого ответного взгляда. Чимин мог просто стоять и мыть посуду и обернуться, чтобы что-то сказать, а Юнги уже подскакивает из-за стола, оставив свой вечерний кофе остывать, чтобы ухватить парочку поцелуев у пока своего омеги. И о будущем возможном расставании думать в этот момент не хотелось, но думалось всё равно. Хотя казалось, что Чимин наконец смирился. И не то чтобы Юнги оставил ему выбор. Просто свалился как снег на голову к нему во Флориду и осел здесь, потихоньку внедряя себя в его жизнь. И вот от кого Юнги не ожидал помощи в его плане по захвату внимания Чимина — так это от его отца. Господин Пак оказался человеком понимающим и, несмотря на протесты самого Чимина, освободил для них одну из своих квартир, которую сдавал в аренду для туристов. Квартира небольшая, в ней всего-то одна комната, крохотная кухонька и ванная, но о лучшем Юнги и мечтать не мог. Ну и тот факт, что господин Пак тоже имел намерения устроить свою жизнь кое с кем, и присутствие лишних людей в его доме — даже если это сын и альфа его сына — было нежелательным, оказало существенное влияние для принятия этого решения. Так что уже в сентябре они перебрались в свой новый дом. Поначалу Чимин долго ворчал, что они прекрасно ужились бы и вместе, а Юнги молчал, только кивая в ответ и мысленно в сотый раз благодаря господина Пака за щедрость. Квартира выглядела как номер-эконом в каком-нибудь отеле: две односпальные кровати с телевизором напротив них, шкаф, картина на стене, на кухне круглый стол с двумя стульями, компактный кухонный гарнитур и такой же небольшой холодильник, а ванная была настолько маленькой, что в ней едва помещались душевая кабина, унитаз и раковина. И тем не менее, Юнги был счастлив. Лежа в своей постели ночью после переезда и слыша сопение Чимина на соседней кровати, он был искренне рад. Никогда в жизни он не чувствовал себя лучше, чем в этот самый момент. Почему? — спрашивал он себя. Это же абсолютно нелогично. Он в чужой стране, даже толком не знает языка, живёт в чужом доме, и Чимин, кажется, совсем не испытывает к нему симпатии. Может, совсем чуть-чуть. Они просто договорились пожить вместе какое-то время, и казалось, что Чимин отсчитывает дни до Нового года, чтобы после сказать ''ничего у нас не вышло, Юнги'' и показать ему на выход. Собственный истинный его отвергает. Так чему тут вообще радоваться? Но вопреки всему этому Юнги был счастлив. В их комнате пока даже нет штор, у него нет работы и вообще каких-либо планов на жизнь, у Чимина тоже, и им надо вставать на ноги. Найти работу, хотя бы временную. Или, как думал Юнги, Чимин мог бы пойти учиться на танцора, как и мечтал, а Юнги нашёл бы работу и помогал бы ему. С переезда прошло не так много времени, но с удивлением Юнги заметил, что всё начало складываться. Спустя неделю, две, а там и месяц они как-то… ужились. Спустя ещё два месяца Чимин впервые сам предложил провести вместе ночь. Не просто в очередной раз согласился с настойчивыми ласками Юнги. Чимин в тот вечер пришёл где-то в одиннадцать вечера, впервые задержавшись так надолго, сказал, что они отмечали с командой прибытие новичка. Он был немного пьян и чему-то улыбался, пока стелил себе. А спустя полчаса после того, как они легли спать, тихо подкрался и залез к Юнги в кровать, забрался под одеяло и легонько коснулся голой кожи на бедре. Мурашки вмиг окатили с ног до головы, но Юнги не подал виду, насколько сильно его это взволновало. Ну, может, почти. Чимин захихикал, когда Юнги вздрогнул и тихо выдохнул, почувствовав чужие прохладные ладони на себе. Ласкающие, нежные поцелуи в шею. Это была лучшая ночь в его жизни. И, как ни печально это было осознавать, Юнги понимал, что становился до ужаса чутким. Как же сильно эти чувства изменили его? Как сильно всё в нём изменила эта истинность? Кажется, настолько сильно, что обратного пути уже быть не могло. Юнги упал в эти чувства и потонул там. И не то чтобы это было так уж ужасно, как выглядело со стороны, когда он наблюдал за Чонгуком и его истинным. Да, не так уж это и ужасно — пропасть в этих чувствах. Потерять себя, но найти что-то новое, захватывающее, прекрасное. С той ночи Чимин изменился. Перестал огрызаться по пустякам, увиливать от прикосновений, отказываться сходить вместе куда-нибудь. И всё равно… Нового года Юнги ждал с тревогой. А вдруг Чимин решит, что ему всё это не нужно? Что тогда?***
Наступил Новый год, который они отметили в компании всей семьи Чимина в доме его отца, недавно нашедшего себе жену. И даже мама Чимина приехала погостить на праздники со своим новым мужем. Чимин был весел, выпил немного и много болтал, но в какой-то момент хмурая складка между его бровей начала наводить на мысль, что что-то не так. Улучив момент, когда его семья ушла в какую-то общую для всех них тему, Юнги отвёл Чимина в сторону, волнуясь, всё ли в порядке. — Да, — вяло отмахнулся он, отведя взгляд. — Просто… я люблю своих родителей. И рад, что они нашли своё новое счастье. Жалко только, что не друг с другом. Юнги понимал. Может, и не полностью, но хотя бы пытался понять. Он раскрыл руки, и Чимин позволил себе на пару минут утонуть в его объятиях, в которые Юнги пытался вложить всё то счастье, которое копил на протяжении всех этих месяцев. Вполне возможно, что у него это получилось. Иначе как объяснить, что Чимин, оставив пару слезинок на его груди, утёр красный нос и улыбнулся ему с тихим «спасибо»? Их условный срок подошёл к концу, душевные разговоры за ужином стихли, все разошлись в свои комнаты спать, а Юнги как никогда сильно не хотелось закрывать глаза. Просто чтобы этот день не заканчивался. Потому что, закончившись, наступит следующий, в котором — неизвестность и принятие решения, которое изменит его жизнь навсегда.***
Идёт январь, а Чимин всё молчит. Нет, конечно, не в прямом смысле, он просто ведёт себя как… как и всегда. Как все эти месяцы. Ничего не меняется. Никаких намёков на грядущий ''важный разговор'', в котором Чимин скажет ему, что это было здорово, но всё это не для него. Чимин просто приходит со своих занятий в студии, уставший и вымотанный, но такой улыбчивый, что в сердце щемит, а Юнги к тому времени уже успевает заказать что-нибудь на ужин и ждёт его, пялясь в одну точку на стене, пока на фоне шумит американское шоу талантов. Его тайная копилка ''на учёбу Чимину'' с каждым днём пополняется, что не может не радовать. Всё у них хорошо. По крайней мере, так выглядит со стороны, но внутри Юнги — туча сомнений и смутное ощущение затишья перед бурей. Так не может продолжаться вечно. В конце концов, держать это волнение в себе Юнги больше не может. Сегодня 1 февраля. Как быстро летит время, мимолётом замечает он, когда слышит, как щёлкает замок и Чимин заходит в квартиру и разувается. Он спросит сегодня. Да. И точка. — Юнги, — окликает Чимин из прихожей, — скажи, что ты уже заказал поесть, я умираю с голоду… О, чем это пахнет? Пицца? — Пепперони тебя уже заждалась, — отвечает ему Юнги, потягиваясь и разминая затёкшую шею. Он просидел на диване перед телевизором… ого, два часа. — Как и я. — Надеюсь, она ещё тёплая? Хотя и холодная пойдёт, я слишком голодный. — Я подогрею. Чимин громко вздыхает, заходит в комнату и валится на диван, закидывая ноги на колени Юнги. Пощекотав его под коленками и насладившись мгновением заливистого хихиканья в ответ, Юнги принимается массажировать его уставшие ноги, разминает икры и давит по точкам на ступнях, добиваясь того, что Чимин запрокидывает голову и тихо стонет, бормоча что-то себе под нос. Всё ведь может и дальше так продолжаться? Эти моменты, каждый день. Может, этот разговор и не нужен вовсе? Нет. Нужен. Жить в неизвестности просто больше нет сил. — Что-то ты не сильно торопишься на кухню, — хмыкает Юнги, наблюдая за тем, как Чимин почти засыпает. — Сначала отдохну, потом поем. — Пошли, тебе надо поесть. — Ненавижу тебя, — смеётся Чимин, но послушно встаёт и плетётся на кухню. Юнги по привычке улыбается, но эта фраза внезапно бьёт прямо под дых. А вдруг и правда ненавидит? Просто мирится с его присутствием и ждёт, когда всё это решится как-то само? Сердце от этого тоскливо ноет, и это стало даже чем-то привычным. Постоянное волнение и вымученные улыбки просто вошли в привычку. — Ты в последнее время часто стучишь себя по груди, у тебя болит сердце? — ни с того ни с сего спрашивает Чимин. Юнги застывает в проходе, потерянно наблюдая, как Чимин, будто и не сказал ничего такого, возится по кухне, ставит чайник, достаёт кофе с верхней полки. — Д-да, — сглатывает Юнги. — Что-то покалывает. — Плохо, надо к врачу, — констатирует Чимин, кивая микроволновке, в которой начинает разогреваться остывшая пицца. — Это всё стресс. На работе точно всё хорошо? Или ты просто не рассказываешь, чтобы меня не волновать? Юнги, я же говорил уже, и не раз, лучше расскажи. Легче станет. Меньше стресса — лучше секс. Я не хочу, чтобы из-за всех этих переживаний ты получил сердечный приступ во время оргазма, а я вообще-то планирую кое-что интересное на День святого Валентина. Ты мне нужен здоровым, окей? ''Ты мне нужен…'' — всё, что Юнги слышит. Он садится за стол. Всё сейчас происходит как обычно, как и почти каждый вечер их совместной жизни с момента переезда. Хорошо ли это? Плохо ли? Может, всё это сближение ему только кажется? — Чимин… — Юнги снова сглатывает и опускает взгляд на свои чуть подрагивающие руки. Тот оборачивается и облокачивается на шкафчик за спиной. — М? — выгибает он бровь. — Надо поговорить. — Что случилось? — тут же беспокоится Чимин. — Тебя всё-таки уволили, да? — Нет, я хотел поговорить… — Юнги сжимает кулаки и решительно выдыхает. — О нас. — А… — Чимин облегченно вздыхает и мягко улыбается. Микроволновка за ним тихо пищит, и он выкладывает тарелку на стол и садится, но не притрагивается к еде. Ждёт, сложив руки перед собой. А Юнги толком и не знает, как начать разговор. Спросить напрямую, что между ними, или… да как вообще можно ещё спросить о таком? Тянуть больше нельзя, так что он решительно смотрит Чимину в глаза и наконец спрашивает: — Что ты решил? Чимин растерянно моргает. — О чём ты? — О нас. Что ты решил? — От волнения аппетит пропал совсем, и от запаха еды больше мутит, чем просыпается голод. — Тогда в парке, помнишь? Мы договорились, что будем вместе до Нового года, а потом решим, что делать. Сводить метки или нет. Решим, как нам жить дальше. И прошёл месяц, а мы… — А что ты хочешь услышать от меня? — растерянно бормочет Чимин. — «Юнги, я люблю тебя, давай проживём вместе вечность»? Этого ты ждёшь? — Я… — Юнги качает головой. Нет, на такое он даже не рассчитывал, если честно. — Я просто не понимаю. Если я не нравлюсь тебе, то зачем… это всё? Зачем мы всё ещё живём вместе? Ты мог сказать об этом сразу после праздников, и мы бы разошлись. — Правда? — чему-то усмехается Чимин. — Ты бы так просто отпустил меня? — Да. — Уверен? Нет. И Чимин это прекрасно знает. Но Юнги бы, по крайней мере, понимал, насколько малы его шансы и попытался бы заставить себя отпустить. Больно, но это как пластырь оторвать — лучше рывком. — Тогда почему не сказал раньше, что не хочешь быть со мной? — шепотом спрашивает у него Юнги. На самом деле, он был готов к такому ответу. Мысленно он уже собрал свои вещи и заказал билет до Кореи в один конец. Нельзя же заставить человека влюбиться, нельзя заставить принять. В конце концов Юнги бы смирился и жил дальше, в гордом и унылом одиночестве, возможно, всю жизнь. Он был готов к такому раскладу, но боялся его. Боялся услышать, что не нужен. Что его не хотят. Что ж… Юнги отводит взгляд и пялится в пол, сжимая кулаки и чувствуя, как на руки падают капли слёз. Одна, две, три… А потом размыто видит перед собой лицо Чимина, и его теплые ладони стирают влагу с щёк. — Я не сказал, потому что думал, что ты и сам понял, что я люблю тебя. И хочу прожить вместе если не вечность, то хотя бы ближайшие пару лет, а там посмотрим. Чимин улыбается ему. Это жалость. Чимин говорит это из жалости, наверняка. — Не надо… — мотает головой Юнги. — Давай просто… Если тебе это не нужно, я уйду. Я не могу больше так… — Как, Юнги? — Вот так. Непонятно как. — Что тебе непонятно? — тихо смеётся с него Чимин, снова протягивая руки к его лицу, но Юнги злится и уворачивается. — Всё непонятно! Кто мы, что мы, зачем мы живём вместе до сих пор? Что происходит? — Это какая-то ролевая игра? Ты хочешь, чтобы я за тобой побегал? — недоумевает Чимин, с растерянной улыбкой глядя на него. Юнги вытирает мокрый нос и шмыгает, отходя подальше от него. В этом маленьком пространстве удалиться достаточно далеко физически невозможно, поэтому он отходит к шкафам. По крайней мере, между ними есть жалкий метр, помогающий сохранить трезвость. — Никакая это не игра, Чимин. Я хотел серьёзно поговорить, а ты сводишь всё к шутке! — Потому что ты разводишь шум из ничего! Омега из нас двоих я, а истеришь сейчас ты. Что ты ещё хочешь услышать от меня? — Я не… не знаю. Я не верю. — Чему? — Что ты меня любишь. Юнги опускается на корточки и садится на пол, откидывая голову на дверцу шкафа за собой. — Но ты же хотел этого, разве нет? — спрашивает у него Чимин, пытаясь, видимо, понять его, хотя Юнги и сам не понимает себя. — В тот день, когда ты приехал сюда и мы говорили, помнишь? Ты спросил, почему я даю тебе шанс. И я сказал, что ты перемахнул через океан ради меня, и ты не бросил попытки связаться со мной. Ты дрался за меня, даже когда мы ещё не были истинными. Ты был рядом и сейчас, всё это время, и добивался моих чувств, даже когда я сам не давал тебе взамен ни капли. Поздравляю. Я — твой. И дело даже не в том, что мы истинные, Юнги. Дело в том, что я даже в своих чувствах настолько не уверен, насколько уверен в твоих. Но что сейчас не так? Почему ты не веришь? Юнги в ответ только пожимает плечами. Больше всего он не хочет банально быть жалким, и чтобы Чимин просто исходя из этого чувства остался с ним. Только не жалость. Чимин подбирается к нему и садится рядом, кладёт голову ему на плечо и осторожно берёт за руку, переплетая пальцы. — И как ты понял, что у тебя есть ко мне какие-то чувства? — тихо спрашивает его Юнги. — Ты хотел сказать, как я понял, что дорожу тобой? О, на самом деле это вышло случайно, — с улыбкой объясняет Чимин. — Пару месяцев назад к нам в команду пришёл новый парень. Ходячий секс. Знаешь, тот типаж, который как эталон сёрфингиста с идеальной улыбкой, красивым загаром и каменным прессом. Пару занятий он просто приглядывался, а потом вдруг пригласил на свидание. — И? — удрученно бросает Юнги. — Хочешь знать, был ли я с ним на свидании или спал ли я с ним? Юнги сглатывает с горькой улыбкой. — И то и другое, видимо. — Что ж, да, я был с ним на свидании… Юнги стискивает зубы и сжимает кулаки, не решаясь смотреть на Чимина в тот момент, когда он скажет второе ''да''. — И нет. Мы не спали. Что значит нет?.. — Почему же? Он же ходячий секс, — иронично повторяет его слова Юнги, — эталон сёрфингиста. Невозможно устоять, разве нет? Но Чимин вдруг даёт ему болючий щелбан, и Юнги от неожиданности даже ойкает и чешет затылок, всё-таки обернувшись и наткнувшись на злой взгляд Чимина. — Не язви, я вообще-то чувства тебе открываю, а ты издеваешься! — Ну извини, что мне неприятно слышать о том, что какой-то там ходячий секс хотел завалить тебя на свою доску для сёрфинга! — То есть, тот факт, что я отказал ему потому, что посчитал это изменой, тебе неинтересен?! Юнги ошарашенно замолкает и круглыми глазами смотрит на него. — Изменой?.. — Да, дурья твоя башка! — всё ещё на повышенных тонах отвечает Чимин. Выдохнув сквозь сжатые зубы, он продолжает уже спокойнее: — Мы сидели в баре, я был немного пьян, сам он почти не пил. И в тот момент, когда он так ожидаемо предложил поехать к нему, я даже своим пьяным мозгом понял, что это просто неправильно. Что надо было изначально отказаться от его предложения, но я уже согласился. Но я всё ещё мог отказаться переспать с ним. И я отказался. Потому что он не тот. Он — не тот… кто мне нужен. В тот момент я понял, что хочу просто побыстрее уйти домой, потому что когда он лапал меня, было чувство, что я становлюсь грязным. Что я не смогу смотреть тебе в глаза и получать всю твою любовь после этого. Так что я просто ушёл. Потому что дома меня ждал ты, кому я по-настоящему нужен, а не просто для перепиха на одну ночь. И всё это время Чимин молчал об этом? О своих сомнениях, мыслях, чувствах. У Юнги нет достаточно слов, чтобы описать всё то, что вертелось вихрем в его голове, он просто сидел и пялился на Чимина с открытым ртом, с ужасом и трепетом понимая, насколько значимо это признание. — Я был уверен, что у нас с тобой ничего не получится. — Чимин откидывает голову назад и прикрывает глаза. — Что всё развалится, даже не начавшись, что тебе надоест нянчиться со мной и ты просто уйдешь. Я на это рассчитывал, можно сказать. А потом папа фактически заставил нас переехать. А потом я просто… привык. Ко всему этому. К нашей рутине. Я думал, что хуже, чем ты, истинного быть не может, и не понимал, почему судьба так решила, почему ты и почему именно я? Но… никогда не знаешь, как изменит человека любовь. Я зациклился на прошлом и в упор не видел настоящего, которое, на самом деле, могло разрушиться в любой момент, если бы не твоя настойчивость. Таких, как ты и как Чонгук, любовь и истинность почему-то изменили сильнее всего. Как и Чонгук, ты сейчас совсем не тот парень, который делал мне больно в школе. — Но всё-таки я тот же самый человек, разве нет? — надломленно усмехается Юнги. — Разве у тебя нет всех этих плохих воспоминаний, связанных со мной? — Ты ищешь причину для нашего расставания? — вот так в лоб спрашивает Чимин. — Нет, — вздыхает Юнги. — Конечно нет. Просто не хочу, чтобы через пару лет ты решил, что жалеешь обо всём этом, и ушёл от меня к какому-нибудь сёрфингисту. — Вот и я не хочу жалеть. Прошлое не изменишь, — пожимает плечами Чимин. — И все ошибаются. Ты ошибался тогда, я ошибся с Хёнсыном. — Значит, Хёнсын. — Юнги задумчиво кивает и пальцем поправляет прядь, которая лезет Чимину в глаза. — Я убью его. Чимин прыскает от смеха. — Вот об этом я и говорю. Ты готов убить за меня, а я готов отказаться от секса с ходячим сексом ради тебя. Но давай ты не будешь нападать на тех, кто по габаритам и весу явно превышает твои бойцовские навыки? Я не хочу таскаться с тобой по больницам. — Вообще-то я уже куда сильнее, чем раньше, — фыркает Юнги в ответ. — Такого, как было с Вонхо, больше не повторится. — Да, потому что я не позволю, — с улыбкой кивает ему Чимин. — Тебе это не нужно. И мне это не нужно. Мы причинили друг другу достаточно боли, я делал тебе больно всё это время и даже не задумывался об этом. Если бы ты сам не сказал… — Но я ничего не говорил. Юнги мотает головой и опускает взгляд на их сцепленные руки, на их метки, которые едва не касаются друг друга. И это неожиданно, но Чимин берет его подбородок свободной рукой и заставляет посмотреть на себя. — Твои слёзы всё сказали. Юнги трепещет и зажмуривается, когда Чимин оставляет два мягких поцелуя на его веках и один на губах. А когда открывает глаза, лицо Чимина в каких-то сантиметрах от его собственного сияет, горит теплом в лучах закатного солнца, бьющего через кухонное окно с так и не купленными на него шторами. Глаза загораются чем-то тёплым и мягким, и губы шепчут что-то, что Юнги даже не может понять. Он знает только, что очень сильно, прямо сейчас хочет поцеловать его, и чтобы этот момент длился так долго, как только возможно. Он тянется дрожащей рукой к его щеке, кончиками пальцев чувствует горячий румянец и улыбку. Неужели это правда? Чимин принял решение, и принял давно, а все эти переживания были бессмысленны? Это просто смешно. Он мучился целый месяц из-за ничего. Юнги смеётся, Чимин в ответ тоже хмыкает. Им просто нужно было поговорить, и причем уже давно. На столе так и лежит снова остывшая пицца, кофе не заварен, их дом всё ещё не обжит и пуст, но это всё мелочи. Такие несущественные и глупые мелочи. Единственное, что важно, это то, что между ними на самом деле всё хорошо. Не вроде, не наверняка или может быть. Всё хорошо. Будет ли так всегда? Вряд ли. Без ссор люди — не люди. Но Юнги знает точно, что они преодолеют это, потому что оба друг другом дорожат. Не потому что истинные, не потому что дефектные, и даже не потому что привыкли. Хотя, может, последняя причина отчасти имеет свой вес… Тем не менее, главное скрыто в том, что Юнги его любит, и Чимин, оказывается, его любит тоже. Юнги целует его, впиваясь губами в его губы со всем тем отчаянием и освобождением, которое вихрем вьётся в его душе и сильно бьющемся сердце.