День рождения Джоффри Баратеона было решено провести относительно скромно: несколько рыцарских боев, да выступление менестрелей во время небольшого застолья для особо приближенных людей, в число которых, естественно, входили и Старки, хоть Арья всеми силами пыталась увильнуть от этого мероприятия, но все отговорки своей младшей дочери Эддард проигнорировал. Та возмущалась, недовольно кривила мордашку, надувала губки, но десница короля лишь улыбнулся, после чего отвесил ей легкий удар ладонью по заднице и велел идти переодеваться, в качестве угрозы пообещав прекратить всякие занятия Арьи с мастером Сирио Форелем, что для девочки было смерти подобно. Понуро опустив голову и недовольно глядя на отца, девочка отправилась к уже поджидающей ее септе Мордейн, которая от нетерпения наконец придать своей воспитаннице цивилизованный вид разве что не потирала руки в предвкушении того, во что она облачит строптивую девчонку.
В день, когда королю Джоффри исполнилось четырнадцать лет, в королевской ложе было установлено несколько кресел, которые почти полностью были заняты членами правящей семьи и Старками, а также несколькими членами семьи Ланнистеров, на правах родственников королевы Серсеи и самого Джоффри. Оставшаяся часть трибун была забита зажиточными горожанам и мелкими лордами из числа вассалов Старков, Баратеонов и Ланнистеров, а также заезжими рыцарями, которые все никак не могли определиться, на чьей стороне выступать в назревающем конфликте, неизбежность которого была очевидна для всех. Собственно, они затем и заявились в столицу, чтобы попытаться решить, на чьей стороне выступить. Как бы там ни было, сейчас, находясь в Королевской Гавани, они внимательно наблюдали за всем, что происходит в городе, и очень тщательно прислушивались ко всем слухам, что стекались в город из всех королевств.
Окинув взглядом всех, кто присутствовал в ложе, Эддард обратил внимание на свою старшую дочь и самого Джоффри, после чего десница короля мысленно вернулся к тому моменту, когда молодой король, в сопровождении Белых Плащей, лично пришел сопроводить свою невесту на ристалище, чтобы ни у кого не возникало каких-либо иллюзий о планах Баратеона на будущий брак и никому даже в голову не приходили мысли каким-то образом оскорбить дочь лорда десницы, который вместе с королевой-матерью фактически правил Вестеросом до совершеннолетия короля. Страх перед гневом Джоффри был слишком велик, а уж перспектива встречи с Сандором Клиганом, абсолютно безжалостным цепным псом короля, и вовсе заставляла умолкнуть даже самые болтливые рты. Совсем недавно до Эддарда дошли некие разговоры о его дочери, выставляющие ее в самом неприглядном виде, но не успел он на них отреагировать, как узнал, что Баратеон отправил уже к болтунам своего Пса. С того момента количество желающих трепать языком о невесте короля резко сократилось.
Помимо Сансы в ложе присутствовала и Арья, облаченная в зеленое платье, расшитое золотой вышивкой, к которой, впрочем, девочка осталась совершенно равнодушной. Прямо сейчас, не обращая внимания на осуждающий взор септы Мордейн, она о чем-то оживленно болтала со служанкой Джоффри, которая даже в платье умудрялась выглядеть грозно, возможно потому, что у нее на поясе красовался длинный кинжал, за рукоять которого светловолосая северянка хваталась по самому малейшему поводу, а подчас и вовсе без него, что, естественно, не могло не заинтересовать Арью, которая также не постеснялась заявиться на турнир с длинным, узким клинком на поясе, при виде которого Санса чуть не грохнулась в обморок, судя по всему, решив, что Джоффри подобное поведение девочки никак не одобрит. К всеобщему удивлению, вместо этого Баратеон лишь с удивлением вскинул брови, но не стал как-то комментировать поведение Арьи Старк, лишь положил свою широкую ладонь поверх узкой ладони Сансы с целью ее успокоить и прошептал ей что-то ободряющее.
— Они хорошо ладят, — тихо сказала королева Серсея, глядя на молодую пару. — Я им даже завидую.
— Ваш сын отличается вежливостью и прекрасными манерами, — ответил Эддард, — и я могу только порадоваться тому, что он и Санса поладили. Я боялся, что моя дочь нисколько его не интересует, что он поступает так лишь из-за желания Роберта породниться с моей семьей. Людям нашего с вами уровня редко удается жениться по любви, в основном все сводится к политической необходимости и договоренностям. Им сильно повезет, если за время брака у них появятся чувства друг к другу, что встречается довольно редко.
— Но вы же полюбили свою жену, хоть и женились на ней не по своей воле, — заметила королева.
— Я как раз принадлежу к числу тех, кому повезло, — сказал Старк. — Другим везет куда как меньше. Из всех известных мне людей, насколько я знаю, лишь ваш отец изначально женился по любви.
— Да, как и вам, ему повезло, — задумчиво произнесла Серсея. — В отличие от меня.
На это Эддарду нечего было ответить, ведь уже давно стало ясно, что брак между Робертом и дочерью Хранителя Запада был глубоко несчастен, и можно было лишь догадываться, каким образом он так долго продержался, ведь не понаслышке зная характер сгинувшего Баратеона, Эддард мог с уверенностью заявить, что Роберт не стал бы долго его терпеть и просто женился бы на другой, под каким-нибудь предлогом избавившись от ненавистной жены. И все же они прожили бок о бок много лет, и плодом этого брака стал Джоффри, прямо сейчас холодным взглядом взирающий на двух рыцарей, выехавших друг против друга.
Насчет Мирцеллы, с грустным лицом сидевшей рядом с матерью, или Томмена, сейчас пребывающим в Утесе Кастерли, Эддард до сих пор не был уверен, но и доказательств у него по прежнему не было, а потому он благоразумно помалкивал.
— Вы получили ответ из Риверрана? — внезапно спросила королева в тот момент, когда седоусый рыцарь, судя по цветам из Штормовых земель, выбил из седла одного из вассалов Ланнистеров.
— Нет, лорд Хостер Талли, насколько я знаю, тяжело болен и находится при смерти, а вот Эдмур Талли, фактически правящий Речными землями, почему-то молчит, — ответил Эддард. По его приказу великий мейстер Пицель отправил уже третьего ворона в Риверран с посланием, но младший брат Кейтилин почему-то упрямо молчал и при этом собирал войска, и все это на фоне того, что десница не знал, где вообще находится его жена, ведь Робб письмом сообщил отцу, что его мать домой так и не вернулась. После того, как леди Кейтилин покинула Королевскую Гавань, ее след терялся где-то в Речных землях, и Эддард все чаще склонялся к мысли, что его жена почему-то укрылась именно в своем родовом гнезде.
— У нас и так слишком много врагов, чтобы против нас выступили еще и ваши родичи, лорд Старк, — сказала Серсея. Несмотря на тон, было очевидно, что королева-мать находится в сильном напряжении, что не удивительно, ведь после того, как лорд Станнис Баратеон разослал во все уголки Вестероса письма, в которых обвинили королеву в блуде с ее же братом, детей Серсеи нарек бастардами, а себя — законным королем, проблем у правящей семьи сильно прибавилось. Королеву совсем не радовала мысль, что против нее и ее сына могут выступить еще и Речные земли.
— Я хотел бы вам сказать, что этого никогда не случится, — произнес Старк, — но в наше безумное время всего можно ожидать. Особенно в свете новых вестей.
— Что там еще? — вскинулась королева, глядя прямо в глаза десницы.
— Пришли вести, что Ренли Баратеон женился на Маргери Тирелл, единственной дочери лорда Мейса Тирелла, — ответил Эддард. — Прямо сейчас под его знамена стекаются войска со всего Простора и Штормовых земель, и судя по всему, в самое ближайшее время Ренли также провозгласит себя королем, опираясь на те же обвинения, что выдвинул Станнис.
— Проклятье, — прошипела Серсея, бросив взгляд на сына, о чем-то разговаривающего с Сансой. — Джоффри знает?
— Да, — кивнул Старк, — я сообщил ему об этом утром.
— И как он отреагировал?
— Довольно спокойно, — признался Эддард с уважением в голосе, заметив которое Серсея буквально расцвела от гордости. — Ваш сын принял его довольно спокойно и хладнокровно, лишь попросил от его имени отправить письмо в Винтерфелл, к Роббу.
— Выдержка досталась ему от моего отца, — с гордостью пояснила королева-мать. — А что он написал вашему сыну?
— Я не знаю, — признался Старк. — Я просто отметил письмо своей печатью, чтобы у Робба не было сомнений в том, что письмо действительно исходит от Джоффри.
Разговор на время прервался, а потому внимание обоих регентов было обращено на ристалище.
Один за другим рыцари сходились в поединках, демонстрируя свое мастерство присутствующим, пока очередь наконец-то не дошла до сира Донтоса Холларда, который настолько напился, что вышел на ристалище почти что голым, без штанов, в одних только панцире и шлеме. Попытавшись сесть на коня, он свалился наземь, заплетающимся языком объявив, что сдается, после чего потребовал вина. Санса, глядя на рыцаря, пребывала в шоке. Арья и Вель, служанка короля Джоффри, хохотали так, что схватились за животы. Серсея же пребывала в бешенстве, и не было сомнений в том, что если не вмешаться, то сир Донтос попросту лишится жизни, слишком яростным был взгляд королевы-матери.
— Во имя Света, уберите его кто-нибудь с глаз долой, — велел Джоффри, — это позорище, а не рыцарь! Какой дурак дал ему рыцарские шпоры?!
Санса с беспокойством взглянула на своего жениха, и на ее лице отразился такой испуг, которого раньше Эддард никогда у своей дочери не видел. Что такого она узрела, что лик девушки исказился от ужаса, глаза заблестели от еле сдерживаемых слез и она даже принялась что-то усердно нашептывать на ухо Баратеону? Тот, в ответ, глянул на нее с явным недоумением в глазах, судя по всему, не очень понимая, что Санса от него хочет и чем вообще так встревожена. Но вот он успокаивающе похлопал девушку по руке, и страх исчез с лица Сансы, хоть ее грудь продолжала вздыматься, а рот был слегка приоткрыт, будто ей не хватало воздуха.
— Стража! — вскочила Серсея, прожигая сидевшего на земле незадачливого рыцаря, явно непонимающего, в какую передрягу он попал, своими изумрудными глазами. — Схватить его!
Подбежавшие стражники подхватили Холларда под руки и с трудом подняли на ноги, на которых рыцарь держался с явным трудом. Он осоловело смотрел по сторонам, уже совершенно не понимая, где находится и что вообще происходит. До него даже не доходило, что его жизнь натурально висит на волоске, ведь королева-мать, пребывая в бешенстве от того, что какой-то недоумок своей пьяной выходкой испортил именины ее сына-короля, явно закусила удила, что грозило рыцарю смертью. Но нет, Холлард по прежнему требовал принести ему вина или подать лошадь, в перерывах неся маловразумительный бред.
— Уведите его, — велел Джоффри, опередив полыхающую гневом мать, — и заприте где-нибудь, подальше от посторонних глаз. Когда проспится, то пусть убирается из города, если, конечно, он все еще хочет сохранить статус рыцаря. Исполняйте.
Властный тон молодого короля не допускал возражений или каких-то иных толкований, а потому стражники, переглянувшись, не осмелились что-то еще спрашивать и поволокли пьяного дурака прочь с ристалища, не дожидаясь, что по этому поводу скажут королева Серсея и лорд десница. Одного взгляда на короля Джоффри, который в силу возраста еще ничем не правил, было достаточно, чтобы все вопросы сами собой застряли у них в глотке.
— Больше турниров на сегодня не предвидится? — встав, спросил Баратеон, после чего подал руку своей невесте.
— Нет, Ваша Милость, — ответил лорд Старк, с беспокойством глядя на дочь. Судя по всему, та до сих пор не пришла в себя после истории с Холлардом, и Эддард дал сам себе слово как следует с ней поговорить. Судя по всему, Джоффри сильно ее напугал, но лорд десница никак не мог понять, чем именно.
— Тогда предлагаю направиться в пиршественный зал, — произнес король и немедленно направился внутрь дворца, а следом за ними потянулись остальные.
В зале, где для гостей все уже было готово, их встречал Тирион Ланнистер, с довольным видом потягивающий вино. Бесу было не особо интересно смотреть на бьющихся друг с другом рыцарей, вместо этого он отдавал явное предпочтение раскрытой примерно на середине толстой книге, лежавшей перед ним на столе, и кувшину с вином, которое замерший рядом с карликом слуга постоянно подливал ему в бокал.
— Вы уже здесь? — удивился Тирион, завидев пожаловавших в зал людей. — Я думал, турнир будет идти дольше.
— Последнюю схватку отменили, — коротко пояснил Эддард, не став вдаваться в подробности, за что королева Серсея глянула на десницу с благодарностью, ведь узнай карлик детали, его скабрезным шуткам не было бы конца, в чем не сомневались ни королева, ни сам Старк.
— Тогда начнем веселье! — громко объявил Бес.
Джоффри и Санса сели рука об руку во главе стола, а королева-мать и лорд десница сели по правую и левую руку от них, как олицетворение власти в Вестеросе и союза между двумя семействами. Недовольная Арья сидела рядом с отцом, с неохотой ковыряясь вилкой в тарелке и явно желая как можно скорее скинуть с себя ненавистное платье и оказаться где-нибудь в другом месте. Играла музыка, гости громко смеялись и рассыпались в поздравлениях, по очереди подходя к столу с богатыми дарами имениннику, говорили слова верности и заявляли о желании сражаться и умереть за монарха, как только он укажет им, в какой стороне находится враг. Король Джоффри, в свою очередь, принимал дары, что-то говорил в ответ, причем от Эддарда не укрылось, что некоторым из гостей вручались запечатанные свитки, но их содержимое было неизвестным не только Старку, но даже королеве, которая с недоумением смотрела на действия сына и, судя по виду, готова была разродиться целым ворохом вопросов, но пока что сдерживала себя.
А тем временем перед гостями начали выступать менестрели со своим репертуаром, большая часть которого состояла из лиричных песен навроде «Дай мне испить красы твоей» или «Время моей любви», но при этом почти каждый из исполнителей почему-то посчитал прекрасной идеей спеть еще и «Рейны из Кастамере», хотя песня совершенно не соответствовала причине празднества, видимо таким образом певцы хотели выделиться в глазах королевы, но та лишь смотрела на них с нескрываемым раздражением.
Но вот перед зрителями предстали двое молодых людей, синеглазый юноша с мягкими каштановыми волосами до плеч и черноокая девушка с непривычной для взора короткой стрижкой, судя по одеяниям, они были родом из Эссоса. Юноша держал в руках лютню с серебряными струнами, а девушка прижимала к груди золоченую скрипку. Поклонившись гостям и дождавшись милостивого кивка распорядителя, они начали играть совершенно незнакомую мелодию, а затем менестрель запел:
Вечность смотрит в глаза
Тянет вниз, не дает вздохнуть…
Неужели все зря?
Но как долог был этот путь.
Возвращаться нет сил,
И нет силы сдержать свой крик.
Реки времен -
Отраженье миров,
Реки времен -
В них шагнуть ты готов,
Чтобы там
Вновь увидеть себя
И разгадать,
Что хотела судьба.
Пленник собственных слов,
Ты позвал за собой других,
Молча в жертву принес
Все, что в сердце своем хранил.
Жаждой славы гоним
Поздно понял, что ты – один.
Реки времен -
Отраженье миров,
Реки времен -
В них шагнуть ты готов,
Чтобы там
Вновь увидеть себя
И разгадать,
Что хотела судьба.
Бремя прошлых побед
Душит, словно тугая нить…
Смысла жить дальше нет,
Если знать, как устроен мир.
Ослепленный мечтой -
Ты застыл на краю Земли!
Реки времен -
Отраженье миров,
Реки времен -
В них шагнуть ты готов,
Чтобы там
Вновь увидеть себя
И разгадать,
Что хотела судьба
От тебя…
.
Все то время, пока звучала песня, гости короля сидели странно притихшими, хотя во время выступления других менестрелей они разговаривали с окружающими, пили и ели, щипали служанок и шутили, но в этот раз они внимательно слушали то, о чем поет гость из Эссоса. Когда же смолкли последние аккорды, зрители взорвались аплодисментами и восторженными криками, мужчины требовали повторить, а некоторые женщины, в число которых входила и Санса, утирали платками кончики глаз. Эддард и Серсея вежливо аплодировали, а Бес отсалютовал певцам бокалом с вином.
Джоффри молчал.
Народ, заметивший это, притих, не зная, чего ожидать от монарха, задумчиво уставившегося в одну точку и ни на что не реагировавшего. Но вот он словно очнулся ото сна, огляделся по сторонам, после чего вновь обратил внимание на менестрелей и кивнул им, от чего те просияли от радости. Гости вновь одобрительно зашумели и даже настояли на том, чтобы молодые люди уселись с ними за стол, чему Джоффри нисколько не возражал.
Все это время Эддард и Серсея внимательно смотрели на задумавшегося над чем-то монарха, пытаясь понять, что так сильно повлияло на Баратеона. Судя по всему, причиной тому послужила песня, но суть все равно ускользала от обоих регентов, и можно было лишь надеяться на то, что со временем Джоффри сам им обо всем расскажет.
***
— Эй, Утопленник, работай быстрее, а то мой муж тебе не заплатит! — задорно воскликнула Магда, разглядывая голую спину рабочего, который колол дрова на заднем дворе трактира. Под мощными ударами его топора поленья разлетались в разные стороны, и у стороннего наблюдателя не было сомнений в том, что со своей работой широкоплечий мужчина неопределенного возраста справится довольно быстро, а значит претензии женщины были беспочвенными. Просто таким образом Магда, жена трактирщика, пыталась дать понять окружающим, что Утопленник нисколько ее не интересует, хотя даже бродячие псы знали, что уже вечером она в очередной раз затащит его на конюшню.
Рабочий, которого несколько месяцев назад нашли на берегу, был полностью седым, из-за чего его сперва приняли за старика, но вскоре стало ясно, что он еще относительно молод, ему явно не было еще и сорока лет, но безжалостное море, в чьи смертельные объятия попал несчастный, забрало его молодость и силу, пусть последняя со временем и вернулась. Его мышцы, до недавнего времени дряблые, вновь налились, стали упругими, чему только способствовал постоянный труд. Но в остальном он продолжал напоминать скорее старика, исхудавшего и высушенного, ведь даже глаза мужчины утратили цвет, и невозможно было понять, синие они или зеленые. Самым же страшным было то, что море забрало еще и его память, из-за чего он не помнил даже собственного имени, а потому не смог рассказать нашедшим и приютившим его людям, откуда он родом и что вообще с ним произошло. Невозможно было даже понять, благородного ли он происхождения или же являлся обычным крестьянином, ведь когда местные нашли его на берегу, одежды Утопленника, как его быстро прозвали в народе, превратились в натуральные лохмотья, грязные и вылинявшие, из-за чего пришлось дать ему хоть что-то одеть, чтобы он не ходил голышом.
— Ладно, не буду отвлекать, — сказала Магда и добавила напоследок, — когда закончишь, отправляйся на конюшню и вычисти ее.
Утопленник никак не отреагировал на слова любвеобильной женщины, полностью погрузившись в свои мысли, ведь сегодня утром произошло событие, которое было для него невероятно важным и дающим некоторую надежду.
Он кое-что вспомнил. Вспомнил, что у него есть сын, у которого сегодня были именины.
