Не достоин моей любви

Гена уже второй час нервно сидит подле кровати Ирины, и сильно переживает. Что с ней случилось? Сейчас у него в голове смешались сотни мыслей, он был напуган. Он испытывал крайнюю степень негодования, переходящую в ярость. Он был в панике, которая жгла его изнутри. Чувство, которое он испытывал в этот миг, было смесью тревоги и опасения. Ему было не просто страшно — ему было ужасно страшно за своего любимого человека. И всё. Понимаете, всё. Ни слова более. В лучшем случае ещё пара пояснений, что «нега перешла в экстаз», а «страх разросся до ужаса», его чувства были смешаны, их нельзя пояснить и перевести ибо в экстаз, ибо в ужас. Иван Николаевич тихо зашёл в кабинет, прервав из размышлений Гену, который сидел подле Ирины, и крепко держал её руку в своих, пристально смотря на неё, с тревогой. Хромов сделал пару шагов ему навстречу, Гена услышал чьи-то шаги и обернулся, смотря на коллегу, ждя от него результатов. Гена нежно опустил руку Ирины, и положил её на кровать. Он встал со стула, и сделав пару шагов навстречу Ивану, он протянул ему руку, в знак приветствия. — Что показали анализы? — сказал Гена, нервно теребя рукава, он стоял весь напуганный, засунув руки в карманы. — Передозировка, — сказал он, опустив взгляд на бумаги, попутно читая заключение о поступившем пациенте. — Как? — он был озадачен, ведь Ирина не могла себя передозировать, как думал он, — А каким именно препаратом? — расспросил он, прищурив глаза, ожидая интригующего ответа. — Не поверите, — засмеялся он, подняв взгляд на него, — Пустырник,  — усмехнулся он, смотря на Ирину, которая мирно спала и отходила от препарата. — С чего вдруг она стала принимать пустырник? — он находился в разодолженном состоянии, ведь, как можно было передозироваться пустырником? Ему было это крайне непонятно. — Щас ещё часик поспит, придёт в себя, и можно отправляться домой. — спокойно произнёс Хромов, зная, что ничего страшного с ней не произошло, но доля испуга и страха за начальницу всё-же была в нём без исключения, — Ей нужен покой, — сказал Иван, обращаясь к Гене. — Благодарю вас, — с долей радости сказал Гена, он протянул ему руку, тот ответил взаимностью на рукопожатие. Иван вышел из палаты, и направился по своим рабочим делам. Гена обратно присел на стул. Как и было сказано врачом, она очнулась примерно через час их разговора. Она была дико ослаблена, и не понимала, что с ней происходит в данный момент. Как только Ирина очнулась, она почуяла тот запах стирильных бинтов, хлорки, омерзительной эхтиоловой мази и еще чего-то непонятного, а если короче говоря, то того, чего не было у неё в кабинете и в отделении. Этот запах и минувшие стены, которые она узрела подле себя, она узнала не сразу, а лишь через несколько минут. Обапол себя, она увидела Гену, который так трепетно сидел обапол неё, и что-то бормотал, но она не понимала этого, ибо её разум ещё вовсе не пришёл в себя. В глазах едва мутнело, возвращался слух, и она еле-еле слышала его до боли родной голос, который что-то хотел сказать. Её веки были ослаблены, и её глаза еле держали их на себе, не давая открыть глаза полностью. Постепенно она возвращалась в этот мир, и его голос уже она слышала почти полностью. Он упорно добивался что-то ей донести, но его слова были такими громкими, как показалось ей, что головная боль в мгновенье приобрелась. Она мгновенно, но медленно схватилась за голову, ибо сил не было совершенно, зажмурила глаза от невыносимой боли, и стала нервно дышать, дав понять ему, что что-то не так. — Ириша, прошу, не молчи! — сказал он с жалостью, пытаясь убрать её руки с ушей. Её хватка была довольно-таки ослабленной, и ему не пришлось напрячься, дабы убрать её руки с головы. — Помолчи, — тихонько сказала она, и повернулась набок от него. — Ир, — сказал он, пытаясь повернуть её к себе, — Как ты себя чувствуешь? — тревожно спросил он, повернув её к себе. Она взглянула на него, взяла его руку, и крепко прижала к себе, не выпуская из своей. — Что произошло? — тихонько спросила она, тянясь к нему в объятья. — Уже всё хорошо, — он улыбнулся, и крепко прижал её к себе.