ТАНЦЫ БЕЗ ПРАВИЛ

Мог ли Стецкий объяснить, какого черта он полез в штаны к преподавателю? Скорее всего, нет. Рука сама потянулась – это все, что он мог сказать вразумительного по данному поводу. У него и раньше случались подобные наплывы безбашенности, когда он творил бог знает что, не задумываясь о последствиях. Вроде как отключался внутренний цензор его поступков, выбивало пробки с надписями «Страх», «Приличия», «Чувство меры», «Стыд», и Даня чудил чудеса. Самое неприятное, Стецкий потом сам не помнил, за что он, например, однажды вышиб однокласснику передние зубы, почему целые сутки провел в подвале с каким-то молодым бомжем, или зачем украл у богатого любовника ноутбук. Просто в эти моменты и часы он не принадлежал самому себе… Данил наконец взял себя в руки и поднялся с пола. Он уныло поплелся к станку: раз уж достался дармовой час занятий и пока его никто не вышвырнул из зала, нужно было хотя бы провести время с пользой для тела. С пользой не получилось: Стецкий (в жизни такого не было!) неприятно потянул мышцу на внутренней стороне бедра. С досадой плюнув на тренировку, он поплелся в душ – приводить себя в чувство. Раздевшись, Данил встал под воду. Закрыл глаза и долго стоял неподвижно, позволяя холодным струям смывать с тела и души все недоразумения незадавшегося дня. Уйдя мыслями глубоко в себя, он вздрогнул, когда за спиной услышал чье-то удивленное восклицание: – Ну и ну, Данил! Это ж кто тебя так полоснул?! Стецкий оглянулся и увидел позади себя одного из юных хипхоперов, что занимались в соседнем классе – танцоры разных направлений знали друг друга по именам и кивали при встрече. Татуированный сопляк расхлябанно стоял, почесывая свои заросшие яйца, и с веселым недоумением разглядывал задницу Данила. – Никто не полоснул, – сухо ответил Стецкий, раздраженный непрошенным вторжением в его интимное пространство. – Я по объявлению сдавал донорскую кожу. Для человека, который обгорел при пожаре и мог погибнуть без пересадки кожных покровов. – Ну ты даешь, мать Тереза! – гоготнул малой и встал под соседний душ. – И что, там только с жопы кожу принимают? – А ты бы хотел, чтобы у меня и на лице остался такой шрам? – еще суше проговорил Данил, не давая проникнуть в голос ноткам враждебности, которая так и рвалась наружу. Какого хера он к нему пристал, спрашивается?! Чтобы не сказать ничего лишнего, Данил наскоро вытерся, обернулся полотенцем и рысцой пробежал в раздевалку. Там он позволил себе выплеснуть негативные эмоции, несколько раз с силой ударив кулаком по скамейке. Ощутив, что ему наконец-то стало не так тошно на душе, Стецкий быстро оделся, перебросил через плечо рюкзак с тренировочным костюмом и выбежал на улицу. Он абсолютно не знал, вернется ли когда-нибудь еще в это уютное здание или же покидает его сейчас навсегда. *** Данил шел по тротуару без какой-либо определенной цели. Просто смотрел, как желтеет и алеет листва на деревьях, как по пронзительно-синему небу плывут облака – и ни о чем не думал. В голове не было ровным счетом ни одной мысли. С ним иногда такое случалось: после пережитого стресса включался какой-то защитный механизм «отупения», когда процесс мышления заменялся чистым созерцанием и отсутствием каких-либо эмоций. Наверняка Данилу позавидовал бы не один человек, ставший на путь буддизма – у него же это было в порядке вещей и не требовало энергетических затрат на обучение. Внезапно в метре от него притормозила знакомая серая «Тойота», в которой Стецкий увидел Артура Евгеньевича. – Данил, тебя подвезти куда-нибудь? – выглянув из окна, совершенно будничным тоном поинтересовался Громов. Так, будто час назад между ними не произошло никакого недоразумения. – Даже не знаю, – пожал плечами удивленный Стецкий. Он думал, что Артур к нему теперь на пушечный выстрел не подойдет. – Я просто гуляю. – Тогда, может, покатаемся по городу? – предложил тот. – У меня есть немного времени для безделья и общения. Разделишь его со мной? – Разделю. Если бить не будете, – усмехнулся парень. – Не буду, – пообещал Артур, и на его плотно сжатых губах промелькнула тень улыбки. – Садись. Данил обошел автомобиль и сел рядом с Громовым. В салоне витал приятный, еле уловимый аромат туалетной воды Артура. Они неторопливо поехали по улице, свободной в этот час от машин. – Даня, прости, что я наорал на тебя, – сказал Громов. – Просто… ну, ты понимаешь, мне не каждый день парни признаются в любви и… – … хватают за яйца? – подсказал Данил, видя, что тот замялся и не знает, как поделикатнее обозвать то действие, которое он совершил. Артур на секунду повернул к нему лицо и прыснул. Стецкий снова заметил, как его черты просветлели и помолодели, будто по ним прошлась кисточка гениального гримера. – Ну, назовем это так, – согласился Артур Евгеньевич. Смущенно помолчав, он сказал полувопросительно: – Значит, ты гомосексуалист? – Ну, назовем это так, – ответил Данил словами самого Артура, и на этот раз оба в голос рассмеялись. – Я так понимаю, тебе понравилось, когда я тебя сегодня в зале лапал? – отсмеявшись, осторожно поинтересовался Громов. – Не то слово, – признался Данил. – Я был на седьмом небе от блаженства. Вы очень по-гейски это делали. – Я не гей, – с чрезмерной поспешностью возразил Артур. – Я знаю, – серьезно сказал Стецкий. – Но вы, кажется, могли бы им быть. Я имею в виду, вы так нежно меня обнимали, что я повелся… – Данечка, так ведь искусство в том и состоит, чтобы заставить человека поверить в неподдельность и искренность чувства, которое ты изображаешь, – мягко сказал Артур. – Ты же артист и должен уметь сыграть все что угодно. – Да я понимаю, – уныло отозвался Данил, глядя в окно. – Только иногда ведь ожидаешь настоящей искренности и ненаигранного тепла. Особенно от человека, к которому неровно дышишь. – Дань, а скажи, как это – любить мужчину? – медленно подбирая слова, попросил Громов. – Ну, в геевском смысле… – Я полагаю, так же, как и любить женщину в гетеросексуальном смысле, – лукаво ответил Стецкий. – Страстно хотеть быть рядом, балдеть от прикосновений, страдать при расставании, ревновать по поводу и без… Ну и заниматься сексом, конечно. – Ну а если секса нет и быть не может? Ты же понимаешь, что я натурал и при всем желании не смогу удовлетворить твою сексуальную тягу ко мне. – А что бы вы делали, если бы безответно влюбились в женщину и непрестанно желали ее тела? – невинно глядя на педагога, спросил Данил. Под испытующим взглядом огромных серых глаз своего ученика Артур Евгеньевич смутился и густо, по-детски залился краской. А Стецкий, видя это, в голос расхохотался. – Вот и я это делаю, – весело сказал он. – Трижды в день. В красках воображая себе невозможное. – Представляю, что ты там воображаешь, – проворчал Артур, чтобы скрыть неловкость за несолидную реакцию своего организма: он по сей день не изжил мальчишеское чувство стыда за то, что частенько занимался онанизмом. – Но я не о том спрашивал, вообще-то. Ты бы мог просто дружить с человеком, которого любишь? Не донимая его уговорами потрахаться и попытками соблазнить. Общаться, заниматься каким-нибудь общим делом, гулять… – «Мы с Тамарой ходим парой, мы с Тамарой красный крест», – задорным дискантом прочитал Данил детский стишок и покатился со смеху. – Да ну тебя, Стецкий, – воскликнул Артур, силясь сохранять суровое выражение лица, но непроизвольно расплываясь в улыбке. – Я же тебя серьезно спрашиваю. – Артур Евгеньевич, вы мне предлагаете крепкую мужскую дружбу? – иронично уточнил Данил. – В качестве утешительного приза за невозможность сексуальных отношений? – Без всякого утешительного приза, Даня. Просто ты мне по-человечески очень симпатичен, – улыбнулся Артур и мягко положил ладонь на плечо Стецкого. – Я хочу, чтобы мы вышли за рамки отношений «учитель – ученик». – То есть я уже могу называть тебя просто Артуром? – испытующе глядя на собеседника, спросил Данил. – Конечно, Даня, – кивнул тот и с чувством сжал пальцами плечо новоиспеченного друга. – Я буду этому только рад. – Отлично, – деловито произнес Данил. – Тогда, Артур, я приглашаю тебя сегодня вечером в закрытый гей-клуб, чтобы отметить начало нашей дружбы. Там, между прочим, прихожан обучают ковбойским танцам, так что мы сможем со страстью предаться нашему общему хобби. Ну как, идет? – Захватывающее предложение, – озадаченно сказал Артур. – Женатый человек на ночь глядя идет плясать в голубой квартал. А плевать! Пошли!.. *** Они встретились в условленное время возле уединенного двухэтажного дома из того насыщенного цветом красного кирпича, который использовали в архитектуре в начале прошлого века. – Я так понимаю, это и есть гейская «академия танца»? – вылезая из такси, уточнил Артур у Данила, который уже ждал его на крыльце. – Уютненько устроились. Как это такое здание городская администрация еще себе не присвоила? – Только потому, что один из хозяев клуба – член администрации, – хохотнул Стецкий. – Голубые рулят!.. Как ты объяснил жене неожиданный вечерний уход из семейного рая? – Обычная история, – пожал плечами Артур. – Сказал, что пошел на пьянку по поводу дня рождения одного из знакомых. Получил распоряжение спать на кухонном диване, чтобы в лицо ей не дышать перегаром и упаси боже не домогаться секса. Они вошли внутрь здания. Данил на входе кивнул красивому охраннику – тот подмигнул ему и не стал задавать вопросов по поводу Громова. Поднявшись на второй этаж, они попали в большой зал, где все было уютно обшито деревом и за высокими деревянными столами вкушали пиво колоритные особы в шейных платках, высоких сапогах и ковбойских шляпах. На огромном экране в режиме нон-стоп сменяли друг друга американские исполнители веселых песен в стиле кантри. По сторонам помещения, в крытых затемненных галереях виднелись силуэты парочек. В углу танцпола лениво переминались с ноги на ногу и интимно переговаривались две дамы: одна – азиатского вида крошка в пышной красной юбке и черном бюстгальтере, другая – гигантская мужеподобная деваха в джинсе и с ежиком на бритом черепе. – Интересное местечко, – с любопытством оглядываясь вокруг, но чувствуя себя немного не в своей тарелке, произнес Артур. – А женщины за чем сюда приходят? – Ну, я полагаю, это лесби, – сказал Данил, то и дело улыбаясь и кивая находившимся в помещении людям. – Ты что-то имеешь против них? – Ни в коем случае, – возразил Громов. – Всегда мечтал устроить групповушку с двумя лесбиянками. – Это можно организовать, – шутливо заметил Стецкий, – но только давай не сейчас. Предлагаю для начала выпить, пока не начался урок танцев. – Ты что? – воскликнул Артур. – Как же я на пьяную голову движения запоминать буду? – Расслабьтесь, маэстро, – успокоил его Данил, подводя к одному из столиков на двоих и жестом подзывая официанта. – Это ж не модерн, а деревенские танцы без правил. Кто как ухватил, тот так и пляшет. Тут люди не к конкурсу готовятся, а отдыхают. Ты что будешь пить – водку, виски, пиво? – Пол-литровую кружку пива, пожалуйста, – сказал Громов юному официанту, который, подойдя, с улыбкой потрепал Данила по плечу. – И мне того же, – подхватил Стецкий, ласково погладив парня по ягодице и проводив его с теплотой во взгляде. – Чудный мальчик, – сказал он Артуру. – Димка сильно помог мне, когда я только приехал в город и еще никого здесь не знал. – Даня, скажи мне, – деликатно попросил Громов, когда официант Дима поставил перед ними кружки с пенным пивом «Харбин» и вазочку с фисташками, – ты давно занимаешься сексом? Каким у тебя был первый раз? – Ну ты и вопрос задал, дорогой друг, – озадаченно сказал Стецкий, устремляя взгляд куда-то в глубь времен. – Чтобы на него ответить, мне для начала нужно определиться, когда он у меня вообще был, первый сексуальный опыт. А я этого уже много лет не могу сделать. – А что, так бывает? – с любопытством поинтересовался Артур. – Такое событие, кажется, не забывает ни один человек. – Я ж тебе говорю, что не могу определиться, – повторил Данил. – Возможно, я получил свой первый незабываемый опыт, когда мне было около двенадцати лет. Меня тогда склонила к сексу троюродная сестра, она была старше меня лет на шесть. Прошмыгнула, зараза, ко мне в спальню, когда все их семейство у моей тетки в деревне гостило, и шуточками заставила сделать ей «медосмотр». А я ж, блин, тот еще гинеколог – не нашел никакого инструмента, кроме собственной письки. Ее и вставил… Однако не исключаю, что первый раз у меня случился в день моего четырнадцатилетия, когда меня изнасиловал теткин сожитель. Как видишь, оба случая достаточно показательны и в равной степени могут претендовать на первенство. Так что, получается, невинности я лишился дважды. – Не очень веселое расставание с девственностью, – посочувствовал Артур. – Я имею в виду второй случай. – Да уж, – с усмешкой согласился Данил. – После славных именин в компании пьяного мужика и его двадцатисантиметрового хуя с психикой у меня были явные нелады. Я тогда постоянно срывался, у меня случались какие-то беспричинные истерики. В конце концов, меня на целый месяц упекли в дурдом. Тетка хотела судить того мужика, но он откупился от ее праведного гнева двумя мешками картошки – у крестьян ведь все по-простому. Так ты представляешь, один куль почти полностью оказался гнилой! – Даня, ты невозможен, – расхохотался Артур и взъерошил ему волосы. – Я тебя просто обожаю! – Я тебя тоже люблю, Артур, – с наслаждением отвечая кошачьим движением головы на ласку Громова, проурчал Данил. – Пошли танцевать – смотри, все уже в линии выстроились, прямо как у нас на занятиях. – Погоди, я только в туалет мигом сбегаю, – сказал Артур и стремглав помчался в тот угол, где на стене красовалась стрелка в виде – ну конечно же! – топографически изогнутого члена, чья головка указывала на буквы “WC”. Громов подбежал к писсуару и, пританцовывая на месте, торопливо расстегнул ширинку. Вдруг дверца кабинки позади него распахнулась, и из нее раздался задушевный голос: – Парень, эй, парень, слышь, поссы на меня, а? От неожиданности Артур чуть не подпрыгнул и, резко развернувшись, увидел молодого мужчину в деловом костюме бежевого цвета. Он просительно глядел на Громова своими грустными глазами. – Поссы, а? – повторило туалетное привидение, вяло потирая себе промежность. – На брюки и на рубашку можно… Шокированный простотой здешних нравов, Артур уже хотел послать его ко всем чертям с матерями. Однако что-то вдруг щелкнуло в его нетрезвом мозгу, он вытащил член и с наслаждением пустил мощную струю прямо на тонкие пальцы костюмированного парня. Светлая ткань тут же потемнела, безобразные влажные пятна растеклись по элегантным брюкам. Капли Артуровой мочи блестели на руке мужчины. Лицо его с закрытыми глазами и опущенной челюстью выражало блаженство, граничившее с идиотизмом. Со странным чувством – смесь гадливости, любопытства и легкого возбуждения – Артур оглядел свой «шедевр» и, наскоро упихав творческий инструментарий в штаны, покинул туалет, чтобы странный посетитель клуба, упаси боже, не стал назначать ему свидания. Когда Громов вернулся в зал, люди уже с азартом выделывали потешно-примитивные движения в стиле «вестерн-данс», лихо притопывая каблуками сапог. Данил, дожидаясь Артура, стоял в стороне с официантом Димой и о чем-то с ним беседовал. Увидев своего спутника, Стецкий улыбнулся, подбежал к нему, и они пристроились к компании танцующих. Сначала у Артура никак не получалось войти в ритм танца. Он постоянно сбивался со счета или делал кик не той ногой. Злился, бурчал под нос – дескать, кто придумал эту хрень и как такое вообще можно запомнить и станцевать. А Данил вовсю потешался, глядя на его мучения: сам он уже вполне освоился с топотушками «коровьих мальчиков». Едва у Артура начало что-то получаться и он даже вошел во вкус, руководитель сменил музыкальную тему. Заиграло нечто лирическое. Люди на танцплощадке привычно разбились по парам (однополым, разумеется), встали в вальсовую стойку и плавно завращались по окружности зала. – Данил, ты что, хочешь, чтобы я с тобой вальс кружил? – с отчаянием воскликнул Артур. – Нет, пожалуйста, только не это! Я не могу это делать в паре с мужиком! Это неправильно! Это какое-то искривление мира! – Артур, да брось ты, – со смехом глядя на него, возразил Данил. – Здесь все свои, никто на тебя косо не посмотрит. Ну, пожалуйста, котик… Он положил руки на плечи Громова и, с любовью ловя его смятенный взгляд, стал тактично, но твердо вести. На первом круге тот упирался и глаза его метали молнии. На втором Артур расслабился и даже позволил Данилу поближе прильнуть к его телу, так что их бедра порой соприкасались на поворотах. На третьем круге Артур испытал приятное головокружение и, почти не отдавая себя отчета, робко коснулся губами шеи Данила. Потом щеки. Потом приоткрытого рта. Каждый раз, когда они проходили по кругу мимо барной стойки, стоявший там официант Дима с улыбкой снимал их на фотокамеру в своем сотовом телефоне. А Данил бросал ему сияющие взгляды.