loquela tua manifestum te facit

Юнги проснулся где-то ближе к полудню. Хосок и Намджун к этому времени успели немного прибраться и расположить события в хронологическом порядке. Вспомнилось, конечно, не все, но некоторые моменты они запомнили. Рыжеволосый рассказал, что веселье началось с покера, в который они все, естественно, «умело» играли. По крайней мере ему показалось, что именно с этого момента началась бесовщина. После покера решили переключиться и стали играть в карты на раздевание, и на телефоне у Хосока есть куча компрометирующих фотографий белобрысого. Ещё, в галерее оказалось несколько видео, где они страдали ерундой. — Юнги, доброе утро. — Чон широко улыбается, усаживает друга на диван и пихает в руки чашку черного чая, — Как себя чувствуешь? — Хуево. — Мин хриплым голосом отвечает и выдавливает таблетки от головной боли, которые тут же запивает горячей жидкостью. — Хен, ты что-нибудь помнишь? — Ким кусает губы, заинтересовано смотря на приятеля. — Помню. Хосок, тебя нельзя пить. Запомни это. Присосался ко мне, как пиявка. — Юнги морщится, прокручивая кадры произошедшего, — Джун, скажи спасибо, что я оттащил его от тебя в его очередной порыв любви. Светловолосый облегчённо выдыхает и благо, что это остаётся незамеченным. Подозрения с себя можно снять. Ни в чем не виноват. Но все же ловит себя на мысли, что хотел бы оказаться «преступником». Медленно, с течением времени память возвращалась так же, как больным с амнезией — обрывками, которые тяжело сложить в общую картину, а некоторые детали так и останутся слепым пятном. Попытки начать собирать все части с самого начала они отложили. Вспышки в памяти кропотливо насаживались на нить. Она куски превращала в моменты, а моменты — в главы одной большой истории. Темноволосый узнал о том, что чуть не выбил дверь туалета ногой, потому что не мог её открыть и выйти оттуда. А ещё узнал, что за пару секунд до этого Хосок, решивший пойти за компанию и постоять у двери, заметив Намджуна, с пафосным видом завел руку за голову и локтем упёрся о стену, не менее пафосно сказав: «А мы писаем». Поржать в тот момент у белобрысого мозгов не хватило. Но сейчас он чуть ли не валяется на полу и пытается дышать, хоть и получается с трудом. Самое забавное, что об этом рассказывает он сам. И великий случай с долькой апельсина случился вновь. Как всем известно — история повторяется дважды. Они вновь смеялись до цветных пятен в глазах и боли в животе над этим дурацким звуком «пыщ», с которым ударяется о пол эта злосчастная долька, выпавшая изо рта Хо, который тогда на что-то бурно отреагировал. Джун расстёгивает две верхние пуговицы тёмно-синей клетчатой рубашки и чешет плечо, неосмотрительно открыв вид на ключицу, кожа на которой как будто впитала в себя краски художника, рисующего закат и море. Следы от зубов вырисовывали на «холсте» небесный диск. Наполненная кровью луна. Кровавая луна — символ зла, пророческий знак Апокалипсиса, предсказанный в Книге Откровения: “Потом я увидел, как Агнец снял шестую печать. Тогда вдруг произошло сильное землетрясение, и солнце стало черным, как рубище, а луна стала красной, как кровь. Небесные звёзды упали на землю, как незрелые смоквы падают с деревьев от сильного порыва ветра. Небо свернулось, как свиток, и все горы и острова были сдвинуты со своих мест”. — Воу, Хосок все же успел к тебе присосаться? Точнее вцепиться. — Мин поднимает бровь, невольно рассматривая ключицу. — Когда ты уходил на кухню за стаканами. — Чон решает спасти ситуацию после минутного молчания и улыбается слегка глупо, натянуто и нервно, боясь посмотреть в глаза приятелю, но не боясь встретиться глазами со взглядом светловолосого. Их секрет останется только их секретом. Ким лишь слабо кивает в знак благодарности и застёгивает пуговицы обратно. Сейчас стоит включить мозги и начать думать, иначе тайны вновь станут доступны для обозрения. Темноволосый усмехается, спокойно восприняв информацию. Даже если эти двое встречаются — его это не касается. — Я покурю. — он поднимается и уходит на кухню. На подоконнике лежат зажигалка и пачка сигарет. Костлявые пальцы вытаскивают никотиновую трубочку, а фильтр оказывается зажеван зубами. Щелчок. Нити серого дыма поднимаются вверх. Юнги смотрит на них и ему кажется, что его жизнь — тонкая серая нить. Намджун поднимается и похлопывает рыжеволосого по плечу, улыбаясь с благодарностью. Он уходит в спальню и заправляет постель. Тишина вновь заполняет квартиру. И мерзкий шум можно найти только в сердцах людей. Где-то в четыре часа по полудню Хосок уходит, сказав, что сегодня — рабочая смена в магазине. Мин тоже собирается: он переодевается в свою одежду и забирает рюкзак из спальни. Светловолосый упрашивает его остаться ещё хотя бы на часик, и тот соглашается, тут же ныряя в груду подушек на диване. — Ты рад? — откуда-то из недр дивана раздается хрипловатый голос. — Чему? — Джун ставит синюю кружку с кофе на стол. — Тому, что в институт не пошел. — брюнет раздражённо проговаривает слова. Все же не любит он объяснять очевидный смысл своих вопросов. — Конечно, рад. Какой идиот будет не рад? — долговязый стучит пальцами по керамике синего цвета, ногтями чертит по царапинам, которые, как карта жизни, расположились на сосуде. Он наполовину полон и наполовину пуст. Ответа на вопрос не последовало. Вскоре пепельница на журнальном столике вновь оказывается заполнена пеплом и окурками. Белая рубашка темноволосого вся пропахла потом и сигаретным дымом, подушечки пальцев впитали масла численных скуренных сигарет и слегка пожелтели. Локоны мешались, лезли в глаза, из-за чего их постоянно приходилось поправлять и зачесывать назад. Ким спросил насчёт того, будет ли он подстригаться, и получил положительный ответ. «Где-то на неделе», — хрипло отвечает Юнги, щелчком пальцев откатив монетку к другу. Они, любители идиотских занятий, катали злосчастную монетку по столу уже в который раз. Это может говорить либо об отсутствии фантазии, либо о наличии лишнего времени, либо об отсутствии мозгов. Так как лишнего времени в современном мире ни у кого нет, то это предположение можно отвергнуть, как и предположение об отсутствии мозга, к сожалению. А вот отсутствие фантазии в наше время не редкость. Прогресс подразумевает под собой следование определённым шаблонам поведения, совершенно исключая саморазвитие. Либо ты серая масса, которая поголовно думает одинаково и ведёт себя соответствующе, либо ты — изгой. Конечно же есть ещё «великие», которые, естественно, должны отличаться. Но такие «великие» имеют власть. А если ты иной и у тебя нет власти, то ничего не поделаешь. Таких вырезают в обществе. Они угроза. Революция — вирус, который развивается в голове у одного человека, а после передается окружающим зрительно-слуховым путем. А эти двое заражены, и Юнги, кажется, с рождения. Ну или не с рождения. В любом случае, они другие. Их собственное мнение заботливо копает им могилы. Друзья развлекают себя разговорами об институте, политике, шоу-бизнесе и искусстве. Белобрысый советует книги для прочтения и обрисовывает свои впечатления, а также кратко объясняет смысл произведений. — Читал «Посторонний»? Произведение Альбера Камю. — Мин хрипло спрашивает и кашляет, прикрыв рот тыльной стороной ладони. Он лениво потягивается на диване и обнимает одну из подушек. — Нет. Интересно? — Джун приподнимает бровь, смотря на друга. — Меня зацепило. — бесцеремонно отвечает темноволосый и поправляет челку в который раз, — Заставляет задуматься о том, кто ты в этом мире. А ещё мне нравится, что написано так легко и что ты действительно чувствуешь ту жару, которую описывает автор. Почему-то это окрыляет. Но потом ты осознаешь, наблюдаешь и все меняется. Мне было тяжело найти тот переломный момент, когда впечатление изменилось и мысли стали другими. — И кто ты в этом мире? — Ким заинтересовано смотрит и наклоняет голову на бок. — Посторонний. После ухода Юнги Намджун сел за ноутбук в поисках книги, которую тот посоветовал. Он не любил читать электронные издания, в отличие от друга. Светловолосому нравилось чувствовать страницы под пальцами, ему хотелось вдыхать аромат типографской краски и слышать шелест бумаги. Не так далеко от дома находится книжный магазин, в котором парень постоянный клиент. Вроде бы, там есть нужная книга. Ким натягивает джинсы и тёмно-синюю футболку, берет светло-серую спортивную кофту, которую потрепало время, а после покидает квартиру. В кабине лифта пахнет сигаретами. Казалось, что Юнги только что спустился и получится его догнать. Но зачем? И почему именно Мин? В какой момент он стал ассоциироваться с сигаретным дымом? Почему в первую очередь вспомнился именно темноволосый? Наверное потому, что он научил Джуна курить. Именно он познакомил с алкоголем, показал лазейки в заборах и законах. Не Бог и не Дьявол. Всего лишь человек, который помог снять розовые очки. Ким выходит на улицу. Душно. Весна в этом году слишком теплая. Сакура уже давно отцвела, и в городе не было тех нежных красок, которые обволакивали и запечатывали в короб лирического настроения. Улицы были наполнены духом жизни и желанием двигаться вперёд. Зелень на фоне бетона и асфальта давала какую-то надежду на счастливое будущее, мол: «Прорвемся». Долговязый в это мало верил, но ему хотелось довериться природе, потому что мать не обманет. Если только во благо. Не новая, потрёпанная временем и ветром вывеска встречала людей и находила посетителей среди толпы. Намджун был одним из таких. Колокольчик на двери предупреждал о новых покупателях. Знакомые стеллажи, полностью заполнены книгами по алфавиту. Джун здоровается с продавщицей, мягко улыбаясь. Почему-то она напоминала парню его маму. То ли взгляд был таким же умным, проницательным, то ли от неё тоже веяло этой добродушной аурой. — У вас есть книга Альбера Камю «Посторонний»? — парень облокачивается на высокую стойку, за которой сидит эта милая женщина. Он ерошит волосы и непроизвольно рассматривает её. — Подождите минуточку, пожалуйста. — бархатный голос ласкал слух. Тон почему-то ассоциировался с персиковым цветом или с нежно-розовым, как у лепестков сакуры. Жилистые пальцы стучали по кнопкам клавиатуры, чтобы найти информацию в электронной картотеке. Светловолосый вспомнил, как когда-то руки матери гладили его по голове. Расстояние — страшная штука. Он безумно скучает. — Такая книга есть в наличии. Вам принести её? — женский голос вырывает из воспоминаний на поверхность реальности. — Да, пожалуйста. — стук небольших каблучков завораживал, как и звучание метронома. Все ровно, четко и лаконично. Волосы цвета шоколада были собраны в аккуратный пучок на затылке. Она напоминала ему заведующую библиотеки из произведения Харуки Мураками «Кафка на пляже». Через пару минут парень уже оплатил покупку и отправился домой. Он привычно расположился на диване в гостиной. Целлофановая упаковка шуршала под пальцами. Ким откидывает её на журнальный столик и принимается за чтение. „Сегодня умерла мама. А может быть, вчера — не знаю. Я получил из богадельни телеграмму: «Мать скончалась. Похороны завтра. Искренне соболезнуем». Это ничего не говорит — может быть, вчера умерла“. Первые строки уже притягивали к себе. Текст легко читался. Казалось, будто ты слушаешь рассказ старого знакомого, сидя где-нибудь на террасе кафе на берегу Сены во Франции. Равнодушие тут же бросалось в глаза, но почему-то хотелось верить, защищать. Возможно это было из-за неопровержимой логики слов. Возможно из-за того, что хотелось дослушать историю и понять механизм мышления рассказчика. В любом случае, эта книга Намджуна затягивала. Строка за строкой, страница за страницей. Он читал не быстро, а вдумчиво, размышлял над поведением героя и над тем, как бы сам себя вел в такой ситуации. Почему-то защитить рассказчика все никак не получалось. Его равнодушие не находило ни одного серьезного доказательства невиновности. Весь мир был против него. Светловолосый чувствовал, как печет солнце в долине, где проходила процессия. Его голова тоже кружилась, кровь, действительно, стучала в висках, а в глазах и в мыслях все поплыло. Ему казалось, что он заточен в теле героя и наблюдает за всем происходящим его глазами. Вот только думает всё-таки по-своему, своим мозгом. Произведение, правда, было очень занимательным и интересным. Философские размышления всегда притягивали Юнги, и теперь стало понятно, почему он заговорил об этой книге. Он восторгался больше от размышлений, чем от самой истории, заключенной на бумажных страницах. Пиликанье телефона отвлекло от книги. Джун откладывает её на журнальный столик, положив между нужных страниц закладку и дотягивается до источника шума. Пришло новое сообщение, гласившее: «Хён, давай встретимся?»