Запах мёда

В те дни, когда Забава не приходила ко мне, я иногда открывал окно или выходил на улицу подышать воздухом, и начинал разговаривать с городом, надеясь, что девушка меня слышит. Глядя в чистое небо, я вспоминал её внешность: длинные белые волосы и чистая белая кожа, аккуратное лицо; украшавшие её причёску цветы, собранные будто бы на планете Маленького принца. После двух дождливых дней в город пришли тепло и солнце, и всю следующую неделю стояла сухая погода; небо по вечерам посверкивало золотом и персиковым соком. Небо этого города было настолько прекрасным, что я даже не могу придумать для него достойного описания; это можно только представить – если когда-то в своей жизни видел самый-самый красивый перелив облаков, солнца и голубого полотна, сбрызнутого оранжевым. Ветер здесь был свежим, а лучи чистыми и игривыми. Как-то стоя на работе без дела, я додумался до гениальной мысли: смастерить себе велосипед – не зря же я механик по образованию. С таким агрегатом и до работы бесплатно добраться можно, и к тёте съездить, а оттуда и домой, взяв билет по дешёвке. Да и неплохо на велике по городу кататься. А ещё можно корзиночки приделать – маленькую спереди и большой-большой короб сзади. Так с собой можно и вещи, и пассажиров перевозить. Я решил, что как только накоплю денег на необходимые детали и попрошу отца отправить мне посылкой мои любимые инструменты - займусь обязательно! Главное, чтобы расходы на запчасти оказались меньше расходов на билеты, чемоданы и проезды. Я немного соврал, что за неделю ничего, кроме пятницы, интересного не было; четверг и суббота стали особенными. Особенно суббота… В четверг у меня появился сосед, тоже парень. Правда, постарше – двадцать пять ему; родом он из этого города, просто совесть его замучила, дескать, нельзя столько с родителями жить. Да и с работой у него куда лучше, чем у меня, и с личной жизнью тоже: говорит, как ещё покрепче на ноги встанет – позовёт девушку замуж. Вот и перебрался в отдельную квартиру, но на время, потому что хочет себе жилплощадь побольше. Тимофеем звать моего соседа, добавил, что можно просто Тёмой. И ещё он носит очки. Мы с ним познакомились, когда я пришёл с работы. Пока я открывал дверь в свою квартиру, он разбирал коробки с вещами, прямо на лестничной площадке. Мне кажется, что мой сосед похож на меня, да и ему так показалось. Я был уставшим, поэтому помочь разобрать коробки не предложил, зато позвал Тёму в гости, как только он освободится. И уже к восьми мы сидели перед окном, попивая чай и ожидая закат, который так прекрасно видно из моего окна, выходящего на запад. – Ох, тебе посчастливилось родиться в этом прекрасном городе, – сказал я, сидя рядом с Тёмой на полу. – Это почему? – Потому что он прекрасный, это счастье – жить здесь. – Ты говоришь такие странные вещи… Затем, когда закат особенно сильно загорелся и разлился за окном, я немного рассказал своему соседу о своём городе. – … поэтому здорово, что ты, Тём, родился здесь. – Возможно, но я до этого как-то не очень замечал. И мне кажется, что ты просто недооцениваешь свой город. – Может, ты прав… – пробормотал я, отпивая чай. Я не стал рассказывать о Забаве, о духах. Я вообще мало что рассказывал, да и он тоже. Мы просто сидели и пили чай, иногда делясь своими планами и историями из прошлого. Тёма рассказал, что совсем редко читает книги, зато очень любит кино; у него много кассет и дисков с фильмами, но это так, хобби, а работает он по профессии, юристом. И книга у него любимая тоже связана с кино – «Хранитель времени». Как же я давно хотел её прочесть! Я попросил у Тёмы как-нибудь дать мне её, когда расправлюсь со своими семью. Да и Забаве надо эту книжку показать. И, когда закат отгорел, а чай в кружках был допит, я, вставая, произнёс: – Ну что ж, было очень приятно с тобой познакомиться! Девчонку свою в любое время водить можешь, я же понимаю, ну! Он рассмеялся и, крепко пожимая мне руку, ответил: – Непременно, но обещаем тебе не мешать! Тоже было очень приятно с тобой поболтать, Стас, спасибо за гостеприимство. Обращайся, если что. – И ты спрашивай, не стесняйся. Во сколько у тебя рабочий день заканчивается? – Ну, у меня с десяти утра до восьми вечера, а выхожу из дома я в девять. – Эх, а у меня с девяти утра до семи вечера, из дома выхожу в половине девятого; не пересечься нам. – Да ничего, вечер весь наш. А ты кем работаешь-то? – Раньше был библиотекарем, теперь продавец в книжном магазине; таки книжный червь! А по образованию механик. – У-у-у, - Тёма почтительно кивнул. – Ну ладно, спокойной ночи! – Спокойной-спокойной! И мой новый знакомый ушёл; нужно будет упомянуть его в письме домой, – подумал я. На следующий день, как только Тимофей вернулся с работы, мы посмотрели с ним вместе его любимый фильм; а потом, как я уже говорил, я отправился в Интернет и музыку, а затем заглянула Забава и напомнила мне о субботе…

10.05.***.

Утро было тёплым и, как повелось с моего приезда в этот город, солнечным; я даже конкретно запотел и запарился под одеялом. Уже с того момента, как я только раскрыл глаза, было жутко интересно: что же такого приготовила для меня Забава? Я прямо-таки сгорал от любопытства, и, внезапно, даже завтрак почти не лез ко мне в желудок, который сводило мурашками. Медленно пережёвывая ложку каши и запивая её чаем, я глядел в кухонное окно, обрамлённое белой дешёвой рамой; ещё давно я обтянул его тонким слоем марли, чтобы насекомые меня не тревожили. Марля уже немного прохудилась, поэтому, доев, я закрепил на окне новый слой. И только тогда я понял, что окно в гостиной я открываю постоянно, поэтому спасаться от насекомых бесполезно. Я даже рассмеялся от своей глупости и сорвал всю марлю. Затем я отправился в комнату, и когда я вступил на ковёр – начал чихать. Пыль тут, наверное, накапливалась месяцами. Недолго думая, я отправился к Тёме за помощью (у него по субботам тоже выходной). Вид молодого соседа, открывшего мне дверь, был не самым лучшим: заспанное лицо и жутко растрёпанные волосы. Видно, мой новый друг встал только-только вот и поэтому про себя покрывает меня самыми «лестными» словами. Из одежды на нём были только серые семейники; странный какой – а если бы это не я сейчас был? А какая-нибудь юная леди. – Ох, привет… – Тёма зевнул. – Случилось чего? – У меня к тебе есть дело, но я даже не знаю… – я закрыл губы рукой, чтобы скрыть смех, который волной накатывал от внешнего вида Тимофея. – Мне надо как-то из ковра пыль удалить, короче говоря. Ты, может, оденешься? А поесть я тебе дам. – Чёрт, точно же… – он слегка щёлкнулся лбом о косяк двери и побежал, как я понял, одеваться. – Я сейчас! – послышалось из другой комнаты. А я с самодовольством отметил, что, хоть Тёма очень неплохо сложен и обладает неплохой фигурой, кубиков у него, в отличие от меня, нет. – Всё, я готов, – сообщил мне Тёма. Он был одет, слегка причёсан и умыт, но его облик был ещё далёк от ухоженного, как вчера. Как же я люблю утро! Чайник и вода в нём ещё не остыли, поэтому не пришлось ставить их на огонь. Я, специально старательно и аккуратно, нарезал красивые бутерброды с маслом и сыром и поставил блюдо прямо перед Тёмой. – Кушать подано, садитесь жрать, – сияя натянутой широчайшей улыбкой, сказал я. – Прекрасный завтрак от Стаса special for you. – О, спасибо. И, Стас, ты, как я погляжу, обожаешь льстить себе. – А вот это уже правда. Даже стоя у тебя в дверях, я успел себя похвалить. – Ммм, так чего тебе надо сделать? – вовсю уминая сделанный мной завтрак, спросил Тёма. – Ну вообще, а! Ты не расслышал и пошёл ко мне жрать на халяву? – Да. – Ну замечательно; г-рю, у меня ковёр пыльный очень, я с утра обчихался весь. – А-а. Ну, пылесоса у меня нет. Можно, к примеру, выбить, но нормальные люди делают это зимой. – Нормальные люди одеваются перед тем, как открыть дверь. А если бы там какая-нибудь тётя была, а не я? – Тёма, услышав эти слова, аж чаем подавился от смеха. – Да блин, я просто не подумал спросонья что-то. Ладно, у меня есть подходящая щётка, сейчас понесём твой ковёр на улицу. Когда мой новый друг поспешно окончил завтрак, он отправился к себе в квартиру за всем необходимым, а я в то время скатал ковёр «трубочкой» и водрузил его на плечо. И когда Тёма раздобыл щётку средь ещё не до конца разобранных коробок, мы по лестнице отправились вниз, во двор. Развесив серенький махровый ковёр на первом же турнике детской площадки, мы принялись за работу; точнее, работал Тёмка, а я, подбоченившись, стоял и глазел по сторонам. В конце концов, я не зря накормил Тёму. Поскольку было только утро, детей кругом было не так уж много, а имевшиеся игрались в песке и качелях, не обращая на нас внимания; а вот старушки, сопровождавшие малышей, немного косо на нас смотрели – всё же нормальные люди выбивают ковры по зиме, да и делают это нормально и по-человечески, а не обсыпая себя пылью. Но это нормальные люди. Станислав Юрьевич и Тимофей - больные. – Да тьфу, Тём, аккуратнее! Я уже обчихался весь, дома придётся «стираться». – Я стараюсь, стараюсь! Это не так просто, как кажется! – О-ой, дай сюда! – и Тёмка по моей воле вручил мне щётку. – Вы неподражаемы, маэстро! Наверное, никто не напылит так сильно, как Вы! Ты же деревенский малый, должен всё уметь по хозяйству! – мой друг стоял поодаль, дабы не наглотаться пыли, и смеялся надо мной. – Оч-чень смешно, очкарик; какой, к чёрту, деревенский? У меня в паспорте, между прочим, в строке места рождения написано «Город». Ладно, будем считать, что мы закончили. Потащили всё обратно. Когда мы вернулись, то сразу же направились каждый в свою ванну – стирать вещи и самого себя; я потом ещё во время купания чихал минут пять. Зато теперь мой ковёр чист. И надо бы привести себя в порядок – всё-таки с Забавой пойду гулять; и не важно, чувствует ли она запах моего тела, волос. Так прошло моё утро, и, когда я закончил с ковром, было уже десять минут второго. Я не знал, во сколько точно придёт Забава, она сказала – вечером, но вечер - понятие очень растяжимое, поэтому я решил ждать её уже к пяти вечера. Вновь с помощью руки я привёл волосы в порядок, надел чистые белую футболку и чёрные штаны, чтобы быть, что называется, при параде. Даже протёр стёклышко наручных часов – сияли, как новенькие. Я аж сам залюбовался своей распрекрасностью. Хотя по сравнению с некоторыми товарищами, особенно духами, я дно… Забава пришла в половину шестого вечера (что странно – прошла через дверь); девушка была одета в белое платье, то же самое, что и в первый вечер нашего с ней знакомства. Мне показалось, что её щёки совсем капельку рдеют. – Куда мы идём-то? – в третий (или второй) раз спросил я. – Ну… на озеро, если вкратце. До него далеко – ехать почти на другой конец города, в большом таком автобусе. В мае, на озеро, когда вода ещё не прогрелась… Заметно, что она никогда ничего не ощущала. Да и что может быть на том озере-то? Но я не смел отказываться. – Ну, пойдём, – Я положил в карман денег, на всякий пожарный. Когда мы вышли, небо и воздух уже начинали наполняться вечером; солнце всё ещё ярко желтело и искрилось, но уже немного соскользнуло к земле, к горизонту. Людей на улицах уже стало гораздо больше. Тот самый большой автобус я и Забава ждали минут десять-пятнадцать, он оказался длинным, тёмно-красным. Мест в нём было предостаточно, поэтому я сразу уселся рядом с окошком. Забава вышивала лучом солнца мне по ногам, и в этот раз я уже не прятал улыбку. Когда девушка смотрела на меня улыбающегося, то тоже не могла сдержаться от улыбки. Мне очень нравится слово «девушка», особенно в последнее время. Красивое такое – девушка: нежное «де», приятное сочетание «уш-вуш», и гласная, певучая «а»; надо было на филолога идти. Так вот, прелестнейшее слово, поэтому некоторых мадемуазелей так даже называть не хочется; а вот Забавушке слово прекрасно идёт – хоть только так её и называй. Ещё, когда я ехал, ко мне вдруг наклонился мужчина, чтобы ручку попросить. Я сначала даже испугался, мол, что этому надо от меня? Наклонился ещё так близко! К сожалению, ручки у меня не оказалось, и мне даже как-то стыдно стало за то, что у меня нет этой самой ручки. Но Забава мне подмигнула, чтобы я не переживал, а мужчина, вроде, нашёл ручку. И, наконец, мы приехали к нужной нам остановке. Было семь вечера. Вокруг росли деревья – очень похоже на лес – много-много зелёных ёлок, берёз. А дорожка от остановки, выложенная серо-серебристым камнем, вела куда-то далее, через арку деревьев. Правда, Забава сказала, что нам нужно не туда, и повела меня прямо в лес. В отличие от запущенных, пущенных на самотёк посадок, земля там была ровная, укрытая листьями и шишками; по маленьким протоптанным тропинкам ходило много людей, но Забава вела меня, как говорится, через тернии к звёздам. Кое-где пришлось и ветки собой поломать, но я остался цел. Через двадцать минут нашего петлявого похождения деревья начали редеть, и сквозь прорехи между листьями и стволами я увидел блеск, переливы лучей заходящего солнца. – К этому озеру очень редко кто-то ходит, потому что оно далеко, да и лень людям лезть сюда; скорее всего, мы будем одни. И это очень хорошо, – сказала мне девушка. – Озеро очень большое, если не приглядываться – краёв не видно. И оно не глубокое совсем. Больше похоже на огромную лужу с чистой голубой водой. Когда деревья закончились и мы вышли из лесу, я, поражённый и очарованный, так и застыл; озеро действительно было огромным, но и впрямь неглубоким – мне еле-еле до колена. Далеко, на чистом горизонте, оранжево-золотой краской плавилось солнце и стекало к горизонту. А в зеркальной воде отражались лучи, и, что самое необыкновенное, небо: синеющее полотно и много пышных, больших, бело-розовых и бело-синих облаков. Ощущение, будто это небо было прямо под ногами. Видимо, Забава заметила мой восторг и поэтому хихикнула. – Идём? Научу тебя ходить по небу. Я совсем позабыл о том, что вода ещё холодная, и, закатав штанины и сняв обувь, побежал вместе с Забавой в воду. Она скользила по ней совсем незаметно, её одежда и ноги не намокали, и в воде Забавушка не отражалась. А от каждого моего шага по водяному небу расползались круги, облака расплёскивались. Я посмотрел себе под ноги – и впрямь, я шёл прямо по небу, которое на ощупь оказалось, будто бархатный песок. Вода была совсем холодной – как и положено небу, которое не нагревается от солнца, – но я быстро привык. Мы остановились и взглянули на закат, уходящий так же в наше небо. Нам обоим захотелось прямо в центр озера, чтобы лучи впились прямо в наши глаза. Я мимолётом глянул на Забаву, затем снова на горизонт, и вдруг, как только я почти сделал шаг, чтобы побежать, я почувствовал в своей руке маленькую и нежную-нежную ладошку, которая наполнялась теплом; я даже побоялся посмотреть на Неё... Через миг мы с Забавой вместе побежали навстречу закату. Она бежала с замиранием сердца, с как никогда распахнутыми и блестящими глазами, её платье намокло и девушка немного путалась в нём, плескалась, от ног разлетались брызги. – Холодно! – исполненным восторга и радости голосом крикнула она. – О, мне так холодно! А вода такая ласковая! А воздух такой вкусный! Добежав до середины озера, мы остановились и обнялись, и непонятно, кто кого обнял первым. Забава дышала очень уж жадно – она такая умница, что так быстро и долго бежала для первого раза. Она оказалась ростом мне до плеча или только на пару сантиметров повыше него. Ещё не отдышавшись и не просмеявшись, она сильно уткнулась мне в грудь, одним глазком наблюдая за закатом. Я тогда впервые чувствовал её дыхание, то, насколько она тоненькая и хрупкая, нежная. Уверен, что мои щёки налились румянцем, и сердце забилось так же бешено, как и у Забавушки, а весь я в целом светился от счастья. На секунду даже забыл, что девушка (теперь она девушка, и я ни в коем случае не должен называть её духом) совсем хрупкая, и обнял её так крепко, как только смог. – А ты такой тёплый! – продолжала восклицать Забава своим звонким голосом. – Тёплый-тёплый-тёплый! И так славно пахнешь! «Ну, не зря мылся полчаса», - подумал я и, зарывшись носом в её серебристо-кремовые волосы, сказал: – Ты теперь тоже очень тёплая… Забавушка отвела взгляд от почти уже зашедшего за горизонт солнца и посмотрела на меня. В её непомерно ярких, живых, фиолетовых глазах играли золотистые блики. – А у тебя в глазах цвета моря утонуло солнышко, – нежно проговорила она, наклонив голову. В ответ я аккуратно поцеловал её нежные губы; Забаве пришлось встать на носочки. Закат ушёл, чтобы нам не мешать. – Пойдём, иначе ты простудишься, – медленно оторвавшись от поцелуя, прошептал я своей девушке, и мы побежали обратно к берегу. Закат, снова выглянув из-за горизонта, на прощание лизнул наши спины последним лучиком. Платье Забавушки было промокшим до колен, в белых туфельках «хлюпала» вода. – Платье совсем скоро высохнет, а моим ногам совсем не холодно! – сказала девушка и вылила воду из туфель. Я, тоже не теряя времени, отвернул штанины и обулся. Кругом ещё не стемнело, только воздух наполнился приятными голубоватыми сумерками. – Пойдём ещё гулять? – спросила Забава, прильнув ко мне. – Пойдём, – и я взял её за руку. Когда мы оказались посередине леса, стемнело уже гораздо сильнее. – Маньячелло нас сейчас тут словит какой-нибудь, – наигранно нахмурившись, сказал я. Забава, почему-то, сильно рассмеялась и ответила: – У тебя же эти, кубики! – И то верно. Посему бояться нечего. И мы, обнимаясь, пошли дальше. Выйдя к остановке, мы единогласно решили узнать, куда ведёт дорожка. В выходной вечер людей было много, но самое важное, что все они теперь видели мою Забаву и смотрели на неё с некоторым удивлением: очень уж она красивая. На деревьях постепенно загорались золотые и красные огоньки, и с каждым нашим шагом они мерно плыли; стрелка часов подползла к пяти минутам девятого. Серебристая тропа привела меня и девушку к парку; в центре него стоял красивый фонтан, и ещё было много разных открытых магазинчиков. Мой взгляд сразу упал на лавку с мороженым, но я решил, что Забава и так накупалась, а от мороженого точно может заболеть; посему оно откладывается до лучших времён. Альтернативой стал нежный фигурный зефир, чем-то похожий на мармелад. Когда Забава положила в рот зефирный «цветочек», её глаза просияли, и она чуть ли не запищала от удовольствия. Вещица, действительно, оказалась сладкой и приятной. Мы присели на лавку, и Забавка отправляла зефир в рот по очереди: то самой себе, то мне. Потом я и она сдували пышные белые шапки одуванчиков, а ещё Забава подержала в руках воробья – птицы просто отказывались её бояться. Может, теперь этот город станет ещё более счастливым. В девять мы уже ехали домой, потому что позже мы бы вряд ли дождались автобуса. Мне и Забаве вновь повезло, и мы сидели вдвоём на чёрных сидениях, держась за руки; Забава положила голову мне на плечо. Правда, за проезд мне пришлось платить удвоенную сумму. К дому мы добрались только к десяти часам, но возвращаться ещё не спешили. Детская площадка с приходом позднего вечера опустела, и я качал Забавушку на качелях, смотря, как развевается её сарафан. Огни машин и светофора мерно и приятно сияли, вечер лёгким одеялом опустился к нам на плечи, ветер дул холодный, успокаивающий, и было заметно, что Забава, сидя на качелях, уже потихонечку засыпала. – Устала? Я тоже уже еле на ногах стою. Пошли домой? – Мне так лень вставать, Стась. Но пошли, конечно. Дома мы даже не стали есть, только умылись и сразу пошли ложиться спать. Когда мы улеглись в кровать, я старался плотнее прижаться к стенке, чтобы нам с Забавой обоим хватило места. Я обнимал её и вдыхал сладкий, чуть медовый запах её волос. Иногда тёрся щекой о лицо девушки и целовал; она только смущённо поднимала взгляд и улыбалась. Моё сердце быстро стучало. И у неё внутри что-то отчаянно колотилось; может, с непривычки. И как же мы могли заснуть, когда наши сердца так быстро бились? – Интересно, во сколько я завтра встану утром? – Не знаю, милая, не знаю, – ответил я, гладя её по голове и улыбаясь с закрытыми глазами. Так жаль, что она теперь не вечна, но как прекрасно, что она теперь живая, рядом со мной, счастливая. Так мы и заснули, позабыв обо всех городах, о звёздах на потолке и небе, о книгах, обо всём, кроме сна и нас двоих.