ТАНЦЫ БЕЗ ПРАВИЛ

В их отношениях что-то неуловимо изменилось в тот день, когда в группе появился Стэн. Он неожиданно вышел из кабинета Громова – молодой, грандиозно сложенный блондин в минимальных шортиках и боксерской майке – и продефилировал мимо Данила, окинув его высокомерным взглядом. По крайней мере, Данилу показалось, что взгляд его холодных голубых глаз был именно высокомерным. Стэн прошагал по коридору, как по подиуму, и зашел в танцкласс, где через несколько минут должна была начаться тренировка. Чувство, которое в эту минуту вспыхнуло в душе Стецкого, можно обозначить как смесь жгучей ревности и невероятного возмущения. Кабинет Артура был слишком особым местом, куда ранее не было доступа никому, кроме Данила, и вдруг – нате вам – оттуда появляется юный бог, причем с таким видом, будто кабинет отныне принадлежит ему самому. В голове Данила ураганным ветром промчались тысячи мыслей о том, чем там, собственно, мог заниматься Артур с этим типом. Все предположения, разумеется, сводились к одной-единственной версии: Громов ему изменяет! Ну, или собирается изменять, какая разница? Данил с горящим от гнева лицом забежал в туалет и сунул голову под струю холодной воды, чтобы привести себя в чувство. Постояв так пару минут, он немного остыл и, наскоро высушив голову под феном для рук, пошел на занятие. В зале Стецкий увидел, что парень в бесстыжих шортах стоит в первой линии, рядом с его пустующим местом. Это для Данила явилось очередным ударом: новичков Артур никогда не ставил сразу же в авангард, и подобное исключение лишь подтверждало подозрения Стецкого о том, что Громов неровно дышит к этому выскочке. Стараясь ничем не выдать бурю эмоций в своей душе, Данил молча встал рядом с голубоглазым парнем. Представив Стэна, Артур объяснил танцорам цель его появления в группе. По словам Громова, ему предложили участие в грандиозном фестивале мужского танца, который через несколько месяцев должен был состояться в Амстердаме, в театре легендарного Иржи Киллиана. Голландские устроители мероприятия оплачивали пролет и проживание только трем участникам каждого зарубежного коллектива, поэтому Артур решил вывезти двух парней, переделав под них дуэт, который Данил ранее разучивал с Настей. А так как в группе Громова профессиональным танцором был лишь Стецкий, то Артур решил пригласить второго профи из чужого коллектива. По словам Артура, Стэна он знал уже несколько лет и полагал, что, кроме него, Данилу никто не сможет составить достойную пару. Эти объяснения немного успокоили Стецкого. Он понял, что с приходом Стэна никаких роковых изменений в его судьбе вроде как произойти не должно. Напротив, назревала неплохая творческая поездка в столицу Голландии, известную своими весьма свободными нравами и теплым отношением к гейской братии. Такое приключение не могло не радовать Стецкого: если бы не Артур, он уже давно бы начал задыхаться в насквозь гомофобной провинции… *** Упорная подозрительность Стецкого мало-помалу начала действовать Артуру на нервы. Она стала доставать своей навязчивостью и омрачать их доселе безмятежные свидания. Отныне Громова даже во сне преследовал потемневший взгляд Данила, который стал неотъемлемой частью его образа. Если раньше предвкушение их тайных встреч неизменно наполняло Артура радостью, то теперь ее сменило тягостное ожидание очередного выяснения отношений. Артур стал все чаще спрашивать себя, зачем ему нужна эта голубая тягомотина с высказанными и невысказанными обидами Данила, с его злобными выпадами и обвинениями в том, что он, Артур, теперь якобы готов изменять ему с первым встречным. Это было столь же утомительно, сколь и несправедливо: Громов даже в мыслях, даже в потаенных фантазиях не видел себя с другими парнями. Маниакальное поведение Данила в конце концов привело к тому, что Артур стал стремительно утрачивать аппетит к их сексуальным играм и при малейшей возможности избегал эротического общения. Стецкого это бесило и вызывало лишь новые вспышки ревности. Понятно, что источником постоянного раздражения Данила был Стэн, который и ведать не ведал, что является изначальной причиной тайного разлада между Стецким и Громовым. Артур уже был не рад, что пригласил парня в этот проект, но он и вправду не знал, кого еще из местных танцоров мог бы показать на фестивале такого уровня. Возможно, Стэн уступал Данилу в техническом блеске, был менее легок в прыжках, не обладал его «резиновой» растяжкой, но, будучи старше Стецкого, он тоньше чувствовал материал, филигранно нюансировал фразы и привносил в дуэт ту самую глубину, которой как раз недоставало Данилу. В паре они великолепно дополняли друг друга, и номер обогащался яркой индивидуальностью каждого исполнителя. К чести Стецкого нужно заметить, что на репетициях он ни разу не высказал своего негативизма по отношению к Стэну. Данил был настоящим профессионалом и не позволял себе выяснение личных отношений с партнерами по сцене, по крайней мере, во время работы. Со стороны могло показаться, что танцуют два влюбленных друг в друга человека: нежные связки с мягкими поддержками сменялись пассажами, полными страстных прыжков и отчаянных метаний тел на полу, которые затем вновь уступали место умиротворению и спокойному течению чувств и эмоций. Партнеры идеально слышали друг друга, кожей ощущали посылы, исходящие от другого, в результате чего на каждой репетиции возникали интересные, тонкие находки, обогащавшие дуэт. Иногда, глядя, как парни танцуют, Артур забывал о том, что находится на занятии и руководит постановкой номера: он замирал от эстетического наслаждения или увлекался эмоцией, наполнявшей пространство танцкласса, становясь в эти мгновения обычным взволнованным зрителем. Но кончалась репетиция, и Данил покидал зал, не произнося ни слова, даже не утруждая себя кивнуть партнеру на прощание. Из мира танца он возвращался в реальность, где помнил одно: Стэн – это человек, который появился, чтобы разрушить его хрупкое счастье с Артуром. И, похоже, забывать об этом он не собирался никогда. *** Русские танцоры прилетели в Амстердам вечером, когда на улице уже стемнело. Было начало февраля, стояла зябкая погода, и плюс ко всему шел противный мелкий дождь. Благо, гостиница «Modern Dance» находилась недалеко от аэропорта. Творческое трио быстрым ходом добралось на автобусе до отеля, не успев окочуриться от климатической мерзости голландской зимы. Старинное здание гостиницы, как и все дома в центре Амстердама, было узким и высоким, с огромными трехметровыми окнами. Ярко освещенные, они были напрочь лишены занавесок или жалюзи, и снаружи можно было преспокойно наблюдать за тем, чем занимаются постояльцы в номерах. – Вот прикол-то, – присвистнул Стецкий, – всё на виду, никакого интима. – Данил, запомни, – строго сказал Артур, взбираясь по высоченным ступеням узенькой винтовой лестницы, – в деловых поездках нет никакой личной жизни, поэтому и скрывать людям нечего. Нам в том числе. Репетиция – выступление – фуршет – отбой. Не до интима. Завтра, между прочим, у нас репетиция в девять утра на другом конце города. – Так мы и прогуляться сегодня не выйдем, что ли? – печально воскликнул Стецкий. – Давайте хоть до улицы Красных фонарей дойдем, полюбуемся на разврат местных куртизанок. Да в баре каком-нибудь посидим. – Данил, если хочешь, иди гулять один или со Стэном, – сказал Громов, открывая дверь их трехместного номера. – Мне как-то на сегодня хватило двух перелетов. Я бы душик принял и поскорее в постель забрался. Стэн, составишь компанию Данилу? – Нет, Артур Евгеньевич, я, пожалуй, последую вашему примеру и лягу спать, – ответил немногословный танцор, снимая свой рюкзак и ставя его возле одной из кроватей. – А на экскурсию уже завтра днем можно пойти. – Да, с вами каши не сваришь, – фыркнул Данил, облюбовывая себе койку подальше от Стэна. – Ну да как хотите, я пойду один. Дверь только не запирайте изнутри, чтобы я вас не будил посреди ночи. – Стецкий, я тебя попрошу об одном одолжении, – устало потирая виски, сказал Артур. – Пожалуйста, не любуйся на куртизанок до самого утра. И упаси тебя боже сегодня накуриться конопли. Завтра после выступления можешь хоть до беспамятства пить и наркоманить, а сегодня – полнейшее воздержание. Это не просьба, а приказ. – Есть, товарищ генерал, – ухмыльнулся Данил и, бросив вещи на пол рядом со своей постелью, бодрой походкой вышел из номера. – За меня не беспокойтесь, я буду вести себя прилично и обещаю, что не проведу остаток ночи в полицейском участке. Сбежав по крутой спиральной лестнице и на всякий случай взяв у портье визитку отеля, чтобы не потеряться, Данил отправился на видневшуюся вдали широкую улицу. По его представлениям, она должна была привести его к центру ночной жизни столицы. Довольно скоро он вышел к какой-то небольшой площади. Там царило оживление: возле распахнутых дверей питейных заведений весело тусовалась белая и черная молодежь, которая по причине вечернего холода была одета в забавные шапки и шарфики. Воздух на площади, казалось, был до основания пропитан пикантным запахом, который ни с чем нельзя было спутать – запахом марихуаны. Судя по этому аромату, именно здесь находились знаменитые кафе и бары, в которые устремлялись гости Амстердама, ищущие острых ощущений. Данилу сразу стало необычайно уютно – в Европе он всегда ощущал себя как дома. Он вытащил смартфон и стал фотографировать прелестные виды вечернего Амстердама и его веселых и открытых обитателей. Внезапно появившийся перед Стецким парень выпустил прямо в объектив густые кольца табачного дыма. Данил засмеялся и, запечатлев этот момент, поднял вверх большой палец. – Еще разок, – попросил он по-английски. Парень с охотой продемонстрировал вторично свое умение пускать дым в глаза. После чего расхохотался и спросил Стецкого на чистейшем русском: – Из России? Данил кивнул. – Ты тоже? – поинтересовался он у парня. – Ага, – ответил тот. – Но уже четыре года как натурализованный голландец… Курнуть хочешь? – Хочу, но не могу, – с сожалением ответил Данил. – С утра на работу. – Жаль, – отозвался тот. – Тогда, может, по легкому напитку пропустить? Я с удовольствием угощу тебя. Давно не общался с бывшими земляками. – Ну, чуть-чуть, пожалуй, можно, – позволил уломать себя Стецкий. – Куда пойдем? – Да куда угодно, – обведя широким жестом площадь, сказал тот. – В любую дверь заходи – не ошибешься. Тебя как зовут? Данил назвал свое имя. Парень представился как Леха. Они обменялись рукопожатием и вошли в бар, перед которым пританцовывал двухметровый негр, характерным хрипловатым голосом зазывавший прохожих внутрь. В баре на стенах повсюду висели латы, шлемы и другие старинные доспехи. Парни уселись за небольшой деревянный стол, на котором красовалась выполненная в полный рост железная статуя рыцаря. – Здесь все настоящее, средневековое, – сообщил Леха, заметив любопытные взгляды Данила по сторонам, – голландцы любят старину и всячески сохраняют ее… Ты что будешь – пиво или чего покрепче? Стецкий остановил свой выбор на пиве. Пока новый знакомый делал заказ, небрежно облокотившись на барную стойку, Данил разглядывал его красивые выпуклые ягодицы, туго обтянутые джинсами цвета безоблачного неба. Из-под пояса виднелись бордовые трусы с черными звездами. Такой вид не мог оставить Стецкого равнодушным. Он вновь вытащил смартфон и украдкой заснял Лехин зад. Леха вернулся с большой кружкой пива для бывшего соотечественника и с двумя какими-то колбочками для себя. Это что-то типа нашей водки, пояснил Леха, подается здесь в таких вот мензурках. Пока они пили каждый свое, Леха рассказывал о том, как он приехал в Голландию, как первое время перебивался случайными заработками, кочуя с места на место в поисках жилья и ютясь по паре ночей у едва знакомых девушек и парней. Он говорил без умолку, взахлеб, пользуясь возможностью пообщаться по-русски. В особо эмоциональные моменты Леха прикасался к плечу Данила или задерживал руку на его колене. Разомлевшему от усталости и пива Стецкому было хорошо в Лехином обществе, и он ничего не имел против его касаний. – Ну что, может, теперь по кексику съедим? – когда все было выпито, предложил русский голландец. – Он легкий, от одного точно ничего не будет. – Ну ладно, уговорил, – усмехнулся слегка опьяневший Данил. – А то вдруг возможности больше не будет. Так я потом буду локти кусать, что не попробовал знаменитых кексов с марихуаной. – Конечно, – подтвердил Леха и вернулся с парочкой невинных пирожных, покрытых разноцветной глазурью. – Вкусные до безумия. Они съели по кексу, продолжая свою болтовню. Данил ощущал, что ему становится все уютнее в Лехиной компании. Они теперь сидели на одном диванчике. Одной рукой Леха обнимал Стецкого за плечи, а другой гладил его по ноге. Данил чувствовал приятное головокружение от касаний Лехиной ладони. Он наслаждался ощущением того, как сладко подтягивается и вновь расслабляется мошонка в трусах. Ему уже давно хотелось отлить, но он не желал разрушать это состояние нетрезвого блаженства. И лишь когда стало невтерпеж, он сказал Лехе, что ему нужно в туалет. Леха ответил, что ему тоже хочется помочиться, и вызвался проводить Данила. По высокой лестнице они забрались на второй этаж. Там стояли столы для игры в бильярд, и две двери вели в туалеты. Между уборными стояла еще одна статуя рыцаря, у него было чрезвычайно строгое выражение лица. Рыцарь будто следил за тем, чтобы туалетные комнаты посещали строго по половому признаку, указанному на табличках. – В туалете только один унитаз, – сообщил Леха, – но мы можем им воспользоваться одновременно, а то один из нас не выдержит. Ты же не возражаешь? – Конечно, нет, – усмехнулся Данил. – Вспомним, как в детстве с пацанами писали в кружок. Они заперлись в мужском туалете и встали над унитазом друг против друга. Они расстегнули себе ширинки и достали из трусов члены. У Лехи орган был покрыт нежнейшей светлой кожей. На головке шкуры было так много, что она вытягивалась хоботком. Моча хлынула из обоих шлангов одновременно. Хохоча во весь голос, парни начали сражаться, пытаясь своей струей разрушить целостность струи «противника» и сбить ее с истинного пути. Когда же из них вышла вся жидкость, они еще долго стряхивали последние капли в унитаз. Теперь молодые люди уже в открытую, без стеснения разглядывали члены друг друга. Иногда они встречались взглядами, в которых прочитывалось одно и то же понятное обоим желание. – Знаешь, у русских членов какой-то особый запах и вкус, – тихо сказал Леха, неторопливо сдвигая крайнюю плоть и снова натягивая ее на край головки. – Я брал в рот и у европейцев, и у арабов, и у негров, но такого ощущения, как от русского члена, не было никогда. Интересно, у тебя такой же, как и у всех русских парней? – Не знаю, я у себя в рот не брал, – усмехнулся Данил. – Хочешь сравнить? – Ага, – кивнул Леха и громко сглотнул. Он подошел к Стецкому и опустился перед ним на колени. Леха приспустил на нем джинсы и трусы, обнажив отяжелевшие от возбуждения яйца и ягодицы Данила. Он уткнулся носом в изнанку Даниловых трусов и сделал несколько шумных вдохов. – Да, запах такой же, – авторитетно заявил он, – чую родной воздух отчизны. Сейчас проверю на вкус, вдруг я ошибаюсь? – Ты только тщательно проверяй, не торопись, – пробормотал Стецкий, закрывая глаза и подставляя член Лехиным губам. Он уперся руками в раковину позади себя, прижавшись к ее прохладному кафелю голыми ягодицами. А спереди он с наслаждением ощутил, как его набухающая плоть погружается в горячую и влажную мякоть, в непроглядный туннель, который мягко, но неумолимо засасывает его в себя. «Веселый» кекс делал свое дело: Данил чувствовал, как его сознание медленно уплывает куда-то вдаль, а сам он либо уменьшается, либо, наоборот, разрастается до размеров мокрой причмокивающей Вселенной, что размеренно поглощала и выталкивала обратно его жаждавший взрыва половой орган… *** Данил даже не помнил, как Леха исчез из его жизни. Стецкий просто растворился в восхитительной впадине Лехиного рта, который довел его до сильнейшего оргазма, и уплыл из реальности, а очнулся уже на темной, пустынной улице, под холодным дождем. Данил осознал, что на автопилоте бредет к отелю, и порадовался, что находился так близко от него. Он автоматически ощупал карманы. Смартфон, деньги и документы были на месте. К счастью, Леха оказался не проходимцем, что спаивают незнакомцев и лишают их всего, а обыкновенным искателем сиюминутных приключений. Подходя к гостинице, Данил бросил взгляд на единственное освещенное окно третьего этажа, где находился их номер. В окне он увидел картину, которая на мгновение ввела его в ступор: Артур, обернувший бедра белым банным полотенцем, обнимал абсолютно голого Стэна, жадно бродя руками по его спине и заднице. Усиленно моргая глазами в надежде, что это обман зрения, Данил с нарастающим в душе возмущением смотрел на это безобразие. Потом, вне себя от обиды и гнева, чувствуя, как из глаз у него струятся слезы, он забежал внутрь и метнулся вверх по нескончаемой лестнице, чтобы разоблачить, изничтожить мерзких изменников, которые так подло воспользовались его отсутствием. Подбежав к номеру, Стецкий рванул изо всей силы дверь и погрузился в непроглядный мрак ночи, наполнявший комнату. Ничего не понимая, Данил щелкнул выключателем и увидел, что его спутники мирно спят каждый в своей постели, глубоко дыша во сне. И тогда Данилу стало беспричинно страшно. Он заперся в ванной и, дрожа всем телом, по-детски расплакался.