Я тебя вижу

Тайки взял шприц и остановился, вглядевшись в руку Сейи. Брат сидел прямо перед ним и так внимательно, пусть и спокойно, следил за его действиями. Будто не доверял. Тайки и сам себе не доверял. Ятен, конечно, его подробно проинструктировал, прочитал целую лекцию, во время которой захотелось просто повеситься. О том, как искать вены. Как делать уколы и вводить лекарство. Целитель-то и по жизни отличался редким занудством, а уж если кого инструктировал… то тогда его занудство возрастало в геометрической прогрессии. Ладно, хоть лекарство приготовил сам. Тайки еще раз вздохнул и начал ощупывать руку Сейи в попытке найти вены. Впрочем, найти-то их было несложно. Вены у брата были распухшие, синие, ярко выделялись на белой коже. Но они словно ускользали от него, растворялись под пальцами, и Тайки никак не мог их нащупать, чтобы ввести иглу. В общем, вены у брата были отвратительными. Ятен к Сейе старался пока не подходить, хотя и давалось это ему с трудом. В голову бил старый рефлекс: этот дурак без меня убьётся; и остановиться было сложно. На самом деле, Целитель не особо приветствовал решение принцессы забрать Файтера из больницы. Хоть и не сказал ничего. Но брови нахмурил. Потом долго и внимательно — Тайки бы даже сказал, придирчиво — изучал рекомендации врача по лечению, что-то бубнил себе под нос и даже хотел перечеркнуть пару строк, но потом остановился. Всё по той же старой привычке намеревался «прощупать» Сейю, вглядывался в него и хватал брата за запястья. В такие моменты Тайки приходилось силком оттаскивать того от Сейи и любезно напоминать, что как Целитель Ятен сейчас ни хера не может, вены он себе раскурочил, каналы выпотрошил — а раз не может, то и лезть нечего. Не ровен час, сам на тот свет отправится. Но проблема была в том, что Ятен это и сам прекрасно понимал. А от того и бесился. Ятен ненавидел быть беспомощным. Выжигание каналов — когда Целитель по максимуму и даже больше использовал свои силы — самое ужасное, что вообще в принципе может произойти с такими людьми. Во время эпидемий Целители выжигали себя сотнями в попытках хоть как-то остановить болезни. Взять хотя бы ту же красную оспу. После нее многие так и не смогли вернуться к целительству. Ятен боялся, да. Он скрывал это, но Тайки прекрасно понимал — Ятен боялся, что с ним будет точно также. Он избежал этого в красную оспу, но вечно же так везти не могло. А для таких людей, как он, терять свой дар — это словно терять часть себя. Но кроме этого страха, существовал ещё и дискомфорт вакуума. Когда ты все ощущаешь, все чувствуешь, читаешь информацию, видишь ауры и энергию, а тут тебя берут и накрывают колпаком. И ничего тебе больше недоступно. Творец знал — по крайней мере, он надеялся на это — что силы к Ятену вернутся. Он был сильным целителем, мощным. Но когда это случится? Никто сказать не мог. Восстановление могло быть долгим и болезненным. В голове нарастал гул. Тайки чувствовал, что его подташнивает от усталости — когда последний раз он спал? Но он только потер лоб и перехватил поудобнее шприц. Игла вошла в кожу легко, Тайки понял, что в вену он попал с первого раза и начал медленно вводить лекарство. Сейя наблюдал за ним очень внимательно и, когда Творец вынул иглу, раздраженно убрал руку. — Отлично, вы нашпиговали меня лекарствами, — ядовито произнес он. — А теперь я могу идти? — Не язви, — холодно ответил Творец, поднялся и начал наводить порядок на столе. Он очень устал и выслушивать в таком состоянии капризы Файтера хотелось меньше всего. — Ты сам согласился на лечение дома, лишь бы из больницы забрали. — Вот и мне интересно, Сейя, — язвительно проговорил Ятен, заходя в комнату и неспешно прохаживаясь. — Что ж ты из больницы так торопился, что такой скандал устроил? — Рожу твою хотел увидеть, — зло огрызнулся Сейя, ощетинившись на вопрос. — Файтер! — возмущенно одернула принцесса. Ей были в новинку такие напряженные отношения между её телохранителями, и Тайки, равнодушно убиравший со стола, порадовался, что она ещё не видела того мордобоя, что Ятен и Сейя устроили в коридоре. — Мне жаль, что в нас течет одна кровь… Да, таким словам она бы не обрадовалась. Все же иногда некоторые вещи лучше не знать. Радости они не приносят. Сейя на замечание принцессы промолчал, только стрельнул в Ятена глазами. Но не извинился. Хотя раньше с неохотой, но сделал бы это. Авторитет Оливии был для него непререкаем. Тайки сгрудил все ненужное в урну, а остальное убрал в холодильник. — Иди поспи, — Оливия подошла к нему. — Тебе надо отдохнуть. С этим Тайки был согласен. Отдохнуть ему действительно стоило. Иначе скоро он просто свалится. Пользы от этого никому не будет, а Оливия останется одна с этими двумя... личностями. Вот только… — Я справлюсь, — как обычно, принцесса словно прочитала его мысли и заботливо погладила по плечу. — Не волнуйся. Иди поспи. В отличие от него Оливии пока что не приходилось применять силу, чтобы успокоить Сейю. Да, он неохотно, но ее слушал. А потому Тайки всё же неуверенно кивнул. — Хорошо. Я не стану закрывать дверь. Если что… — Я обязательно позову тебя, — кивнула принцесса, и Творец знал, что это не было пустым обещанием. Оливия действительно разбудит его, а не будет геройствовать в одиночку, как сделала бы это, к примеру, Усаги. А от того на сердце было спокойно. Зазвонил телефон. Ятен вынул из кармана сотовый и поморщился, прочитав имя на дисплее. — Цукино, — скривившись, проговорил он. С момента операции Усаги звонила им десятки, если не сотни раз. Ее, конечно, пускали в палату, когда Сейя более-менее восстановился, но все ее визиты были похожи на прощание с умирающим: слезы, плач, причитания, и хватание за руку. Радости это никому не приносило, а Сейя вообще, как мог заметить Тайки, раздраженно морщился. Иннеры, конечно, тоже приходили, но, по крайней мере, не сидели вокруг с похоронными лицами. Справлялись о самочувствии, рассказывали истории. И только Усаги продолжала голосить о том, что было бы, если бы она его потеряла. Как будто это была лично ее заслуга, что Сейю вытащили. Творцу причитания лунной принцессы быстро надоели. И потому к Сейе ее больше не пускали. Тайки даже показалось, что после этого сам Сейя тоже вздохнул с облегчением. Хотя это было странно. Усаги так на него вешалась, прижималась к нему, не обращая внимания на стоящего рядом Мамору, разве не должно было быть наоборот? Но теперь Цукино атаковала их звонками. Она могла позвонить несколько раз за час, возмущаться тому, что ее не пускали в палату, требовать — именно требовать — отчета о состоянии здоровья Сейи и рассказывать ей о лечении в деталях. Может, так с ее стороны проявлялась простая дружеская поддержка и беспокойство за его жизнь, но Ятен медленно сатанел от таких разговоров, а Тайки Усаги не звонила. Наверное, памятуя о той знаменательной пощечине, которую Творец влепил ей в больнице. Поэтому общаться приходилось Целителю, а тот и так был не самым терпеливым человеком. — Я не могу больше с ней разговаривать, — Ятен посмотрел Тайки страдальческим взглядом. — Не смотри на меня, — покачал головой Творец. Может, раньше он бы и поговорил с Усаги самостоятельно, в конце концов, он всегда был более терпеливым к таким людям, но он слишком устал. К тому же после той страшной ночи в больнице, когда Усаги своей истерикой поставила на кон жизнь его брата, спокойно смотреть в ее сторону он не мог. Что-то переключилось в нем, и Творец перестал видеть в лунной принцессе наивного и заботливого человека. Скорее, эгоистичного и ограниченного. Или перестал видеть в этом милую наивность? Поэтому его разговор с Цукино мог закончиться полнейшим фиаско. Он не имел ни малейшего желания сейчас сдерживаться и объяснять по третьему кругу очевидное. — Я сама поговорю, — Оливия протянула руку к телефону, а второй погладила Творца по плечу. — Иди отдохни. Ятен, передал телефон принцессе, с облегчением выдохнул и поспешно ретировался из комнаты. Будто боялся, что Оливия передумает, и его заставят говорить с «лунной истеричкой». Никто как-то и не заметил, что Сейя остался фактически один. Принцесса говорила по телефону, Целитель спешно выскользнул вслед за Творцом и вот когда Оливия отвернулась, Сейя тихо выскользнул из комнаты и быстро взметнулся по лестнице на второй этаж. Он осторожно оглядывался, но Тайки поблизости не было, а бурчание Ятена было слышно откуда-то из гостиной. Сейя осторожно прошел по коридору и толкнул дверь в библиотеку. Яркий солнечный свет заливал помещение. Подсвечивал пыль на корешках книг и на полках. И этим только напоминал Сейе о его собственном одиночестве. О том, что Харуки нет рядом с ним. Она где-то рядом, слышит его, возможно, даже видит, но не приходит. Файтер прошел к одному из книжных шкафов и достал оттуда фотографию. Провел аккуратно пальцем по трещинам на стекле. Когда-то Харука разбила эту фотографию, они всё хотели заменить стекло, чтобы перед хозяином не оправдываться, да как-то руки не дошли. Но сейчас Сейя был этому рад. Потому что теперь это стекло было единственным доказательством того, что Харука Тено есть. Она существует. Он не придумал ее, и она не плод его воображения. Сейя прикрыл глаза. Да, Харука умерла. Но она все еще здесь. И теперь это стекло — единственное доказательство ее существования. Единственное, что у него осталось от нее. Она была рядом с ним. Была в реальности. Разговаривала, подшучивала, касалась… пыталась касаться. А теперь у него осталось только стекло. И больше ничего. Как никогда Сейя ощущал внутри растущую пустоту. Колючий клубок обиды, непонимания, тоски и одиночества. А ещё горечь. Такую горечь, что колом стояла в горле. И ничего с этим ты поделать не можешь. Ему хотелось спросить, за что она так с ним поступила, закричать на всю комнату, пытаясь дозваться до неё. Разбить вдребезги эту фотографию, на которой она такая счастливая и живая, но вместо этого Сейя аккуратно отломал себе осколок от стекла. — Сейя, — за спиной послышался голос принцессы. Очевидно, она встала на пороге и не стала проходить. Файтер не стал оборачиваться. — Сейя, — голос у принцессы был уставшим. — Помоги мне, пожалуйста. Нам стоит приготовить ужин. Воин не ответил. Смотрел на маленький осколок стекла в своей руке. Такой же маленький и хрупкий, как его душа. Все, что у него осталось от неё. У других остаются фотографии, книги, вещи. А у него только стекло. Единственное доказательство ее существования. Сейя поставил фотографию обратно на полочку, сунул руку с осколком в карман и направился вслед за принцессой. Он скучал по Харуке. И жить без нее ему не хотелось. *** Ятен стоял, нависнув над Сейей и, опершись руками на подлокотники кресла, грозно смотрел в лицо брата. Прямо вперивался, влезал под кожу, словно хотел вызнать что-то. Будто с вызовом глядел. Но не касался. — Ну что? — Ничего, — выдохнул он и отстранился. Отошел от брата и подошел к поджидавшему его у дверей Тайки. — Ничего не чувствуешь? — Вообще ничего, — покачал головой Ятен и потер ладонью лоб. — Никакой отрицательной энергетики. И мертвечиной в доме тоже не прет. Будто всё разом исчезло. — Но ты же понимаешь, что это невозможно? — спросил Тайки, будто уточняя, правильно ли он его понял. И перевел украдкой взгляд на Сейю. Тот сидел в кресле и с таким вызовом глядел на братьев, будто все, о чем он мечтал в данный момент — это пустить в них файербол. Хотя прекрасно знал и видел, как они сидели возле его постели день и ночь. А Ятен так вообще чуть вместе с ним на тот свет не отправился. Но одновременно… он выглядел таким отстраненным. Будто ничего его не касалось, ничего он не хотел, да и не нужно ему ничего было. Лишь бы отстали. Двоякое ощущение. — Понимаю. Особенно после того, что творилось здесь. Не может отрицательная энергетика исчезнуть в никуда. Но нет ничего такого в доме. Ни отрицательной энергетики, ни мертвечины, и от этого олуха, — он кивнул на Сейю. — Тоже ничем не прет. Они замолчали. Ятен углубился в воспоминания. Если быть точным, пытался вспомнить свои чувства, всё то, что он ощущал, пока вытаскивал его. И особенно — в тот момент, когда сказал, что оно отпустило его. Что он чувствовал тогда? Но проблема была в том, что тогда Ятен был не… совсем вменяемом состоянии, а потому — скрепя сердце, был вынужден признать — доверять этим своим словам он мог с трудом. Но все-таки… что это значит, оно отпустило его? Хоть убейся, Ятен не мог вспомнить ничего конкретного. Он помнил события, знал, что Оливия предпочла не его… на этой мысли Ятен поморщился, как будто лимон заглотил. Но и только. Это были знания. Не чувства. Сначала его воспоминания были довольно отчетливыми, но потом будто захлёбывались в агонии и оставались одни силуэты. В голове было все так смутно, смазано, какие-то нечеткие картинки, чьи-то слова на грани истерики, теплые ладони на его руках и жесткая, властная уверенность рядом. Тогда его держало лишь обещание. Зато в груди — это он помнит отчетливо — давящая и гулкая тишина. Которую еще называют могильной. Она давит на грудь, заставляя тебя лечь и больше не дышать. И света больше не видеть. А ещё он помнил облегчение внутри от того, что сдержал обещание. — Я обещал, что не отдам его ей… Ей… ей… стоп. Ей? Кому это… ей? — Ятен? — Целитель перевел взгляд на Творца. — А положительной энергетики ты тоже не чувствуешь? Ятен понимал, к чему клонит Тайки. Да, он не чувствовал положительной энергетики. Он до сих пор не чувствовал вообще ни-че-го. Потому что все себе выжег. Но признаваться в этом не хотелось. Потому что тогда он ощущал себя каким-то неполноценным. Будто ноги или руки лишили. Как слепой котенок, который тычется-тычется, пытается что-то сделать, а все такой же беспомощный. Наступишь и хребет сломаешь. Ятен не ответил, но Тайки и сам все понял. Произнес. — Пошли, Сейя, — посмотрел на брата и будто не хотя, пересиливая себя добавил. —Нужно ставить тебе уколы. Тайки не любил заниматься тем, в чем плохо разбирался. И Ятен это прекрасно знал. Но в данной ситуации делать это было больше некому. Творец вышел из комнаты, даже не убедившись, следует ли брат следом. Сейя повиновался не сразу. Сначала сидел в кресле. Не шевелился, будто ничего не замечал. Ятен сделал ядовито-приглашающий жест, и Сейя всё-таки раздраженно встал. Вальяжной, разваливающейся — даже несколько вызывающей походкой — прошел мимо, и Целителю пришлось посторониться, чтобы тот его случайно не задел. Ятен несколько минут подумал и направился следом. Он зашел на кухню, когда хмурый Тайки уже убирал со стола лекарства. Обогнул Творца и уселся на стул прямо перед Сейей, нагло уставившись тому в глаза. Это продолжалось минут пять. Ятен неотрывно пялился на Файтера, что бесило последнего. Он пытался пялиться в ответ, но раздражение и злость перевешивали, и Воин отводил глаза. Наконец, Сейя не выдержал. — И долго это будет продолжаться? — спросил он ядовито. — Чего тебе? — Да вот, — медленно, словно издеваясь, начал Ятен. Замолк, продолжив разглядывать его лицо. — Думаю, — снова молчание. Тайки понял, что Ятен доводил Сейю специально. Только пока не понимал, с какой целью. — Что случилось с моим братом. Не желаешь рассказать? — Нет, — резко ответил Сейя и поднялся, чтобы выйти. Это было не новостью. Что-либо рассказывать Сейя отказывался категорически. Ятен схватил его за руку. — Нет, Сейя, — сказал он уже серьезно. Без намёка на иронию. — Ты никуда не пойдешь, пока все не расскажешь. Файтер попытался убить его взглядом, но Ятен не впечатлился. — Могу еще принцессу привлечь для особой атмосферы, хочешь? — холодно добил он его. И руку не отпустил. Держал крепко и цепко. Кожа к коже удерживал. Сейя продолжал упрямо стоять. Смотрел своими сейчас почти черными глазами, а у самого желваки играли от желания его ударить. Ятен сделал приглашающий жест, и Файтер всё-таки сел. С неохотой, скривив лицо в раздражении, но подчинился. Целитель утер выступившую из носа кровь, поглядел на нее будто с удивлением, вытер руку о брюки и целиком повернулся к Сейе. Тайки вышел, чтобы не видеть, как тот добивает Файтера. Пусть делает, что задумал, раз уж взялся. Творец не знал, сколько они смогут вот так контролировать Сейю — именем принцессы. Конечно, то, что в брате остались какие-то крохи уважения к авторитету Оливии, успокаивало, но сколько они смогут это использовать — неясно. Тайки заметил, что пребывание в одном доме рядом с Сейей давалось тяжело им всем. Оно влияло и на них. И это было объяснимо. Они переживали о нем, волновались. Беспокоились. Не знали, что думать и как помочь. Не понимали, что будет дальше — страшились этого каждую минуту. И сходили с ума от этих мыслей. Жизнь в напряжении никого до добра не доводит. А от того и страшно было, что и они в определённый момент могут сорваться. Он видел, как Ятен украдкой утирал кровь после контакта с Сейей, и это не было для него новостью. Он знал, что принцесса утомилась и видел, как она погружается, порой, в свои тяжёлые думы. Наверняка, корила себя в чем-то. Он стал — Тайки заметил это и не отрицал — более грубым и раздражительным. Они устали. Эта нездоровая обстановка обходилась дорого им всем. Но на первом месте у каждого всё равно был Сейя. И раз уж покинуть планету они пока не могли, то, может, хоть Ятену удастся выпытать у Воина, в чем дело. Пока что достучаться до него они не могли. Файтер либо молчал на осторожные расспросы Оливии, губы поджимал упрямо, словно маленький ребенок. Либо взрывался. И последнее бывало чаще. Они боялись таких взрывов, ведь тогда Сейю придется успокаивать силой, а поступать так никому не хотелось. Потому и спрашивали аккуратно. Но вечность длится это не могло. Со стороны кухни послышался шум. Тайки вздохнул. Опять. Ни к чему это не привело. Взбешенный Сейя промчался мимо него, даже не заметив. Тайки хотел пойти за ним, чтобы вернуть, но был остановлен Ятеном. — Подожди, — проговорил он, придерживая Творца за плечо. — Не ходи. Посмотрим, куда он пойдет. Может, что выясним. Творец посмотрел на Целителя. Это было разумно. — Ты как, нормально? — обеспокоенно спросил он, намекая на кровь. Не стоило бы ему к Файтеру лезть. Не сейчас. Но по-другому Ятен не мог. — Нормально. — Он тебе врезал? — Тайки заметил его красную скулу. — Не так уж сильно, — отмахнулся тот. Все его мысли были только о Сейе. В прихожей оглушительно хлопнула дверь. Чувствовалось, что двинул ею Сейя от души. — Пошли, — скомандовал Ятен, хлопнув Творца по плечу. Они оба взяли куртки и вышли на улицу. За дверью их встретила метель. Мелкая такая, колючая, которая неприятно била по лицу. Братья ежились, шагая против ветра, их ботинки вязли в снегу, иногда они проваливались в сугробы просто по щиколотку. — Ты бы был аккуратней с этим, — Тайки не уточнил, но Ятен отлично понял, о чем идет речь. — Ты хочешь выяснить, я понимаю, но если еще и ты… — Не беспокойся. Я аккуратен. — Я не хочу сидеть возле твоей могилы. — Я знаю, Тай, — голос Ятена звучал серьезно. Без тени пренебрежения к своей жизни. Наверное, побывав в чужой шкуре, почувствовав, каково это — чуть не потерять близкого человека, когда сердце в конвульсиях заходится и руки трясутся, он стал больше ценить собственную жизнь. Потому что понял, как больно будет тому, кто тебя потеряет. — Ты не будешь. Я обещаю. Следы Сейи были хаотичными. Словно Файтер метался из стороны в сторону, бросался от одного места к другому, но почему-то постоянно возвращался. Что он пытался найти? Кого? — Вот он, я его вижу, — Тайки указал на высокую фигуру. — И без куртки, падла, — процедил Целитель. — Такое ощущение, что он даже не подумал об этом, — подметил Творец. — Ему все равно. Он… не понял? — Это и пугает, — ответил нахмурившийся Целитель. Сам он ежился, как и Творец, от резких порывов, прикрывал рукой глаза от метели и поднимал вверх ворот куртки, будто под нее попадал снег. Сейя же мчался навстречу своей цели без верхней одежды и обуви, прямо по сугробам. — Он ведет себя, как невменяемый. Снег стал глубже, и теперь Сейя брел в сугробах по колено. На нём не было ни сапог, ни куртки, лишь лёгкие джинсы и футболка. Ятен и Тайки с трудом пробирались за ним следом. — Куда он движется, я не могу понять, — Ятен щурился, наблюдая за Сейей, и пытался не упустить его из виду, чтобы не потерять в этой пурге. — Ятен, еще немного и он окоченеет, — Тайки тоже наблюдал за Файтером. Щурил глаза и тяжело дышал, стараясь не сломать ногу. Идти было тяжело. — Он уже весь синий. — Сейчас, еще немного, — ответил Ятен. Сейя привел их к озеру. К замерзшему, занесенному снегом и холодному. Он остановился возле дерева и жадно вглядывался в пустынный пейзаж. Будто пытался кого-то разглядеть. Будто еще немного, вот-вот и этот кто-то появится. Признаться, Ятен с Тайки и сами подобрались и ожидали, что этот кто-то выйдет. Такой надеждой от брата веяло. Но озеро оставалось пустым. Безлюдным. Мертвым. На нем никого не было. Сейя пнул снег. Он что-то кричал, что-то кому-то говорил. Кого-то звал. И сжимал кулаки от того, что его слова оставались без ответа. — Ты не слышишь, кого он зовет? — спросил Ятен, вслушиваясь и пытаясь хоть что-то уловить. — Нет, — пробормотал Тайки. — Слишком далеко. — Нужно подобраться поближе, — Ятен двинулся было вперед, но Тайки схватил его за рукав. — Ты что, заметит! — и замер неожиданно. — Подожди, кажется я… Ты обещала… ты обещала, — Творец разобрал последние слова, которые слишком громко выкрикнул Сейя и которые так и не смогла скрыть пурга. Повернулся к Целителю. — Что это значит: ты обещала? Кто Сейе что обещал? Ятену вспомнилось, как он тоже твердил в полубреду, что не отдаст ейбрата. Ей. Он, конечно, осторожно относился к собственным словам в таком состоянии, но… — Я, когда держал Сейю, тоже такое говорил, — глядя на Файтера, но будто не видя его и уставившись куда-то сквозь, проговорил Ятен. — Я сказал, что не отдам его ей, — он обернулся к Творцу. — Сейе обещала что-то девушка? Тайки нахмурился, припоминая. Ятен знал, что у брата отличная память на слова. Он помнит все, что скажут или даже упомянут в его присутствии. — Да, помню, — Тайки подтвердил его расплывчатые воспоминания. — Ты ещё сказал, что его иллюзии держат. И в могилу что-то утаскивает. — В могилу? — у Ятена на голове, как ему показалось, зашевелились волосы. Он, вроде и помнил это, но одновременно в таком тумане был, что верить в такое не хотелось. — В могилу. Так получилось, что они еще не обсуждали то, что произошло в больнице. Сначала Ятен, можно сказать, при смерти был, на волосок в этот раз прошел, столько дней кровью харкался, Сейя хоть и очнулся, едва языком шевелить мог. Тайки, что от усталости держался только на морально-волевых. Потому что надо. Так что не до этого им всем было. К тому же, у каждого там, в больнице, произошло нечто такое, о чем им было неприятно вспоминать. Та ситуация грубо содрала с них кожу, оставляя беззащитными и резко обнажая все углы. А потому обсуждать свои страхи, промахи не хотелось вдвойне. Потому и оттягивали. Ребячество, конечно, возможно, даже преступное, но это свойственно людям — избегать неприятных разговоров, особенно если они о тебе. Тайки до сих пор не по себе внутри, стыдно как-то, что Ятен умирал, пытаясь Сейю спасти, а он стоял и ничего — ничего — не делал. Это камень в его огород, и таких камней у каждого было предостаточно. — Если это так… — Ятен покосился на Файтера. Было далеко за минус, но Сейя этого не замечал. Он продолжал звать, отчаянно и упорно, хотя на километры вокруг никого не было. Он просто кричал в пустоту и, честно говоря, это пугало. — Подожди, — Тайки оборвал Ятена, подняв ладонь. — Кажется, я слышал… Рука… Рука… это имя? Ятен замер. Он хотел предположить, но тут Сейя обернулся. Ятен подумал, что они спалились, но брат смотрел только вниз. Он выглядел таким разбитым и потерянным, жалким даже, сказал бы Ятен, плелся, еле-еле передвигая ноги, что становилось понятно — ничего он не увидит. Даже если они подойдут вплотную. Он остановился возле дерева, резко повернулся и ударил кулаком по стволу. И еще раз, и еще. Сейя бил с яростью, скрипя зубами и разбивая костяшки в кровь. — Что он делает? — проговорил Тайки. — Не понимаю, — ответил Целитель. Сейя бил, не останавливаясь, будто хотел выместить на дереве всё: свою загубленную, но всё ещё тлеющую напрасно надежду, свою потерянность и усталость. Все, что накопилось в его душе. — Он же убьется… — в ужасе прошептал Тайки. Запал Сейи стих также неожиданно, как и появился, словно фитилек из груди вытащили. Он сжал кулаки и опустился на колени, оказываясь по пояс в снегу. Рвано как-то опустился, будто по ногам ударили. Сухожилия подрезали и стоять теперь больно. Сверху сыпал мелкий снег, резкие порывы трепали — или, правильнее сказать, даже рвали волосы — но Сейе было словно все равно. — Сука, — выругался Ятен. Они с Тайки среагировали мгновенно. Сорвались с места, подхватили брата за руки и рывком подняли. И так стало понятно, что их затея разузнать хоть что-нибудь потерпела крах. Они подхватили его за плечи и без лишних слов потащили в сторону дома. Неожиданно Сейя вырвался. — Подождите-подождите, там она… — он сделал несколько несмелых шагов в сторону озера и, не отрывая взгляда, указал пальцем. — Кто она, Сейя? — нахмурившись, спросил Творец. — Там она… она… — Сейя вцепился в рукав куртки Целителя. — Ты видишь? — и снова указал на озеро. — Сейя, — Ятен сказал, чуть помедлив. Но сказал спокойно. Твёрдо. — Там никого нет. — Нет? Но как же… я же видел… — Файтер снова сделал несколько неуверенных шагов. Со стороны казалось, что Сейя походил на умалишенного. Психически больного человека. Не понимал, что говорит, что видит, делает. Синие, чуть приоткрытые губы брата потрескались. На посеревшем лице отчетливо так залегли морщины. Сейя вновь повернулся к Ятену и тот заметил, что глаза у брата какие-то черные. Бездонные. Большие, словно у наркомана, зрачки, нездорово, безумно блестели. — Разве ты ее не видишь? — и словно сам в опровержение покачал головой. — Сейя, там никого нет. — Да как же… — Файтер снова посмотрел на озеро. В действительности, пустое и безлюдное. Руки как-то сами собой опустились. Только пальцами он продолжал цепляться за Ятена, как за спасительный якорь. По ледяной кромке мела пурга. — Ятен, — начал он. — Там ее нет, Сейя, — проговорил Целитель. — Там ее нет. Он видел, что Сейя всё же понимает, что на озере, безлюдном, в которое, словно в последней надежде, вглядывался брат, никого нет, но верить в это не хочет. Потому и подыграл, хотя априори не понимал кого это — ее. — Ее нет?.. — он шепчет, будто задыхается. Перебирает пересохшими губами, выдавливает звуки словно через преграду. Большой масляной пузырь застрял в горле. И слова его прозвучали даже не столько вопросительно, сколько обреченно. — Ее нет, — подтвердил Ятен. — Нет… — Сейя делает еще несколько шагов и снова опускается в снег. Потерянно и опустошённо продолжая глядеть на озеро. В этот раз Тайки и Ятен ждать не стали. Подхватили брата за плечи и потащили в дом. Сейя не сопротивлялся. Только продолжал беспомощно оглядываться на озеро. А они ничего и не говорили. Занесли — буквально приволокли — замерзшего Файтера в дом. Пинком ноги закрыли дверь. Сейя, словно ничего не соображая, медленно, будто ходячий труп, прошел вперед, оставляя за собой мокрые от ступней следы и слетавший с брюк снег. Братья спешно скидывали куртки и сапоги, не отрывая от него взглядов. Словно робот, Сейя прошел в гостиную. Остановился у окна. С этими синими губами, посеревшей кожей и черными глазами Сейя напоминал Ятену покойника. Опять. Сходство было настолько велико, что Целителю захотелось отодвинуться. По пояснице пробежал холодок ужаса. Воин обернулся. Заторможено оглядел гостиную, будто пытаясь понять, где находился. — Ее там нет, — так же невнятно проговорил он. — Ее там нет, — он повторял исключительно слова Целителя, говорил безэмоционально, убито, словно на автомате, что только добавляло сходства с покойником. Также заторможенно Сейя повернул голову и прошлепал — шаркая, едва передвигая ногами — к Целителю. Ятен усилием воли заставил себя стоять на месте. Не шелохнуться. — Представляешь, Ятен, — тут Сейя усмехнулся и уже как-то более осмысленно произнес. — Она не пришла, — он схватил его рубашку и, тряхнул, приближая к себе. — Почему она не пришла?! — это было сказано с такой отчаянной яростью, что Целителю на секунду показалось, что его ударят. Будто это его вина, и Сейя винит во всём этом исключительно его. Но брат опустил голову и, не выпуская из крепко сжатых пальцев ткань рубашки, убито повторил: — Почему? — из его глаз полились слезы. — Почему, Ятен! — выкрикнул он и уткнулся в плечо брата. — Почему… — плечи затряслись будто в конвульсиях. Послышались всхлипы, рыдания. Словно Сейя позволил, наконец, выплеснуть себе все, что накопилось. Его пальцы крепко стискивали рубашку брата. — Почему, Ятен… Ятен чувствовал, как плохо сейчас было брату. Он чувствовал, как в нем смешались тоска, ярость, одиночество, непонимание и обида. Это грызло Сейю, сводило с ума. Отравляло душу и мысли. Неловкими, медленными движениями — то ли опасаясь за собственную безопасность, то ли боясь ответной реакции — Ятен неуверенно опустил руки на его спину. И дрожащими движениями погладил. Похлопал, как бы успокаивая. Сейя продолжал плакать на плече Ятена, сжимая в руках его рубашку, словно потерянный ребенок, словно последний якорь, оплот в этом мире. Он выплескивал всю боль, что накопилась в нем, рассказывал брату — молчаливо, без слов — что в душе творилось все это время. Как ему больно, плохо. Что он отчаялся и не может найти дорогу в этом мире. Как и раньше рассказывает — открыто и доверительно. Делясь всем. Ятен обнял Сейю сам. Прижал к себе — открыто, смело, понимающе — как старый отец встречает непутевого блудного сына. Утешающе и поддерживающе гладит его по спине, пока на белую футболку Файтера капает красная кровь Целителя.