I love you kid

— Привет, ребенок, как ты? — Ох, Роберт, — раздраженно кидает Том, сжимая трубку явно сильнее необходимого, — представь себе: со вчерашнего дня моя картина мира не изменилась. Да ты и сам же все знаешь. Дисней и Сони все так же самозабвенно пилят миллиарды несчастного Паркера, а мы с ним грустно за этим наблюдаем. Как бездомные щенята, ей-богу. — Как ты к себе критично, — весело смеется Роберт, похоже, ничуть не проникаясь хандрой Тома, — выше нос, пацан. Питер Паркер и не из таких передряг выбирался, я тебе точно говорю! — Питер-то и сейчас выберется, кто бы сомневался, — унынием в голосе Тома можно красить стены домов в ровный серый цвет. — Вот только я не Питер и не настолько уверен в своем будущем. Если говорить искренне, он сейчас слегка перегибает палку. А если совсем искренне, он без каких бы то ни было угрызений совести давит на жалость. Если Дауни совершенно бессердечно не заражается его хандрой и не кидается утешать, то и его веселость на Тома не подействует, вот еще! Вот только Роберт: а) не первый год в киноиндустрии; б) не первый год знаком — несколько ближе, чем все думают! — с Томом Холландом. — Ну перестань сгущать краски, карапуз. Все совсем не так страшно, как ты пытаешься изобразить. От его благодушия и хорошего настроения Тому хочется сморщиться, как после сьеденного целиком лимона. Не то чтобы он когда-то его ел, упаси боже, но это должно быть примерно так же раздражающе и едко. — Ты же большой и умный мальчик, Том, и прекрасно все понимаешь. Эти жадюги все равно придут к компромиссу, как бы громко сейчас ни кричали. Все понимают, что поодиночке ни те, ни другие не добьются такого же результата. Сони не идиоты, чтобы терять реки бабла, которые принесет Паучок. Тот самый Паучок, который, напоминаю, вот-вот станет лицом Киновселенной Марвел. А для Диснея сохранить своего культового героя — вообще дело принципа. Их не простят, если они профукают Паркера во второй раз. Черт, ребенок, это настолько прописные истины, что я вообще не понимаю, какого хрена тут перед тобой распинаюсь! Тому очень хочется еще красиво пострадать, но он почти против своей воли чувствует, как все внутри тает и превращается в шарик нежнейшего мороженого с вишневым сиропом. Однозначно Роберт на него плохо действует. Вот только с некоторых пор понятия «хорошо» и «плохо» в голове Тома Холланда претерпели определенные метаморфозы. — Тебе в любом случае нечего переживать, малыш, — голос Роберта неуловимо становится более глубоким и серьезным. — Даже если жадность окончательно отправит разум на помойку и эти толстосумы так и не договорятся, ты практически в безопасности. Паучок — едва ли не единственная курица, несущая золотые яйца для Сони. Они это знают лучше, чем кто бы то ни было, и выдоят пацана досуха. Поэтому прямо сейчас они должны успокоить беснующихся фанатов и внушить, что конкретно Питеру в их руках будет намного лучше. А для этого они обязаны снимать, снимать и снимать. Причем снимать именно твою милую мордашку. Потому что, даже если не учитывать твой контракт, они прекрасно понимают, что брать сейчас на роль Пита другого актера — это полный бред и провал. Ведь ты — просто изумительный Паучок, малыш. Том молчит не потому, что ему нечего сказать на это внезапное признание, а потому, что он не уверен, что голос его не подведет ненужной дрожью. За последние дни ему написали такую кучу слов поддержки, что не раз и не два он чувствовал, как внутри все звенит от признательности и благодарности совершенно незнакомым людям. Но сейчас от этих простеньких слов Роберта, в общем-то, не в первый раз говорящего ему комплименты, почему-то за ребрами начинает носиться стая ежиков. Ужасно милых и страшно колючих одновременно. — Знаешь… — он сам удивляется, как хрипло и вымученно это звучит. — Мне кажется, это так символично… Питера привел в мир Мстителей Тони, и похоже, Питер не хочет оставаться в этом мире без него. Он жалеет о сказанном моментально. Сейчас Роберт должен в своей неповторимой манере, не обидной, но все же весьма ироничной, посмеяться над его вечной сентиментальностью. А ему, как всегда, останется чувствовать себя идиотом. Но Роберт молчит. Молчит слишком долго, чтобы Том заподозрил, что сегодня все иначе, а потом он, совершенно потрясенный, слышит: — Не поверишь, это первое, о чем я подумал, узнав про всю эту хрень. Что да, Тони и Питер слишком тесно связаны отныне на всех уровнях мироздания. Что если нет одного, то нет и другого. И что, может быть, уйдя из киновселенной, Питер в каком-то ином мире все же встретит Тони. А тот самоуверенный, но совершенно бестолковый в личной жизни, идиот, наконец, прозреет, схватит ребенка в охапку и никуда больше не отпустит… Эй? Томми? Ты где? Чего молчишь? Только не говори, что сейчас ты рыдаешь, как девчонка, которую в четырнадцать лет бросил первый парень. Том, который опасно близок именно к этому позорному занятию, невольно улыбается. Как же хорошо Роб его знает и как же, черт возьми, ему тепло от этого! — Я так по тебе скучаю, Роберт. Так, мать твою, скучаю... Это срывается с его губ так легко и непринужденно, словно это самая естественная вещь в мире. И будь Том проклят, если в его — их! — мире это не так! Он не то чтобы не ждет ответа. Роберт, в отличие от своего экранного двойника, идиотом в личной жизни не был и понимал, что слова иногда обретают волшебную силу. На редкие и скупые признания все еще смущающегося проявления своих чувств Тома он всегда отвечал довольно открыто и не считал зазорным самому первым говорить об этом. Но Том никак не мог ожидать того, что Роберт скажет: — Приезжай. Прямо сейчас. Вот так просто и незамысловато. Типа «пообедай, Том», «полистай инстаграм», «сделай зарядку», «приезжай ко мне». Между делом, ага. Между завтраком и зарядкой. А что, что-то не так? Да ничего, все нормально. За исключением того, что один глупый британский мальчик слегка засомневался в своем слухе, разуме и адекватном восприятии реальности одновременно. — А… Как же… Это нечто, лишь отдаленно смахивающее на членораздельную речь, все, на что хватает Тома. Но не надо быть гением (читай:Тони Старком), чтобы понять, что зашифровано в этом таинственном сообщении. — Я один. У нас будет почти двое суток. Приезжай, жду. Очень. Роберт отключается, не прощаясь, а обескураженному, сбитому с толку, расплывающемуся в неверящей улыбке Тому впервые за последние дни становится плевать на Дисней и Сони.