Город восемь два два — вне полосы помех

walk far far away to laugh, to love

Комната перетянута лучами-лентами, высвечена от стены до стены и плавится обоями — Чимин заглядывает пока только мельком, переминается смущённо с ноги на ногу и цепляется за ремешок перекинутой через плечо сумки. Намджун встречает в дверях приветственной улыбкой и мимолётным взглядом на прицепленные к сумке Чимина значки. — Присаживайся, — приглашающим жестом указывает он на диван. Чимин вежливо кивает и проходит в комнату, садится за столик и оглядывается на Чонгука — тот смотрит почему-то испуганно, будто оставляет друга не у репетитора по английскому, а в кабинете зубного. — Чай будете? — предлагает Сокджин с умилением матери, чей сын привёл домой своего одноклассника. Намджун вопросительно смотрит на Чимина — тот растерянно мотает головой, не желая никому доставлять хлопот, и хватается за сумку достать тетрадь с пеналом. — Значит, будешь только ты, — Сокджин тыкает пальцем в плечо Чонгука и уводит его на кухню, прикрыв за собой дверь. Первое знакомство наваливается молчаливым ступором и вытягивает наружу нервные привычки. Чимину с новыми людьми всегда неловко, ему бы сразу промотать до момента, когда можно будет не пыхтеть в тишине и смеяться с дуростей, хотя в этих стенах вряд ли возникнет повод для смеха, но очень хочется. Намджун садится напротив и надевает очки — какой-то уютный и успокаивающий даже шорохом переворачиваемых страниц, но у Чимина всё ещё смущение, сомнение в затее и в своих способностях, а ещё носки с потешными поросятами — Чимин сам не понимает, чем думал, когда нацепил на серьёзную встречу именно их. — Прелестные носочки, — конечно же Намджун не обходит их вниманием. — А, — Чимин растерянно смотрит вниз и смущённо шевелит ногами. — Благодарю. Это вообще всё затея Чонгука — не носочки, а сама эта встреча. Чонгук знает Сокджина с детства, когда ещё жили в одном городе и дружили семьями, и Сокджину не раз приходилось нянчиться с доверенным ему мелким. А потом Сокджин уехал в Сеул учиться, где оброс придурками, с которыми живёт в одной квартире, как по сценарию типичного ситкома про друзей, и через четыре года в Сеул переехал и Чонгук и тоже подцепил придурков, одним из которых оказался Чимин, и теперь придурки потихоньку начали знакомиться между собой. Вот и Чимина, желающего подтянуть английский, Чонгук быстро свёл с другом Сокджина Намджуном — четверокурсником инфака, который слишком солнечный и ниспосланный богинями, чтобы отказать в помощи очаровательному третьекурснику с факультета дизайна, тем более когда Чонгук так его нахваливал и назвал «трудолюбивой пусечкой, с которым не будет проблем». Чонгук, судя по всему, хочет собрать свою банду, а Чимин просто хочет перестать стесняться и выглядеть запуганным щенком. — Чонгук говорил, у тебя времена западают, — вылавливает из раздумий голос Намджуна — с дружелюбными и заботливыми нотками, как у учительницы начальных классов. — Пройдёмся тогда сначала по всем симплам, континиусы тоже сразу у всех времён закрепим, а потом уже в перфект полезем — в тот самый, который все обычно так боятся. Ты боишься? — А, я о… Очень… — какие там времена — у Чимина сейчас просто западает умение складывать слова. — А почему ты вообще именно репетиторство выбрал? Я совершенно не против, конечно, но всё же? — Я… Я знаю, что сейчас полно онлайн-курсов и прочих способов для самообучения, но… — Чимин скромно кладёт на колени сцепленные в замок руки. — Просто мне нужно, чтобы кто-то взял меня под контроль. Произнесённая фраза повторяется мысленно и звучит кошмарно. Молодец, Чимин — пришёл подтягивать английский, но для начала неплохо бы научиться выражаться на своём родном. Намджун сдержанно улыбается — лёгкий скачок уголков губ — и пишет в тетради заглавие первой темы, рисует от неё стрелочки и выстраивает схему с попутными пояснениями, а Чимин слушает вскользь и заглядывается на полочки — полочек у Намджуна полно, и все заставлены фигурками, статуэтками, миниатюрными домиками и деревьями, стеклянными шарами со снегом, плюшевыми коалами и машущими клешнями крабиками. Чимин обрисовывает взглядом каждую вещицу, тайно надеясь, что как-нибудь разрешат рассмотреть всё поближе и даже потрогать. — Теперь я понимаю, почему тебя нужно контролировать, — беззлобно усмехается Намджун и щёлкает по столу кончиком авторучки. — Смотри на меня, Чимин. От приказного тона по затылку пробегает дурной озноб, и Чимин послушно оборачивается, нервно сглатывает и подтягивает к себе тетрадь. И глупо улыбается в расчерченные клетчатые страницы. — Какая нахуй разница? Как хочу, так и говорю! — Я ёбанный филолог, блять! Естественно я буду следить, чтобы вы не поганили мой язык, неучи! Чимин смотрит на Намджуна встревоженно. Намджун молча поднимается из-за стола и закрывает дверь, отгораживая комнату от кухонных дебоширов. — Не обращай внимание, — успокаивает он, возвращаясь на место. — У Сокджина просто психологическая травма. — Это филфак так по нему проехался? — Скорее, жизнь после филфака. Чимин сочувствующе кивает. Сегодня он пришёл уже сам, без сопровождения Чонгука, и дом сегодня звучит громче, потому что не бывает тихо в стенах, в которых есть Хосок — ещё один сожитель Сокджина, четверокурсник института искусств. Чимин больше не отвлекается на полки — взамен Намджун решил ставить перед ним какую-нибудь одну фигурку, чтобы Чимину было веселее выполнять письменные упражнения. Такой восхитительный детский сад, но Чимин доволен страшно и время от времени поднимает взгляд с тетради, чтобы улыбнуться стоящему рядом смешному поросёнку в кепочке. В комнату осторожно заглядывает Юнги — тоже из института искусств, с факультета музыкально-компьютерных технологий, а ещё лучший друг Хосока со школьных времён — убеждается, что на него не собираются озлобленно шипеть, и заходит с заманчиво пахнущим кульком. — Я вам пирожки принёс, — угощает он, и Чимину на мгновение мерещится над его головой нимб. Юнги — самый тихий из проживающей здесь четвёрки. Потому что тот же Хосок, например, впервые возник перед Чимином не лично, а хохотом с коридора. Потом, конечно, появился и сам — и оказался тем ещё чудом. — Они там ссорятся? — беспокоится как раз за это чудо Чимин. В ответ неожиданно доносится хоровой хохот Сокджина и Хосока — то ещё стихийное бедствие. — Ох да, пойду к ним на всякий случай, чтобы успеть разнять, — хохмит Юнги, подъедает из кулька сам и уходит. Намджун кусает пирожок, и Чимин угощается тоже, уже не чувствуя себя затюканным потеряшкой в чужом доме. Чимин в новой среде осваивается быстро — уже не говорит в пол и не запинается, и дальше ему хочется быть смелее и хулиганистее. Чимин вообще мастерски создаёт обманчивые первые впечатления: как в прошлом году, когда Чонгук и Тэхён — тогда ещё первокурсники — подошли к нему знакомиться с явными намерениями усыновить загадочного тихоню. А потом выяснилось, что Чимин старше на курс и вообще дикий, и через пару дней объединившаяся троица уже ставила на уши всю общагу. Буянить Чимину не хочется — у него банальное желание узнать поближе человека напротив. Просто любопытно: бывают ли улыбки шире, чтобы уголки губ прям к ушам и глаза-щёлочки? Какой у него смех — раскатами или перезвонами? Или же это полуистеричные икания, как у Сокджина? Или ошпаренная чайка, как у Хосока? Будет ли ему смешно с дуростей, или он на любую глупость презрительно закатит глаза? А вдруг оценит и рассмеётся? А вдруг любит вытворять дурости сам? Чимину интересно увидеть у Намдужна его дурашечную сторону, а она у него точно есть — Чимин в этом почему-то не сомневается. Но сейчас Намджун — спокойствие и строгость, завораживающая сосредоточенность и осторожная поправка ошибок — будто под руку ловит споткнувшегося, дожидается верного ответа и продолжает путь плечом к плечу — а ещё подбадривающие кивки и похвала, от которой у Чимина щекотно кончикам ушей, будто вернулось уже забытое со школы окрыляющее чувство, что ты способный умничка и делаешь всё не зря. — Ловил крабика когда-нибудь? — спрашивает Чимин, когда за выполненное без ошибок задание Намджун ставит рядом с поросёнком статуэтку крабика на ракушке. — Ловил и не раз! — неожиданно оживляется Намджун, и Чимин улыбается с него удивлённо-восхищённо. — Мне лучше не начинать этот разговор, а то меня понесёт без тормозов. — Но я настаиваю. — Нет-нет-нет, я очень бешеный на тему крабиков. — Требую крабиков и бешенства. — Только если после занятия. Намджун не выдерживает сам и рассказывает про свои крабовые приключения во время их незапланированного чайного перерыва — Чимина цепляет каждым словом и тянет к океану. У Чимина помимо заглядываний есть ещё проблема — он заслушивается. Упуская почти весь смысл, но улавливая каждую интонацию, укутываясь в голос, врастая и теряясь, уже и не помня, какая там на слух была тишина. — Что такое? — недоумевает Намджун, отрываясь от зачитывания текста, когда Чимин вдруг заметно дёргается. — Да ничего-ничего, просто мурашечки побежали, — Чимин расплывается в улыбке и потирает будто озябшее плечо. — У тебя дикция как у радиоведущего и голос приятный. Хочется слушать бесконечно. — О, — снова осторожно поползший уголок губ. — Я очень польщён, спасибо. — Я ещё на первом нашем занятии хотел сказать, что мне очень нравится твой английский. — Почему же не сказал? — Подумал, что это будет выглядеть странно и неуместно. — Оно не выглядит. — Хорошо. Тогда скажу заодно, что тебе очень здорово в очках. — А... Спасибо? — Да, и рост у тебя классный. — Ну... Допустим. — Про голос приятный я уже вроде сказал. — Спаси… — И вообще ты красивый. Чимину весело. По неловкости их диалог напоминает знакомство двух карапузов в песочнице, которые потом будут делиться лопатками и гулять по двору за ручки. Хотя всеми признаниями Чимин поделился искренне и не ради издёвки — он вообще не привык скрывать от людей, что они чудесные, вот и Намджуну пора бы узнать про себя правду. Но Намджуну с принятием правды немножко тяжело. У него пальцы тянутся поправить очки в дёрганом жесте, глаза прячутся, изучая неожиданно интересный стол, и губы разъезжаются до кошмарных ямочек — Чимин смотрит и не верит, возмущённый просто страшно, что Намджун смел их от него прятать. А потом Намджун добивает и в смущении прячет лицо в ладонях. Чимин не думал, что собственный внутренний визг может настолько резануть по ушам. — Ладно, вернёмся к тексту, — Намджун быстро очухивается, тянется к полкам и ставит на стол новую фигурку. — Вот тебе красивый цветочек, чтобы ты не баловался. — Красивый, как ты, — бессовестно лыбится Чимин. Намджун смотрит строгим предупреждением, и Чимин успокаивается только внешне — баловаться теперь хочется с удвоенной силой. До Чимина доходит не сразу, что его попытки “узнать получше” привели к заигрываниям, а когда доходит, то Чимин замирает в ужасе посреди очередного занятия, и Намджун щёлкает пальцами перед его лицом, чтобы вынырнул из ступора. — Алло, есть кто дома? — Намджун дожидается слегка рассеянного кивка и успокаивается. — Так вот, я заметил, что у тебя проскакивают ошибки в построении условных предложений. В речи пару раз было, и в твоём эссе тоже были напутаны формы глагола. Так что будем разбираться сейчас. — Ух, ладно, — Чимин неловко улыбается, потому что Намджун, который грозится «разбираться», звучит заманчиво. В соседней комнате тем временем кипит жизнь — притащившийся вместе с Чимином Чонгук играет с Сокджином в видеоигры. Там оры и смех, и Чимин по-дурацки завидует — как будто он сидит тут наказанный и взаперти, пока дворовые ребята гоняют в футбол под окнами. Намджун что-то мельком проверяет в телефоне и неожиданно смеётся. — Прости, просто в чат группы написали смешное, — объясняется он, прикрыв рукой рот. — У нас два препода сейчас на больничном, так что немножко маразм с парами. Чимину так поразительно хорошо сейчас — и так теперь плевать на соседнюю комнату, когда в этой есть вот такой звонко хохотнувший Намджун, который ещё и очаровательно за это извиняется. Засмейся так ещё и ещё и ещё и желательно над какой-нибудь моей шуткой. — Так всё, собрались, — сам себя пытается угомонить Намджун, раскрывая тетрадь на чистой странице. — Если мы говорим о вероятных и осуществимых условиях в настоящем и будущем… Он объясняет и попутно набрасывает схему, записывает под ней предложение для примера и вопрос к нему, подчёркивая важные элементы, пока Чимин не теряет времени и любуется почерком. — Теперь давай пример от тебя, — просит Намджун, смотрит выжидающе и держит наготове ручку. Чимин задумывается и отводит взгляд к окну — солнце вползает в комнату неторопливо, тянется и стелется дрожащими полосами по столу, проснувшееся где-то в полдень, хотя всё утро в лужи бросалось просевшее-свинцовое. — Если к полудню выглянет солнце, то до вечера у меня будет хорошее настроение, — проговаривает наконец Чимин. — О-о, замечательное предложение, — одобрительно кивает Намджун, записывая английский перевод. — Грустное немного, или мне показалось? — Может быть. — Сделаем всё, чтобы ты у меня тут не грустил, — Намджун снова отвлекается на беседу с явно творящимся в ней беспределом, от которого нельзя держаться в стороне. — Что-то в чате все орут, мне страшно. Чимин терпеливо ждёт, наблюдает и высматривает — приподнятую в замешательстве бровь, насмешливый прищур и растерянно открывающийся рот, с которого чудом не срываются ругательства. — А как будут «ямочки» по-английски? Которые на щеках. — Dimples, — Намджун раздражённо вздыхает в экран телефона и встаёт из-за стола. — Чёрт, погоди минутку, мне надо позвонить выяснить, что за перестановки намудрили в расписании. — Да сиди, ты мне не мешаешь, — Чимин машет на него руками, чтобы сел на место. — Составляй пока предложения, я потом проверю, — Намджун остаётся, хмурится и устало трёт переносицу, пока слушает на том конце гудки. — Алло? Что вы там за панику подняли в чате? А? Кто это сказал? О господи… Пока Намджун разбирается со своей паникующей ребятнёй, Чимин быстро пишет придуманное предложение, бегло перечитывает, надеясь на отсутствие ошибок, и подвигает к Намджуну тетрадь. Намджун смотрит на Чимина недоумевающе и опускает взгляд. Если будешь больше улыбаться, я смогу чаще видеть твои милые ямочки. Пока Намджун осмысляет прочитанное, Чимин дёргает тетрадь обратно, наспех продумывает и записывает ещё одно предложение, снова передаёт Намджуну и кусает колпачок ручки, пока тот читает корявый от спешки почерк. Если бы я позвал тебя гулять, ты бы согласился? — Это уже другой вид условных предложений, в которых ты как раз делаешь ошибки, — шёпотом подмечает Намджун, прикрыв рукой телефон. Чимин мысленно отвешивает себе подзатыльник, прикусывает с досадой губу и тянется забрать тетрадь, но Намджун прижимает её ладонью и что-то в ней пишет, угукая собеседнику в телефон, а после передаёт с хитрой полуухмылкой. Чимин взволнованно вчитывается в аккуратные слегка наклонённые буковки и мнёт себя за щёки, чтобы не расползлись в глупую улыбку. Если ты пообещаешь не отвлекаться на прохожих и внимательно меня слушать, то я соглашусь. Чимин хихикает и пугливо зажимает рукой рот. В голове такое всё дурное и под откос — будто промчался по этажам школьного крыла, но попался и жмётся к стене без путей для отступления, или будто самый красивый отличник перехватил задержавшийся взгляд и неожиданно ответно улыбнулся. Чимин нервно вспоминает точное правописание, пишет очередной вопрос и снова толкает тетрадь Намджуну. Тот ловит и читает искоса, пока предлагает одногруппникам свой вариант перестановки пар. Если в среду будет хорошая погода, ты пойдёшь со мной гулять? Намджун исправляет ошибку в чёртовом Wednesday, пишет свой ответ и разворачивает настрадавшуюся тетрадь Чимину. Если будет плохая погода, то мы посидим в кафе. Чимин улыбается в ладонь, не донимает больше Намджуна своими условными-заигрывающими и молча ждёт, когда он закончит телефонные переговоры. И вырисовывает в тетради звёздочки. Погода в среду плохой быть не собирается — не выжигает и не душит, греет осторожно и цепляет лёгким ветром волосы, но Намджун всё равно тащит Чимина в кафе, когда тот громко урчит ему животом вместо приветствия. В кафе Намджун надевает свои “очки строгой мудрости”, выкладывает на стол книжки с заданиями и подозрительно шебуршит в сумке. — Серьёзно? — Чимин едва сдерживает писк, когда Намджун ставит перед ним статуэтку поросёнка с тарелкой и ложкой. — Боже мо-о-ой. — Я кстати в тот день только ночью уже лежал и думал, что ты мог иметь в виду просто прогулку, а не занятие… — Нет-нет, я не против свинятия, — Чимин мотает головой и отвлекается от созерцания поросёнка, — то есть занятия, — он прокашливается и хватается за меню. — Надо заказать что-нибудь. — Да расслабься ты, а то издёргался весь. — Просто необычно находиться с тобой вне твоей комнаты. — А ты думал, я только в одной локации существую? — Что-то вроде того — мне надо привыкнуть к новым стенам вокруг тебя. — Не торопись, у нас полно времени. — У нас будто свидание. — Свиняние. — Ну что ты вот. Намджун смеётся — на щеках расцветает ямочная катастрофа, и Чимин не выдерживает, тянется вперёд и в обе ямочки тыкает пальцами. — Поймал, — улыбается он сам, прощупывающим путём исследуя щёчки на мягкость. — Давно хотел так сделать. Намджун не вырывается и стойко терпит щупанья, а потом трогает тоже — зарывается пальцами в волосы, взлохмачивает и вскидывает вверх, чтобы взлетели и рассыпались пшеничным торнадо. — Тоже давно хотел так сделать, — объясняет он застывшему в шоке Чимину, снова сверкнув пойманными ямочками. Отцепляются они друг от друга только под неловкое покашливание подошедшего официанта. На выходе из кафе Намджун чуть не сносит рекламный стенд, и Чимин понимает, что Намджуна прятали в комнате не просто так — стены удерживали его разрушительную силу. До этого в кафе он два раза чуть не опрокинул стакан с коктейлем, уронил солонку и чудом не отломал у стула подлокотник, и насмотревшийся на всё это Чимин решает для себя лишь одно — Намджуна нужно защитить любой ценой. А ещё Намджуна хочется словить под локоть, пока он идёт рядом, уткнув руки в бока, тяжко вздыхая и жалуясь на причуды своего факультета, — Чимин слушает восхищённо и радостно жалуется ему на свой. Намджун роняет вещи, а Чимин роняет себя — спотыкается на одной из ступенек и смешно вздрагивает, с задором готовясь лететь вниз. Намджун роняет вещи, но не Чимина — дёргается следом и успевает его поймать, притягивает к себе и не сразу отпускает, как в неловких киношных сценах, но вот только Чимину очень даже ловко — он не против затеи простоять так хоть весь день. — Я не неуклюжий, если что! — спешит он объясниться, отступив в сторону. — Просто небольшие проблемы с балансом. — Проблемы решаемы, пока тебя успевают поймать. — Знаешь, что я ненавижу? Барные стулья. — Ну это понятно, они довольно высокие. — С них… С них упасть легко… Вот тебе не стыдно? — Ой… — Намджун смотрит виновато, но Чимин поклясться готов, что он едва сдерживает хохоток. — Я извиняюсь, не так тебя понял! А у тебя нет комплекса из-за роста? — Теперь есть! — Прости ещё раз! — Безобразие! Намджун всё-таки смеётся, но обижаться Чимину некогда, ведь ещё надо бы уследить за каждой ямочкой и не упустить, как пляшет поразительная мимика, как в каштан вплетается солнце и отливает почти огненным, и Намджуна срочно бы усадить перед костром и в ночь, чтобы рассказывал свои истории и сонно моргал на обнимающий дым, чтобы жаловался на всех в уютных отблесках, ворчал и фыркал, но укутанный в тепло. Чимин смотрит мельком вниз — шнурки разболтались и вот-вот развяжутся — вздыхает и закидывает ногу на перекладину моста. Намджун на чудеса гимнастики смотрит крайне заинтересованно. — Вау. — А я вот гибкий, — хвастается Чимин, перешнуровывая кроссовок. — Я заметил. Чимин как будто хочет впечатлить Намджуна ещё сильнее и неосознанно призывает силы природы, откликнувшиеся неожиданно и трогательно, — взявшейся из ниоткуда и севшей на плечо бабочкой. — Стой-стой, не шевелись! — шёпотом шипит на него Намджун, спешно доставая телефон. Чимин так и застывает с задранной ногой, вцепившись в кончики шнурка и скосив к плечу взгляд, — синь крыльев подрагивает у самых глаз, размыто и невесомо, в любой момент готовясь упорхнуть. — Ну разве ты не чудо? — умиляется Намджун, нащёлкивая фото за фото. Чимин молчаливо соглашается — и правда чудо, но только дурное немного, раз вместо цветка уселось на него. — Бабочка тоже классная, — добавляет Намджун. Чимин рывком затягивает шнурки — бабочка слетает с его плеча под разочарованный вздох. Намджун пролистывает получившиеся снимки, пока Чимин соскальзывает с перекладины и смотрит бегло на дрожащую бликами водную гладь — в неё бы сейчас вниз головой и с протяжным визгом. В общагу Чимин возвращается с накатившим желанием повопить в подушку, но вместо этого идёт в комнату Чонгука и Тэхёна — проверить, не готовят ли дуралеи очередное нашествие, а после либо отговорить, либо присоединиться. В комнате обнаруживается только Тэхён — скрючившийся на стуле перед ноутбуком, в наушниках и таинственно притихший. Чимин подходит ближе — по экрану плывут на чёрном фоне титры, на которые Тэхён громко шмыгает носом, подперев кулаком щёку. — Грустное что-то посмотрел? — спрашивает Чимин, осторожно нависнув сбоку. Тэхён не отвечает, и Чимин его обнимает с растроганной улыбкой и чмокает в макушку. Тэхён часто слезится с фильмов, сериалов и аниме, чего стесняется и пытается скрыть, чтобы никто не обсмеял — но никому бы и в голову не пришло. — Ты довольный какой-то, — бурчит Тэхён, сдёрнув с уха наушник. — Извини. — Не, — Тэхён опять шмыгает носом. — Это здорово. Ходи такой всегда. А где ты был кстати? — На мосту ноги задирал. — Молодец. Чимин обнимает Тэхёна сильнее. Тэхён тёплый и уютный, обнимается сердито и будто нехотя — но не вырывается ни разу. А ещё вытирает об рукав Чимина свой сопливый нос — Чимин притворяется, что не замечает. Солнце вползает в окно неспешно и по-кошачьи — крадётся по полкам, спрыгивает на стол и укладывается в раскрытую тетрадь, путается в буквах и выскальзывает, перебирается на плечо Намджуну и сворачивается клубком в изгибе шеи. Чимин старается не засматриваться, ловит колпачком ручки луч и гоняет по стенам солнечного зайчика. — Блять, помогите!! — прорывает идиллию вопль Сокджина с кухни. — Кто-нибудь, прогоните эту гадость отсюда! Последующий грохот кастрюли только распаляет любопытство. — Да ну я сам уйду, чего вы, — шутит Чимин, скрещивая руки с наигранной обидой. — Как насчёт перерыва? — Намджуну отвечают воодушевлённым кивком. — Тогда пошли смотреть на гадость. Чимин первый выскакивает из комнаты, пританцовывает и спешит на помощь. Гадостью оказывается кузнечик, устроившийся на обоях у окна и не понимающий поднявшейся вокруг него шумихи. В дальнем углу жмётся Сокджин — вооружённый сковородой и кривящийся от отвращения. — У-у-уберите это срочно, — просит он, отлипнув от стены, и медленно продвигается к выходу. — Как эта хрень вообще сюда пробралась, фу. Кузнечик оскорблённо шевелит усами — Сокджин визжит и вцепляется в Намджуна. — Я хочу потрогать, — решается Чимин, шагнув вперёд, но Намджун его останавливает. — Нельзя, ты его напугаешь, и он упрыгает куда-нибудь за шкаф, — Намджун с воинственным видом берёт со стола миску для хлопьев. — Я разберусь. Чимин замирает в восхищении и из глаз стреляет сердечками, пока за его спиной прячется впившийся в сковородку Сокджин — если он почует угрозу своей жизни, то под удар попадут все присутствующие. Намджун подкрадывается к кузнечику, делает глубокий вдох и под звуки инфаркта Сокджина накрывает непрошенного гостя миской. — Хорошо, а теперь аккуратно… — Сокджин резко бледнеет, когда Намджун приподнимает миску. — Что ты вытворяешь!!! — Ты переволновался, съешь мороженое, — советует ему Намджун, вылавливает кузнечика из-под миски и в сложенных ладонях уносит его из кухни. Чимин молча придвигает Сокджину стул, чтобы присел и пришёл в себя, и бежит за Намджуном следом. Намджун несёт кузнечика через гостиную, и Чимин пробегает вперёд открыть перед ним дверь. — Мы что, выкинем его с балкона? — Нет конечно, — Намджун держит ладони лодочкой и пинает ногой чьи-то оставленные тапки. — Пересадим на дерево, а дальше он со своей жизнью разберётся сам. — А если он снова к вам вернётся? — Примем в семью. — А если Сокджин будет против? — Поможем ему собрать вещи. Чимин смеётся и только сейчас замечает, что держит Намджуна под руку, смущается и отцепляется, чтобы не мешать спасательной операции. Намджун осторожно наклоняется к ближайшей ветви, размыкает ладони и выпускает кузнечика на волю — тот вылетает пробкой и обиженно упрыгивает в листву под провожающие печальные взгляды. Чимину кажется, что этот момент что-то между ними двумя выстраивает — какое-то единение вне секунд, необъяснимый хрупкий уют и желание склонить голову на плечо, и от накатившей странности хочется тоже ускакать на дерево. Намджун пользуется внеплановым выходом на балкон и тянется за сигаретами. — Я покурю, ты не против? — спрашивает он, вертя в руке узорчатую зажигалку. Чимин не возражает. Курению Намджуна он не удивляется — запах сигарет он унюхал ещё на одном из занятий, но теперь хочется ещё и посмотреть, потому что Чимину наблюдать за Намджуном неожиданно нравится, и наверняка одинаково завораживающе у него получается спасать кузнечиков и травиться дымом в переплетении дрогнувших лучей. Господи, ну это же Намджун. Конечно он курит так, что у Чимина внутренний эстетик пинает под рёбра с обратной стороны и расползается скулежом под кожей. Тянет сказать что-то особенное, что-то стреляющее, чтобы тишина пошла трещинами. — Я однажды целовал ската. Намджун поворачивает голову, щурясь Чимину сквозь дым. — И при каких же обстоятельствах? — Это было в бассейне, где ты плаваешь со скатами и целуешь их… В лоб... В спину, — Чимин помогает себе жестами, обрисовывая руками круг. — В блин. — М-м, — Намджун под впечатлением затягивается. — И как ощущения? — Как мокрое скользкое мясо. Намджун смеётся — лёгкой хрипотцой и выдохом-дымкой в разлитое по небу предзакатное, и Чимину нравится-не нравится, как он с этого странного необратимо плывёт. — Может, нам с тобой в зоопарк как-нибудь сходить? — вдруг предлагает Намджун. — Просто так, не для урока. — Я думал, ты больше не захочешь проводить со мной время вне занятий. — Почему же? Ты вроде не сделал в прошлый раз ничего ужасного. — Я просто не успел. — А было в планах? — Ой нет, я живу внезапностями. — Вот теперь я даже заинтригован. Ох да, Чимин так любит внезапности — закинуть ногу на мост, сыграть на дудке в пять утра или с разбега навалиться на плечи, но вот внезапное налетает на него само и толкает в спину, и Чимин не верит, что падает, не осознаёт, что затянуло уже страшно, и никто ведь не обещал, что по ту сторону ждут и готовы подхватить. — Опять отвлёкся на что-то? — выдёргивает в реальность Намджун, когда Чимин прослушивает его вопрос. Вот только Чимин и сам теперь не помнит, когда и где успел отвлечься — что он теперь уже вот так по уши и до одури. Чимин понимает с полувзгляда — Намджун задолбался. Не из-за Чимина, а из-за всего в целом. Намджун вообще кажется порой сверхчеловеком, который умудряется где-то выкрадывать у вселенной лишние часы в сутках — иначе не объяснить, как он ещё до сих пор не свихнулся. Хотя вдруг он уже. — Извини, мы сегодня без столика, его сломали кое-какие бестолочи, — ворчит Намджун в спешке, протягивая Чимину распечатку. — Я подойду через пять минут, читай пока текст. Он выходит из комнаты, прихватив телефон и сигареты, и Чимин обеспокоенно хмурится, скромно устраиваясь в углу дивана. Будто дождавшись ухода Намджуна, в комнату вплывает Юнги с бокалом вина — раскрасневшийся от выпитого и при виде Чимина расплывающийся в довольной улыбке. — Не обращай внимание, у меня просто немножко тяжёлые времена, — они общались не так часто, но Юнги уже успел стать Чимину кем-то вроде дядюшки, который никому не даст его в обиду. — Только не переутомляй себя, хён, — Чимин вздыхает на его замученный видок. — Щади себя хоть немного. Юнги отмахивается — таких глупостей он не пообещает уж точно. — А у Намджуна чувствительная шея, — делится он вдруг и с беззаботным видом отпивает вина. — Такой вот тебе от меня секретик. Чимин смотрит на Юнги онемевшим дурачком и нервно гнёт край распечатки. — Зачем мне это знать? Юнги в ответ хитро хихикает и прижимает к губам палец, подмигивает и покидает комнату так же загадочно, как и появился. У Чимина проскальзывает мимолётная мысль, что пора перед собой ставить не игрушечку, а тоже бокал с чем-нибудь спасающим. Но спасает всё равно только Намджун — собранностью и контролем, своим заветным “я разберусь”, он и в апокалипсис выйдет меланхолично покурить под расцвет взрывной волны, и потом с насвистыванием вернётся обдумывать дальнейший сценарий выживания. И вот он клюёт носом, проверяя эссе, и прерывается зевками на полуфразе. — Я мог бы не приходить, раз ты так устал, — Чимину меньше всего сейчас хочется доставлять лишние проблемы. — Да брось, я в порядке, — у Намджуна ещё остались силы на упрямство. — Покажи мне того, кто сейчас не устаёт. Но как-то же надо прорываться, — он бодро сжимает кулак. — Ничего, и не из таких завалов вылезали. Чимин щёлкает по кулаку пальцем, не разделяя энтузиазм. — Когда ты высыпался в последний раз? — Хороший вопрос, сам пытаюсь вспомнить. Чимин больше не намерен терпеть этот бардак, поэтому хватает Намджуна за плечи и силой укладывает на диван. Намджун поддаётся только из-за растерянности, смотрит смешным перепугом и не шевелится, позволяя снять с себя очки. — Значит так, — Чимин со строгим видом укрывает Намджуна пледом. — У тебя тихий час. А я сижу рядом и тихонько делаю письменные упражнения. Договорились? Договорились. — А чего ты вдруг раскомандовался в моей комнате? — А нельзя? Укрытый Намджун умилительно выпячивает губу, и Чимин сомневается, возможно ли хотя бы в теории разозлиться на этого балбеса. И мало ему в общаге по ночам шугать мелких, чтобы убирали телефоны и хоть немного высыпались, так теперь на его голову свалилось ещё одно дитё, хоть и перегнавшее его по росту и по годам. — Тебе можно, — Намджун протяжно зевает, кутается уютнее в плед и закрывает глаза. — Тебе уже всё можно. Чимин решает пока не уточнять, что ему там уже можно, потому что сонный Намджун наверняка ляпнет глупость. Или наоборот проговорится о чём-то важном, и тогда уже и Чимин ляжет, но только на пол и навсегда. Но Намджун молчит, закинув на лицо руку, а чуть позже начинает храпеть — Чимин от неожиданности роняет карандаш и боится шелохнуться. А потом трясётся в беззвучном смехе, не в силах вывести в строке ни одной ровной буквы. — Откуда шарики? — Сокджину подарили. — У него день рождения? — Не-а. — Какой-то другой праздник? — Сокджин — сам по себе уже повод для праздника и подарков. Шариков в комнате полно — как повыраставшие из ковра разноцветные грибочки. Чимин тянется за одним, поднимается с пола обратно на диван и врезается боком в Намджуна, потому что как не задеть, когда улеглись почти вплотную, и Чимин не понимает до конца, как они так умудрились, но точно знает, что готов пролежать так хоть всю жизнь и с перерывами на визги в потолок. — А похвали меня, — просит Чимин, подбрасывая шарик над головой. — Здорово получается, — кивает на шарик Намджун, — даже ни разу не уронил. — Да ну я не про это, — фыркает Чимин и прижимает шарик к груди. — Я делаю успехи на наших занятиях? — А ты сам не заметил, что я тебя почти не исправляю, когда ты говоришь? Вспомни, сколько грамматических ошибок ты раньше делал за пару предложений. — Я просто волновался в новой обстановке. — Зато сейчас ты вон как расслабился, — усмехается Намджун, поддев его плечом. — Может, нам на первом занятии нужно было вот так лечь? — Интересные у вас методики преподавания, профессор. Чимину, если честно, не до смеха совершенно. Потому что с Намджуна он плывёт уже не на шутку, тут не отсмеёшься в ладонь и не отведёшь взгляд на полочки, он с него бабочек ловит — плечами и под рёбра — хитрит и ищет поводы быть ближе, а когда оказывается — цепляется за момент и запоминает, чтобы заново пережить по сотне раз в часы бессонницы. Чимин развязывает кончик шарика, вдыхает закачанный внутрь гелий и выкрикивает высоким писклявым: — Хочу сказать тебе большое спасибо за похвалу, за наши занятия и вообще за всё, что ты для меня делаешь! Голос под конец дёргается смешной мультяшной ноткой. Намджун смотрит то ли в шоке, то ли в накатившем обожании, молча тянет шарик к себе, разжав вцепившиеся в кончик пальцы, делает вдох и отвечает таким же искажённым: — Я очень рад, что ты мой ученик, и искренне тобой горжусь! Чимин смотрит в неверии, прыскает и утыкается носом Намджуну в плечо, выпуская шарик из рук. — Почему мы не додумались каждый урок проводить с такими голосами? — уже своей обычной тональностью спрашивает Намджун, наблюдая, как сдувающийся шарик выписывает виражи и пикирует в одну из полок. Чимин приглушённо смеётся — со звука шарика, с голосов, с Намджуна, который не против дуростей. Смеётся и копошится, проезжается носом от плеча до шеи и утыкается в манящий изгиб. Намджун вздрагивает с шумным выдохом — Чимину голову ошпаривает белым шумом и звенящим осознанием — приплыли. Можно отодвинуться, слететь пулей с дивана и через балкон уйти домой, но Чимин только приоткрывает растерянно рот, мазнув губами по накалившейся коже. Юнги, где бы он сейчас ни был, наверняка ликующе трясёт руками на небеса. Небеса откликаются и трясутся на Чимина, чтобы опомнился, но Чимин не выходит на связь, у него дела поважнее — приподнять голову, замереть в миллиметре от губ и решаться на грани обморока. — Извини, я под гелием, — паника всё-таки берёт верх, и Чимин подскакивает с дивана, собираясь сбежать, но Намджун вдруг ловит за руку и тянет обратно к себе. — Извини, но я тоже, — объясняется он. Последний обмен немыми “точно можно?” и скользнувшая по спине ладонь — и Чимин падает уже почти бесстрашно, и отзываются тут же, сгребая в объятия, чтобы ещё ближе и чтобы не дать свалиться на пол. И ладно представлять подобное и свихнуться одному, но когда с тебя свихнулись в ответ — у Чимина мысли даже в обрывки не складываются, пока они целуются и дуреют, не замечая упавших распечаток, не замечая тесноты дивана и звона в ушах почти до истеричного. Не замечая Сокджина, заглянувшего в комнату с очередными порывами гостеприимства и заботы. — Ребятки, я принёс вам чаёк, — шокированное аханье и звяканье ложечек на блюдце. — О боже мой! Визгливый хохоток и испуганно стукнувшая дверь, и Чимин приходит наконец-то в себя, отодвигается отдышаться и просмеяться — Намджун притягивает его лицом к плечу, чтобы обрывисто дышал и смеялся только в него. — Вот ты даже сказать мне не дал, что я вообще-то думаю о тебе постоянно, — ворчит он и дышит тоже будто впервые. — Перед сном из-за тебя улыбаюсь, знаешь ли, скучаю по тебе и жду, когда ты уже снова придёшь и сядешь на этот чёртов диван. — А я пришёл и лёг, — у Чимина здорово получается отыгрывать беззаботность, хотя внутри колотится и рвётся у самого горла. — Ты признания хотя бы смешным голосом говори, а то я же сейчас умру. Смешные голоса не помогут, да и выжить стоит хотя бы ради того, чтобы вспоминать — зигзаг обойного орнамента, скользнувший по полосам солнечный отблеск и то, как от Намджуна не хочется и не получится оторваться. На следующий день Чимин просыпается испуганным. Испуганно умывается, испуганно завтракает, испуганно причёсывает перед зеркалом торчащий хохолок, вспоминает вчерашние увлекательные события, краснеет и испуганно роняет расчёску. Испуганно дёргается при виде Намджуна, встречающего его на выходе из общаги и торжественно объявляющего: — Я сегодня решил прогулять пары, взял с собой два складных стульчика и зову тебя с собой на гору. Чимин поражённо молчит и старается игнорировать любопытные взгляды со всех сторон. — Ну так что скажешь? — Скажу, что походу вся моя общага сейчас словила на тебя краш, — Чимин старается не зыркнуть грозно на откровенно заглядывающихся девушек и парней. — И ты вот так бессовестно заманиваешь меня в прогульщики? — Я иногда бываю нехорошим мальчиком. — А вот тут поподробнее, пожалуйста. — Так ты идёшь со мной? — Мчусь немедленно, только вернусь быстро к себе захватить одну вещь. — Если ты про еду, то я всё уже взял. — Нет-нет, я о другом, я хочу кое-что сделать на горе, — Чимин загадочно улыбается и пятится назад. — Жди меня и ни с кем никуда не уходи, мой нехороший. Намджун обещающе кивает, и Чимин несётся обратно в неспешно оживающий общажный корпус. Город остаётся за полосой леса, жмётся к горизонту и беспокойно перекликается под исчерченным самолётами небом, пока здесь — устроившаяся у подножья горы безмятежность, высота разбивается о речную гладь и напарывается на верхушки сосен, качнувшись на надорванных лучах под переливы губной гармошки. Чимин прекращает играть и ждёт от Намджуна оваций. — Когда ты сказал, что хочешь кое-что сделать на горе, я вот никак не ожидал гармошку, —признаётся Намджун, не скрывая восхищение. — Ты определённо умеешь удивлять. — Это я ещё на шпагат перед тобой не садился, — подмигивает Чимин, смущается сам себя и отвлекается на залитые солнцем просторы. — Не знаю, просто всегда хотелось вот так сесть на краю горы и сыграть на гармошке. — Почему не сделал так раньше? — Думаю, я ждал подходящего повода, — Чимин набирается смелости снова посмотреть в глаза. — И тебя. Намджун отзывается чем-то странным во взгляде, назревающим и затаившимся по ту сторону зрачков, и хочется глупо похихикать и перевести всё в шутку — самое то, когда от нахлынувшего и палящего тянет сигануть с вовремя оказавшегося рядом обрыва. — Дай угадаю — ты страшно мною восхищён и от избытка чувств хочешь меня поцеловать. Чимин не дожидается ответа и расставляет руки, готовясь к объятиям и закрыв глаза. Считает в голове секунды и давится воздухом, когда Намджун ловит в охапку и правда целует, горячо и отчаянно, как будто боится не успеть, как будто гора под ними расползётся трещинами и неминуемо обрушится — Чимин бы сейчас всё равно не заметил. Солнце остаётся до позднего вечера — а после греет с обратной стороны расписанной мурашками кожи.