Сезон охоты

      Открыв глаза, Корнелия никак не могла понять, что же её разбудило.       Перевернувшись на спину, она посмотрела в расписанный перьевыми облаками потолок и коротко вздохнула – сегодня был день её рождения. Она не ждала от сегодняшнего дня чего-то исключительного, сознательно отказавшись от шумного празднества, но всё же с самого вечера её не покидало чувство чего-то волшебного, что должно было непременно случиться.       Кто-то тихонько поскрёбся в дверь, и лишь теперь она догадалась, что этот звук и вырвал её из объятий Морфея.       - Открыто! – отозвалась она, садясь и поправляя сбившуюся пижамную рубашку.       В комнату сквозь щель между дверью и косяком заглянул Гарри.       - Привет, - улыбнулся он и на цыпочках прокрался в спальню, плотно закрыв за собой дверь. – С днём рождения, Корни.       - Спасибо… А ты что в такую рань? – не сдержалась она, и Гарри в ответ тихо фыркнул:       - Хотел поздравить тебя первым, конечно!       Жалостливо подняв брови, она сообщила:       - Терри успел раньше – он специально дожидался полуночи… Не расстраивайся, пожалуйста! – упросила она, когда Гарри заметно сник. – Он почти каждый год так делает, и я тоже. Гарри, ну что ты…       Тряхнув головой, он с улыбкой кивнул и, сев на край кровати, опустил на одеяло перед Корнелией какую-то цилиндрическую коробку.       - Что там? – полюбопытствовала она, теребя края державшей крышку ленты.       Смущённо почесав в затылке, Гарри объяснил:       - Я заметил, что ты не слишком любишь квиддич – и это несмотря на все твои успехи. Для меня, конечно, это странно, но я долго думал об этом и решил, что ты, как великий эстет, просто пока не оценила всю красоту порхающего снитча.       Выпалив всё это, он пожал плечами, не зная, что ещё прибавить. Удивлённо взмахнув ресницами, Корнелия пригладила волосы и вдруг испуганно ахнула – крышка чуть приметно дёрнулась вверх, будто кто-то толкнул её изнутри.       - Давай же, открой, - поторопил Гарри, ёрзая на месте от нетерпения.       Слегка подрагивающими пальцами Корнелия распустила нарядный бант и, помедлив мгновение, сняла крышку.       В ту же секунду из коробки, стрекоча крылышками, вырвались золотые снитчи – наверное, не меньше десятка. Сверкая в лучах солнца, они взвились под потолок, с чуть приметным свистом перемещаясь по комнате и кружа вокруг голов ребят.       Прижав ладони к губам, Корнелия наблюдала за мельтешащими золотыми мячиками, и их блеск отражался в её широко распахнутых глазах. Гарри уже начал подозревать, что сюрприз ей не понравился, как вдруг она бросилась вперёд, крепко обхватив его за шею.       - Спасибо… - прошептала она и, снова сев ровно, вдруг протянула руку и схватила ближайший к ней снитч. – Мерлин, где ты их взял?       - Фокусники не раскрывают своих секретов, - откликнулся Гарри с плохо скрываемым тщеславием и объяснил: - Здесь ровно по счёту – все снитчи, которые ты поймала за два года. Надеюсь, дальше их будет только больше.       Благодарно кивнув, Корнелия опустила глаза на мячик в её руках и вдруг окликнула:       - Гарри… Можно попросить тебя ещё кое о чём?       - О чём? – уточнил он, гадая, что же могло её так расстроить.       Смерив его взглядом из-под ресниц, она отпустила снитч порхать по комнате и призналась:       - Сегодня придёт Джеймс. Я… Я знаю, что для тебя это будет испытанием, - заверила она, стиснув руку Гарри в ладонях, - но я всё равно хотела бы попросить – хотя бы сегодня, хотя бы ради меня… Не мог бы ты поговорить с ним?       - Корни…       - Я знаю, - с готовностью кивнула она. – Это слишком сложно даже для желания в день рождения. Конечно, я не вправе заставлять тебя, но это – всё, чего бы мне хотелось. Ты можешь мне больше никогда ничего не дарить, - прибавила она со смешком, но в глазах у неё Гарри заметил блеск подкатывающих слёз. – Не только в день рождения, но и на Рождество, вообще никогда! Пожалуйста, Гарри… Я… Я очень за вас боюсь.       Коротко улыбнувшись, он протянул руки и прижал её голову к собственному плечу.       - Хорошо, - шепнул он. – Я с ним поговорю.       - Правда?       Она встрепенулась, повернув голову так, чтобы взглянуть ему в лицо, и Гарри усмехнулся тому, как недоверчиво она сощурилась, пытаясь высмотреть подлог.       - Правда-правда, - заверил он, пригладив ей волосы.       Внезапно дверь без стука приоткрылась, и в спальню вошёл Сириус. Смерив застывших дочь и крестника куда как понимающим взглядом, он хулигански улыбнулся:       - Ага, а вот и мой подарок от Санты! С днём рождения, лапочка, - прибавил он, наклоняясь и целуя дочку в лоб.       - Спасибо. Папочка, смотри, что мне Гарри подарил! – похвасталась она, взмахнув руками так, словно хотела охватить всю комнату.       Протянув руку к порхавшему перед его лицом снитчу, Сириус похвалил:       - Здорово, Гарри!       Польщённо кивнув, он вдруг понял, что даже в праздник крёстный выглядит немного грустным. Вспомнив, сколько всего свалилось на него в последнее время, Гарри невольно устыдился: его горе казалось ему самым страшным, но ведь и другие люди пострадали в ту ночь. Сириус потерял брата, а Мораг – отца… Насколько бы виноват ни был, его собственный отец пока что был жив.       - При чём тут Санта? – уточнил он, чтобы хоть как-то сгладить неловкость. – Вроде бы, для его подарков пока что рановато.       Сириус в ответ лишь покачал головой, вспоминая почему-то канун нового, восьмидесятого года. Хотя, положа руку на сердце, он точно знал, почему.       Проснувшись рождественским утром и не обнаружив Марлин в спальне, он спустился в зал на второй этаж, где раскинула ветви красавица-ель, почти полностью заслонив фамильный гобелен. Сидя на полу возле ёлки, Марлин осторожными пальцами перебирала шуршащую подарочную обёртку, обрывки которой покрывали ковёр – должно быть, Кикимер не успел убрать. Вчера гуляли допоздна, а эльф в последнее время что-то сдал – тяжело, наверное, в одиночку следить за таким огромным домом.       - С Рождеством, - окликнула Марлин, узнав его по шагам, и подняла голову. В свете рождественских свечей на еловых лапах она казалась совсем крошечной, почти болезненно-хрупкой.       - С Рождеством, родная, - отозвался Сириус и, подойдя ближе, сел рядом и обнял её за плечи. – Всё хорошо?       - Наверное, - хмыкнула она, опуская голову ему на плечо. – Просто так странно… Странно праздновать Рождество, когда кругом война.       - Я знаю. Но это ведь не повод лишать Терри ёлки, - напомнил он, и она взглянула на него с радостным недоумением – наверное, не ожидала, что он первый задумается о сыне.       - Да я и сам бы не отказался от пары-тройки подарков, - прибавил он, взяв из стоявшего на чайном столике блюдца имбирное печенье. – Может, комплексное обследование для мотоцикла…       Марлин расхохоталась, запрокинув голову.       - Сириус… - протянула она, качая головой с умилённой улыбкой. – Ты неисправим!       - Что? Нужно с уверенностью смотреть в будущее. На этом звере ещё мои внуки будут кататься, поверь мне, - подмигнул он и поднял голову на дробный топот, раздавшийся на лестнице.       Ворвавшийся в гостиную Терри, ещё в пижамке, бегло оглядел пойманных с поличным родителей и бросился к матери.       - С Рождеством! – запищал он. – Папочка, с Рождеством!       - С Рождеством, золотце, - улыбнулась Марлин, целуя сына в румяную щёчку. – Ты что так рано сегодня?       - Какой уж тут сон, - с усмешкой напомнил Сириус, - когда ещё не все подарки распакованы.       Внезапно Терри ахнул, зажав рот по-детски пухлыми ладошками.       - Папа, ну ты что сделал! – воскликнул он, вскакивая на ноги и вырывая у Сириуса из рук надкусанное печенье. – Это же для Санты угощение! Как он теперь моё желание исполнит, если ты всё слопал!       Сириус едва подавил желание расхохотаться в голос, но малыш выглядел таким оскорблённым, что он лишь кашлянул в кулак и, взяв сына на руки, уточнил:       - И что же это было за желание?       - Я ему сестрёнку загадать хотел, - поделился Терри, надув губы и глядя исключительно на то, что осталось от печенья. – А то у тёти Лили и дяди Джима будет малыш, а у нас – нет?       Коротко хмыкнув, Сириус поднял лукавые глаза на Марлин, которая отчего-то покраснела, и заметил:       - Думаю, мы справимся и без помощи Санты. Верно, мамочка?       - Не шути так, - одёрнула она, убирая стакан с молоком в сторону, чтобы не опрокинули, но он внезапно возразил:       - Я серьёзно.       Подняв на него глаза, Марлин недоверчиво нахмурилась, а после, вдруг изменившись в лице, растерянно прошептала:       - Ты что, хочешь ещё ребёнка?..       - Да. – Он запросто пожал плечами. – Почему бы и нет? Думаю, Терри расти в одиночестве будет скучновато.       - Ты же говорил, что много детей – это… как там? Ах да, - припомнила она и усмехнулась: - Безответственно.       - Во-первых, - откликнулся он, одной рукой придерживая Терри, и принялся загибать пальцы свободной ладони, - меня нельзя назвать образцом ответственности и благоразумия. Во-вторых, безответственно заводить собственную команду по квиддичу, не имея средств на её содержание, а уж мы, как ты заметила, не бедствуем. В-третьих, двое детей – это ещё не много. И в четвёртых, но в самых главных, это будет не просто ребёнок, а твой и мой, что сообщает ему некоторые привилегии.       Он взглянул на собственный кулак с отставленным большим пальцем, будто проверяя, все ли аргументы озвучил, и Марлин улыбнулась в ответ:       - А в-пятых?       - А в-пятых – я люблю тебя, маленькая, - откликнулся он и, потянувшись, коротко поцеловал её в губы. – И да, я хочу от тебя ещё детей – чем больше, тем лучше.       Тогда ещё никто не знал, что их идея о втором ребёнке обернётся для обоих самым большим кошмаром – и самым настоящим счастьем. И теперь, глядя в сияющие глаза дочери, Сириус понимал, что эти глаза стоят всех пережитых ужасов, и что он не жалеет ни о чём.       Ты стоила всего, лапочка. Всё будет хорошо. Папа не даст тебя в обиду.       Гости начали собираться ещё с полудня, но Гарри, безусловно обрадовавшийся приезду Люпинов и Уилла, всё же в напряжении ждал, когда появится отец. Уже не единожды он успел пожалеть о слове, данном Корнелии, но отступать было поздно, тем более что он сам понимал – им просто необходимо поговорить, к чему бы это ни привело.       Он пришёл лишь к четырём часам, в сопровождении Вэррон, выглядевшей отчего-то совсем не празднично. Она обняла Гарри, и он отметил, что она сильно похудела.       - Привет, родной, - шепнула она, легко поцеловав Гарри в щёку. – Мерлин, как же я по тебе соскучилась!       - Я тоже, Вэррон, - признался он и, скрепя сердце, пожал отцу руку. – Привет.       - Привет, Гарри, - отозвался Джеймс, глядя на сына так, что тот поспешил отвернуться.       Не заметившая этой пантомимы Вэррон обратилась к Сириусу:       - Можно с тобой переговорить? Это не займёт много времени.       Смерив её взглядом, Блэк кивнул и, коротко тронув протянутую руку Марлин, первым прошёл к лестнице.       - Это касается Слизнорта, - предупредила она, когда они поднялись на третий этаж и вошли в кабинет Вальбурги, который Сириус твёрдо решил переделать под себя – в комнатах отца и деда ему было откровенно некомфортно.       Оглянувшись на неё поверх плеча, он уточнил:       - Скримджер сказал, старик умер у тебя на руках? Жаль его, - признал он. – Я не испытывал к Слизнорту особой симпатии, но смерти я ему не желал никогда, тем более такой.       Вэррон кивнула, и выглядела при этом странно рассеянной, но Сириус не успел даже уточнить, в чём дело; запустив руку в карман платья, она вытащила крохотную колбу, наполненную чем-то молочно-белым, и продемонстрировала ему.       - Перед смертью профессор отдал мне это, - объявила она.       Протянув руку, он взвесил на ладони то, что осталось от зельевара. Загадочная субстанция мягко серебрилась в свете солнца, падавшем из окна – он догадался, что это воспоминания.       - Погоди-ка минутку…       Заклинанием заперев дверь, он подошёл к шкафу и, коснувшись палочкой резной дверцы, достал из сыроватых глубин обширную плоскую чашу, наполненную той же самой вязкой жидкостью, что и колба.       - Ты ведь понимаешь, что тебе грозит за хищение вещдоков с места преступления? – уточнил он, при помощи палочки укрепляя чашу на письменном столе. – Это омут памяти моего прадеда, Сириуса Блэка. Не думал, что он пригодится столько лет спустя… У тебя есть предположения о том, что там?       - Не знаю. – Вэррон коротко покачала головой. – Но Слизнорт, очевидно, очень хотел, чтобы эти воспоминания не пропали просто так.       Тронув пальцами мягко колыхавшуюся поверхность, Сириус откупорил колбу и вылил её содержимое в омут.       - Идём со мной, кукла, - поманил он и провалился под серебристую поверхность, приземлившись перед человеком, которого сразу узнал.       Сильно помолодевший Слизнорт с густыми, блестящими соломенными волосами и светло-рыжими усами сидел в уютном кресле с высокой спинкой, ноги его покоились на бархатном пуфике. В одной руке он держал винный бокальчик, другой перебирал в коробке засахаренные дольки ананаса. Вокруг сидело с полдюжины мальчиков и единственная девочка, взглянув на которую, Сириус ощутил, как его сердце пропустило удар.       Когда рядом с ним оказалась Вэррон, он бегло осмотрелся и понял, что они оказались в кабинете Слизнорта, хотя Сириус запомнил его немного другим – но он ведь и учился в Хогвартсе гораздо, гораздо позже.       - Сэр, а правда ли, что профессор Вилкост уходит в отставку? – спросил один из мальчиков. Без сомнений, он был красивее прочих, и вид имел наиболее непринужденный: откинувшись на спинку кресла, он положил руки на подлокотники кресла и, глядя на учителя, с холодным интересом ждал ответа.       - Том…Том, если бы я и знал это, то был бы не вправе сказать Вам, - ответил Слизнорт, укоризненно поводя покрытым сахарными крошками пальцем. Впрочем, впечатление, оставленное этим выговором, было отчасти подпорчено тем, что профессор тут же и подмигнул. – Должен признаться, я был бы не прочь выяснить, откуда Вы черпаете Ваши сведения, юноша. Вам известно больше, чем половине преподавателей.       Том улыбнулся, остальные мальчики рассмеялись, бросая на него восхищенные взгляды.       Совсем рядом кто-то презрительно фыркнул. Сириус оглянулся и увидел за письменным столом в другом конце класса ещё одного подростка, с красно-золотым галстуком на длинной шее. Болезненно-бледный и какой-то немного нескладный, он торопливо царапал пером по листу пергамента, но на написанное даже не смотрел. Сквозь упавшие на глаза чёрные волосы он недобро взирал на Тома и его дружков.       - Гарри, мой мальчик, Вы уже закончили? – елейно поинтересовался Слизнорт.       - Практически, сэр, - отозвался парень, почёсывая щёку кончиком пера, и вновь не смог сдержать усмешку.       - Если ты думаешь, что это смешно, Грэйволф, - отчеканила девушка, медленно качая красивой головой, так что обрамлявшие лицо чёрные локоны, выбившиеся из высокой причёски, мягко полоснули её по щекам, - боюсь, я сильно тебя разочарую. Хотя, конечно, твой юмор весьма специфичен – если судить по тем шуточкам, которые вы проворачиваете вместе с Поттером.       - Я и не ожидал, что ты поймёшь, Дорея, - откликнулся он, не поднимая глаз от пергамента.       Встретив такое явное пренебрежение, она промолчала и не ответила.       Сириус, который до настоящего момента лишь догадывался, кто перед ним, ощутимо вздрогнул и взглянул во вновь растерявшее краски лицо миссис Поттер. Точнее, тогда ещё мисс Блэк.       - Берегитесь, Гарри! – в шутку предостерёг Слизнорт, послав девушке по-отечески ласковый взгляд. – Юная Дорея виртуозно владеет проклятием призраков – надеюсь, несчастный Монтегю скоро придёт в себя. Что до вашей сверхъестественной способности узнавать то, чего Вам знать не положено, Том, - продолжал он, повернувшись к студенту, - равно как и до осмотрительной лести, с коей Вы обращаетесь к людям, от которых многое зависит... Кстати, спасибо за ананасы, Вы совершенно правы, это мое любимое лакомство. С уверенностью предрекаю Вам, что лет через двадцать Вы подниметесь до поста министра магии. Через пятнадцать, если так и будете присылать мне ананасы. У меня в Министерстве великолепные связи.       Том лишь улыбнулся, остальные мальчики загоготали.       - Не думаю, что политика – моё предназначение, сэр, - сказал он, когда утих смех. – Прежде всего, моё происхождение не из тех, какое необходимо для подобной деятельности.       - Это было бы интересно, - произнесла Дорея, складывая холёные руки на коленях. – Том Марволо Реддл – первый маглорождённый министр магии.       - Глупости, Том, - коротко отозвался Слизнорт, - яснее ясного, что Вы, с Вашими-то способностями, происходите из славного рода волшебников. Нет, Вы далеко пойдёте, Том – я в своих учениках никогда ещё не ошибался.       Без каких-либо опознавательных сигналов дверь в кабинет распахнулась, пропуская двух мальчишек в форменных мантиях Гриффиндора: одного темноволосого, другого – светло-русого, чуть пониже ростом и в очках.       - Профессор! – воскликнул очкарик. – Вы до каких же пор собираетесь терзать нашего собрата по разуму?       - Уже одиннадцать! – с улыбкой прибавил второй парень и подмигнул «собрату», который в ответ лишь ухмыльнулся – причём по его ухмылке сразу становилось понятно, кто в этой компании заводила.       Маленькие золотые часы, стоявшие на письменном столе Слизнорта, отзвенели одиннадцать.       - Батюшки мои, неужто так поздно? – удивился Слизнорт. – Благодарю вас, МакГонагалл, Поттер… Вам лучше идти, юноши, а то наживете неприятности. Мисс Блэк, рассчитываю на Ваше присутствие на праздновании моего дня рождения. Лестрейндж, я желаю получить от Вас завтра утром письменную работу, иначе мне придется оставить Вас после уроков. То же относится и к Вам, Эйвери.       Мальчики гуськом покидали комнату. От внимания Сириуса не укрылось, как Карлус Поттер почтительно посторонился, пропуская выходившую Дорею, и тут же пихнул под рёбра захихикавшего Малкольма МакГонагалл так, что у того чуть не слетели очки. Шедший следом за друзьями Гарри Грэйволф ласково хлопнул погрустневшего товарища по плечу и вышел из кабинета, плотно закрыв за собой дверь.       Воспоминание между тем и не думало обрываться, и Сириус вновь обернулся к профессору.       Слизнорт выбрался из кресла и перенёс пустой бокал на письменный стол, не замечая, что Том Реддл так и остался стоять посреди кабинета за его спиной.       - Живее, Том, - поторопил он, обернувшись. – Вы же не хотите, чтобы Вас в неположенное время застали вне спальни, Вы всё-таки староста…       Он помедлил, будто не решаясь заговорить, но всё же справился с собой и мягким, вкрадчивым тоном произнёс:       - Сэр, я хотел спросить Вас кое о чём.       - Так спрашивайте, мой мальчик, - подбодрил профессор, вновь усаживаясь в кресло и вытягивая ноги, - спрашивайте...       Заняв прежнее место напротив учителя, Реддл вновь помолчал, скользя рассеянными пальцами по швам обивки, но Сириус нутром чувствовал, что его небрежность напускная – о нет, он долго готовился к этому разговору, месяцами выжидал, подбирал подходящий момент.       - Я хотел бы знать, - произнёс он, чудесным образом соизмеряя тон, - что Вам известно о… о крестражах?       Слизнорт с любопытством уставился на него, поглаживая толстыми пальцами ножку бокала.       - Пишете самостоятельную работу по защите от Тёмных искусств, не так ли?       Оглянувшись на Вэррон, Сириус понял – она также прекрасно понимает, что к учёбе вопрос Реддла не имеет никакого отношения.       - Не совсем так, сэр, - ответил он. – Я наткнулся на этот термин, читая кое-что, и не вполне его понял.       - Вам пришлось бы приложить изрядные усилия, Том, чтобы найти книгу, содержащую подробные сведения о крестражах. Это материя очень тёмная, тёмная по-настоящему, - предупредил Слизнорт, распушив усы, однако любопытство Реддла это не удовлетворило.       - Но вам-то, разумеется, известно о них всё, сэр? – с надеждой переспросил он и, почтительно склонив темноволосую голову, прибавил: - Такой волшебник, как Вы… Простите, возможно, Вы не имеете права говорить об этом. Просто я понимаю, что если кто и способен о них рассказать…       Что и говорить, Реддл был мастером переговоров. Каждое колебание его голоса, каждый взмах длинных густых ресниц – всё было выверено до мелочей, так что Сириус был уверен, что нужную информацию он выведает. Ведь слишком много волшебников, которые были старше и опытнее, поверили его вкрадчивому шёпоту – что уж говорить о несмышлёных юнцах вроде Регулуса…       От всколыхнувшейся ненависти мир у него перед глазами покраснел, так что он едва не пропустил продолжение разговора.       - Ну что ж… - произнёс Слизнорт, не глядя на Реддла, но поигрывая ленточкой, украшавшей крышку коробки с засахаренными ананасами, - разумеется, если я предоставлю Вам сведения общего характера – просто ради истолкования этого термина… Никому не будет от этого вреда, верно? Крестраж – это материальный объект, в который человек прячет часть своей души.       - Но я не совсем понимаю, как это можно сделать, профессор, - признался Реддл и пожал плечами, словно расписываясь в собственном невежестве.       Задумчиво поворошив оставшиеся в коробке сладости, но не уделив им должно интереса, Слизнорт объяснил:       - Ну, видите ли… Гипотетически, волшебник раскалывает свою душу и прячет часть её в объект, находящийся вне его собственного тела. После этого, если на тело кто-либо нападёт или даже уничтожит его, хозяин крестража всё равно не сможет умереть, поскольку оторванная часть его души останется нетронутой и обеспечит продолжение его существования. Правда, существовать в подобной форме…       Слизнорт поморщился – кажется, даже думать о подобном уму было неприятно.       Реддл долго молчал. Казалось, он обдумывал, стоит ли игра свеч. А Сириус между тем уловил истинную причину, по которой Слизнорт так стремился передать воспоминание. Ай да профессор… Неужели Вы возомнили себя пособником тёмных сил? Наитемнейших, если уж точнее. Потому-то он и сбежал, обставив всё так, будто его уволокли силой, потому-то передовые отряды мракоборцев и не могли его разыскать почти полгода… Жаль, что от собственной совести сбежать невозможно.       - Но как же раскалывается душа? – между тем спросил Реддл.       - Что ж, - ответил Слизнорт, - Вы должны понимать, что душа мыслится как нечто неповрежденное, целостное… Расколоть её – значит совершить противное природе насилие.       - Но как его совершить?       - Посредством злого деяния, высшего деяния зла… Убийства, мистер Реддл, - прибавил он, видя непонимание на лице студента. – Убийство разрывает душу. Волшебник, задумавший создать крестраж, использует это увечье к собственной выгоде: он заключает оторванную часть души…       - Заключает? – быстро спросил Реддл. – Как?       - Для этого существует заклинание, - откликнулся Слизнорт и с нервным смешком прибавил прежде, чем прозвучал очередной вопрос: - Только не спрашивайте меня о нём, я его не знаю! Разве я похож на человека, который опробовал его?       - Нет, сэр, разумеется, нет, - поспешно сказал Реддл, вновь склоняя голову. – Простите, я не хотел Вас обидеть…       - Что Вы, какие обиды, - благодушно откликнулся Слизнорт. – Интерес к подобным вещам естественен… Для волшебников определенного калибра эта сторона магии всегда была притягательной.       - Да, сэр, - кивнул Реддл и вдруг задумчиво произнёс: - Я, правда, одного не понимаю… Много ли проку от одного-единственного крестража? Не лучше ли разделить душу на несколько частей? Например, семь – это ли не самое могучее магическое число?..       - Клянусь бородой Мерлина, Том! – возопил Слизнорт. – Семь! Неужели мысль об убийстве даже одного человека и без того недостаточно ужасна?       Теперь Слизнорт выглядел испуганным; он смотрел на Реддла так, словно никогда прежде его не видел, и Сириус ясно понимал – профессор уже сожалеет о том, что вообще ввязался в этот разговор.       - Конечно, - пробормотал он, тяжело отдуваясь, - наша беседа всего лишь гипотетична, не правда ли? Чисто научное…       - Да, сэр, - спокойно ответил Реддл и улыбнулся. – Разумеется.       Когда Сириус вновь очутился в доме на площади Гриммо, Вэррон выглядела настолько испуганной, что он долго не решался заговорить. Она нарушила молчание первой.       - Этот мальчик, - произнесла она, махнув рукой на мягко сияющий омут. – Том Реддл. Это ведь…       - Да. Это был Волдеморт, МакГонагалл.       Он опустился в кресло, откинувшись на спинку, и задумался о том, что на самом деле видел. Вроде бы простая беседа между учителем и учеником… Была бы простая, если бы речь не шла о Тёмном Лорде.       - Ты думаешь, он действительно это сделал? – окликнула Вэррон. – Создал крестражи…       - Не знаю, - честно ответил Сириус. – Но, похоже, Слизнорт так считал. Мерлинова борода, если это точно правда… Теперь-то понятно, почему он до сих пор жив!       - Погоди-погоди, - прервала она этот яростный поток, - но он ведь не жив. Он же умер. Невилл Лонгботтом его убил!       Взглянув на неё чуть ли не с жалостью, Сириус вздохнул и принялся объяснять:       - Вэррон, подумай о том, что ты видела. Ты слышала, о чём он говорил? Семь крестражей. Даже если в ту ночь, когда погибли Фрэнк и Алиса Лонгботтомы, была уничтожена одна из частей души Волдеморта, остаётся ещё минимум шесть – если только он не отступил от первоначального плана и не создал больше крестражей.       - Думаешь, нужно рассказать об этом Скримджеру? – тихо спросила она. – Или, может, Дамблдору…       - Нет, - отрезал Сириус, поднимаясь на ноги. – Рассказывать Дамблдору мы точно ничего не будем. Для начала я хочу кое-что разузнать. А теперь пойдём, - поторопил он. –У моей дочери день рождения, и я не хочу оставлять её одну.       Собственно говоря, Сириус совершенно зря беспокоился о Корнелии, поскольку уж от невнимания она никогда не страдала – во многом благодаря Антаресу и Гарри.       Забежав на кухню, чтобы удостовериться, что Кикимер уже укрепил на торте живые розы, Гарри застал там Джеймса – он и сам не заметил, как отец улизнул из наполненной людьми столовой. Несколько мгновений он так и простоял в дверях, не вполне уверенный, стоит ли входить, но, вовремя вспомнив об обещании, данном Корнелии утром, переступил через порог и обратился к сновавшему с тарелками домовику:       - Кикимер, торт для мисси Корнелии готов?       - Да, мастер Гарри, - с поклоном откликнулся домовик. – Красные розы на нижнем ярусе, розовые на среднем и кремовые на верхнем, вокруг коробки с феями.       - Отлично, - похвалил Гарри и, украдкой взглянув на окаменевшего отца, приказал: - Оставь нас на пару минут.       Вновь поклонившись, Кикимер исчез, и Поттеры остались вдвоём.       Скрестив руки на груди, Джеймс cнизу вверх взглянул на высившийся на столе торт – произведение кондитерского искусства из нежнейшего бисквита, суфле и взбитых сливок. По задумке Гарри, когда именинница разрежет торт, из укреплённой на самом верху коробки вылетят живые лесные феи – он знал почти наверняка, что Корни будет в восторге, и уже предвкушал её радость.       - Здорово придумано, - оценил Джеймс, поправив очки.       Рассеянно коснувшись пальцами собственной переносицы – никак не мог привыкнуть, Гарри благодарно кивнул:       - Спасибо. Ты… Как ты вообще?       Джеймс ответил ему немного удивлённым взглядом, но всё же откликнулся:       - Нормально, сынок.       Гарри отвёл глаза, потому что знал, что это ложь – отец сильно похудел, его щёки ввалились и посерели, а глаза за стёклами очков, казалось, утратили привычный блеск. Мимоходом Гарри подумал, что, должно быть, именно так он выглядел после похорон мамы, но странным образом эта мысль не принесла ему даже малой толики облегчения.       - А ты… - Джеймс взмахнул рукой, указывая то ли на его лицо, то ли на безукоризненно сидящую тёмно-синюю рубашку – выбор Корнелии. – Здорово выглядишь. Правда.       - Спасибо. Как подготовка к Чемпионату?       Джеймс неопределённо покачал ладонью в воздухе, а Гарри смотрел на него не отрываясь. Он только что совершил открытие – страшное, от которого мурашки пошли по коже, а руки отказывались служить. Он стоял достаточно близко, и теперь среди буйства чёрных волос у отца на виске виднелось что-то переливающееся на солнце. Сначала Гарри принял это за причудливую игру света, но потом с ужасом понял, что это седой волос.       - Пап, почему всё так?.. – прошептал он, едва совладав с голосом. – Ведь ты же мог противиться! Сириус говорит, Империусу можно противостоять!       - Это удаётся далеко не всем, - с горечью признал Джеймс, глядя ему в глаза. – Поверь, Гарри… Я никогда бы не причинил зла тебе или Лили.       - Умом я это понимаю. Но жить с такой правдой я не могу. Пока не могу… Прости.       - Тебе не за что просить прощения, сынок, - откликнулся Джеймс, жадно вглядываясь в его лицо.       Для всех, даже самых близких, они были похожи как две капли воды – слепок с лица друг друга, до самой крохотной чёрточки. И только сам Джеймс мог заметить то, что угодливо упускали чужие глаза: чуть менее острый кончик носа, припухлую будто от укуса верхнюю губу, по-лисьи приподнятые уголки глаз, причудливо отстоящую от челюстной кости мочку уха… Добрый десяток мелочей, в каждой из которых изо дня в день он видел Лили.       - Ты меня прости, - прошептал он. – Я не хотел, чтобы так вышло.       Пристально взглянув на него, Гарри кивнул, хотел ещё что-то сказать, но тут в горле у него булькнуло, и он опрометью бросился в коридор.