Город восемь два два — вне полосы помех

'сause you and me make a fine mess

— Что это, блять, такое. — Это Тэхён. Юнги напряжённо затягивается. Под балконом творится спектакль — пляски с орами и хохотом под шипящий из телефонного динамика трек. Двоих Юнги знает: Чонгук, который иногда заваливается проведать Сокджина, как внимательный и чудесный внук, и Чимин — этот так и вовсе в последнее время у них практически поселился. А третий, который как раз этот самый Тэхён — загадка. Скачущая с дичайшими подёргиваниями блондинистая мельница из рук и ног, высокая и несуразная дурнина, что-то старательно выкрикивающая в попытках подпевать тексту. Юнги смотрит немножко в ужасе, но оторвать взгляд не может. — Почему именно под нашими окнами? — недоумевает он, стряхивая пепел в кофейную банку. — Им нравится наш дворик, — объясняет Намджун и тоже тянется к пепельнице. — Тут уют и почти всегда свободные скамеечки. — Если кто-то из соседей вызовет полицию, я не собираюсь вступаться, — предупреждает Сокджин и громко хрустит яблоком. Отплясывающий на бордюре Чонгук лыбится до ушей, что слепит аж до балкона, а Чимин загибается от смеха на каждом движении Тэхёна и на его каждой смешной роже. Намджун с этого смеха улыбается сам и светит ямочками — Юнги поглядывает искоса и втихаря умиляется. Шоу тем временем подходит к кульминации — Тэхён в своём танцевальном порыве опирается рукой на урну, переворачивает и рассыпает по асфальту мусор под шокированное молчание своих товарищей по идиотизму. — Роскошно, — подводит итоги Намджун, и хохот Сокджина разносится звонким эхом по всему двору, пока дурная троица пытается запинать мусор обратно в урну. Юнги с тяжёлым вздохом докуривает, тушит окурок в банке и возвращается в дом. Вечер пока неопределённый — будто по краю ходишь, но пока не нахлынуло. Юнги знает, что сейчас лишь бы не остаться одному, потому что сразу тормоза сорвёт, но нарастающий в голове гул резонирует с голосами извне, и хочется перекричать-перевыть, вот только на очередной изматывающий срыв просто нет сил. Со двора что-то неразборчиво орут, и Сокджин вопит в ответ: — Дикари бешеные, стыдно смотреть на вас, а ну поднимайтесь сюда немедленно! Юнги настороженно оборачивается. — А ты уверен, что этот табор стоит сюда звать? — Под моим присмотром это сборище никакой вред квартире не нанесёт, — успокаивает Сокджин, махнув в дверях рукой, и роняет с подоконника вазочку. — Блять. Вазочка к всеобщему счастью не разбивается — она же в виде фламинго, Хосок бы за неё просто убил — и Сокджин с Намджуном идут встречать внезапных гостей, которые точно снесут дверь с петель, если им не откроют после первого звонка. Но хаотичная троица вваливается в дом неожиданно без шума и разрушений. Юнги удивляется, что у этой компашки бывает несколько режимов громкости, и осторожно выглядывает в прихожую. Бешеный Тэхён тоже ведёт себя прилично, молча разувается, осматриваясь с открытым ртом, аккуратно ставит кроссовки у стенки и терпеливо ждёт, куда ему разрешат пройти. — Классная футболка, — делает он вдруг комплимент Юнги, возвышаясь над ним с осторожной попыткой в приветственную улыбку. Юнги опускает голову. Футболка как футболка — чёрная и с принтом черепа в наушниках, из раскрытого рта которого сыплются цветочные лепестки. Юнги бурчит в ответ хриплое “спасибо” и бредёт за толпой на кухню, почти готовый присоединиться к посиделкам, но за каких-то два шага настроение выдаёт кувырок и летит к плинтусам, и Юнги даже смешно — никто даже ещё выбесить не успел, ни о чём толком не подумалось, а хочется в стенку вгрызться, вползти под обои и раздираться кожей о штукатурку. — Ты с нами? — спрашивает Намджун, вытаскивая из холодильника пиво. — Не-а, — Юнги вроде сам отказывается, но почему-то надувает губы — у него вечная обида на себя самого, и Хосок бы сейчас влез и сказал, что у Юнги “кисломордье” и ему надо прилечь. Юнги под разочарованные мычания уходит в комнату, плюхается на свою кровать и смотрит тоскливо на пустую соседнюю. По Хосоку кстати скучается страшно — он укатил на неделю со своей танцевальной тусовкой, а значит, нет и хохота эхом в стены, нет агрессивных чмоков в щёки и тихих разговоров за полночь, и Хосок вроде говорит всегда, что в этих разъездах ему хорошо, а как спросишь по телефону, как он там сейчас — загадочно молчит. Юнги надевает наушники и врубает на телефоне бессюжетную стрелялку, лишь бы себя отвлечь, и песню фоном выбирает на незнакомом языке, чтобы не цепляться за текст, чтобы не давать повода расшевелиться мыслям, потому что в голове и так всё на проводах и сигнализации — заденешь хоть что-то, и рванёт под вой взбесившихся сирен. Где-то через час — Юнги совершенно выпадает из времени и не уверен точно — дверь в комнату медленно открывается, и в проём выглядывает Тэхён. — Я это… — запинается он и мельком оглядывает комнату, пока Юнги настороженно вынимает наушник. — Домой пошёл. Тэхён теряется сам с себя и замирает с раскрытым ртом. Юнги невольно отвечает тем же. — Эм… Хорошо? — неуверенно кивает он. — Ага, — Тэхён дёргано улыбается и прикрывает дверь. — До скорой встречи. «Это что, мать его, угроза?» — проносится у Юнги в голове, но ответить он ничего не успевает, потому что Тэхён уже скрывается в коридоре, где вместе с остальными собирается уходить и выслушивает замечание от Сокджина за то, что нагло сунулся в чужую комнату. За дверью вскоре всё затихает, а Юнги думает, что вечер и правда странный — пролетает без столкновений, но долго ещё рассеивается отголосками. Тэхён снова оказывается у них дома через два дня — в компании Чимина и внезапно с синими волосами. Юнги неминуемо засматривается, и в голову лезут то ли сапфиры, то ли топазы, и Юнги обязательно потом загуглит и уточнит, как только вынырнет из этого лазурного гипноза. Свой чёрный устраивает вполне, но при виде яркого Тэхёна хочется сделать ярче и себя, как и при виде его улыбки хочется улыбнуться тоже или хотя бы хихикнуть — дурацкие мысли, дурацкий Тэхён. Перед глазами вдруг всплывают серёжки — звезда и полумесяц цвета точь-в-точь как эти волосы. Юнги вздрагивает от озарения и спешит в комнату, шебуршит в своей бижутерии и находит нужные украшения, возвращается в гостиную и подсаживается на подлокотник рядом с Тэхёном. — Эй, — тюкает он его локтем и кладёт серёжки в полураскрытую ладонь. — Это тебе. Тэхён удивлённо таращится своими карими блюдцами, опускает взгляд и осторожно дотрагивается до лазурного полумесяца. — Я вижу, у тебя оба уха проколоты, — тихо поясняет Юнги, внезапно чувствуя себя глупо, — а серёжки как раз тебе под волосы, так что бери и надевай срочно. Намджун и Чимин не обращают на них двоих внимание, полностью погрузившись в сериал, а Тэхён всё молчаливо перебирает серёжки, катает их по ладони пальцем и ловит стразами отблески люстры. Юнги начинает нервничать. — Не нравятся? — Они охрененные! — выкрикивает Тэхён, вызывает у смотрящих грозное шиканье и переходит на шёпот. — Только это неожиданно совсем, у меня же не день рождения или что-то подобное. Я их поношу немного и обязательно верну! — Да не надо мне. — Нет-нет, я верну, всё равно потом перекрашусь в другой цвет. — Как хочешь. — Спасибо! Юнги улыбается уголками губ — с довольного Тэхёна как-то тепло и правильно, смотреть бы на такого почаще и тайно любоваться. Тэхён снимает с ушей свои серьги — чёрно-белый гвоздик с левого и крошечную гитарку с правого — убирает в карман и примеряет те, что одолжили. Серёжки ему идут чертовски, о чём ему Юнги и сообщает одобрительным кивком. А потом обводит пальцем уголки звезды, случайно-неслучайно касается мочки уха, совершенно неслучайно трогает волосы, потому что хотелось ещё с первого взгляда, и у Юнги это вообще привычка — если что-то нравится, то обязательно нужно потрогать. Вечер укутывает и греет, а чёртова лазурь сквозь пальцы снится потом ещё полночи. Нацепивший на себя новые серёжки Тэхён начинает считать, что судьба связала их с Юнги навсегда. Иначе Юнги не может объяснить его присутствие у себя в комнате, а ещё не может объяснить, какого чёрта Чимин увидел в Юнги няньку, на которого можно оставлять Тэхёна, пока сам занимается с Намджуном в соседней комнате. Юнги на самом деле плевать — на людей он без причины не кидается, а Тэхён ведёт себя вполне адекватно, и Юнги не возражает против его осторожных шебуршаний на полу перед книжными полками. Он даже не бесится, когда Тэхён начинает разговаривать — пока даже ни разу не захотелось вышвырнуть его в коридор. — Мне нравятся твои песни. Вот теперь хочется. Юнги настороженно оборачивается. Тэхён смотрит на него выжидающе, по лицу пытаясь понять, не зря ли вообще поднял эту тему. Юнги не привык слушать похвалу вот так напрямую и от неловкости хочет вжаться в угол подоконника или врасти в стекло. — Скажу честно, что раньше я их не слышал, — Тэхён подтягивает к себе колени, покачивается в стороны и сверлит взглядом пол. — Но мне Чонгук сказал, что ты рэп пишешь, и я сначала подумал, что хрень небось какая-то. — Мне нравится твоя честность. — Зато ты не подумаешь, что я к тебе подлизываюсь. — Я теперь думаю, что ты собрался обижать меня. — Нет же, я собираюсь закидать тебя цветами, конфетти из сердечек и всем чем только пожелаешь. — А деньгами? — Нет. — Блин. — Ну серьёзно, я от тебя чуть не свихнулся, — Тэхён срывается на нервный хохоток. — Ты что-то невероятное вытворяешь, надорванное такое и… Нужное? Юнги нащупывает завалявшиеся под ногами сигареты и приоткрывает окно, чтобы курить и прятать глаза, отвлекаясь на подмигивающие со двора фонари. Невероятное? Ну чёрт его знает. Нужное? Это вряд ли. Надорванное? У Юнги по-другому и не получится. Тэхён же свои восхищения ещё не закончил: — Мне нравятся твои метафоры. Прям очень. Озноб скатывается с горла иглами по рёбрам, и Юнги затягивается, прикрыв глаза, щурится фонарям, чтобы расплылись острым бликом по зрачку, и устало выдыхает. Он в своих метафорах давно потерялся сам, расшатанное небо, которому он так желал расколоться, в него же и впилось обломками, и все эти образы, рождённые будто по накурке, уже давно не несут скрытых смыслов — просто бредовое и больное, вырвавшийся из треснувших рёбер крик самой от себя задолбавшейся души. — А насчёт посыла самого… Он мощный у тебя просто пиздец. — М-м, — Юнги выпячивает губу и стряхивает с сигареты пепел. — Выстраданный такой, агрессивный и болючий. — Ну, какой получается. — Хочется обнять тебя и уберечь от всего плохого. — Ох, вот только не надо меня жалеть, — Юнги морщится и дёргает рукой, едва не опрокинув пепельницу. — Я пишу не для этого. — Нет-нет-нет, чёрт, я вообще не имел в виду, что ты жалость вызываешь или типа того, — Тэхён прикусывает губу и в растерянности чешет затылок. — Просто после твоих треков хочется узнать тебя поближе, потому что на твои строки всё внутри откликается, как будто в голове крутилась мысль, а ты её вдруг взял и озвучил, это… Это охренительно. Юнги смотрит на Тэхёна недоверчиво и даже как-то тревожно. Что там в нём откликается, что он вообще понимает? Откуда в нём что-то хоть немного похожее на всё то нездоровое, чем Юнги хрипит и срывается на судорожные полувсхлипы в своих текстах? Когда и где ты успел настрадаться, оленёнок? Юнги сам себя одёргивает, отвечает Тэхёну благодарным кивком и снова отворачивается спасаться в дыму. Противно от своих же мыслей — возомнил тут себя единственным страдальцем и смеет ещё принижать хаосы в чужих головах, но просто Юнги уже привык вытанцовывать на краю и боится за других, ошивающихся рядом. Ладно мне с петлёй на шее, но зачем она вам? — Ого, волейбол! — Тэхён отвлекается от царапающих бесед на полки с мангой. — Я играл всю школу в волейбольной команде кстати. — А я в баскетбольной. — Крутые мы. Тэхён ныряет головой в заставленные полки, едва не проводя носом по книжным корешкам. — Ого, Гинтама? — вскрикивает он и с хрюканьем стаскивает с полки один томик. — Фух, а я уже успел подумать, что ты серьёзный приличный человек. — Да как ты посмел? — усмехается Юнги и снова косит взгляд в окно, прищуриваясь от проплывшего по стёклам отблеска фар. Тэхён шелестит аккуратно страницами, листает до цветного разворота и улыбается растроганно родным рожам. — Почему вот у него в манге голубые глаза, а в аниме карие? — тычет он пальцем в одного из персонажей. — Почему такой бардак с ним? Я кстати читал, что он вообще изначально задумывался как девочка. — Интересно. — Почему всем так сложно с ним, даже мангаке? — Потому что он сложный уёбок. — Ну-ка чш-ш, это мой любимый персонаж. — Сочувствую. — И он хороший. — Ну иногда у него действительно получается. — Ты кстати напоминаешь его. — Я тоже уёбок с попытками быть хорошим? — Нет, я про манеру речи — ты так же вяло говоришь и гласные растягиваешь. Но при этом ты куришь, как… — Как мой любимый персонаж, — Юнги тянется тоже ткнуть в любимчика пальцем. — А, да? — Меня покорил до слёз смешной мужчина, который при этом может быть строгим и дичайше крутым, — Юнги драматично вздыхает. — И который кстати твоему любимому пиздюку может надрать задницу. — Я в школе рисовал додзинси по ним двоим. Юнги застывает с сигаретой у раскрытого рта. — Ты ебанулся? — Очень, — Тэхён глупо хихикает. Юнги встревоженно курит, медленно и задумчиво, не сводя с Тэхёна взгляд и ни разу не моргнув. — Пришлёшь мне? — Да без проблем. Юнги кошмарно. Сойтись на аниме с сортирным юмором и на яое — сейчас самое время высветиться меткам соулмейтов на запястьях, и Юнги выкинется в окно тут же. — Не хочешь сходить в кино? — вдруг спрашивает Тэхён. Да ты издеваешься. — Я так не люблю кинотеатры, — кривится Юнги. — Ох, прям совсем-совсем? — расстраивается Тэхён, состроив щенячье лицо. — А то так хотелось посмотреть с тобой фильм один. — Почему именно со мной? Тебе разве не с кем пойти? — С Чонгуком и Чимином идти не хочу, это всё-таки интеллектуальное кино, — Тэхён шутливо отмахивается, но быстро меняется в лице и ловит взглядом взгляд, удерживая и впиваясь, чтобы вот тут уже точно было не до смеха. — И мне хочется именно с тобой. Шокирующая и совершенно абсурдная мысль влетает в голову — Юнги будто зовут на свидание. Ветер мажет по оголённой шее и стекает мурашками к дрогнувшему плечу, и Юнги, шумно выдохнув, тушит сигарету в горке окурков. — Опиши мне как-нибудь коротко этот фильм, чтобы я точно заинтересовался. — Ох, — Тэхён ненадолго задумывается. — Там игры разума, перемотка времени, безнадёжность и котики. — Я пойду, — соглашается Юнги и закрывает окно. — Шикарно! — Тэхён победно вскидывает руки и шлёпает себя ладонями по коленям. — В субботу как тебе? — Нормально. — Чудно-чудно. Тэхён улыбается, и у Юнги что-то с затылка аж ноет — хочется пальцами поймать то ли поползшие к глазам щёки, то ли уголки губ, чтобы улыбка задержалась и в груди что-то отвратительно потеплело. — А Чимин с Чонгуком знают про твоё яойное творчество? — возвращается к скандальной теме Юнги. — Конечно знают, Чонгук кстати тоже рисовал, но только по Ван Пис. Юнги с них всех уже просто, нахрен, в ужасе. — Это я мог в твиттерской ленте видеть ванписовский порно-арт и не подозревать, что он нарисован Чонгуком? — Запомни, если в интернете натыкаешься на какой-то аккаунт, который вызывает у тебя тревогу — это точно Чонгук. Юнги кивает предупреждению и мысленно обещает себе никогда больше не появляться в виртуальном пространстве. В субботу в одиннадцать утра Юнги стоит на балконе с чашкой кофе и пребывает в сожалении и недоумении от поступка себя из прошлого. Для Юнги выход в свет — всегда подвиг, потому что в общественных местах шумно и попадаются раздражающие люди, и Юнги отваживается только на посиделки в кафе недалеко от дома и на прогулки в парке в тихих отчуждённых аллеях. У Юнги есть своя комфортная зона из людей, которых он любит и к которым привык, и тащить в привычный порядок кого-то нового — странно и даже страшно. Но Тэхён притаскивается сам и лишним совсем не чувствуется. — Глянь, какие штаны купил, — хвастается он на остановке. Юнги поднимает большой палец. Штаны классные, оранжевые и в карманах по всей ноге — во все можно спрятать по маленькой пачке чипсов и счастливо шуршать. Тэхён вообще любит носить большую одежду, из-за чего кажется медвежье-уютным, и Юнги нравится вставать за ним, будто так спрятался и всех перехитрил, а ещё Юнги хочется вцепиться Тэхёну в плечи и запрыгнуть ему на спину, а ещё Тэхён красивый — ей богу, ну Юнги же не слепой. Тэхён между тем рассказывает о своих приключениях. — Я вчера в бассейне ударился коленкой о бортик. — Ой-ёй. — Дай угадаю — ты ненавидишь бассейны. — Я не особо против, но лучше бы мне там не быть. — Плавать не умеешь? — Умею и даже люблю. Но не в людных местах. — А что насчёт водных горок? — Здорово, только тоже пусть все уйдут. — Тебе так не нравится наличие раздетых людей поблизости? — Мне не нравится просто наличие людей. Ну и не хочу, чтобы при мне раздевались, если я об этом не просил. — Опа-опа. — Как-то не так я сформулировал. — На каком моменте нашей прогулки ты попросишь меня раздеться? — Я сдержусь. — Я буду ждать. — Удачки. Юнги сперва переживает, что повиснет идиотское молчание, что любые попытки разговора пойдут натянуто и провалятся, и так-то Юнги любит поговорить и не стесняется, но опасается выбрать неподходящую тему и захотеть потом налететь лбом на бордюр. Но Тэхён не затыкается сам, и Юнги подхватывает мгновенно, они наперебой обсуждают музыкальные новинки, у них оказываются одинаковые поводы для шуток и ворчания, а ещё бесконечные отсылки к аниме — Юнги настолько в своей среде, что готов восторженно пищать. А ещё Тэхён смешной, господи, какой же он смешной. — Собака! — вскрикивает он, резко останавливаясь и хватая Юнги под локоть. И правда собака — весёлый корги выбегает навстречу, и Тэхён садится перед ним и протягивает руку. Корги старательно машет лапкой и не дотягивается, и умиляющийся Тэхён смеётся до слёз, опускает руку пониже и радуется наконец-то состоявшемуся рукопожатию. Юнги подсаживается рядом, и дружелюбный корги разрешает обоим себя погладить, пока его не уводит хозяин. — Собака! — чуть позже снова сигналит Тэхён, только на этот раз дорогу им преграждает огромный дог. Юнги снова нехотя останавливается, а Тэхён зачем-то выходит вперёд и загораживает его собой. — А вот эту я боюсь, — тихо признаётся он. — Зачем ты тогда вылез прям перед ней? — Я безрассудный. — Она не выглядит злой. — Поверь мне, я могу кого угодно выбесить. Юнги надеется никогда не проверить на себе талант Тэхёна и выжидающе выглядывает из-за его плеча. Собака затаившуюся парочку выводит из ступора оглушительным лаем — Тэхён визжит, и Юнги не выдерживает и прыскает ему в плечо. Хозяйка с извинениями оттаскивает собаку за поводок, а Тэхён ещё минут пять держится за сердце. В кинотеатре Юнги с напряжённым сопением проверяет количество купленных билетов на их сеанс, видит пока ещё свободные места впереди и сзади их с Тэхёном мест и сопит полегче, а уже в холле смотрит, много ли на сеанс привели детей. К детям у Юнги нейтральное отношение: хорошо, если их нет поблизости, а если всё-таки оказались — пусть никак о себе не напоминают. — О, детей нет, повезло, — с довольным видом выдаёт Тэхён, осмотрев холл. Моя ж ты радость. В кинозале Тэхён комментирует шёпотом трейлеры, пританцовывает под музыку, пытается удержать на носу попкорн и успокаивается только с потушенным светом. Котиков показывают ещё в начале фильма, и Юнги радуется, что его не обманули, а потом затягивает и сам сюжет, и Юнги уже ни о чём не жалеет. На комичной сцене с перемоткой времени Юнги очень хочет шепнуть про всплывшую в голове отсылку, но Тэхён опережает: — Это же как… — В Гинтаме, — перебивает его радостный Юнги, и оба агрессивно друг другу кивают и стукаются кулаками, затихают одновременно, чтобы не мешать никому вокруг. Юнги весь фильм не отрывает от экрана взгляд, но мимолётные поглядывания Тэхёна всё равно замечает, не показывает виду и невозмутимо жуёт попкорн. Тэхён на сегодня ещё не заканчивается и вечером присылает два сообщения: :с — это ты дуешься :] — это ты улыбаешься Юнги на сообщения смотрит, мягко говоря, озадаченно, морщит нос и набирает ответный текст.             и что мне делать с этой информацией? просто теперь сидеть и знать, что я весь день не отводил от тебя взгляд Юнги встряхивает головой и в этот раз печатает тревожнее.             я думал тебе всё-таки интереснее было происходящее на экране ты оказался интереснее Юнги перечитывает сообщение несколько раз, проматывает заново всю переписку и шумно сопит в раздумьях. — Мне кажется, что ко мне подкатывают, — догадывается он с ужасом. — Ч-чего?! — Хосок отшвыривает журнал, подскакивает с кровати и подлетает к Юнги, утыкается подбородком ему в плечо и заглядывает в экран. В комнате повисает тревожная тишина, пока Хосок изучает масштаб безобразия. — Прикол, — хрюкает он. — Может, это он просто показывает, что наблюдательный? — Господи, да подкат это, — Хосок треплет Юнги волосы. — Ты ещё ладошку подставь, как в меме. — Это что, наблюдательность? — Юнги слушается, выставляет ладонь и смотрит на неё идиотом. — Это что, дурачина, не понимающая очевидных намёков? — спрашивает у потолка Хосок, копируя вопросительную позу. Не понимает или боится, и Юнги ответил бы, что уже стар для всяких там дурных влюблённостей, но не хочет получать подзатыльник. — Жопа, — делится впечатлениями Хосок. — Вот я тоже что-то такое чувствую, — Юнги обнимает себя за озябшие плечи — вроде и тепло в доме, а его вечно преследуют какие-то призрачные сквозняки. Хосок смотрит на него искоса, прищуривается и что-то замышляет. А потом ловит лицо в ладони и налетает агрессивными поцелуями в щёки. — Моя красотуля, — приговаривает он, стискивая лицо до выпяченных по-утиному губ. — Моя звёздочка вовсю уже кружит мальчишкам головы. — Да отстань, — с трудом выговаривает Юнги, но из хватки не вырывается — только от Хосока он такие нападения и может вытерпеть. — Булка моя угрюмая, — Хосок между щеками успевает чмокнуть и нос. — Мой дурной пирожочек, который каждый раз удивляется, что люди считают его интересным и привлекательным. — Я не… — Юнги фыркает, пытаясь сдуть нависшую на глаза чёлку. — Ну хорош уже. — Всё-всё, ухожу, — резко отстраняется Хосок, примирительно подняв руки. Он возвращается к себе на кровать, плюхается на подушку и подбирает откинутый журнал. — Пусть твой Тэхён теперь тебя чмокает, — бурчит он обиженно и наигранно дуется в глянцевые страницы. На секунду Юнги это представляет — вот так же накинувшийся на него с поцелуями Тэхён — бледнеет и уходит хлебнуть воды. Встречи после кино не заканчиваются, и гулять с Тэхёном Юнги неожиданно нравится — Тэхён не тащит его никуда силой, не ругает за медлительность и не ноет всякий раз, когда Юнги садится на скамейку отдохнуть. — Как будто деда выгуливаешь, да? — смеётся сам с себя Юнги, кряхтит и разворачивает сэндвич. — Скорее ужасно привязанного к дому кота, — Тэхён наблюдает, как Юнги мажется щекой в соусе, и стирает костяшкой каплю. Юнги по-кошачьи урчит и теряет бдительность, позволяя Тэхёну немного куснуть сэндвич, и замирает с открытым ртом, когда тот откусывает половину булки. А в остальном комфортно, и скучно не бывает ни секунды, потому что у Тэхёна в запасе сотни тем для разговоров, он будто по природе не способен быть в плохом настроении, у него серьёзность вперемешку с дуростями, лазурь с волос выцветает акварелью, и глаза ловят редеющие по осени лучи — красивый порой настолько, что Юнги даже немного страшно. Дожди сменяются снегопадами, и у Юнги теперь платиновый блонд, а ещё потолок в крапинку и в голове взлётная полоса, огни мигают-сигналят-вопят, но все самолёты мимо, а если и долетают, то только вдребезги, взрывами об асфальт и гулом до самых рёбер. Тэхён заваливается под вечер — у Юнги в последнее время это любимая часть суток. — Да как так! — негодует он — перекрашенный в чёрный — и кладёт на стол возвращаемые серёжки. — Я думал, мы будем одинаковые! — А мне нравится наш контраст, — Юнги встаёт у зеркала и склоняет набок голову, чтобы Тэхён сделал так же. — Видишь? Мы охрененные. Волосатое инь-ян. Тэхён улыбается, и Юнги следом тоже — уже отлаженная система. Тэхёну чёрненьким непривычно, но завораживает всё равно, и отросшие завитки наверняка щекочут шею — намотать бы один на палец, но Юнги сдерживается. — Тебе идёт, — Тэхён легонько поддевает белую чёлку пальцами. — Ты как снежок. Юнги дёргает уголком губ и снова кивает вместо спасибо. И ненавидит снег. Тэхён садится на кровать и как-то сразу вписывается — в эту комнату, в этот дом, в эту дурацкую захламлённую жизнь, которую Юнги живёт просто из любопытства, сколько ещё он сможет выдержать. — У вас тут за домами стадион небольшой есть, — интригующе начинает Тэхён, теребя край подушки. — И? — На пробежку не хочешь сходить? Ответ Тэхён считывает со скривившегося в отвращении лица. — Опять тебе не нравятся мои идеи наших совместных мероприятий. — Мне не нравятся мероприятия, где надо шевелиться. — Ты же играл в баскетбол в школе. — И отдыхаю от этого до сих пор. — Я тебя ещё ни разу бегающим не видел. Ты вообще умеешь? — Я никогда не побегу без причины, — Юнги прерывается на зевок и лениво потягивается. — Если я побежал, значит где-то что-то происходит. Что-то страшное. Руки он опускает слишком резко, и стена перед глазами на мгновение неприятно дёргается. — Просто не знаю, смотрю на тебя и хочу выгулять, — Тэхён скрещивает на груди руки и хмурится. — И я не прогулку неспешную имею в виду, а именно встряхнуть бы тебя как-нибудь. — Что я тебе сделал такого, за что? — причитает Юнги, кривится и отворачивается к постерам. Вообще как-то душно — не в стенах, а больше внутри себя, мысли вроде мечутся, а ни одна не звучит отчётливо, и Юнги жмурится, пряча под веками пожар, — может, и правда сейчас бы на воздух? — А-а, хер с тобой, — машет он рукой и сдёргивает накинутую на спинку стула куртку. — Пошли на твой стадион. Тэхён тут же подскакивает и с дурной улыбкой хлопает в ладоши. Юнги с него вздыхает и неуклюже влезает в рукава. Они уходят незамеченные — пока Сокджин, Намджун и Хосок гремят на кухне и эмоционально обсуждают сосиски — несутся молча по лестничному пролёту вниз и выныривают в безлюдный двор. На крыльце Юнги закуривает и вздрагивает плечами — даже в безветрии умудряется поймать едва ощутимый ледяной порыв. — Боже, ты так смешно бегаешь! — Это я ещё нож не достал. Тэхён ржёт и бежит быстрее, удаляясь и дрожа мутнеющим силуэтом. У Юнги ноги гудят, цепляются коленями и грозятся запнуться, он будто всей кожей в испарине, машет локтями и болезненно жмурится под взмокшей чёлкой. — Вот увидишь! — кричит Тэхён уже на другой стороне стадиона. — В проветренную голову сразу образы и рифмы полезут! Юнги тормозит — рывком голову к небу и замыленным взглядом в черноту, пронизанную редкими звёздами. И ни черта ему не лезет — в голове раскалённый пульс, дребезг каких-то стёкол и расплавленный свинец. Даже про небо красивые фразы не складываются — под ним бы просто сейчас сдохнуть. Юнги дышит срывами через вдох, пытается прокашляться, но из прожжённого горла вырывается только хрип, протащенный из вывороченных лёгких. Тэхён разворачивается и бежит к нему, не уставший будто нисколько. — Эй, ну ты что-то совсем разваливаешься, вернёмся к тебе тогда? — Тэхён смотрит обеспокоенно и осторожно берёт за плечо. — Юнги? Выдох даётся с трудом, и после него глаза видят только очертания и рябь, онемевшие ноги подкашиваются, и Юнги, потеряв равновесие, заваливается вбок. В крышку гроба стучится космос, пуская в трещины потоки звёзд — проносится в голове за секунду до подхвативших рук и за две до накрывшей темноты. — Скажи мне, ты совсем уже долбоёб? Юнги рта не успевает открыть, как ему на лоб шлёпается смоченная тряпка — у Сокджина режим агрессивной заботы, но сердится он не на шутку. Хосок с Намджуном стоят у кровати перепуганными истуканами — Юнги с них так смешно, им бы по свечке в руки и начать заупокойные песнопения. Тэхён сидит на полу с другой стороны — бледный и вытаращивший в ужасе глаза. — Я правда не знал, что у меня температура, — хрипит Юнги, пытаясь отрегулировать тон до максимально виноватого. — Правильно, потому что тебе, долбоёбу, лень до кухни дойти и достать градусник из аптечки, — Сокджин злобно сжимает тряпку, и холодные капли скатываются неприятной щекоткой к ушам. — Если не знаешь, какие лекарства пить, у меня что ли спросить нельзя или у Намджуна? Или тебе в кайф полудохлым ходить? Ты себя наказываешь за что-то, или тебе просто на себя настолько плевать? Юнги не отвечает, позволяя себя отчитать, потому что он и правда устроил какое-то идиотство. Намджун и Хосок тоже отмалчиваются — они никогда не вмешиваются, когда Сокджин злится, а злится он сейчас очень. Как в тот раз, когда Хосок переборщил со снотворными. Сокджин потом спросил его уже в палате: “ты специально? ты, сука, специально?” Хосок так и не ответил, а Сокджин, вернувшись домой, разбил об пол свой любимый посудный набор. — Ещё Тэхёна перепугал своими выкидонами, тебе не стыдно? — Сокджин смешно шлёпает тряпкой по тумбочке. — Тащил ещё до дома жопу твою. — Было бы что тащить, — морщится Юнги. — Нормальная у тебя жопа, — влезает Хосок. — Так! Пошли вон! — Сокджин машет руками на Намджуна с Хосоком, прогоняя, и встаёт с кровати. — А ты лежи и потей, я приду через час снова давать тебе лекарство. Он поправляет на Юнги одеяло, натягивая до носа, и смотрит вопросительно на притихшего Тэхёна, который уходить не собирается. — Я посижу с ним немного, — поясняет он, придвинувшись ближе к кровати. — Зачем? — пугается Сокджин. — А если заразишься? — хмурится Хосок, который так-то тоже хотел остаться и петь Юнги на ухо колыбельные. Тэхён пожимает плечами, и Сокджин, вздыхая, выходит с остальными из комнаты. Юнги остаётся с Тэхёном наедине и наконец-то решается посмотреть ему в глаза. — Если бы я только знал, — выдаёт Тэхён с трагичным придыханием. Юнги снова так смешно — им бы обоим сейчас на сцену театра под всхлипы расчувствовавшихся зрителей. — Да я сам не знал, хватить себя винить. — Ты не бережёшь себя. — Так а нахер надо. — Юнги. Как же это, мать его, сложно — бродить по краю, плевав на себя, когда люди вокруг волнуются и пытаются спасать. — Прости, что со мной вот так, — сдаётся Юнги, грустно фыркнув в край одеяла. — Просто я дед. — Я должен был заметить, что тебе нездоровится, а не тащить тебя подыхать на стадион. — Непросто уследить за дедом. — Хватит называть себя дедом, я некомфортно себя чувствую. — Ты прав, не с каждым дедом дано ужиться. — Да что ж ты несёшь. — Ко мне иди. — Я не хочу, чтобы ты меня бил. — Иди к деду, сучёныш. Тэхён поднимается с пола и садится на край кровати, смотрит на Юнги с выражением всемирной скорби и горького упрёка. Юнги шебуршит и высовывает из-под одеяла руку, хватает руку Тэхёна и закрывает глаза. Веки мигают краснотой и по-прежнему жгут, зато тело наконец-то перестаёт звенеть, стихает и обмякает, будто обрастая ватой. Тэхён происходящее никак не комментирует и не шевелится. — Господи, он помер?! — раздаётся со стороны дверей перепуганный шёпот Сокджина. Юнги не реагирует и лежит неподвижно, чтобы никого не разочаровывать. — Это так тро-о-огательно, — к раздражителям добавляется теперь и шёпот Хосока. Юнги не выдерживает и предупреждает обоих злобным зырком. Возникший за ними Намджун успокаивает Юнги понимающим кивком, берёт любопытных надоед под руки и уводит их в другую комнату. Намджун вообще просто солнышко, Юнги ему благодарен сейчас бесконечно — ни нравоучений, ни лишней паники, только капюшон подозрительно не снимает. Юнги поржёт потом, если узнает, что Намджун втихаря поседел или просто больше никогда не заговорит. Юнги снова проваливается в свой ватный кокон, но кровать рядом вдруг подозрительно продавливается, возня разворачивается над ухом, и к боку приваливается что-то тяжёлое. Юнги приоткрывает глаз — Тэхён устроился в каких-то сантиметрах от лица, почти задевает носом щёку и обнимает поверх одеяла. — Чё это ты, — интересуется Юнги, боясь дёрнуться под накрывшей его рукой. — Полежу с тобой рядышком, если ты не против, — Тэхён приоткрывает глаз тоже, ждёт каких-либо возражений и снова закрывает. — А ты не против. Юнги шмыгает носом — он правда не против, ему просто неожиданно и интересно. — Не могу заснуть, если не буду что-то обнимать, — объясняет Тэхён свои тисканья, на которые Юнги и не думал возмущаться. — Но заснуть это ещё полбеды, дальше ещё ждёт веселье в виде кошмаров. — И часто? — Со школы реже стало, но всё равно тот ещё дурдом, — Тэхён крепче прижимает к себе закутанный в одеяло комок. — Ещё знаешь, когда вроде уснёшь уже часа в три, и какой-то трэш успел присниться за час или меньше. Просыпаешься и лежишь в темноте, как из-под грузовика выползший, хочешь вроде уснуть обратно, чтобы не оставаться сейчас наедине с собой, а вроде и страшно опять в какое-то дерьмо возвращаться. Юнги слушает в полудрёме — голос Тэхёна убаюкивает, укутывая теплее покрывал, но не отпускает, цепляя каждой ноткой и расползаясь под кожей. — Чимин даже ловца снов мне подарил в надежде, что это поможет от кошмаров — не помогает, но я не говорю ему. Реальность ускользает под смесь лекарств и сонно выговариваемых слов, подтаивает в скакнувших градусах и теряется, оседая на потолке. — Спи спокойно, — разрешает Юнги, уткнувшись виском в пристроившийся рядом нос. — Всё равно все кошмары достаются мне. Тэхёну как-то тяжеловато даётся концепт их с Юнги дружбы. Он два раза приходит к Юнги под каким-то предлогом, а не просто с целью навестить больного, и на третий раз, когда уже доходит до маразма и Тэхён оставляет у них дома кулёк со своими бассейными плавками, Юнги всё-таки объясняет ему, что приходить он может и просто так, и никакой обиды за чёртов стадион не было и нет, и Тэхён наконец-то перестаёт чудить и со спокойной душой принимается обсуждать финал сезона их очередного любимого аниме. С Тэхёном у Юнги всё чудесно, а вот об остальном даже думать не получается без тошноты. Из-за больничного растут долги в универе, которые не захочется разгребать даже после выздоровления, каждый телефонный разговор с матерью заканчивается ссорой, а строки пишутся всё об одном и том же, и Юнги давится собственной предсказуемостью, мусолит по кругу одинаковые темы, а выхода не находит, исписывается и бьётся головой о стену тупика, в который сам же и бежал чуть ли не вприпрыжку. Юнги шлёт всё это с матами и ничего не исправляет, сбегает от всего и дремлет в наушниках, отгородившись от внешнего мира. Он нехотя открывает глаза, когда Хосок легонько трясёт его за плечо. — Есть таблетки? Юнги приподнимается на локтях и встревоженно хмурится — от Хосока и таблеток в одном контексте триггерит до озноба по спине. — От кашля, — поясняет Хосок, и Юнги облегчённо выдыхает. — В аптечке ни черта нет, а у тебя какие-то леденцы в сумке были, я помню. Юнги садится на кровати и подбирает с пола сумку, дёргает несколько раз заедающую молнию и с шипением ругается, открывает наконец, находит пачку леденцов и кладёт всю пластинку в подставленную ладонь. — У тебя всё хорошо? — настораживается Хосок и на всякий случай проверяет у Юнги лоб. — Нет, но я справляюсь, — Юнги знает, что ни хрена таким ответом не успокоит, но в его ситуации покатит. Он ложится обратно, перематывает песню на начало и отворачивается к стене. Хосок долго ещё вот так смотрит на него в одиночестве, но больше не дёргает, считая, что Юнги от него и так уже устал. Враньё и бред собачий — больше всего Юнги устаёт от самого себя. — Ну и короче Чимин вчера весь вечер истерил, проклинал дизайн и грозился уйти в стриптизёры. Юнги понимающе кивает. Они с Тэхёном гуляют впервые после больничного, купили какао в кафешке за углом и свернули в переулок — здесь почти безлюдно и уютные полумраки от фонаря к фонарю. Юнги помешивает своё какао трубочкой и морщится — два раза ведь повторил, чтобы не добавляли зефирки, но кто его слушает. — Ну вы хоть сказали ему, что поддержите его во всех начинаниях? — Нам пришлось, иначе бы от его нервного срыва пострадала вся общага. — Стоит признать, что он бы реально преуспел в этой сфере. — Так да-а, это и пугает. У Юнги вдруг дёргается рука — просто так, будто в шутку, и стакан под испуганное аханье Тэхёна летит на асфальт, сминается от удара и расплёскивает какао под ноги. — Срань, — сочувственно вздыхает на упавший стакан Тэхён и в знак поддержки перестаёт пить из своего. — Пошли купим тебе другой. Юнги не отвечает и не шевелится. Смотрит как под гипнозом на растекающуюся жижу, по которой дурашливыми корабликами расплываются зефирки, содрогается на вдохе и холодеет пальцами. А потом он хватается руками за голову, сгибается пополам и садится на землю, жмурится до белых искр под веками и рычит сквозь зубы, уставший и неспособный вырвать себя самого из себя же. — Эй? — перепуганный Тэхён опускается перед ним на корточки, одной рукой держит за плечо, другой осторожно касается скулы. — Тебе плохо? Что мне сделать, чтобы помочь? Плохо пиздецки, помочь — никак. Это всё накопленное, выедающее и изматывающее, всё то, от чего из последних сил сбегалось, и оно накатило в одну секунду из-за такой, казалось бы, мелочи, но она как упавшая на разлитый бензин спичка, как прострел в голову и выломанная парочка рёбер, и Юнги держался каким-то чудом и сам не подозревал, насколько он не в порядке. — Чш-ш-ш, всё хорошо, — Тэхён притягивает его к себе и гладит по голове. — Не знаю, насколько тебя это успокоит, но я с тобой. Господи, и за что только Тэхён в него вляпался? И ведь не понимает же сейчас ни черта, но остаётся рядом, и Юнги знает, что в одиночку он бы точно свихнулся, и если бы стоял на краю платформы — бросился бы на рельсы под мчащийся навстречу свет. А так он кидается в Тэхёна — тот несомненно ловит и обнимает до впившихся пальцев, как будто на них и правда летит из тоннеля вопящий состав. Юнги прокусывает до крови губу и обессиленно роняет голову на плечо Тэхёну — незримый поезд проносится мимо и ещё долго откликается грохотом колёс. Юнги любит гулять вдоль дорог — за оградой куда-то спешат и перекликаются огнями фар, а ему никуда не надо, он бредёт почти бесцельно, почти бессознательно, и молчит с момента, как вынырнул из объятий Тэхёна и поднялся на ноги, и тишина даже не нагнетает, накрывает обоим плечи и трепещет под звуки просвистывающих мимо машин. Тэхён держится сбоку, плечом к плечу почти, поглядывает искоса и всё никак не перестанет хмуриться. — И часто у тебя так? — М? — Доводишь себя чуть ли не до приступа и валишься с ног. — Извини за это, я вот вообще не планировал устраивать спектакли посреди улицы. — Да не в этом дело, я за тебя переживаю как бы. — Плевать, господи, случается и хер с ним. Просто срыв, просто надо переждать. — Срыв, потому что ты копил и ни с кем не делился? — Срыв, потому что у меня в башке помойка, — Юнги кривит рот, с самого себя скептично усмехаясь. — И ничем всё это моё ублюдское не выговоришь и не выветришь. И срывы всё равно неизбежны, потому что накапливается-накапливается-накапливается — как шкала срыва. — Как у Моба? — Да-а, как у Моба, — Юнги невольно улыбается — насколько же всё-таки интереснее жизнь, когда на всё есть отсылки к аниме. Юнги невольно обгоняет и идёт теперь слегка впереди, выдыхает и расправляет руки в стороны — ветер задувает в распахнутую куртку, как в паруса. — Хочу быть рядом, когда тебе плохо, — заявляет за спиной Тэхён. — А я не хочу никому показывать, что я не в порядке, — Юнги резко оборачивается и останавливается — Тэхён застывает тоже, прекращая даже моргать. — К хуям такое зрелище, серьёзно, лучше пережить один больной вечер, а на утро отпустит. Да, как из-под катка вышвырнет, но всё же отпустит. А так ещё придётся от стыда на стенку лезть, что я в таком позорном свете себя выставил. — Тебе надо, блять, выплёскивать всё своё «ублюдское», а не давать ему себя сжирать, как ебучему раку. — Я и так выплёскиваю в музыке и в текстах, почти что кожу с себя сдираю. — Это не излечение, и ты сам это знаешь, ты всего лишь делишь себя с такими же поломанными, но никто из вас не спасается. — А никто и не спасётся, — Юнги с хохотком разводит руками и выдаёт что-то вроде небрежного реверанса. — Всем херово, и все выкручиваются, держатся за что-то или кого-то. Я делаю что-то, от чего мне полегче, делаю что-то, чтобы чувствовать себя живым, и только бы не задумываться, как всё в итоге бессмысленно, только бы, блять, не напоминать себе об этом. Ой нахуй это всё, вот правда, хорош, — Юнги устало трёт лоб и отмахивается, будто пытается отшвырнуть от себя всю тяжесть мыслей. — Мне только начал нравиться этот вечер, не хочу всё так некрасиво завершить и кинуться под какую-нибудь машину. Тэхён смотрит так, будто сейчас заскулит от бессилия, и Юнги отворачивается, чтобы не видеть и не грызться виной, что нагрузил и повысил голос, хотя он не хотел, просто в голос пролезли эмоции и вырвались как будто в крике, но Юнги никогда же не кричит — он тихая бомба, которая тикает едва слышно, и Юнги старается, чтобы никого не было вокруг, когда рванёт. — Тогда просто хочу быть рядом. Не только тогда, когда плохо. И не пускать тебя под машины. Юнги продолжает идти и толком не вслушивается. Тэхён говорит что-то до безумия важное, что до Юнги сейчас всё равно не доберётся и не осмыслится. И до чего же за отбитая закономерность — притягивать таких хороших к такому дурацкому себе. Ветер налетает редкими порывами по лицу и незамотанному горлу — Юнги ловит один такой на вдохе и вздрагивает, когда Тэхён вдруг берёт его за руку. — Мне показалось, тебе нравится держаться за руки, — Тэхён держит некрепко, готовый если что отпустить и не напирать — меньше всего ему сейчас хочется сделать Юнги ещё хуже. Но Юнги лишь сжимает его руку сильнее, потому что ему правда нравится и как никогда нужно, и оба так и бредут вдоль шоссе, не расцепляясь и теряясь в пролетающих встречных огнях. Город по вечерам всегда отчаяннее — Юнги так любит подбирать ему саундтрек. Неон сбившимся пульсом, огни потоком и небоскрёбы остриём в небо, и в многоэтажки будто нельзя попасть извне, они необитаемы и зажигаются окнами сами, чтобы Юнги заглядывал в чужие этажи и тосковал по чему-то, что никогда с ним не случалось, пока ждёт на светофоре под замедлившуюся музыку, а потом припев налетает и толкает в спину под загоревшийся зелёный, и шаг с бордюра точно в ритм, и весь путь дальше — одно целое с песней, под которую так тянет на высоту. Юнги выбирается в район на краю города. Здесь тёмные дурацкие дворы, где вечно ошивается кто-то мутный, и Юнги думает, что он здесь в тему, в атмосферу и в пейзаж, он идёт и не озирается, руки в карманы и капюшон на голову, и смотрит вбок как-то неосознанно, и там проход между домами, один тусклый фонарь и очертания, и там кто-то есть, и кто-то замахивается для удара. Юнги тогда не зря подумал про соулмейтов — предчувствие обжигает тут же, и очертания складываются в неразличимых четверых, но один узнаётся по одному движению, по дёрнувшемуся плечу и по силуэту макушки. Да блять серьёзно. Юнги срывается прямо туда, и ему так плевать, потому что этот придурок один раскидывает троих, и Юнги влетает к ним, уже замахивающийся и готовый получить сам — так плевать, так восхитительно плевать. Какого чёрта тебе не сидится дома, Тэхён? Юнги отцепляет от него одного нападающего, хватает незнакомца за воротник и толкает к стене — так ошалело Тэхён на него ещё не таращился. Но драка обрывается — внезапно и киношно, в свете фар притормозившей у закоулка полицейской машины. Троица испуганно замирает, и Юнги пользуется моментом заминки и хватает Тэхёна за руку, дёргается с ним с места и бежит дальше по проходу, чтобы вылететь на другом конце улицы и свернуть во дворы. — Откуда ты тут взялся вообще?! — пытается на бегу окликнуть Тэхён, всё ещё толком не соображая от происходящего. — Я же тебе говорил, что просто так никогда не побегу? — Юнги оглядывается с шальной улыбкой и задыхается больше от восторга. — Но если я всё-таки побежал… Юнги откидывает назад голову и срывается на полуистеричный хохоток, сжимает горящую руку сильнее и прибавляет скорости. Они прячутся на детской площадке под крышей небольшой горки — Тэхёну здесь нравится, будто они в домике, а Юнги здесь уже был и будто привёл Тэхёна в гости в своё тайное убежище. — Что это хоть за ушлёпки были? — спрашивает он, рассматривая Тэхёна в свете ближайшего к горке фонаря. — Да я без понятия, — у Тэхёна слегка заплывает глаз, на скуле вырисовываются очертания будущего синяка, а разбитая губа начинает припухать. — Они к девушке приставали, обступили её и не давали пройти, ну я и вмешался. — Ты ж моё благородное солнышко, — Юнги аккуратно стирает с его губы остатки запёкшейся крови — спасибо чистюле Хосоку, который никого не выпускает из дома без пачки влажных салфеток. — Я ей знак подал, чтобы уходила поскорее, а меня самого отвели поговорить, там уже я первый на них и накинулся. — Истории величайших героев схожи в одном — их тело начало двигаться раньше, чем они успели осознать. — О да, исцели меня аниме-цитатами. — Ну слушай, у всех троих лица побиты были, ты та ещё псина бешеная. — На меня иногда накатывает, — Тэхён устало-болезненно кривится, смотрит обиженно на свою согнутую ногу, которая даже так не вмещается и упирается кроссовком в перила. — Как прострел в голову, и дальше всё — пелена, не соображаю ни черта. Опасный я какой-то ублюдок, получается. Юнги знает это чувство, знает этот «прострел», только у него с этой пули не гнев, а отчаянное желание не быть, изгнать себя из себя и закончиться в эту накатившую секунду у края, и каждый раз кажется, что уже не отпустит, не успокоится пульс и не получится ровный выдох, и всё это под вечные спорящие “хоть бы никто не увидел” и “хоть бы кто-то держал в этот момент за руку”. — Встретились же два психа, — Юнги с горечью усмехается, кончиками пальцев оглаживая подбитую скулу. — Ты ж меня, наверное, едва выдерживаешь. Тэхён выдыхает полусмешком, прижимается к ладони щекой и отвечает, прикрыв глаза: — Ты даже представить не можешь, как мне с тобой хорошо. Юнги вот-вот лопнет от нахлынувшей растроганности этим балбесом, таким большим и надёжным, что Юнги порой забывает, что сам вообще-то старше, таким высоким, что не помещается в детские горки, таким резко затихающим после того, как отшумел, таким многогранным, таким хорошим. Тэхён всё так и жмётся щекой, и Юнги проводит невесомо пальцем по раненой губе, опускает взгляд и замечает, как до сих пор подрагивают у Тэхёна руки, вздыхает и притягивает его к себе, чтобы уткнулся носом в грудь и побыл тихим минут пять, сам кладёт голову на его взлохмаченную и затихает тоже. Город звучит где-то за пределами слабо подсвеченной тишины — обоим сейчас нет до него никакого дела. — Не желаете ли вина, мсье? — А ты знаешь, как порадовать деда, негодник. Тэхён хитро хихикает, прижимая к себе пакет с бутылкой, пока Юнги закрывает за ним дверь и щёлкает замком. Тэхён залетает в комнату китайским фонариком — алый ему идёт, как и любой другой цвет, в который он решится в следующий раз перекрасить свою беспокойную башку. Юнги забирает бутылку, и Тэхён уже привычно устраивается на его кровати. — Слушай, это отличное вино, — хвалит Юнги, вертя бутылку в руках. — Ты разбираешься? — Вообще ни разу, если честно, — признаётся Тэхён, подтянув к себе подушку, как обычно делает от неловкости. — Но я много гуглил, почитал статьи и по форумам покопался, чтобы не купить хрень. Хрень сейчас чувствует Юнги — такую тёплую и разрастающуюся под рёбрами от мысли, что Тэхён прям копошился и изучал, только чтобы его порадовать. Юнги находит своё спасение и запивает хрень вином. Хотя у него есть повод для праздника — дедлайны позади, на новый альбом не прекращаются восторженные отзывы, да и сам Юнги им доволен — каждым битом и каждой метафорой, каждой вбивающейся в голову строкой, каждым своим прочувствуй моё всё и задохнись когда оно станет твоим. Юнги включает негромко фоном музыку и разворачивается на стуле, улыбается Тэхёну своей улыбкой-квадратной-скобкой и салютует бокалом. — У тебя волосы под цвет вина, — подлавливает его Тэхён. — Этот оттенок даже называется «винный», — Юнги хитро подмигивает и щёлкает пальцами. — У меня всё продумано, как видишь. Он врёт, потому что у него совершенно не продуман Тэхён — со своими дразнящими ухмылками и хрипотцой, маком волос и изгибом губ, и весна горчит на языке, разлилась от виска к виску, пробралась под кожу и в строки песен, и Юнги ни черта уже не скрывает, не отводит взгляд, когда натыкается на встречный, хочет в макушку уткнуться носом и удерживать каждое соприкосновение рук, переплетя пальцы. — Людям зашла твоя обложка, — Юнги делает глоток, но лицо горит уже не от выпитого. — Спасибо тебе ещё раз. — Вот видишь, я умею рисовать не только яой. — Ты нарисовал мне двух парней, дышащих друг другу в рот сигаретным дымом. — Я нечаянно. — С кем не бывает. — Ты сам выбрал такой эскиз как окончательный вариант. — И не жалею нисколько. Юнги отворачивается, чтобы полистать плейлист, но Тэхён подцепляет ногой его стул и тянет к себе, и Юнги с невозмутимым видом к нему катится — во всех смыслах. — Как тебе такой подкат? — с ухмылкой встречает его Тэхён. — Не нахожу в себе сил, чтобы перед ним устоять, — Юнги перелезает со стула на кровать, переползает через Тэхёна и усаживается рядом с ним спиной к изголовью, всё это время удерживая над собой бокал и не позволяя вину расплескаться. Где-то здесь Юнги думает, что немножко допрыгался. Особенно в момент, когда Тэхён будто невзначай кладёт на изголовье руку, не выдерживает и минуты и обнимает за плечо, с плеча поднимается к уху коснуться серёжки в виде двух вишенок — у Тэхёна сейчас такая же на правом — спускается пальцами ниже и проводит кончиками по шее, скользит снова вверх и гладит за ухом, невзначай поправив винного цвета прядь. Юнги ловит затылком мурашки и невольно вздрагивает, и Тэхён тут же убирает руку. И решает на всякий случай уточнить: — Скажи, тебе не нравится, что тебя трогает парень? Или что тебя просто кто-то трогает? Или что тебя трогаю именно я? Юнги подвисает с приоткрытым ртом, прокручивая в голове прозвучавшие вопросы. Ну да, трудности с прикосновениями у него есть — потрогать сам он всегда рад, но гораздо сложнее, когда кто-то хочет дотронуться до него. — Да мне просто как-то некомфортно в объятиях, — пытается он объясниться, нервно отпивая из бокала. — Не знаю, это как-то глупо — просто сидеть обнятыми и не знать, что делать. — Ну можно целоваться, например. — Ты тут самый умный, что ли? Тэхён растерянно смеётся — сам он не выпил ни глотка, о чём наверняка сейчас жалеет. Юнги наклоняется поставить пустой бокал на пол, секундно просит взглядом помощи у ковра и возвращается обратно, укладывая голову Тэхёну на плечо. — Ты урчишь, как котишка. Юнги тактично покашливает и выдыхает сквозь зубы. — И шипишь, как змейка. Что ещё умеешь? — Кусаться. — А? Юнги решает объяснить, раз непонятно — тянется молча к лицу Тэхёна и прикусывает его нижнюю губу. Ему эта затея уже не раз приходила в голову, потому что Тэхён порой прикусывает её себе сам, задумавшись и не замечая, а Юнги замечает всё и хочет попробовать тоже. Тэхён приоткрывает в изумлении рот и притягивает за затылок к себе — и Юнги упускает момент, когда они начинают целоваться, и это не пелена и не прострелы, как они с Тэхёном привыкли порознь, а что-то исцеляющее и волной к горлу, что всё дыхание на срыв, и Тэхён каждым касанием будто пытается врасти в кожу, и Юнги теперь понимает, почему ему так не терпелось обниматься. — Ну и помидорище ты сейчас, — хрипло смеётся Тэхён, нехотя прерываясь. — Я так понимаю, всё-таки правда хорошее вино? — Это не из-за вина, — Юнги не отпускает и впивается в уголок рта. — Я тебя хотел поцеловать ещё на горке той, — обводит пальцем и целует уже зажившее место, что не так давно ещё кровоточило раной. — Но мне стало жалко твою губу. Тэхён снова тянется в поцелуй, но Юнги валит его на кровать и садится на бёдра, подбирает валяющиеся неподалёку сигареты с зажигалкой и не прекращает смотреть в глаза. Тэхён под ним молчит и сбивчиво дышит, разметав по подушке свою алую истерию, смотрит неотрывно и послушно замирает в ожидании неизвестности. — Хотел ещё сказать тебе, — Юнги щёлкает зажигалкой и медленно закуривает, — что я только благодаря тебе смог дописать этот альбом. — Я всего лишь нарисовал обложку, — по тишине голос Тэхёна саднит особенно ощутимо. — Нет, — Юнги усмехается и выдыхает в потолок, завороженно глядя на взвившийся дым, и опускает глаза. — Ты не всего лишь. Он снова затягивается, наклоняется вперёд и выдыхает дым в открытый рот. Тэхён будто немеет всем телом, плавится и застывает, тянет руку и зарывается в волосы пальцами, но Юнги отстраняется и садится прямо, смотрит сквозь прикрытые веки и курит почти апатично, и только вжавшиеся в бедро пальцы предательски дёргаются. Юнги порывается одёрнуть руку, но Тэхён накрывает её своей и не даёт выскользнуть. — Ты любишь держаться за руки, я помню, — и он держит вроде надёжно и крепко, но готовый отпустить, если попросят и не захотят, но всякий раз надеется, что всё делает правильно. Юнги улыбается сквозь дым и по привычке переплетает пальцы — и сигналящий взлётными полосами вечер спасается от катастроф.