Его проблемы

Раскол происходит не внезапно. Он не начинается из ничего, отнюдь; появляется там, где изначально уже была сеть трещин. Просто одна становится настолько огромной, что все вокруг крошится, обращаясь в прах. — Я же говорил тебе возвращаться сразу к нам! За тобой могли проследить! — напускается на сестру Верджил, встречая ее на подходе к родному заброшенному дому. — Но ничего не случилось! Меня не так легко поймать, и я была осторожна! — искренне возмущается Данте, пытаясь свести все к шутке и толкая брата в плечо, когда они проходят к заброшенному двору дома, под крышей которого стоит их палатка. Это плохая идея. Потому что Верджилу двенадцать лет, он не умеет и не может уступать; а еще заставил себя верить в то, что он, и только он имеет право за что-либо отвечать. Потом что он старший и именно он тут мужчина. А еще он полудемон, у которого от вспышки злобы по коже растекается иней. На огромной скорости он изворачивается, хватая сестру за шею, а в свободной руке возникает Ямато. Пока в ножнах. — Да как ты не поймешь, людям нельзя верить, никогда от этого никому хорошо не было! — он почти в ярости от такого открытого непослушания и искреннего сомнения в его словах. Потому что по его мнению глупенькая сестренка не слушает его и даже не считает, что это нужно, ей словно попросту невдомек, что он о ней заботится! — Наши приемные родители были хорошими людьми! — Данте дергается, но пока невсерьез. Она еще надеется, что до брата достучаться можно. — И к чему это их привело? — и в этот момент все начинается. Одна из трещин в их и без того шатких отношениях протягивается дальше и ветвится. И что этому причина? Сами слова или то, что Верджил произносит их с легкой усмешкой? Не суть важно. Потому что Данте вспоминает разрушенный дом, остатки праздничных украшений на кухне, лежащий на полу размазанный торт, рассыпавшиеся праздничные свечи… две мятые коробочки с подарками, запах крови, дыма и два изувеченных тела. От этих воспоминаний Данте замирает, и наследнику Спарды кажется, что он вновь нашел нужное слово, что это сработало, что она вновь будет послушно стоять в сторонке и следовать приказам лучше, чем раньше. — Пойми, Данте, плохие люди недостойны нас знать. Но тех, кого ты считаешь хорошими… ты хочешь их хоронить? — ему по-прежнему кажется, что сестра прониклись словами и практически подвержена контролю. — Почему с хорошими людьми нельзя говорить? За такой пустяк убивают демоны? — девчонка криво усмехнулась, совсем не как брат. Отчаянно, зло, по-звериному. И сходство со зверем только усугубляют небольшие клычки, пробившиеся вдобавок к настоящим. — Нет, но МНЕ за это убивать хочется, — Данте, даже прижатая к стене рукой брата и его катаной поперек груди, еще, кажется, пытается поверить в то, что это шутка. Но после десятого дня рождения полукровка полностью уверена в том, что в этом мире нет человека, чье чувство юмора хуже, чем у ее брата. — Ты серьезно? Братик, ты не должен так меня опекать! Я ведь тоже тренировалась. С тобой! Меня папа тоже брал на охоту! Верджил, мы близнецы, я не слабая! Это она тоже говорит зря. Потому что именно после этих слов ладонь на ее шее сжимается сильнее. Если бы Данте знала, то ни в коем бы разе не дернулась, так отчаянно выкручивая чужую руку. Просто чтобы дать понять, что у нее тоже есть силы. Но Данте слишком долго позволяла себя опекать. Позволяла о себе заботиться. И сейчас, не без труда выворачиваясь из болезненной хватки, она дает понять, что сила у нее есть. И меньше ее не стало. Это плохая идея. Но Данте двенадцать и сейчас чувство протеста перекрывает все, что было раньше, все ее потуги оставаться рядом с братом. Плевать. Отношение к себе она терпеть больше не может. И понимать то, что брат открыто признал ей, что готов убивать людей, с которыми она общается, было нестерпимо. Верджил на миг замирает, глядя на сестру с легкой обидой, словно еще не до конца осознавая смысл сказанного и в то же время… — Данте… — он говорит тихо, зловеще, уже привычно тянет гласную. Они замирают друг против друга, но Ямато пока еще не покинул ножен, а Мятежник остается в карманном пространстве. Но остается до этого всего удар сердца. — Хорошо, брат, — в совершенно одинаковых серебристых глазах полыхает одно пламя, а пространство прорезает звон клинков. В заброшенном доме мало места для разверзшегося поединка, но им обоим искренне плевать. Главное сейчас то, что Верджил внезапно понимает, что сестра наконец способна размахивать своим клеймором, не заваливаясь от разницы в весе. А еще то, что она серьезна. Потому что когда их клинки встречаются, высекая искры, обоих моментом раскидывает в стороны от отдачи. И Верджил не может, не хочет понимать. Понимать, что их силы равны. Понимать, что ему нравится сражаться с сестренкой, которую так долго опекал. Трещины ветвятся, ширятся, и раскол становится ближе. И даже то, что поединок заканчивается вничью, когда они одновременно падают от усталости, раскол лишь приближается. Потому что Верджил до сих пор не может простить даже самому себе то, насколько же ему нравится сражаться с собственной сестрой в полную силу. А еще потому, что подтверждения ее силы больно ранят самолюбие. Но этого он тоже не понимает. Он ведь слишком для подобного умен. — Завтра мы выступаем в другой город, Данте. Не смей больше сегодня покидать наше временное жилье! — спокойно говорит Верджил, поднимаясь на ноги, и стужей от него полыхает такой, словно он не полудемон, а мифический ледяной дракон. Их силы быстро возвращаются. Пожалуй, уже через пять минут после того, как они упали на ноги от усталости, бодрость уже к ним возвращается. Данте с грустной усмешкой думает о том, что людям такое не под силу. Ни сейчас, ни вообще. В ответ на слова брата она могла бы сказать куда больше и возможно даже нецензурно — живя на улице нельзя не нахвататься всяких красочных идиом. Вот только… она уже и сама понимает, что сказала что-то совершенно не то. Не знает, в чем же конкретно ошиблась, но интуиция вкупе с совестью — коктейль довольно жестокий. Уже когда они ужинают жаренными на костре сардельками, вдалеке раздается крик. И грохот. Не слишком громко, но очень четко для ушей полудемона. И когда Данте подрывается, выхватывая из пространства Мятежник, ее шеи касается пышущая морозом сталь Ямато, пока лишь тупой стороной, но ее братец уже научился любимому приему отца — зловеще и многозначительно молчать. Вот только совсем недалеко демоны напали на мальчишек, с которыми Данте совсем недавно так весело проводила время и… — С дороги, брат! Если не помогаешь, так не мешай! Ветвящиеся трещины уходят внутрь, словно корни адского древа. Раскол простирается между близнецами подобно стене, когда Данте несмотря ни на что бросается спасать людишек, которых ее брат уже начинает презирать. Потому что она не может их бросить. Потому что он не может их после этого не ненавидеть.