Эрмаль огляделся в небольшом помещении, стараясь избегать зрительного контакта с Марко, сидя практически перед ним, и с двумя братьями Мобричи. Он уставился на этот отвратительный крем с оттенком красного, у которого был вкус вишни. Из всех вкусов, которые он мог взять, даже тех фруктовых, которые вводят в заблуждение, что вы едите что-то полусладкое, они лучше, чем этот выкидыш с отсутствием вкуса вишни. С этим малиновым горьким сиропом на белоснежных просторах сливок. Почему сливочное мороженное не начинается с буквы «в»?*
Он заставил себя, думая также о многочисленных унижениях, что у него накапливаются рядом с красивым римлянином. Он взял ложечку для мороженного, пытаясь не показать своего отвращения. Насколько он знал, это мороженное сделал Фабрицио.
На секунду он подумал, почему Нико не познакомил его со своим братом раньше. Эрмаль знал о его существовании, но, по тому, как о нем рассказывал Нико, он представлялся как старик лет пятидесяти, а не как мужчина, который провел свою юность, казалось бы очевидно, выгорая на солнце и море.
При этой мысли во рту у него пересохло.
Прекрасно.
В тот момент, когда он положил в рот мороженое, дверь распахнулась, и поток горячего воздуха ударил по нему. Это и абсолютно немыслимые цвета рубашки Габбани.
Прекрасно.
«Holla amigoss**, наконец-то вы снова открылись! Почему это название так необычно, это почти похоже на бренд линии гигиенических прокладок для мужчин».
В помещении повисла тишина. Никколо, который тем временем приближался к новому посетителю, чтобы поприветствовать его, остановился, почти окаменев на месте. Он медленно повернул голову в сторону своего брата, стоящего сзади за прилавком, и все проследили за его взглядом. Фабрицио, как и он, замер, как будто бы был соляной статуей. Его плечи внезапно стали более напряженными, голова склонилась к рабочему столу. И муха не пролетела бы мимо него.
Затем Эрмаль расхохотался. Еще одно доказательство того, как его мозг и рот не были абсолютно связаны каким-либо образом.
«Но ты знаешь, что мне тоже кажется странным это название, Габб? Как будто кто-то хотел навязать его по сравнению с общим оформлением».
Затем, как будто что-то включилось в маленькой затуманенной голове кудрявого, он всё понял.
Твою мать.
Он резко повернулся к Фабрицио, который все ещё был у него за спиной, затем посмотрел на Марко, перед собой, дикими глазами, который в этой странной ситуации симбиоза между ними сразу понял что только что произошло перед его не ведающими глазами.
Нико потерял всякую надежду и схватился за переносицу большим и указательным пальцами, слегка покачивая головой. Габбани оглянулся, все ещё растерянный.
«О, не делайте такие лица, я уверен, что это имеет смысл для кого-то. В любом случае, приятно, что ты вернулся, Нико, я скучал по твоему особенному вишневому вкусу».
Если бы кто-то мог проникнуть в голову Эрмаля в этот момент его жизни, он бы понял, что всё что у него осталось, это функциональный нейрон и проектор, который заставлял его прокручивать сцену своего позорного комментария.
Он почувствовал, как лицо краснеет от тревоги, и опустил взгляд, прячась за своими кудрями. Он был в безвыходной ситуации, он просто хотел встать и уйти, но это была бы реакция двенадцатилетнего. Ему было двадцать три года, черт возьми, и он всё еще понятия не имел как вести себя с людьми или как хоть раз удержать рот на замке.
Габбани, тем не менее, такой же красивый как солнце, не подозревающее о своем существовании, сел за стол с Эрмалем и Марко, улыбаясь как никогда, со своими едва заметными усами, выглядя как что-то среднее между извращенцем и школьником в возрасте половой зрелости.
«Итак, ребята, как дела? Ууу Эрмаль, вижу, что ты уже взял вишневое, - затем он слегка нахмурился. – Но тебе ведь не плохо?»
«Держи, доешь его, я не голоден», - пробормотал Эрмаль, протягивая креманку.
Габбани сначала посмотрел на креманку, потом на Эрмаля, затем пожал плечами и набросился на несчастное оговоренное вишневое мороженное, наконец-то, оцененное.
***
Эрмаль покинул джелатерию с опущенной головой, стараясь ни на кого не смотреть. Он едва попрощался с Габбани и Нико, затем схватил свою несчастную сумку с учебниками и отправился в путь. Он пытался игнорировать едва ощутимый зуд, который чувствовал между лопатками, признак того, что либо мечта всей его жизни во плоти смотрела на него, либо у него появился новый прыщ. С любой стороны это была неловкая ситуация.
Он шел шаркающим шагом в сторону своей квартиры, однокомнатной, в районе Сан-Базилио, в световых годах от центра и жизни, подобно его ощущениям в тот момент.
Он бросился на кровать мертвым грузом, после того как закрыл и блокировал дверь своей комнаты, потому что жил в этой хорошей однокомнатной квартире с Марко, то есть эта любопытная заноза в заднице дразнила бы его в тот день даже из смертного одра.
Он просто хотел забыть обо всём, даже перестать дышать, если это возможно.
Само собой, разумеется, что он ничего не забыл, тем более красивого продавца мороженного с практически распахнутой рубашкой со сгоревшей кожей и крестом на груди, который был бы его падением.
***
Следующие дни были не лучше. После плохого результата последнего экзамена, боль жизни проникла в сердце Эрмаля в виде подавляющего беспокойства. Марко делал всё возможное в тех случаях, уже привыкший к этим тревожным расстройствам, которые были вызваны в Эрмале, когда что-то было не под его контролем и решило пойти не так. Это всегда было большим оксимороном в парне, этот страх столкновения с неожиданностью, в сочетании с огромной любовью к морю, которое, как известно, самое непостоянное и непредсказуемое существо в мире, и к музыке. Это было так, как будто его свободная и творческая часть держалась на поводке из-за чрезмерной защиты, и в результате он был маленьким мальчиком, согнутым из-за плохого настроения, который курил одну сигарету за другой и пытался выяснить, как долго он выдержит, прежде чем начать еще один марафон «Friends»***.И Марко всегда оказывался посреди этого бардака, не смотря на то, что беспокоился о питании и личной гигиене этой сорвиголовы, все чувства которого были обострены, а мозги отсутствовали.
Только в этот раз всё было по-другому. Было обычное беспокойство, обычное и серое видение мира, но что-то делало его ещё темнее.
«Эрмаль», - он откровенно устал видеть его таким.
«М-м», - односложно, обычно.
«Сходим куда-нибудь».
«Нет».
Марко закатил глаза.
«Я не спрашиваю», - он мог слышать, как улетает последний порыв терпения.
«Да пофигу».
Нет. Это уже слишком.
«Ты пожалеешь».
Марко хлопнул дверью, не зная, что делать, чтобы осуществить свою угрозу. Он всегда неосознанно думал, что те, кто использовал эту конкретную фразу чудесным образом, обладали неограниченным знанием, какими были слабые стороны противника.
Он думал об Эрмале, и единственное, что пришло ему в голову это пригрозить уничтожить его гитару. Которая стоила больше, чем обе его почки и печень.
Экзамены? Да, но он не мог позвонить профессору в шесть вечера, чтобы прийти и напугать соседа по комнате.
Он сел на диван, подобно Шерлоку.
Возможно, что-то бы помогло ему выйти из тупика.
И это было так.
Благословенны будут сериалы.
