***
— Можно к вам присоединиться? — обратился ко мне кто-то справа, и я, глотнув из горла превосходной текилы, перевела расфокусированный взгляд на него. — Простите?.. — заплетающимся языком спросила я высокого молодого человека, на котором из всей одежды были лишь плавки. — Я уже час наблюдал за вами, у вас с… мужем?.. такая увлекательная игра… — незнакомец вопросительно посмотрел на мою левую руку, на которой всё ещё было обручальное кольцо, и я, тоже вглядевшись в него, звонко рассмеялась. — О, что вы! Это мой брат, Лестат! Мой муж… да я уже практически не замужем, так что присоединяйтесь, если хотите! Я плеснула текилы в стакан, стоявший на столе рядом с бутылкой, но половина всё равно оказалась на столе, на котором были разбросаны карты, деньги и пепел от сигарет, которых мы с Лестатом выкурили уже достаточно. Если честно, я слабо представляла, как этот парень оказался в закрытом зале, который мы с братцем сняли на горнолыжном курорте в Швейцарских Альпах, но после почти трёх часов непрерывного пьянства мне уже было всё равно на это. Зал был просторным, рядом булькал бассейн с джакузи, огромный карточный стол для игры в покер и ни одного окна, чтобы нам не смог помешать восход солнца, а официанты постоянно приносили нам алкоголь, чтобы мы могли не отвлекаться по пустякам. А теперь у нас была ещё и компания. — Лорд Эдвард Дадли, к вашим услугам, — представился красавец, а этого юношу действительно можно было назвать красавцем, несмотря на его, казалось бы, обычную внешность: тёмно-каштановые волосы и светло-карие глаза. Но в его внешности действительно было что-то аристократичное, так что я бы с лёгкостью поверила в его титул. Да даже если бы это оказался обычный официант или сотрудник отеля, в тот момент мне было абсолютно всё равно. — Миледи… Клодетта Д’Лионкур, приятно познакомиться, — промурлыкала я, уже абсолютно не отдавая отчёт в своих действиях. — Эдди, а что вы всё-таки здесь забыли? — Миледи… Д’Лионкур, мне показалось, что вам стало скучно в компании вашего брата, — улыбнулся Эдвард, но я снова расхохоталась и сделала из горла бутылки ещё один глоток. — Эдди, ну что за глупости?! Мне с моим любимым братцем никогда не было скучно! Правда, Лестат? — Конечно, любимая! — со смехом ответил тот, и про его интонации можно было сразу догадаться, что количество этилового спирта в наших сосудах было примерно одинаковым. Только вот Лестат, в отличие от меня, был уже мёртв. — Но я всегда был рад новым знакомствам! Приятно познакомиться, Лестат, граф Д’Лионкур! — Мне тоже, Лестат, — ответил Эдвард, пригубив те остатки текилы, которые попали ему в стакан. — Так что там с вашим мужем, Клоди? — С моим мужем? — заплетаясь, переспросила я, уже забыв, что мы говорили о чём-то подобном. — А при чём здесь мой муж? — А разве твой супруг позволил бы тебе… такой отдых? — замявшись, спросил он, а я тем временем вновь отпила текилы. — Эдди, у нас с мужем замечательные отношения! Он делает всё, что ему хочется, а я — всё, что хочется мне. И я, по-моему, уже сказала, что наш брак… его скоро не будет. Так что я могу без зазрения совести продолжать… Я допила всю текилу, со звоном поставила пустую бутылку на стол и взяла в руки карты, про которые успела абсолютно забыть. —…отдыхать. Вскрывайся, Лестат, что-то мы совсем отвлеклись от игры… Братец такими же неуверенными движениями взял в руки свои карты и мутным взглядом вгляделся в них, словно не понимая, что на них было изображено. Но когда он увидел мои, на его лице медленно расползлась довольная улыбка. — Чёрт возьми, да я выиграл, Тинь-Тинь! — Что?! Твою мать! — я внимательно сравнила его карты со своими, но вот выводов никаких за этим не последовало, поскольку все тараканы в моей голове были давно в отключке от выпитого накануне. И всё же один стойкий таракан протянул откуда-то с пола листочек, на котором были изображены комбинации в порядке убывания, и протянул его мне. — Что-то мне совсем не везёт в последнее время, да что ж такое! А на что мы вообще играли, Лестат? — На что играли? — заплетающимся языком повторил он, внимательно оглядев наш стол, но, кроме фишек, алкоголя, денег и сигарет, на нём ничего не было. — На желание, наверное, на что нам ещё играть?! — И что ты хочешь от меня? — безразлично поинтересовалась я, взяв из футляра очередную сигарету, только вот мне на глаза никак не попадалась ни спичка, ни зажигалка. Но наш новый знакомый заметил мой взгляд и, порывшись на столе, нашёл-таки инкрустированную позолотой зажигалку и галантно помог мне зажечь сигарету, абсолютно не смутившись того, что титулованная особа курила как кочегар, а пила как сапожник. — Что я хочу? — задумчиво протянул Лестат, тоже закурив сигарету, хотя я сильно сомневалась, что в его голове сейчас была хотя бы одна дельная мысль. — А ты же у нас хорошо катаешься на лыжах, да? — Я? Катаюсь на лыжах? — издевательски переспросила я, так как до этого лыжи видела только издалека и на других. Но, заметив гаденькую улыбку братца, сразу же переменилась в лице и уверенно заявила: — Конечно, я в этом мастер. Могу скатиться с закрытыми глазами и в одном купальнике! — С закрытыми глазами не надо, а вот в купальнике… — протянул он, выдохнув из себя густое облако сигаретного дыма. — У тебя потрясающая фигура, Тинь-Тинь, пусть и другие полюбуются! — Пусть! — согласилась я, потянувшись за неоткрытой бутылкой с алкоголем. Эдди и тут галантно помог мне, открыв её, и я, улыбнувшись ему, сделала очередной глоток. — Как только рассветёт, сразу же спущусь, не люблю копить долги… — Уже девять утра, Клоди, — заметил Эдди, тоже отпив текилы. — Но ты уверена, что не простудишься в одном купальнике? — Нет, что ты! — воскликнула я, с громким стуком поставив бутылку на стол. — Я каждую зиму купаюсь в проруби в мороз, что мне вообще будет? Эдди, сладкий, хочешь посмотреть, как я скачусь со склона, или ты подождёшь меня здесь? Думаю, мой дорогой братец с удовольствием оставит нас вдвоём, как только я вернусь… — Я бы посмотрел, если ты не против, — расплылся в улыбке тот, переведя взгляд с моего лица на почти не скрытую купальником грудь. — Вдруг тебе понадобится помощь? — О нет, не понадобится, уверяю тебя! — беспечно заявила я, попытавшись встать из-за стола, но удалось мне это лишь с третьей попытки. — Клоди, может, тебе лучше пока отдохнуть? — всё так же улыбаясь, спросил Эдди, встав вместе со мной, а затем приобнял меня за талию, чтобы я не упала на пол. — Я обещаю, что не отойду от тебя ни на шаг. — Нет, сладкий, сначала долг, потом всё остальное, — промурлыкала я, догадавшись, что же конкретно было нужно нашему новому знакомому. Но мне уже было настолько наплевать на это, тем более что примерным поведением я никогда до этого не отличалась. Эдди помог мне дойти до склона, но что-то мне подсказывало, что он не верил до конца, что я серьёзно собралась спускаться на лыжах со склона. Я и сама до конца не верила в это, но после всего выпитого мне почему-то начало казаться, что это не так уж и сложно и у меня обязательно получится: я же никогда не жаловалась на координацию движений, правда, в трезвом состоянии, но это было неважно. К счастью, в тот прекрасный солнечный день на склоне в девять часов утра не было ни одной души, видимо, все ещё спали или завтракали, так что никто не смог мне помешать. Морозный воздух обжигал кожу, а солнце, отражавшееся в миллиардах льдинок, слепило, потому как мои глаза уже привыкли к полумраку и табачному дыму. Эдди до последнего пытался отговорить меня, попытался надеть на меня лыжную куртку, но в последний момент я её сбросила, нацепила на себя горные лыжи (и откуда я вообще знала, как их закреплять?!), а после послала ему воздушный поцелуй, оттолкнулась и помчалась вниз навстречу судьбе. Это было похоже на свободное падение, но только под углом. Тысяча льдинок словно иголки впивались в мою обнажённую кожу, глаза слезились от ветра, дувшего в лицо, а ноги мгновенно околели от температуры окружавшего меня льда. Но я стремительно мчалась вниз, уверенно лавируя на поворотах, и мне даже начало нравиться подобное занятие. Но спустя какое-то время я всё-таки потеряла равновесие, завалилась набок и покатилась кубарем вниз по твёрдому ледяному наросту. Послышался хруст, адская боль разлилась по телу, окутывая вперемешку с холодом всю меня, а потом меня обступила темнота и забвение. Наконец меня охватил покой, долгожданный покой.***
Не знаю, сколько времени я пробыла без сознания, но очнулась в мягкой кровати, укутанная кем-то в тёплое одеяло. Сначала я подумала, что лежу в своей спальне и всё, что плавало в моих мозгах, больше похожее на кошмарный сюрреалистичный сон, мне просто привиделось. Но чем больше я осматривалась по сторонам, тем больше убеждалась, что я точно не у себя дома. Комната была намного меньше, чем моя спальня. В ней был шкаф, комод, несколько кресел, вазы со свежими цветами, а откуда-то за моей спиной лился мягкий лунный свет, по которому можно было догадаться, где находилось окно. Немного оглядевшись, я почувствовала, как что-то неприятно тянуло в левой ноге, но только посмотрев перед собой, я догадалась о причинах этого странного ощущения. Моя левая нога была подвешена на аппарате и загипсована, а мне, очевидно, вкололи ударную дозу анальгетика, чтобы я не чувствовала раздирающей боли. Картинка понемногу стала складываться, но окончательно сложилась она тогда, когда я заметила в дальнем углу у двери одиноко сидевшую фигуру человека в мягком кресле. «Лестат, это ты? — подумала я, всмотревшись в неизвестного, но тот, заметив, что я очнулась, молча встал из кресла и медленно подошёл ко мне. И как только до моей кровати остался один шаг, я окончательно поняла, кто же передо мной стоял. — Твою мать…» — Не надо так смотреть на меня, Том, — я старалась говорить как можно безразличнее, а у моего пока ещё супруга не было абсолютно никакого морального права читать мне нравоучения. Но вот его взгляд буквально горел от злости, я никогда ещё не видела ничего подобного, хотя ссор в нашей семейной жизни было достаточно. — Чем ты вообще?.. — едва слышно прошипел он, и я по его голосу окончательно догадалась, что кое-кто был очень-очень зол. Только вот я никак не могла понять, почему он злился, у него сейчас и без меня забот должно было быть достаточно. — Успокойся, всё же обошлось… — всё тем же безразличным тоном сказала я, ведь моё самочувствие должно было волновать будущего отца в самую последнюю очередь. — Всё обошлось потому, что я приехал сюда… — так же шёпотом ответил Том, а злость, исходившую от него, можно было потрогать руками. — Всё обошлось только потому, что это я оперировал тебя… — Ты мог не делать этого, — абсолютно ровным голосом кинула я и, откинувшись на подушки, закрыла глаза, показывая, что разговор на сегодня закончен. Вне себя от злости он вышел из палаты и с такой силой захлопнул дверь, что стекло разбилось и разлетелось на маленькие кусочки. Я лишь фыркнула на это, радуясь про себя, что у меня больше не было необходимости унижаться и подавать на развод из-за его интрижки с Адамс, потому что Том сам точно подаст на него, узнав все подробности моего отдыха. А в том, что он уже знал эти подробности, я нисколько не сомневалась, так как обстоятельства полученной мной травмы абсолютно точно были занесены в историю болезни. Как и анализ крови на содержание в ней этилового спирта. Но вот лежать в больнице несколько месяцев, а судя по гипсовой повязке и сложной конструкции у меня на ноге мне грозило пролежать на больничной койке именно столько, я никак не планировала, так что открыла глаза и стала соображать, как бы связаться с Лестатом, чтобы он помог мне выбраться отсюда. Но спустя всего десять минут братец сам зашёл ко мне в палату и, увидев мою ногу, присвистнул от удивления. — Да, дорогая, вот это ты знатно вляпалась… — протянул он, пододвинув к моей кровати стул, и сел на него. — Что здесь забыл… Том?! — недовольно спросила я, поскольку совсем не ожидала увидеть здесь своего пока ещё супруга. — Тинь-Тинь, это я сообщил его координаты сотрудникам госпиталя, — невозмутимо ответил Лестат, закинув ногу на ногу. — Когда ты пьяная скатилась со склона… в общем, нашли тебя в глубоком шоке и с открытым переломом левой ноги. И вопрос стоял об ампутации конечности, не все же хирурги так талантливы, как твой любимый супруг. А я не мог выкрасть тебя, ты была под круглосуточным наблюдением и в пограничном состоянии. А ты чем-то недовольна? Что между вами вообще произошло?! — Ничего, — буркнула я, совсем не желая делиться всеми подробностями моей космической наивности. — И больше между нами ничего не будет. Я… я не хочу об этом говорить. Послушай… я хочу выбраться отсюда, и ты мне в этом поможешь. — Тинь-Тинь, должен тебя предупредить, что Том вряд ли обрадуется, если ты покинешь госпиталь, он пять суток дежурил у твоей кровати… — неуверенно пробормотал Лестат, но я уже не на шутку разозлилась и воскликнула: — Да мне плевать, чему он там обрадуется или нет! Теперь он знает, какая я дрянь, так что пускай катится на все четыре стороны! А ты сейчас пойдёшь и договоришься с врачами, чтобы меня отпустили по собственному желанию и под мою ответственность, не переливать же здесь твою кровь! — Ладно, как скажешь, — благоразумно согласился он, поняв, что спорить в этом случае было бесполезно. — Но ты на вытяжке… — Ничего со мной не случится, если я час проведу без неё, — со сталью в голосе перебила его я. — А как только твоя кровь попадёт в меня, в ней вообще никакой необходимости не будет. Иди, я не хочу лежать здесь ещё сколько-нибудь. — Хорошо, я попытаюсь побыстрее, — Лестат встал со стула и поспешил покинуть мою палату, а я снова откинулась на подушки и обречённо закрыла руками лицо, понимая, что это был конец. «Ладно, всё так, как и должно быть… Как только Лестат залечит мне ногу, я уволюсь из отделения и буду делать всё, что мне захочется. К тому времени я уже точно буду свободной девушкой…» — но мои полные отчаяния размышления прервал неуверенный стук в дверь. Правда, поскольку половина двери была разбита, то моему посетителю не составило труда увидеть сквозь неё меня и улыбнуться. — Привет, — поприветствовал меня высокий молодой брюнет, одетый в утеплённый костюм, стоивший точно неприлично дорого. — Как ты себя чувствуешь? — Простите? — я удивлённо уставилась на посетителя, так как он был мне совершенно не знаком. — Клоди, это я, лорд Эдвард Дадли. Хотя не удивительно, что ты меня не помнишь, ты тогда на ногах еле стояла, — пояснил он, сев на стул Лестата. — Это я нашёл тебя, когда ты сошла с дистанции и упала, и доставил тебя в больницу. Но пока ты была без сознания, врачи отказывались что-либо говорить про твоё самочувствие… Я всё ещё с недоумением смотрела на него, и лорд Дадли добавил: — Эдди… — Ах да, точно! — воскликнула я, припомнив того самого мальчика, который помог добраться мне до склона, с которого я и навернулась. — Эм… привет. Зачем ты пришёл сюда? — Чтобы узнать, как ты себя чувствуешь, — улыбнулся он, но вот мне трезвой было абсолютно не до улыбок, хотя пьяной я вроде как и флиртовала с ним. И явно перестаралась. — Если я не ошибаюсь, то ты обещала мне… свидание, как только спустишься с горы… И вот я здесь. — Лорд Дадли, как видите, в ближайшие месяцы мне точно не до свиданий, — протянула я, соображая, как бы избавиться от навязчивого поклонника. — Но я могу приходить к тебе, Клоди, у меня же всё в порядке с ногами, — усмехнулся лорд Дадли, посмотрев на мою загипсованную ногу. — Тебе же наверняка будет очень скучно лежать здесь одной несколько месяцев… — Я бы так не сказала, — произнесла я, заметив в больничном коридоре Тома. Он же, увидев в моей палате постороннего, причём не моего брата, удивился и тут же зашёл внутрь. А вот лорд Дадли принял моего супруга за одного из сотрудников госпиталя, так как тот был одет в хирургический костюм, и, приветливо улыбнувшись, протянул руку. — Добрый вечер! А вы, должно быть, лечащий врач миледи Д’Лионкур? — Добрый вечер, — холодно поприветствовал его Том, ответив на рукопожатие. — Да, вы правы, я лечащий врач профессора Тианы Реддл, доктор Томас Реддл, а вы?.. — Лорд Эдвард Дадли, — представился мой посетитель, удивлённо посмотрев на меня. — Профессор Реддл, миледи Д’Лионкур? — Лорд Дадли, это моя девичья фамилия и титул, — со вздохом пояснила я, хотя так было даже лучше, если Том напоследок спровадит от меня надоедливого поклонника. — И я очень вас прошу оставить меня одну, я пока всё ещё плохо себя чувствую, чтобы принимать посетителей. — Хорошо, как скажете… профессор Реддл, — усмехнулся лорд Дадли, поднявшись на ноги. — Я зайду к вам завтра, надеюсь, вам уже станет лучше. — А в этом есть смысл, лорд Дадли? — бесстрастно поинтересовалась я, стараясь не смотреть на Тома. А вот лорд Дадли как раз с усмешкой взглянул на моего супруга, готового убивать одним лишь взглядом, и заметил: — Учитывая то, что вы сказали мне шесть дней назад перед своим спуском, — да, имеет. Я буду очень ждать встречи, миледи Д’Лионкур. Улыбнувшись мне напоследок, он уверенно вышел из палаты и направился прочь, а я сразу посмотрела в сторону, чувствуя кипевший от злости взгляд Тома. Но он не успел выплеснуть на меня свою злость по поводу тех слов, которых я абсолютно не помнила, потому как к нам зашёл Лестат в компании ещё одного человека в хирургическом костюме. — Доктор Реддл, можно мне с вами поговорить? — вежливо обратился к Тому пожилой мужчина с сединой на висках и бледно-голубыми глазами, а я по выразительному взгляду братца догадалась, что это был именно тот человек, который мог помочь мне выбраться из этой тюрьмы. — Простите, профессор… — быстро обратилась я к нему, не давая шанса на разговор с моим мужем. — Профессор Шмидт, — представился он, сделав шаг к моей кровати. — Я главный врач этого госпиталя. И, профессор Реддл, мне очень нужно поговорить с вашим супругом, поскольку я… у меня большие сомнения насчёт того, чтобы позволить вам покинуть больницу… и… — ЧТО?! — вне себя от злости воскликнул Том, но я со сталью в голосе произнесла: — Профессор Шмидт, я дееспособное лицо, причём имеющее высшее медицинское образование и научную степень, так что вполне отдаю отчёт в своих действиях… — Кроме того, что у тебя в крови обнаружили пять и шесть промилле этилового спирта![1] — перебил меня Том и категорично заявил: — Профессор Шмидт, моя супруга до полного выздоровления не покинет эту палату ни под каким предлогом. — Профессор Шмидт, вы не имеете никакого права держать меня здесь против моей воли, а я против! — закричала я, тоже немало разозлившись. — Если вы не позволите мне уйти, то я добьюсь этого через суд, а вам точно мало не покажется! Главный врач с грустью посмотрел на пылавшего от злости Тома, а после вздохнул и тихо сказал: — Доктор Реддл, ваша супруга права, у меня нет никакого права держать её у себя в больнице против воли. Когда вы хотите покинуть госпиталь, профессор Реддл? — Как можно скорее, — твёрдо заявила я, а Том, казалось, потерял дар речи от злости. — Мой брат поможет мне добраться до Лондона, где я… продолжу своё лечение. — Как скажете, профессор Реддл, — всё в прежней манере согласился профессор Шмидт. — Я распоряжусь, чтобы вам в ближайшее время предоставили копии всех документов. — Спасибо за помощь, профессор Шмидт, — безразлично поблагодарила я его, а Лестат даже боялся сделать вдох, чтобы не спровоцировать Тома. — Ты не посмеешь этого сделать, Лестат, — спустя минуту молчания прошептал Том, когда профессор Шмидт покинул палату. Братец с неописуемым страхом посмотрел на меня, но в моём взгляде злости было не меньше, чем в голосе Тома, так что он совсем не знал, куда себя деть. — Том, братишка… я не могу… не сделать этого, — с опаской протянул Лестат, благоразумно отойдя от Тома на безопасное расстояние. — Лестат, я сказал тебе, что ты этого не сделаешь! — зло прокричал тот, но братец сразу же воскликнул: — Том, братишка, не переживай, всё будет в порядке! Послушай… — он всё же на свой страх и риск подошёл к кипевшему от злости Тому и аккуратно положил ему на плечо руку. — Ты, скорее всего, не знаешь, но… есть один способ быстро поставить Тинь-Тинь на ноги… в прямом смысле этого слова. — О чём ты говоришь? — не терпящим возражений тоном спросил Том. — На неё не действует магия! — Да, ты прав… — протянул Лестат, а его голос был всё дружелюбнее и дружелюбнее, но вот мне очень не нравилось, что братец собирался раскрыть наш план. Но он так выразительно на меня посмотрел, что я обречённо вздохнула, потому как если мой пока ещё супруг не узнает о нашей задумке, то точно не позволит мне уехать в Лондон, а мне надо было вернуться и развестись по-человечески, чтобы поставить в этой истории большую и жирную точку. Точнее, я очень хотела, чтобы эту точку поставил именно Том, ведь у меня не было на это абсолютно никаких сил. — Понимаешь… как ты правильно заметил, на Тинь-Тинь не действует магия, но… на неё действует моя кровь… — Ты хочешь обратить её? — недоверчиво переспросил Том, ещё больше разозлившись, но Лестат сразу же воскликнул: — Нет! Нет, я не хочу… точнее, даже если бы захотел, то у меня ничего не получилось бы, Тина, она не может стать вампиром… навсегда, но на несколько минут — да, и за эти минуты у неё обычно заживают все раны и повреждения. А потом она снова становится человеком. Понимаешь? — И её нога заживёт, если твоя кровь… попадёт к ней? — уточнил Том, и братец, почувствовав, что тот постепенно успокаивался, активно закивал в ответ. — Да-да, именно! И Тинь-Тинь не придётся лежать здесь два с лишним месяца, ты же не хочешь этого, верно? — А вы уже… так делали? — Да, было пару раз… — осторожно протянул Лестат, заметив мой взгляд, говоривший, что надо как-то обойтись без подробностей. — Это безопасно? — Том по-деловому задал следующий вопрос, и братец так же уклончиво ответил: — Для… Тинь-Тинь — да, безопасно… если не переусердствовать с моей кровью. Но вот смотреть на это… не надо, тебе так точно. — Я дам своё согласие только в том случае, если буду лично контролировать… вашу затею, — категорично заявил Том, а я закатила глаза, подумав: «Как будто мне нужно твоё разрешение…» Но без него всё точно бы затянулось надолго, а впереди предстоял ещё и непростой суд, поэтому я процедила: — Если хочешь посмотреть, как я превращусь в вампира, — пожалуйста, смотри, мне всё равно, но давайте уедем отсюда побыстрее! Тома очень не устроил мой тон, но он, наверное, решил, что разберётся со мной позже, когда я «поправлюсь», а я ехидно подумала, что эти разборки, скорее всего, будут уже в зале суда. В итоге Том недовольно сказал: — Я заберу все документы и попрошу снять тебя с вытяжки, а ты, Лестат, договорись насчёт самолёта и машины до аэропорта. — Конечно, братишка, не вопрос! — обрадованно воскликнул тот, и Том, бросив на меня последний взгляд, в котором всё ещё полыхали угли недовольства, вышел из палаты, а следом за ним палату покинул и братец. «Ну вот и всё, — подумала я, посмотрев на тени на потолке. — Хотя ты же этого и хотела, да? Вернусь в Лондон, залечу ногу, разведусь и буду жить в своё удовольствие… хотя какое теперь удовольствие может быть в моей жизни?.. Ладно, в ней останутся алкоголь и Лестат, может, у меня ещё будет шанс свернуть себе шею где-нибудь… а Том пусть будет счастлив со своей драгоценной Элис, он это заслужил. Эта Адамс точно не будет творить что-то подобное… не то что сумасбродная я. Пусть будут счастливы, а я перебьюсь».***
Несмотря на то что мне очень не нравилась затея по поводу обращения Тины в вампиршу, но я верил… Лестату. Если бы Тина попросила меня об этом, я бы точно не дал своё согласие, так как не мог понять, когда она обманывала меня, а когда нет, а вот на её брата мои способности хоть слабо, но действовали. По крайней мере, я мог при определённых усилиях понять, врал он мне или нет. И сейчас он не врал, так что надежда окончательно вылечить Тину за короткое время поселилась у меня в душе. А как только она будет чувствовать себя намного лучше, я смогу наконец серьёзно поговорить с ней обо всём произошедшем накануне. Всё то время, пока мы добирались до Лондона, я грыз себя изнутри вопросами: почему же Тина вытворила такое? Что на неё вдруг нашло? И почему она вела себя так, когда очнулась? Можно было подумать, что это была защитная реакция на мою злость, но… дело было не только в этом, я это чувствовал. Тина в подобном случае чувствовала бы вину за своё поведение, а она злилась на меня, причём не меньше, чем я на неё. И я всё никак не мог понять, за что бы ей злиться на меня, поскольку я по её же просьбе выступил на очередной конференции и весьма удачно — моё выступление как всегда сорвало бурные овации, так что… оставалось только предполагать, что что-то случилось, когда я отсутствовал. И как только мы разберёмся с ногой, я планировал вплотную заняться этим вопросом. Меня не покидала надежда, что к тому времени я смогу разговаривать с Тиной спокойно, потому как на момент приземления в Лондоне у меня было одно-единственное желание: придушить её голыми руками, особенно после того, как я увидел в сознании того заносчивого лорда, как Тина пьяная флиртовала с ним, одетая в два кусочка ткани под названием «купальник». Но я совершенно точно не собирался подавать на развод, что бы она там ни говорила ни Дадли, ни Лестату. Я собирался докопаться до правды, устранить причину подобного поведения, предотвратить подобные срывы в будущем, а ещё выпороть как следует свою супругу кожаным ремнём, благо, что ей нравились подобные игры в постели. С этим планом я внёс на руках Тину в наш особняк и направился в медкабинет на первом этаже, чтобы приступить к… «переливанию крови», как это назвал Лестат. Мы с Тиной за время поездки не обменялись даже парой фраз, но пока в моей душе царила злость, — это было вполне неплохо. Когда я уложил свою супругу на кушетку в центре комнаты, она зло посмотрела на меня, как бы говоря взглядом, чтобы я отошёл подальше, и я, хмыкнув, сделал шаг назад, абсолютно не собираясь упускать её из виду. — Э-э-э, Том, послушай… тебе лучше уйти отсюда на несколько минут, — неуверенно пробормотал Лестат, встав рядом с сестрой, но я тут же перебил его: — Я никуда отсюда не уйду, Лестат. — Это может быть опасно… — протянул он, и я выразительно посмотрел в ответ. — Но ты же говорил, что… — Это опасно не для Тины, Том, а для тебя, — уже более твёрдо пояснил Лестат, разломав в щепки гипсовую повязку. — Лучше уйди из комнаты, как только всё закончится, я тебя позову… — Я останусь здесь, — не терпящим возражений тоном заявил я, на что получил тяжёлый вздох. — Тинь-Тинь, как думаешь, мне стоит достать стержни? — обратился он к Тине, а я даже открыл рот от мысли, что здесь, в нестерильных условиях, Лестат будет раскурочивать ногу, которую я собирал по кусочкам аж двадцать часов! — Нет, Лестат, я быстрее истеку кровью, чем ты достанешь все стержни, — задумчиво возразила Тина, и в кои-то веки я был с ней согласен. — Думаю, что твоя кровь растворит их, не сразу, но со временем точно. Так что давай начнём… Тут она снова посмотрела на меня, словно хотела лично попросить уйти, но потом хмыкнула и отвернулась, а у меня появилось ещё одно доказательство, что что-то точно произошло, но я всё никак не мог понять, что именно. — Том, отойди подальше и не двигайся, — приказал Лестат, надкусив своё левое запястье, и я послушно выполнил его приказ, отступив к самому выходу. Дальше всё было как в замедленной съёмке: густые, тягучие капли вампирской крови медленно поползли по его предплечью и скатывались прямо в рот Тине, а она их глотала, закрыв глаза и держась обеими руками за кушетку. Спустя десять или одиннадцать капель Лестат убрал руку, рана на которой быстро затянулась, а я принялся следить, что же будет дальше. И тут радужка Тины начала краснеть, переходя из карей в ярко-красную, а Лестат подошёл сзади к сестре и крепко сжал её грудную клетку. И надо сказать, не зря. Спустя всего несколько минут кожа Тины мгновенно побледнела, а взгляд наполнился такой ненавистью, что я невольно испугался, ведь эта обжигающая ненависть была направлена прямо на меня. Я вжался в стену, крепко сжав волшебную палочку, которую успел перенести за время подготовки к «переливанию», но прекрасно понимал, что смысла в ней особого не было: это Акашу я мог остановить с помощью магии, а вот на мою супругу волшебство не действовало. Тина несколько раз дёрнулась, но тиски Лестата не дали ей вырваться. И тут дверь приоткрылась, и в кабинет заглянул наш водитель. — Профессор Реддл… — быстро произнёс он и сразу осёкся на половине фразы, встретившись с Тиной взглядом. К сожалению, его приход отвлёк Лестата, и Тина, воспользовавшись миллисекундной замешкой, вырвалась из тисков брата и в следующее мгновение впилась зубами в шею несчастного зрителя, а вокруг брызнула ярко-красная артериальная кровь. — Тина! — закричал Лестат, оторвав её от мистера Смита, но она в тот же миг обмякла, а радужка её глаз вновь стала карей. — Давай, Том, она больше не опасна, спаси его! Я тут же бросился к Смиту, кровь из шеи которого лилась мощной струёй, и начал накладывать мощные кровоостанавливающие чары, пока тот не умер от кровопотери, благо что волшебная палочка была у меня в руках. Раны моментально затянулись, но остались отметины от зубов, которые я, как ни старался, но убрать не смог. Тина же лежала без сознания в руках Лестата, но тот сразу сказал: — Не бойся, через час или около того она придёт в себя. Лучше перенеси его в свою комнату и сотри память, чтобы он ненароком не вспомнил лишнего. Кивнув, я сделал так, как просил Лестат, и Смит забылся беспокойным сном в своей постели. Лестат тем временем отнёс Тину в её комнату, чтобы дать ей немного отдохнуть. Но как только я подошёл к двери спальни на третьем этаже, то он неуверенно проговорил: — Эм… Том… Тина сказала… перед тем как уснула, что… в общем, она сказала, чтобы ты не… не смел приходить к ней… — от подобных слов мои брови удивлённо поползли вверх, так как несмотря на то, что мы часто ссорились, Тина почти никогда не отказывала мне в том, чтобы спать с ней в одной кровати, разве что тогда, когда я стёр своему сокурснику память. Лестат, заметив выражение моего лица, тяжело выдохнул и дополнил: — Слушай, я понятия не имею, какая муха её укусила! Когда мы поехали в Альпы… в тот день она сначала отказала мне в совместных выходных, а потом вдруг резко согласилась. И далее всё время несла чушь, что ты нисколько не расстроишься, если с ней что-то случится. Но я не знаю, с чего бы она вдруг стала такое про тебя говорить. Она уже давно не говорила мне, что ждёт не дождётся, когда ты её бросишь. Обещаю, я уеду, как ты и просил меня, и алкоголь уберу, но… в общем, её слова я тебе передал, так что… разбирайся дальше сам, если не хочешь следовать моему совету! — Спасибо, Лестат, — хмыкнул я, вспомнив замечательный совет «оставить эту сумасшедшую, пока не поздно». — Я всего лишь хочу убедиться, что с ней всё в порядке. Лестат молча пожал плечами и в тот же момент исчез из поля зрения, а я осторожно приоткрыл дверь нашей спальни и проник внутрь. Тина лежала в центре кровати, заботливо укутанная одеялом, а я ахнул про себя, заметив, что её загорелая кожа теперь была больше похожа на снег. Аккуратно отогнув одеяло, я с удивлением отметил, что шрамы от моей операции начали рассасываться как по волшебству. И скорее всего, то же самое происходило с костями, правда, титановые стержни было растворить не так просто, как заживить шрамы, но я не сомневался, что и это тоже произойдёт. Вернув одеяло на место, я всмотрелся в лицо Тины, шрам на котором исчезать совершенно не собирался. «Наверное, кровь Лестата действует только на свежие травмы… — подумал я, едва заметно коснувшись пальцев правой руки супруги, которые на ощупь были такими же, какими и на вид, — ледяными, намного больше, чем обычно. — Тина, что же произошло? Почему ты вдруг решила, что я обрадуюсь твоей смерти? Как тебе такое вообще могло прийти в голову?!» Но я благоразумно решил поспать какое-то время в своей комнате, поскольку сейчас ситуация в любой момент могла накалиться, ведь и у меня в душе, и у Тины была нешуточная злость, а ей нужен был отдых. Поэтому я с тяжёлым вздохом встал с кровати и направился прочь из спальни, размышляя, сколько времени нам понадобится в этот раз, чтобы восстановить в наших отношениях гармонию и спокойствие.***
— Том, чёрт возьми, что случилось?! — я специально зашёл в ординаторскую без пяти восемь, зная, что в восемь ровно туда зайдёт Тина, чтобы избежать ненужных расспросов, но, похоже, мой план не удался. Как только я показался на пороге, на меня сразу накинулась Делла, а остальные с нетерпением уставились на меня в ожидании комментариев. Я же удивился тому, откуда мои коллеги могли узнать о произошедшем в Швейцарии, поскольку специально попросил профессора Шмидта не разглашать подробностей, а потом невозмутимо проследовал к своему столу и сел за него, попутно бросив на журнальный столик огромную стопку историй, которые должна была принести Тина, но я не дал ей этого сделать. — Том, ответь сейчас же! — зло воскликнула Делла, подойдя к моему столу, но как раз в этот момент из коридора послышался ритмичный стук, а я выдохнул про себя, поскольку ответ на её вопрос сейчас сам войдёт в ординаторскую. Остальные тоже прислушались к странному звуку и буквально открыли рты от удивления, поняв, что же было его источником. Как только дверь ординаторской открылась, на пороге застыла Тина с маской безразличности на лице и с массивной тростью в руке. Сурово оглядев всех присутствующих, она как ни в чём не бывало зашла внутрь и села на голубой диван, вытянув левую ногу, на которую до сих пор сильно хромала, а вокруг воцарилась гробовая тишина. — Итак, объявление первое, — бесстрастно произнесла заведующая отделением, как только устроилась на диване. — Какое-то время, примерно три недели, я на больничном, так что все мои операции вам придётся распределить между собой, как вы это будете делать — мне абсолютно всё равно. Объявление второе — вот пациенты… Тина быстро раскидала тоненькие папки по стопкам и вернулась к объяснениям: — Эти две стопки — чете Байер, эта — доктору Реддлу, вот эта — доктору Льюису, вот эти две истории доктору Адамс, а эта — доктору Блэр. Третье — меня не трогать, в мой кабинет заходить исключительно по рабочим вопросам и крайней необходимости. Надеюсь, все всё поняли… Последние слова явно были адресованы Делле, хоть и не напрямую, но та всё равно их поняла и с болью посмотрела на подругу, не решаясь прилюдно высказывать ей претензии. Тина же собралась встать с дивана, как тут дверь распахнулась, а на пороге застыл Дэвидсон, готовый рвать и метать. — Ти, чёрт возьми, где ты была, я!.. — но, встретившись с её фирменным убийственным взглядом, застыл словно вкопанный. — Ти… — Роджер, если ты пришёл сюда за консультацией в своё отделение, то я никуда не пойду, — без единой эмоции в голосе сказала Тина, встав с помощью трости на ноги. — Проси кого хочешь, мне всё равно. С этими словами она невозмутимо прошагала мимо него, выстукивая чёткий ритм, а всем стало ясно как божий день, что спрашивать заведующую отделением о причинах её отсутствия на работе почти две недели было равносильно самоубийству. Как только Тина покинула ординаторскую, а стук трости затих в больничном коридоре, Дэвидсон сел на диван и воскликнул: — Том, что?.. — Неудачный спуск на лыжах с одной из вершин швейцарских Альп… — сразу ответил я, не дожидаясь окончания вопроса, а мой тон был не теплее тона Тины, —…результатом которого стал открытый многооскольчатый перелом нижней трети малоберцовой кости со смещением отломков и общим переохлаждением. А ходит она потому, что оперировал её я. Ещё вопросы? По моему «дружелюбному» ответу всем сразу стало ясно, что на остальные вопросы отвечать я не намерен от слова «совсем», так что вокруг вернулась та самая напряжённая тишина. — Что ж, если никто не против, то я начну работать, — добавил я, поднявшись на ноги, и взял в руки истории своих новых пациентов, которых выделила мне Тина. В глазах профессора Дэвидсона явно застыл ещё какой-то немой вопрос, но я не стал копаться в его мозгах, поэтому безразлично посмотрел на него и вышел из ординаторской, оставив коллег в полном недоумении. Наверное, стоит сказать, что с момента переливания моей супруге крови Лестата прошло около недели. Всю эту неделю мы так и не обменялись хотя бы одним предложением, просто молча избегали компании друг друга. Но Тина постепенно стала приходить в себя, стала ходить, хоть и с опорой на трость, которую я купил специально для неё. И поэтому встал вопрос о её возвращении на работу, хотя я и был против. Но запретить ей это был не в состоянии, тем более что Тина действительно чувствовала себя гораздо лучше, чем неделю назад. А после того как она в первый рабочий день самостоятельно отказалась от операций и тяжёлой работы, я вообще выдохнул с облегчением и взял всех её пациентов себе, решив, что остальным хватило лишней нагрузки за время нашего отсутствия. Где-то ещё неделю мы старательно избегали друг друга, а все в отделении правильно чувствовали, что мы были «в ссоре», причём довольно серьёзной. Так что никто не посмел приставать с расспросами ни ко мне, ни тем более к Тине, ведь подобные интересующиеся точно были бы посланы как минимум в соседнее здание на второй этаж в отделение проктологии. Конечно, я мог, как настоящий джентльмен, первым пойти на перемирие, и если честно, я так и планировал сделать, потому как злость по поводу поведения Тины в Альпах с каждым днём молчания постепенно угасала, но мне очень хотелось узнать, что же всё-таки послужило причиной подобного поступка. Чтобы найти ответ на свой вопрос, я даже заглянул в их с Лестатом квартиру, ключи от которой дал мне сам Лестат во время нашего небольшого разговора в больнице в Швейцарии, но ничего такого я там не нашёл. Как он и говорил, внутри были огромные запасы алкоголя, транквилизаторов и целый гараж скоростных машин и мотоциклов. Но вот машины явно давно уже никто не трогал, а по распечатке вылетов их личного самолёта я понял, что Тина со своим братом за последний год практически никуда не вылетала. Поэтому я ещё больше убедился, что моя супруга менялась, причём в лучшую сторону, бросала все свои пагубные привычки, которыми баловалась во время моего отсутствия в Лондоне, но понять причину недавней поездки в Альпы я так и не смог. И, зайдя в тупик, я решил наконец зайти с другой стороны и присмотреться к коллегам, вдруг они знали что-то такое, чего не знал я. Но меня до сих пор все сторонились, никто не решался первым заговорить со мной, а я всё никак не мог придумать, с какой бы стороны подойти. Дэнни всю неделю выглядел как-то отрешённо, словно у него были какие-то свои проблемы, доктор Адамс, которая захотела соблазнить меня в сентябре в Бате, вообще меня избегала, впрочем, как и я её. Генри и Делла всё это время занимали нейтралитет, общаясь со мной и с Тиной исключительно в рабочем ключе и лишний раз не навязываясь, а Дэвидсона я с первого дня так и не видел. Однако мне, как всегда, помог случай. Когда я спустя неделю или около того писал в одиночестве дневник на своих пациентов в обед в пустой ординаторской, ко мне со спины неслышно подошёл Дэнни и подавленно спросил: — Так что ты всё-таки будешь делать, Том? — Не знаю, наверное, я скоро пойду и предложу помириться, не может же она долго на меня дуться… — пробормотал я, не отрываясь от написанного, но Дэнни хмыкнул и ядовито заметил: — Не думаю, что профессор Реддл тебя простит. Когда она узнала об этом, то выпила при всех половину фляги абсента, а вторую отдала мне… удивительно, как твоя супруга выжила в Альпах, если уже здесь в ординаторской плохо стояла на ногах. Я бы и сам удавился в тот вечер, но абсент так сморил меня, что я проспал почти всю ночь, а на следующий день одумался и… — Подожди-подожди… что?! — воскликнул я, повернувшись лицом к Дэнни. — О чём ты вообще говоришь? За что Тина не простит меня? Это я должен простить её за то, что она чуть не расшиблась в Альпах! — Том, неужели ты не знаешь? — тихо уточнил он, а в его голосе сквозило нешуточное удивление. Я взглядом дал понять, что на самом деле не знаю чего-то важного, и Дэнни, сев на стул рядом со мной, добавил: — Том, три недели назад… доктор Адамс… принесла твоей супруге справку о беременности, подписанную лично Дэвидсоном, и заявила, что отец ты… — Что?! — всё, что смог выдавить из себя я, выронив из руки автоматическую ручку, так как чего-чего, а подобной новости точно не ожидал. — Подожди, хочешь сказать, что ты действительно не знал? — недоверчиво спросил Дэнни, а я, помолчав с минуту, громко рассмеялся, поскольку теперь всё встало на свои места. — Том?! — Чёрт подери! Твою мать! Слава богу! Господи, спасибо! — обрадованно воскликнул я и бросился прочь из ординаторской, оставив там своего друга, пребывавшего в полном недоумении.***
«Почему он не подаёт на развод? — с отчаянием подумала я, сидя в своём кресле и смотря в окно на серые тучи, которые в ноябре были явлением обычным и даже ожидаемым. — Чего он ждёт, две недели прошло!..» Я не беспричинно надеялась на то, что после того, как Том узнает про все мои загулы с морем спиртного и экстримом, он сам подаст заявление на расторжение нашего брака, потому что мне само́й было трусливо подавать его, так как надо было указать причину. Но прошло почти две недели, наполненные холодом и молчанием, а Морган так и не позвонил мне с сообщением, что ему поступило подобное заявление, хотя я и очень просила сделать это, как только с ним свяжется Том. Но мой адвокат всё не звонил, поэтому я не выдержала и решила позвонить ему сама. — Добрый день, Гарри Морган, слушаю вас, — после четырёх протяжных гудков в телефонной трубке раздался знакомый бас, и я, набрав в лёгкие побольше воздуха, сказала: — Мистер Морган, добрый день, вас беспокоит профессор Реддл… — Профессор Реддл, рад вас слышать! Надеюсь, у вас всё в порядке? — обрадованно произнёс тот, а я решила избежать прямого ответа на его вопрос и задала встречный: — Мистер Морган, я звоню вам… чтобы узнать… мой супруг, доктор Реддл, ещё не связывался с вами… по какому-нибудь поводу? — Нет, профессор Реддл, не связывался, — невозмутимо ответил Морган. — Я помню, что вы просили меня предупредить вас, если такое произойдёт, но пока доктор Реддл не звонил и не приходил лично. Но я обязательно сообщу вам, если такое произойдёт. У вас есть ещё какие-то вопросы? — Нет, мистер Морган, больше вопросов нет, — вздохнула я, перехватив трубку рукой. — Спасибо за то, что уделили мне время! — Не за что, профессор Реддл, — весело ответил он, и я положила телефонную трубку на место и снова откинулась в кресле. «Чего он ждёт? Срок у Адамс меньше не становится, неужели он считает, что она родит ему ребёнка, а воспитывать его буду я? Хотя я сама предлагала ему подобный вариант в нашу первую «брачную» ночь… нет, тогда я имела в виду, что пусть рожает ему другая, и она же и воспитывает… Зачем ему вообще я, если есть она: молодая, красивая и с ребёнком под сердцем?» Но мои внутренние стенания прервал тихий стук в дверь, от которого я чуть не подпрыгнула в кресле. — Войдите! — громко воскликнула я, мигом приведя мысли в прежний порядок, и, озадаченно посмотрев на посетителя, холодно произнесла: — Доктор Адамс, что случилось? — Профессор Реддл, я хотела обсудить с вами один вопрос, — посмотрев мне в глаза, ответила та, стараясь говорить уверенно, но мой тяжёлый взгляд заставил её вздрогнуть и поумерить свой пыл. — Надеюсь, рабочий? — коротко спросила я, поскольку сейчас, находясь на грани развода, мне совершенно не хотелось обсуждать её беременность и планы на моего супруга. — Профессор Реддл, вы подали на развод, как обещали… до вашей поездки? — в лоб спросила Адамс, сделав три шага к центру кабинета, но я лишь подняла одну бровь и всё тем же безразличным тоном сказала: — Доктор Адамс, по-моему, я предупреждала вас и всех остальных, чтобы никто не тревожил меня не по рабочим вопросам? Или вы считаете, что раз беременны от моего супруга, то вам теперь всё можно? Могу вас заверить, что это не так. А по поводу развода… разбирайтесь сами с доктором Реддлом, мои адвокаты с нетерпением ждут одного его звонка… Она явно не ожидала от меня подобного хладнокровия, поэтому замерла на месте, не зная, куда себя деть, а я лишь усмехнулась про себя, ведь все слёзы уже выплакала долгими вечерами и ночами, которые теперь проводила в гордом одиночестве, и больше во мне не осталось ничего. Но доктор Адамс не успела что-то сказать в ответ, так как дверь кабинета уже без стука распахнулась, а на пороге застыл виновник этого разговора. — Какая же ты идиотка! — воскликнул Том, смотря именно на меня, а не на свою… подругу, а я от такого обращения выпала в осадок. — Безмозглая дурочка! — Что?.. — выдохнула я, всё ещё надеясь, что его слова были адресованы Адамс, а не мне, но Том бесцеремонно подошёл ко мне, схватил за запястье и притянул к себе, а после жадно поцеловал. От подобного поцелуя я совсем потерялась, столько в нём было огня, столько чувств, а Том тем временем подхватил меня на руки, посадил на стол и вновь так требовательно поцеловал, что я не выдержала и ответила ему, окончательно забыв обо всём на свете. — Безмозглая дурочка, как ты могла поверить в такую чушь? — прошептал он, как только отстранился от меня, а я жадно вдыхала воздух, пытаясь привести мысли в какой-нибудь, но порядок. — Тина, ответь мне, как ты могла поверить в подобное? Да это же просто смешно! Я ничего не сказала это, лишь жалобно посмотрела в угольно-чёрные глаза, в которых теперь не было ни ненависти, ни льда, а был лишь мягкий огонёк и… что-то ещё, тёплое и искреннее. — Тина, посмотри на меня! Мы с тобой знакомы десять лет, три из которых женаты. Ты знаешь обо мне всё, даже то, о чём я бы вообще никому и никогда не рассказал, ты меня слышишь? Я готов ради тебя на всё — я пять суток выводил тебя из шока, я собирал по кусочкам твою ногу, я прыгнул за тобой в прорубь, боясь, что ты решила покончить с жизнью! Я боролся со всеми твоими демонами, которые не давали тебе уснуть по ночам. И клянусь тебе, что я не спал с доктором Адамс, и от кого она беременна… да чёрт его знает, но точно не от меня! А теперь, глядя мне прямо в глаза, соври, что веришь ей, малознакомой девочке, о которой вообще почти ничего не знаешь, а не мне. В этот момент Том махнул рукой на застывшую в центре кабинета бывшую невесту Дэнни, и я тоже мельком взглянула на неё. И именно в эту секунду я вдруг поняла, что в действительности ничего о ней не знаю. И забеременеть она могла от кого угодно, пусть даже и от Дэнни, срок же примерный, а не в точности до минуты. А потом перевела полный слёз взгляд обратно на Тома и прошептала: — Я верю тебе. Я… люблю тебя. — Что ты сказала? — тихо спросил он, изумлённо посмотрев на меня, но я, проронив две слезинки, повторила: — Я люблю тебя. Я тебе верю. — Господи… — выдохнул Том, крепко сжав меня в руках, а потом принялся с таким жаром целовать меня, что я чуть не потеряла сознание. — Господи, спасибо… я люблю тебя, родная, я так тебя люблю… Мне уже, честно говоря, было всё равно на то, что мы в кабинете были не одни. Я так соскучилась по Тому, я вдруг так испугалась потерять его, что теперь его поцелуи были для меня подарком божьим, а не чем-то обыденным. Не менее крепко ответив, я просунула ледяные руки под его хирургический костюм и принялась его стаскивать, чтобы получить доступ к телу, которое была готова целовать целую вечность. — Ти, там пациент… поступил, — каким-то краешком сознания я уловила слева от себя голос Деллы, но в этот момент рубашка Тома полетела куда-то в сторону, а он жадно водил руками по моей спине, намереваясь и меня освободить от ненужной одежды. — Доктор Адамс, пойдёмте, у профессора и доктора Реддл важный разговор! И как раз в тот момент, когда я осталась без костюма и белья, входная дверь хлопнула, так что мы уже могли не переживать, что кто-то сможет нам помешать. — Люблю тебя, родная, — прошептал Том, войдя в меня, а я протяжно застонала, уже не понимая, где нахожусь и какое сейчас время суток. — Нас… услышат… — через слово выдохнула я, отчаянно целуя его шею и двигаясь вместе с ним в одном ритме, отчего мне хотелось кричать ещё громче. — Плевать, пусть слышат! — прорычал он, ускоряя движения, а из моей груди снова вырвался протяжный стон. — Все и так знают, что мы разговариваем. Люблю тебя! — Я тебя тоже люблю, Том… Я люблю тебя! Мы так давно не были вместе, что знакомая судорога настигла меня практически одновременно с ним, а мой крик в этот раз был беззвучным, потому что тело отказывалось тратить силы на что-то ещё, кроме наслаждения. И она была такой сильной, что мне понадобилось не меньше десяти минут, чтобы не то что восстановить дыхание, а хотя бы начать вдыхать этот самый воздух. Том тоже не сразу отошёл от оргазма, но спустя какое-то время он подхватил меня на руки и уложил на диван к себе на обнажённую грудь, а из воздуха неожиданно появился тёплый мягкий плед. — Полежим немного, не хочу никуда идти, — усмехнувшись, пояснил Том, укутав нас пледом. — Думаешь, сюда никто не войдёт, пока мы здесь лежим? — тихо спросила я, хотя в действительности мне было абсолютно наплевать, войдёт сюда кто-нибудь или нет, мои крики не слышал только глухой. Том в ответ красноречиво посмотрел на меня, и я догадалась, что мыслили мы с ним примерно в одном направлении. — Не верится, что я дождался, — прошептал он, снова и снова проводя ладонями по моим плечам. — Это всё сон… какой-то безумный сон… — Не верится, что я могла сомневаться в тебе, — ответила я, как можно сильнее прижимаясь к его сильной груди. — Действительно безмозглая идиотка! Просто тебя не было рядом, и я… — Потому она и пришла к тебе, когда меня не было рядом, — сказал Том, поцеловав меня в лоб. — Если бы я был здесь, ты бы даже виски не успела достать из шкафа, как осталась бы без одежды… Вот дурочка… люблю тебя, моя маленькая глупая дурочка… как же я тебя люблю! — И я тебя люблю, — прошептала я, уже не испытывая от этих слов никаких трудностей. После всего пережитого мне было так легко говорить их… как будто между нами сломалась последняя, самая крепкая стена. Как бы я хотела, чтобы этот момент длился вечность, но счастье было недолгим, так как нас опять потревожили, хотя мой посетитель был нисколько не расстроен тем, что увидел. — Ха! — воскликнул Дэвидсон, обведя взглядом мой кабинет, по которому была разбросана одежда, а затем остановился на нас с Томом, укрытым пледом. — Не понимаю, чего ты тянул, Том?! Надо было сделать так в день вашего возвращения, а не ждать две недели не пойми чего! — Роджер, если ты за консультацией, то я никуда не пойду, — пробормотала я, уткнувшись лицом в обнажённую грудь мужа, а тот лишь тихо засмеялся, нисколько не стесняясь нашего гостя. — Да я и без твоих слов это понял! — рассмеялся тот, прислонившись к косяку двери. — Меня вызвала Делла, к вам опять беременная поступила. Хочешь, я сделаю табличку «Не беспокоить»? Мне нетрудно и времени много не займёт… — Лучше иди со своей табличкой… откуда пришёл, там от тебя больше пользы будет, — ворчливо воскликнула я, избегая прямого взгляда на своего друга. — Да, дорогая, не все с мозгами работают, кому-то приходится и в другие места заглядывать, — нисколько не обидевшись, парировал Дэвидсон. — Ладно, не буду вас смущать, но долго не залёживайтесь, а то всё отделение будет в курсе, чем вы здесь занимаетесь. — Как будто оно и так не в курсе, — проворчала я, но мою фразу слышал только Том, так как дверь уже хлопнула, и мы опять остались одни. — Сегодня ночью тебя ждёт подробная лекция о вреде недоверия для семейной жизни, начало в девять, присутствие обязательно, — сказал он, поцеловав меня в щёку. — В нашей спальне. Мне ведь уже можно туда прийти?.. — А ты как думаешь? — усмехнулась я, на что получила довольную улыбку и очередной поцелуй. — Очень постараюсь не опоздать. — Я не дам тебе этого сделать, поверь мне. А пока… надо работать. С этими словами Том в последний раз крепко поцеловал меня в губы, а затем выбрался из-под пледа, оделся и вышел из моего кабинета, и настолько довольную улыбку на его лице я ещё не видела. Полежав немного, я тоже выбралась из уютного кокона и оделась в более подобающую одежду, но вот из кабинета выходить мне очень не хотелось, так как теперь у всего отделения были неопровержимые доказательства моей бурной личной жизни. А ещё мне очень не хотелось встречаться с Адамс, которую Том буквально высмеял и которую никто больше не воспринимал всерьёз, поскольку моего бывшего ученика и ординатора все знали намного дольше, чем эту глупую девочку. Правда, как мне сказал Том на той самой лекции на тему доверия в семейной жизни, в тот день никто больше так и не увидел доктора Адамс, а на следующий день у меня на столе лежало заявление на увольнение по собственному желанию, написанное знакомой рукой. Трудно будет передать словами, с каким же удовольствием я подписала это заявление, а потом лично вручила главному врачу, но это было действительно так. И нам опять требовался сотрудник, поиски которого не затянулись…***
— Я тебе сказала, что не позволю идти на такое безрассудство! — воскликнула я, кинув тяжёлую историю на стол своего мужа, и упёрла руки в бока. — Это живой человек, а не очередной твой подопытный! — Я уже сделал подобное однажды, почему ты опять мне не веришь?! — так же зло воскликнул Том, даже не думая сдаваться. — Да тебе просто повезло в прошлый раз! Самоуверенный мальчишка, да как ты не понимаешь, что если у тебя на операционном столе умрёт человек, а ты действовал не по стандартам, то виновата буду я?! — потеряв остатки терпения, прокричала я, но вдруг заметила взгляд Деллы, в котором вместо обычного раздражения от наших ссор было что-то вроде умиления. — Ох, Ти, не обращай внимания, продолжайте… — оживлённо заявила она, заметив мой полный изумления взгляд, а Генри, стоявший за её спиной, сразу дополнил: — Ти, если мы мешаем вашему… консилиуму, то мы уйдём, только скажи… хотя я бы ещё послушал… просто бальзам на душу! — Да уж, после тех двух недель молчания подобное действительно греет душу, — рассмеялся Дэнни, а моё лицо аж перекосило от слов коллег. Том тоже рассмеялся словам своего друга, а потом бесцеремонно прижал меня к себе и крепко поцеловал. — Если ты запретишь мне оперировать Стюарта, то так и будет, любимая, — прошептал он, смотря прямо мне в глаза. — У тебя больше опыта, я полностью тебе доверяю! — Если ты считаешь, что справишься, то оперируй, — выдохнула я, согласная на подобную уступку, поскольку мой супруг действительно уже оперировал однажды подобный случай, и у него всё получилось. И не доверять ему в этот раз у меня не было никакого повода. — Быть такого не может, что супруги Реддл о чём-то так быстро договорились! Сегодня точно выпадет снег! — расхохоталась Делла, но Том не дал мне ответить какую-нибудь колкость и вновь жадно поцеловал. — Будет так, как ты скажешь, любимая, — прошептал он, а я уже и забыла, что конкретно хотела сказать подруге минуту назад. Правда, нам всё равно не дали долго обниматься, поскольку в ординаторскую после двойного стука неуверенно заглянул мужчина средних лет и произнёс: — Простите… меня зовут доктор Карл Флипп, я слышал, что вам нужен сотрудник… могу я поговорить с профессором Реддл? — Можете, — усмехнувшись, ответил Том, и наш посетитель с надеждой посмотрел на моего мужа, но тот лишь с улыбкой указал рукой на меня. — Профессор Реддл. И кстати… профессор Реддл, мне тоже надо будет поговорить с вами… по поводу предстоящей операции. Могу я зайти к вам в кабинет после беседы с доктором Флиппом? — Можете, доктор Реддл, — поджав губы, разрешила я, а наши коллеги старательно сдерживали смех. — Пойдёмте, доктор Флипп, я побеседую с вами в моём кабинете. — Конечно, профессор Реддл, — вежливо согласился он, немало удивившись нашим с мужем отношениям, но если он хотел работать в моём отделении, то… ему придётся привыкнуть к подобному, хотя в наших отношениях определённо наступили перемены, и только слепой мог их не заметить. — Профессор Реддл, профессор Дэвидсон просил передать вам вот это, — по пути в кабинет меня догнал мальчик, по виду студент или ординатор, и вручил мне сложенный пополам листок. Развернув его, я остановилась на месте и вчиталась в текст, а, дочитав до конца, усмехнулась и пошла дальше, попутно показывая доктору Флиппу, которого я в принципе была не против принять на работу, своё отделение. Уже позже, когда я отдала записку Тому, тот тоже внимательно прочитал строчки, написанные корявым почерком Дэвидсона: «Ти, не смог дозвониться тебе, так что посылаю «почтового голубя», так надёжнее. Твоя Адамс поступила сегодня в гинекологию, после криминального аборта у неё развился сепсис, лично удалял ей матку и вёл её в реанимации. Как видишь, ребёнок точно не от твоего любимого супруга, иначе она бы от него не избавилась, так что, дурочка, береги Тома, тебе ещё рожать ему наследника! С нетерпением буду ждать счастливых родителей у себя в отделении! Р. Д», и, усмехнувшись, как и я, сказал: — Что ж, всё честно, не надо было затевать игру, в которой не просчитала всё до конца. Всё-таки есть в мире справедливость… А ты действительно дурочка, Тинь-Тинь. — Я знаю, — невозмутимо ответила я. — Но эта дурочка тебя любит. Ты её простишь за недоверие? — Конечно, Тинь-Тинь, я тебя прощу. Ты — это всё, что у меня есть… — и именно в тот момент я действительно поверила всем его словам и поклялась себе, что больше никогда не буду в нём сомневаться.